Граф М. В. Толстой Рассказы из истории Русской Церкви 27 страница

В Новгороде архиепископ Сергий, слабый духом и телом и нелюбимый народом, видел опасность, но не имел твердости действовать против нее [20]. Наконец, провидение дало Церкви Русской сильного поборника веры. На кафедру Новгородскую явился известный ученостью, а еще более ревностью к правде, мужественный, деятельный и твердый Геннадий [21]. Вскоре по прибытии к пастве он открыл существование тайного общества и донес о том великому князю и митрополиту, а сам приступил к розыску. Некоторые из еретиков были уличены в Москве и преданы казни. Со своей стороны, ревностный Геннадий, руководствуясь строгим указом государя, действовал успешно. В Новгороде еретики присмирели; одни покаялись, другие подверглись заточению.

Не так было в Москве: там ересь находила покровительство, с одной стороны, в лице Курицына, с другой - в новом митрополите Зосиме. Несмотря на то, по державной воле Иоанна в Москве 17 октября 1490 года открыт был Собор [22]. Допросили еретиков, обличили их, предали проклятию, некоторых сослали в заточение, других отправили в Новгород к святителю Геннадию, который, давно желая искоренить настоящее зло и страхом наказания предотвратить будущее, подверг еретиков всенародному позору [23].

По-видимому, лжеучение утихло, тем более, что и суд Божий карал богохульников [24], но втайне оно продолжало распространяться в Москве. Зосима не только потакал злу, но и наказывал смелых обличителей нечестия. Даже в самом Новгороде еретики употребляли во зло снисходительность святого Геннадия, исходатайствовали себе свободу лицемерным покаянием и разнесли свое нечестивое учение по многим городам и селам. Всеобщее ожидание кончины мира, оказавшееся напрасным [25], дало им повод с бесстыдной наглостью смеяться не только над ожиданием христиан, но и над самими догматами православия: "Если Христос есть Мессия, - говорили они, почему же не является Он в славе Своей по вашему ожиданию?" Ересь снова усилилась в Новгороде [26] с диким нечестием и страшными мерзостями разврата. Пламенный ревнитель Православия Геннадий призвал к себе на помощь преподобного Иосифа Волоколамского: они оба стали действовать решительно, несмотря на силу ереси при дворе. Хотя митрополит Зосима принужден был в 1494 году оставить кафедру, но для искоренения зла нужно было участие целой Церкви Русской, нужен был новый Собор, который и был созван державным Иоанном в 1503 году. В числе заседавших на Соборе был и игумен Волоколамский; он требовал казни еретиков. Обвиняемые были столь дерзки, что решились открыто защищать свое учение. Но пламенное, проникнутое силой Слова Божия и Писаний Отцов Церкви слово Иосифа по всем пунктам обличало и опровергало их; важнейшие из еретиков, наконец, были осуждены на смерть и всенародно сожжены в клетке; другим резали языки, иных заключали в темницу. Осужденные хотели было спасти себя лицемерным раскаянием, но Иосиф утверждал, что притворство, под страхом наказаний не есть раскаяние истинное, и еретики не избегли строгости гражданского суда. Так, по крайней мере внешне, кончились успехи ереси, которая распространяясь тайно, свирепствовала долго и сильно [27].

Мы изложили ход жидовской ереси в Русской Церкви, но не сказали еще ни слова о сущности лжеучения еретиков, известных под именем жидовствующих. По соборному дознанию 1503 года они: 1) отвергали воплощение Сына Божия; 2) не верили воскресению Иисуса Христа и вообще воскресению мертвых; 3) не чтили Богоматери, угодников Божиих, икон и мощей; 4) не признавали Святой Евхаристии и прочих Таинств; 5) держались более Ветхого Завета, нежели Нового, празднуя Пасху по Иудейскому календарю; 6) не соблюдали постов, отвергали монашество и предавались явному разврату.

Происхождение ереси из Литвы ясно указывает на то, что начало ее нужно искать в брожении идей рационализма, распространенных на Западе задолго до времен Лютеровой реформы и даже до появления Социнианства [28]. Жидовский элемент был внесен в учение ереси, по всей вероятности, самим Схарией или людьми, пришедшими с ним в Новгород, потому что они сами были евреями.

