Конец 10 книги серии Братство Черного Кинжала 36 страница

Годы и годы работы горничной, которую она с гордостью выполняла…

«На протяжении веков ты делала из себя мученицу».

— Я не мученица. — Она повторно свернула полотенце. И снова развернула его.

Пока ее руки самостоятельно проделывали эту работу, гневный голос Тора продолжал звучать в ее голове. И стал еще громче, когда она вышла из ванной и увидела, отполированные ее руками сверкающие полы, оконные стекла и сияющую стерильной чистотой кухню.

«Тот симпат был твоей виной. Я — твоя вина. Вся тяжесть мира — твоя вина…»

— Прекрати! — зашипела она, зажимая руками уши — Немедленно это прекрати!

Увы, желанию стать глухой не суждено было сбыться. Хромая по маленькому дому, она была поймана в ловушку не границами крыши и стен, а голосом Тормента.

Проблема в том, что неважно, где она находилась или на что смотрела — перед ней всегда было что-то, что она должна была чистить, приводить в порядок или полировать. И ее планы на ночь включали как можно больше таких дел, хотя не было никакой очевидной необходимости в еще более тщательной уборке.

В конце концов, она вынудила себя опуститься в одно из двух кресел, откуда открывался вид на реку. Вытянув ногу, Осень глянула на голень, которая выглядела и работала не так, как надо, уже очень долгое время.

«Потому что тебе нравится быть жертвой...»

«Три ночи, — подумала Осень. — Три ночи потребовалось ей, чтобы переехать в это место и принять на себя роль горничной…»

Вообще-то, нет: она принялась за работу, как только проснулась после первого же захода солнца.

Сидя в одиночестве и вдыхая лимонный аромат средства для полирования мебели, она ощущала непреодолимую тягу подняться, найти тряпку и начать натирать столы и стойки. Такова была часть ее образа жизни.

Осень выругалась и заставила себя остаться на месте, снова и снова проигрывая в голове ужасный разговор с Торментом, который сжигал ее мозг…

После его ухода она впала шоковое состояние. Затем ее накрыли испепеляющие волны ярости.

Однако сегодня ночью Осень по-настоящему вслушалась в его слова. А учитывая, что она находилась в окружении доказательств своего поведения, было трудно оспорить его доводы.

Тормент прав. Несмотря на всю жестокость преподнесенной истины, он был прав.

Хоть она и выражала все в служении другим, ее «обязанности» были в меньшей степени покаянием, и в большей — наказанием. Каждый раз, убирая за другими или скрывая голову под капюшоном, или стараясь оставаться незамеченной, в сердце появлялась доставляющая удовольствие боль, маленький порез, который затягивался почти также мгновенно, как и был нанесен…

Десятки тысяч порезов за бесчисленное количество лет.

На самом деле, ни одна Избранная не просила ее за ней прибирать. Даже Дева-Летописеца. Осень все делала по собственной инициативе, выбрав существование в форме бесполезного служения, на протяжении тысячелетия кланяясь и убирая.

И все из-за того…

К ней вернулся образ того симпата, и на мгновение, Осень вспомнила его запах, ощущение его слишком скользкой кожи, вид его рук с шестью пальцами на ее плоти.

И все же, когда в ее горле начала подниматься желчь, Осень проглотила ее. Она уступила ему, и те воспоминания имели слишком много веса так долго…

Внезапно она увидела себя в особняке своего отца, еще перед похищением, раздающей приказы додженам, недовольной всем окружающим.

Осень добровольно прошла путь от госпожи до горничной, балансируя между двумя крайностями: необоснованным превосходством и добровольным самоистязанием. Симпат был связующим звеном, своей жестокостью соединяя концы этого спектра в ее разуме. Трагедия заявила права и оставила после себя сломленную женщину, которая сделала страдание своим новым статусом-кво[77].

Тормент был прав. С тех пор Осень наказывала себя… и отказ от лекарств во время периода жажды был неотъемлемой его частью. Она выбрала боль, соответствующую ее низшему положению в обществе, а не отдалась мужчине, который никогда, никогда не смог бы быть ее.

«Я использовал тебя, и единственная персона, увлекшаяся этим — это ты… Бог знает, что это никуда меня не привело. Хорошая новость в том, что вся эта фигня даст тебе потрясающую возможность истязать себя дальше…»

Потребность атаковать тем же способом что-то грязное и скрести это руками, пока на лбу не выступит испарина, и работать до боли в спине и ноге, была столь сильна, что Осени пришлось вцепиться в кресло, чтобы остаться на месте.