Весьма болезненно было для Церкви Русской появление в недрах ее такой новой, совершенно противной христианству ереси. Но в то же время отрадой и славой Церкви были два ревностных деятеля: неутомимый в подвигах святой архиепископ Геннадий [29] и искренно благочестивый учитель чистой веры преподобный Иосиф Волоколамский [30].

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Может быть, некоторым читателям покажется, что в этом рассказе слишком много событий государственных, а не чисто церковных. Но нужно заметить, что, с одной стороны, краткое изложение этих происшествий необходимо для связи рассказа, а с другой - такие события, как освобождение Руси от татар, соединение уделов в одно великое государство, водворение самодержавия, не могли остаться без значительного и постоянного влияния на судьбы Православной Церкви.

[2] Мощи святого архиепископа Феофила почивают в Феодосиевой пещере Киевской Лавры. Обстоятельства его заточения и поездки в Киев написаны на доске, закрывавшей мощи блаженного святителя. (Русские святые, август, с. 109).

[3] Иоанн был женат в первом браке на Марии Борисовне, княжне Тверской, и имел от нее старшего сына и соправителя - Иоанна, прозванного Младым, в отличие от отца.

[4] Знаменитое послание Вассиана находится в летописи Синодальной библиотеки, № 365, л. 487. Оно же помещено в Степенной книге, II, 140.

[5] История Карамзина VI, примеч. 233 и 238. Современники называли реку Угру "поясом Богоматери", охраняющим Московские владения. Река Угра протекает в нынешней Калужской губернии. В 1502 году союзник Иоанна, крымский хан Менгли-Гирей разрушил остатки Большой Орды, прогнал хана в степи Ногайские и торжественно известил Иоанна, что Большая Орда уже не существует.

[6] Верейский удел Иоанн присвоил себе грамотой, а остальную часть удела Ростовского купил. Князья Ярославские, давно уже зависевшие от Москвы, добровольно отреклись от наследственных прав своих. Не упоминаем о других менее важных уделах.

[7] Шурин Иоаннов, Михаил Борисович, носивший титул великого князя Тверского, принужден был бежать в Литву. Там же нашли убежище многие из князей, лишенных уделов. Другие сделались слугами государя Московского.

[8] Псков, хотя вполне покорный Иоанну, сохранил свое вече и другие принадлежности самобытной общины. Замечательно, что, называясь младшим братом Новгорода, Псков не осмелился ослушаться Иоанна и выслал ему свои дружины для покорения великого вольного города.

[9] В Рязани княжил тогда Василий Иванович, женатый на Анне, любимой сестре державного великого князя Иоанна.

[10] "София желала иметь сына и с молитвой о сем предприняла путешествие из Москвы в обитель преподобного Сергия пешком. Прошед подмонастырское село Клементьево и спускаясь под гору к самой обители, нечаянно увидела она идущего ей навстречу священнолепного инока, видом подобного изображению преподобного Сергия. Он имел в руках своих младенца и, приближаясь, внезапно положил его в недра великой княгине. Она вострепетала и упала бы, если бы не была поддержана бывшими с ней женами вельмож. Села и стала искать у себя в пазухе, но ничего не нашла. Тогда уразумела она, что то было посещение преподобного Сергия, укрепилась и с упованием принесла она в обители свою молитву. После сего зачала она и родила сына Василия" (Черты жития преподобного Сергия после смерти, с. 57).

[11] Это был первый опыт венчания на царство в Москве. На юного великого князя Димитрия возложены были дедом бармы и венец Мономахов, но о помазании святым миром не упоминается (Ист. Карамзина VI, 172).

[12] Многие православные князья из рода Рюрика и Гедимина, не стерпев гонения на православную веру, предались Московскому государству вместе со своими владениями. Так, в состав державы Иоанновой поступили: Масальск, Серпейск, Мценск, Рыльск, Стародуб, Чернигов и другие города, которые при заключении мира (уже по кончине Иоанна) остались в составе Московского государства. Замечательно, что в числе этих князей были потомки непримиримых врагов государя Московского: сын князя Ивана Андреевича Можайского - Симеон и внук Шемяки - Василий. Оба они владели наследственно целыми областями в южной России, дарованными отцам их Казимиром; оба были верными присяжниками короля Александра, пока он не вздумал обращать князей и народ в латинство. Так безрассудство поборников папизма послужило к распространению южных пределов Московской державы.

[13] Впрочем, Иоанн писался царем в сношениях с иностранными государями, и они в своих грамотах величали его титулами: Kaiser, Imperator.

[14] Иоанн вызвал из Италии знаменитого зодчего Аристотеля Фиораванти, который построил вновь Московские соборные храмы: Успенский (освящен в 1479 г.) и Благовещенский. Другой зодчий, миланец Алевиз, был строителем Архангельского собора и нового дворца великокняжеского (теремного) подле огромной палаты (Грановитой), основанной Марком Фрязиным. Иностранными же художниками воздвигнуты башни кремлевские: Тайницкая, Боровицкая, Константино-Еленинская и другие. Фиораванти и другие итальянцы чеканили для Иоанна монету, лили пушки и колокола.

[15] О частых Соборах того времени святой Геннадий Новгородский писал к митрополиту: "Поелику повелено нам каждый год съезжаться к тебе, нашему отцу: то да учинишь на Собор с ними, твоими детьми и сослужебниками, исправление дел недоразумеваемых". К сожалению, этот обычай, столько полезный для дел церковных, в позднейшее время вышел из употребления. Как бы полезно было и в наше, скудное верой, время, если б архипастыри собирались по временам к одному из старейших святителей для совещания о потребностях Церкви.

[16] Блаженный Паисий Ярославов, постриженник Спасокаменский, старец Кириллова монастыря потом игумен Сергиевой лавры, отказавшийся от престола митрополии, почил в той обители, где принял иночество. Он был наставником одного из великих отцов Русской Церкви, преподобного Нила Сорского, и других подвижников и занимал первое место в числе пустынных старцев, считавших неполезным для монастырей обладание селами.

[17] Иосиф говорил на Соборе: "Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку пострищися? И аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию, или архиепископа, или епископа на всякие честные власти" (Прибавления к Творениям Отцов Церкви, 1851, с. 505).

[18] Митрополит Феодосий, оставив кафедру в 1465 году, окончил жизнь свою строгим подвижником в келье Чудова монастыря. Там он взял старика, покрытого ранами, сам служил ему и обмывал раны его до конца своей жизни. Преемник его, митрополит Филипп I, был также пастырь ревностный и просвещенный: когда легат папский, сопровождавший в Москву невесту великого князя Софию, хотел иметь торжественный въезд в Москву с преднесением большого серебряного креста, блаженный святитель Филипп объявил Иоанну: "Если легат въедет с крыжом в одни ворота, то я, отец ваш, выеду в другие; кто честит чужую веру, тот унижает свою". И легату велено было спрятать крыж. Филипп преставился в 1473 году и вписан в старинных рукописных святцах в числе святых.

[19] Георгий Скрипица, Ростовский священник, представил Собору весьма основательное письменное возражение против распоряжения о вдовых священниках. "Пусть, - писал он, - подвергаются запрещению те, которые не хранят чистоты вдовства своего. Зачем же без вины отлучать прочих, и без того уже тяжко наказанных судом Божиим? Справедливо ли, что вдовый священник, постригшись, служит не только в монастыре, но и в городах и в селениях, а тот же священник, если не постригся, не может служить ни в пустыне, ни в городе, ни в селе?" Послание Георгия напечатано в Чтениях Общества Истории и Древностей Российских 1847 года.

[20] Сергий, бывший архимандрит Чудовский, первый владыка, присланный в Новгород из Москвы по низложении блаженного Феофила пробыл на кафедре Софийской не более одного года.

[21] Геннадий, по прозванию Гонзов, ученик преподобного Савватия Соловецкого, "муж (по отзыву Степенной книги) сановитый, мудрый, добродетельный и сведущий в Писании", был в 1480 году архимандритом московского Чудова монастыря. Там заложил он каменный храм в честь святителя Алексия.

[22] На этом Соборе были святители: Тихон Ростовский, Нифонт Суздальский, Симеон Рязанский, Вассиан Тверской, Прохор Сарский и Филофей Пермский. Председательствовал митрополит Зосима, тайный злоумышленник еретиков. Вместо великого князя присутствовал на Соборе сын и наследник его Василий Иванович.