— Мамэн?

Она резко обернулась и постаралась не упасть.

— Дочь моя, как поживаешь?

— Прости, что так припозднилась. Сегодня был чересчур… насыщенный день.

— О, все хорошо. Могу я для тебя что-нибудь… — Она осеклась. — Я…

Сила привычки оказалась столь мощной, что Осень обнаружила, как снова вцепилась в кресло.

— Мамэн, все в порядке, — пробормотала Хекс. — Тебе не нужно прислуживать мне. Вообще-то, я этого и не хочу.

Осень дрожащей рукой провела по всей длине своей косы до самого хвостика на конце.

— Сегодня ночью я прямо сама не своя.

— Я это чувствую. — Хекс двинулась вперед, ее облаченное в кожаные одежды тело излучало силу и уверенность. — И я понимаю почему так, поэтому можешь не объяснять. Самое время отпустить прошлое. Ты должна это сделать, если хочешь двигаться дальше по жизни.

Осень сосредоточила взгляд на темных окнах, представляя за ними реку.

— Я не знаю, чем себя занять, если перестану прислуживать.

— Вот это тебе и предстоит выяснить… что тебе нравится, куда бы ты хотела отправиться, как проводить ночи. Твоя жизнь в твоих руках.

— Вместо всевозможных возможностей я вижу лишь пустоту.

Особенно, без…

Нет, она не станет думать о нем. Тормент более чем ясно дал понять, что их отношениям пришел конец.

— Есть кое-что, что тебе нужно узнать, — начала ее дочь, — о нем.

— Разве я произнесла его имя?

— Тебе и не нужно. Послушай, он…

— Нет… нет, не рассказывай мне. Между нами ничего нет. — Дражайшая Дева-Летописеца, как же больно это произносить: — И никогда не было… поэтому мне нечего о нем узнавать…

— Он избавляется от своего дома… того, в котором жил с Велси. Он всю прошлую ночь провел, упаковывая, раздавая ее вещи, подготавливая к перевозке мебель… он продает его.

— Что ж… рада за него.

— Он собирается встретиться с тобой.

Осень вскочила с кресла и подошла к окну. Сердце бешено колотилось в ее груди.

— Откуда тебе знать.

— Он сказал мне, когда была с докладом у короля. Сказал, что собирается принести извинения.

Осень приложила ладони к холодному оконному стеклу и почувствовала, как быстро онемели подушечки пальцев.

— Интересно, за что. За правду? Или за честность, сказав, что ничего ко мне не испытывает… что я всего лишь средство, чтобы освободить его возлюбленную? И то, и другое верно, и следовательно, судя по тону его голоса, ему не за что извиняться.

— Он причинил тебе боль.

— Не больше, чем причиняли мне раньше. — Она отняла руки от стекла и потерла их друг об друга, чтобы согреть. — На протяжении жизни наши с Тором пути пересекались дважды… и не могу сказать, что желаю продолжение этой традиции. Даже если его оценки моего характера и недостатков верны, мне нет нужды разъяснять это снова, даже показным «Прости». Подобное довольно хорошо уясняется с первого раза.

Последовала длинная пауза.

— Как ты знаешь, — тихо начала Хекс, — у нас с Джоном были проблемы. Серьезные. Такое дерьмо, с которым я не могла справиться, несмотря на то, что любила его. Я действительно думала, что нашим отношениям пришел конец… но в обратном меня убедило не то, что он мне сказал, а что сделал.

Осень снова услышала в голове голос Тормента:

«И тебе отлично известно, что единственная причина почему я с тобой — это освобождение Велси из места под названием Где-то Между».

— Существует одна разница, дочь моя. Твой мужчина любит тебя… и в конечном результате, это значит все. Даже если Тормент отпустит свою шеллан, он никогда не полюбит меня.

«Хорошая новость в том, что вся эта фигня даст тебе потрясающую возможность истязать себя дальше…»

«Нет, — подумала Осень. — С этим покончено».

Пришло время для новой системы воззрений.

И хотя Осень понятия не имела — какой, она была как никогда уверена, что выяснит это.

— Послушай, мне нужно кое-куда отлучиться, — сказала Хекс. — Но надеюсь, что это не займет много времени…, в общем, я вернусь как только смогу.