[23] Присланных из Москвы еретиков он велел посадить на коней, лицом к хвосту, в вывороченных тулупах, в шлемах берестовых, остроконечных, с мочальными кистями, с венчиками из сена и соломы и с надписью: "Се есть сатанино воинство". В таком виде возили их по улицам, проходящие плевали им в глаза и говорили: "Се враги Божии, хульники Христа!"

[24] Дионисий впал в сумасшествие и кричал на разные голоса и умер скоропостижно; протопоп Алексий, чернец Захар и дьяк Истома погибли мучительной смертью.

[25] Мы упоминали еще прежде, что при окончании седьмого тысячелетия от сотворения мира (по греческому летосчислению) были ожидания кончины мира. Когда в 1408 году окончился миротворный круг, то решились продолжать пасхальное счисление не на 532 года (как бы следовало для полного миротворного круга), а только на 84 года, т. е. до 1492 года от Рождества Христова, или 7000 года от сотворения мира. Наконец этот роковой год наступил и миновал благополучно; только еретикам открылись новые средства против поборников истины. Святой Геннадий, по соборному определению в 1492 году, составил пасхальные числа на 70 лет восьмой тысячи и написал "коловратный ключ пасхальный на 532 года", при котором не только в целой тысяче лет, но и далее можно находить пасхальное число того и другого года. Он разослал по своей пастве вместе с пасхалией окружное послание с той главной мыслью, что о дне и часе пришествия Христова не предоставлено знать людям, а потому преступно и толковать о том.

[26] В это время предводителем еретиков в Новгороде был Юрьевский архимандрит Кассиан, столько же дерзкий, сколько и развратный еретик. Присланный на это место из Москвы по ходатайству дьяка Феодора Курицына и надеясь на защиту своего сильного покровителя, он собирал к себе разбежавшихся из Новгорода еретиков, несмотря на противодействие местного владыки.

[27] Сохранился отрывок из позднейшего послания преподобного Иосифа к великому князю Василию Ивановичу о том, "еже еретика руками убить или молитвой едино есть". Это послание вызвало строгое письменное осуждение мыслям Иосифа со стороны Заволжских иноков, старцев Кириллова и других монастырей; они убеждали в необходимости милосердия к заблуждающимся и в неуместности крутых уголовных мер в деле веры, хотя казни последовали не по соборному определению, а по воле великого князя (Древняя Русская Вивлиофика, XVI, 423 и 424). Иосиф отвечал посланием (рукопись Московской Духовной Академии, № 171). Видно, что некоторые, освободясь от казни лицемерным раскаянием, остались с ложными мыслями. Смертный приговор еретикам (в числе сожженных были дьяк Курицын и архимандрит Кассиан) долго возбуждал против себя жалобы; но лжеучители, обузданные страхом казни, не смели уже распространять ереси.

[28] В Западной Европе еще в XIII столетии было общество еретиков, называвшихся образованными (circumcisi). Около половины того же столетия образовалась в Лангобардии секта Пассажиров (Passagieri). Сущность учения их состояла в том, что они не принимали Таинства Святой Троицы в таком смысле, в каком принимает его Православная Церковь. Пассажиры отвергали также равенство Сына Божия и Святого Духа Богу Отцу; сверх того держались закона Моисеева, соблюдали обрезание и другие обряды иудейской религии (Рассуждение о ересях и расколах в Русской Церкви Н.А.Руднева, с. 139). Впрочем, в нашей жидовской ереси действовали и природные жиды.

[29] Святой Геннадий был вскоре оклеветан пред великим князем Василием и в 1504 году, вызванный в Москву, подал грамоту, которою отказался от управления епархией и местом уединения избрал себе Чудов монастырь. Здесь он предал дух свой Господу 3 декабря 1505 года; честное тело его погребено в правом предалтарии Михайловского храма, в той самой могиле, где покоились мощи святого митрополита Алексия до перенесения их в новый, посвященный ему храм.

[30] О письменных трудах преподобного Иосифа Волоколамского мы будем говорить в следующей главе.

ГЛАВА IV

Ревность о Православии и просвещении в южнорусской митрополии. - Собор в Вильне. - Священномученик Макарий, митрополит Киевский. - Упадок образования в северной Руси. - Обители иноческие. - Рассадники духовного просвещения. - Библия, собранная святителем Геннадием. - Жизнь и писания преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского. - Свет Христов на крайнем Севере: преподобный Евфимий Карельский и первоначальники Соловецкие: Савватий, Герман и Зосима.

Обозрение достославного царствования Иоанна III отвлекло нас от дел южной митрополии, о которых мы почти не упоминали с того времени, когда Православная Русская Церковь по преставлении святителя Ионы окончательно разделилась на две половины под управлением двух отдельных иерархов.

Чистота веры и ревность к православию сохранялись в юго-западной Руси иноверной властью, несмотря на козни папизма. Мы видели, что гонение, воздвигнутое в Литве на Православие, послужило во вред самим гонителям: слабый великий князь Александр за послабление фанатизму принужден был уступить Москве свои восточные владения до Днепра. Хотя папа со времени Флорентийского Собора считал себя законным распорядителем Церкви не только на западе, но и на востоке, но уния не распространялась в Литовской Руси, несмотря на то, что ученик отступника Исидора Григорий долго занимал первосвятительскую кафедру Киева [1]. Преемниками его были архипастыри православные, избираемые своими епископами с утверждения Патриарха Константинопольского. Несмотря на скудость сведений об этом времени, мы часто встречаем указания на сношение их с Константинополем и никакого намека на сношение с Римом [2].

Живое и общее стремление к наукам, пробудившееся в Европе, отразилось и на западной Руси. Некоторые из дворян православных еще в XV веке слушали уроки в Краковской академии, в Праге и других местах. Необходимость охранения чистой веры предков от покушения папы заставила умножать свои собственные училища. А для размножения православных богослужебных книг и сохранения их от злонамеренных повреждений послужили типографии в Кракове, Вильне и других местах, учрежденные вскоре по изобретении книгопечатания [3].

Блистательным памятником заботливости южных пастырей о лучшем управлении Церковью Христовой служит Виленский Собор 1509 года. На нем составлены были правила благоразумные, твердые, достойные Восточного Православия. Изобразив печальное состояние южной своей Церкви, Собор постановил: 1) Никого не допускать до подкупа для получения сана епископского и епископа, поставляющего в священство за деньги, лишать власти. 2) Не поставлять в священство людей чужой епархии. 3) Поставлять в священство людей достойных, одобренных судом духовника. Если бы и сам государь прислал недостойного, то всем епископам с митрополитом, явясь к государю, объявить недостоинство того и ни за что не посвящать. 4) Отлучать от священства тех, кто, скрыв свое поведение пред духовником, обнаружат в жизни свое недостоинство. 5) Не допускать до священнодействия тех священников и иночествующих, которые являются без увольнительной грамоты. 6) Не допускать к служению и вдовых священников, пока не поступят в монашество. 7) Священников и игуменов без вины не лишать церквей их. 8) "Если князь или боярин отнимет церковь у священника без вины и свидетельства святительского, то не давать другого священника, пока не оказана будет справедливость невинно обиженному". 9) Князь или боярин может оставлять церковь без священника не долее, как на три месяца; по прошествии срока сего посылать священника по усмотрению епископа. 10) Не отнимать имений у церквей. 11) Священник, священствующий только по воле князя или боярина, но без благословения святителя, лишается сана. 12) Также поступать с игуменами и иеромонахами, произвольно удаляющимися из обители. 13) Епископам не принимать на себя мирских дел и не уклоняться от Соборов за недосугами. Наконец, 14) "Если государь или бояре или другая власть пришлют за митрополитом или епископом по какому-либо из постановленных и утвержденных теперь правил, желая нарушить заповедь, положенную по правилам апостольским, и выполнить свою волю, то никому на то не осмеливаться, а всем немедленно съехаться к митрополиту, каждому на свой счет, смиренно просить государя и твердо стоять, дабы не был нарушен закон, положенный и утвержденный по правилам Божиим, апостольским и отеческим" [4].

Эти определения писаны, как очевидно, под влиянием особенной осторожности и внимания к влиянию иноверной гражданской власти; они поставлены, таким образом, в главное руководство для управления Православной Церковью среди козней папизма.

Южная Русь много страдала от набегов крымских татар; они несколько раз опустошали юг, убивали или уводили в плен христиан, грабили и жгли храмы. Особенно поражен был юг глубокой скорбью, когда татары, сделав внезапный набег, умертвили митрополита Макария [5], мужа святой жизни и пастыря ревностного (1 мая 1497 г.). Макарий отправился из Вильны в Киев с тем, чтобы заняться исправлением дел, расстроенных нападениями тех же татар, преимущественно же возобновлением Софийского храма; татары нагнали его в селе Скрыголове на реке Бчичи за 5 миль от Мозыря. Современный летописец, знавший жизнь Макария, оплакивает смерть, его как наказание за грехи паствы, но вместе видит в ней залог наград за его святую ревность. И он не ошибся: мощи Макария прославлены нетлением, как мощи священномученика [6].

В северной Руси, или государстве Московском, усердие к вере и отвращение от всего неправославного были так же живы и искренни, как и на юго-западе Русской земли, хотя образование не только мирян, но и клира находилось тогда в жалком положении. В XIV веке, даже в начале XV еще были (особенно в Новгороде, в Москве и других городах) училища для первоначального обучения грамоте, чтению, письму и церковному пению под руководством местных священнослужителей [7], но к концу XV столетия невежество стало усиливаться. Как печальна картина, представленная блаженным архиепископом Геннадием, богомудрым ревнителем просвещения! "Вот, - пишет он митрополиту, - приводят ко мне мужика для поставления в священный сан: я приказываю дать ему читать апостол, а он ступить не умеет; приказываю дать ему псалтырь, а он и по той едва бредет. Я отказываю ему, и на меня жалобы: "Земля, господине, такова; не может добыть, кто бы умел грамоте". Вот и обругал всю землю, будто нет человека на земле, кого бы ставить в священство! Бьют мне челом: "Пожалуй, господине, вели учить". Приказываю учить ектению, а он и к слову пристать не может; ты говоришь ему то, а он другое. Приказываю учить азбуку, а они, немного поучившись азбуке, просятся прочь, не хотят учить ее. А у меня духа недостает ставить неучей в священники. Мужики-невежи учат ребят грамоте и только портят, а между тем за ученье вечерни принеси мастеру кашу да гривну денег, за утреню - то же или и больше; за часы особо... А отойдет от мастера, и ничего не умеет, едва-едва бредет по книге; а церковного порядка вовсе не знает". Вот как готовили к сану учителей Церкви! Вот каковы были познания будущих наставников народа! Святитель Геннадий молил великого князя и митрополита об учреждении первоначальных училищ, но не видно, чтобы желания его были исполнены [8].

Не было в храмах живой изустной проповеди Слова Божия: она, по необходимости, заменялась уставными чтениями из древних учителей Церкви. Люди неграмотные, составляющие огромное большинство народа, не могли освободиться от суеверия и ложных толкований, потому что поучения, писанные для древнего времени или другой страны, переведенные неясным языком и читаемые в церкви без всякого изъяснения, были для них совершенно невразумительны. Такое невежество народа открывало к нему свободный доступ всем учителям лжи, всем святителям ересей и расколов. Пагубные плоды такого посева увидим в последующее время.

Только смиренные обители иноческие продолжали распространять просвещение духовное по Русской земле; в них по-прежнему духовный опыт объяснял подвижникам тайны веры и благочестия; примеры святой жизни разливали свет и жизнь на современников. Во многих обителях списывали отеческие сочинения, заносили в летописи события современные, писали жития угодников Божиих.

Памятником пастырской заботливости святого владыки Новгородского Геннадия сохранился составленный им полный список Библии [9]. При этом он желал не только доставить православным возможность читать Священное Писание, необходимое для всех и почти никому недоступное [10], но и оградить простодушных от обольщений еретиков, которые выдавали подложные и баснословные сочинения за книги священные.

Другим знаменитым ревнителем и тружеником духовного просвещения был преподобный Иосиф, Волоцкий чудотворец. Уроженец Волока-Ламского он исходил из дворянского рода Саниных. Ученик опытного наставника, преподобного Пафнутия Боровского, Иосиф наследовал ему по желанию братии управление монастырем. Как пламенный приверженец общежительного жития, он предлагал братии ввести в обитель чин общежития, и когда предложение не было принято, тайно ушел на Белое озеро и там несколько лет в виде простого послушника на опыте изучал устав общежития, который был составлен преподобным Кириллом и сохранялся во всей строгости. Так у братии все было общее: и пища и одежда; собственности личной не было; послушание было совершенное, так что без благословения старца не делалось ни малейшего дела; в храме иноки вели себя благоговейно, каждый стоял на своем месте, погруженный в молитву; за трапезой безмолвно внимали чтению душеспасительных книг. Иосиф принял на себя послушание в хлебопекарне монастырской; между тем он старался точнее узнать устав преподобного Кирилла и беседовал со старцами, более прочих знакомыми с преданиями богомудрого основателя обители. Здесь Иосиф нашел тот порядок, который желал учредить в своем братстве. Посетив еще несколько монастырей [11], ревностный игумен возвратился в свою обитель, снова предложил братии правила общежития и, получив новый отказ, решился оставить навсегда Пафнутиев монастырь и основать свой собственный, чтоб устроить его по своему желанию. Для сего с семью преданными ему иноками он удалился в знакомые ему леса Волоколамские.

Князь Волоколамский Борис Васильевич, давно слышавший о добродетелях Иосифа, узнав о прибытии его в пределы Волоколамские, отдал в полную его волю выбор места для обители [12]. Она была основана преподобным Иосифом в 1479 году.

В самом начале существования монастыря ревностный основатель не имел возможности учредить общее житие; но когда число братии возросло значительно и удовлетворение внешних нужд обеспечено было обильными вкладами, тогда Иосиф учредил порядок общежительных монастырей, избрав образцом преимущественно устав Кирилло-Белозерского монастыря.

По правилу преподобного Иосифа у братии должно быть все общее: одежда, обувь, пища, питие; никто из братии без благословения настоятеля не мог взять в келию ни малейшей вещи, не должен был ничего ни есть, ни пить отдельно от других; хмельные напитки не только не позволялось держать в монастыре, но запрещалось привозить приезжающим и в гостиницу. К божественной службе должно было являться по первому благовесту и занимать в храме определенное для каждого место; переходить с места на место или разговаривать во время службы запрещалось. После литургии все должны были идти в трапезную, вкушать пищу безмолвно и внимать чтению. В свободное от службы время братия должна была участвовать в общих работах или, сидя по кельям, заниматься рукоделием. После повечерия не позволялось останавливаться в монастыре или сходиться, но каждый должен был идти в свою келью и с наступлением вечера исповедоваться отцу своему духовному, в чем кто согрешил в течение дня. Женщинам и детям запрещен был вход в монастырь, а братии - всякая беседа с ними [13]. Без благословения никто не мог выходить за ворота. Для управления монастырем был совет из старцев.

Под руководством преподобного Иосифа братия подвизалась усердно на поприще иноческой жизни. Все время было посвящено или молитве, или трудам телесным. Пища была самая простая; все носили худые одежды, обувь из лык, терпели зной и холод с благодушием; не было между ними смеха и празднословия, но видны были постоянные слезы сокрушения сердечного. В кельях своих братия ничего не имели, кроме икон, книг божественных и худых риз, а потому у дверей келий и не было запоров. Кроме обыкновенного правила монашеского, иной полагал еще по тысяче, другой и по две и по три тысячи поклонов в день. Для большего самоумерщвления плоти иной носил железную броню, другой - тяжелые вериги, третий - острую власяницу. Большая часть ночи проходила в молитве, сну предавались на короткое время, иной сидя, иной стоя. И все такие подвиги предпринимались не самовольно, но с благословения настоятеля. Таким образом послушание освящало их, а любовь увенчивала. Каждый готов был помочь телесным и душевным нуждам своего брата. Знатность происхождения, мирская слава и богатство за вратами были забываемы. Приходил ли в монастырь нищий или богач, раб или вельможа, - они равны были: на каждого возлагались одинаковые труды, и почесть отдаваема была только тем, кто более подвизался и преуспевал на поприще иноческих подвигов.