Осень оглянулась через плечо:

— Не спеши из-за меня. Мне нужно привыкнуть быть самой по себе… и, возможно, начну с сегодняшней ночи.

***

Выйдя из хижины, Хекс тщательно заперла за собой дверь… жалея, что не может сделать для своей матери что-то больше, чем повернуть дверной засов. Изменение эмоционального ориентирования Осени подошло к экстремальному знаменателю, и сетка была в полном беспорядке.

Но ведь именно это и случается со всеми, когда они, наконец, получали четкое представление о себе после вечности очищения.

Не очень счастливое состояние. И трудно приходиться ему свидетелем. Нелегко оставить все позади, но… Осень права. В жизни каждого человека наступает такой момент, когда он осознает, что как бы сильно не старался от себя убежать, везде, где бы ни оказывался, он всегда повстречается с собой снова. Неизменные привычки и непреодолимое влечение были ничем, лишь марширующим оркестром отвлечения, маскировкой истины, что неприятно, но, в конечном итоге, неоспоримо.

Женщине требовалось какое-то время побыть наедине с собой. Время подумать. Время докопаться до истины. Время простить… и двигаться дальше.

А что касательно Тормента? Какая-то часть Хекс действительно желала вытрясти из его шкуры те слова, что были адресованы ее матери. Вот только Хекс видела Тора, и он до зубовного скрежета жалел о содеянном. Трудно понять, сколько из этого дерьма было из-за Осени, а сколько — из-за Велси… хотя, инстинкты подсказывали Хекс, что скоро все это раскроется. Брат только начал убираться в том доме и избавляться от вещей шеллан.

Конец его игры был очевиден.

Затем станет видно, насколько ему дорога Осень.

На этой мысли Хекс дематериализовалась, направляясь на восток. Она весь день проторчала на территории Кора, не приближаясь ближе, чем на четверть мили, когда эмоциональная сетка парня стала четкой, стоило Хекс появиться в пределах диапазона, также держа на прицеле и его солдат, прежде чем отправилась в особняк на север, чтобы отчитаться перед королем.

И теперь, снова оказавшись под покровом ночи, она двигалась лесом, выпустив свои рецепторы симпата.

Приблизившись к территории, где в дневные часы ощущалась концентрация эмоциональных сеток, Хекс быстро дематериализовалась в сотне ярдов от места, оттягивая время, используя ветви в качестве прикрытия. Черт, а она стала ценить эти вечнозеленые деревья, ведь их пушистые ветви не только скрывали ее, но и обеспечивали белоснежный покров, который прятал ее следы, когда она перемещалась от ствола к стволу.

Заброшенная ферма, на которую, в конце концов, вышла Хекс, была именно такой, какой она и ожидала ее увидеть. Прочное строение из неотесанного старого камня с несколькими окнами — идеальный бункер. Прикол в том, что с заснеженной крышей и веселенькими турбоходами, этот домик выглядел скорее сошедшим с рождественской открытки.

«Хоу-хоу-хоу, Рождественский Пирог[78]».

Обследовав окрестности, она обнаружила припаркованный неподалеку фургон, который, казалось, не вписывался в это место — нежелательный объект современности на координально старомодной картинке. То же самое касалось проведенного к дому электричества, что проводами тянулся к дальнему углу дома.

Хекс переместилась к задней части постройки. Определить, запитана ли электрическая сеть оказалось невозможно: никакого зажженного света, в доме темно, как в черепушке.

Последнее, что ей сейчас нужно — это сработавшая сигнализация.

Вот только бросив взгляд за окно, Хекс нахмурилась. Никаких жалюзи… если только эти хреновины не поднимались с внутренней стороны? Более того, никаких стальных решеток. Опять же, ведь подземная часть имела больший приоритет.

Обойдя дом вокруг, Хекс заглянула в каждое окно, а затем дематериализовалась на крышу и проверила трубы на высоте третьего этажа.

«Ни-че-го», подумала она и снова нахмурилась. Дом не был никак укреплен.

Спустившись на землю, Хекс вытащила оба пистолета, сделала глубокий вдох и…

Приняв форму внутри дома, она приготовилась к атаке, встав спиной в угол пустой, пыльной гостиной, выставив стволы перед собой.

Первое, что она отметила — это воздух, который был таким же холодным внутри, как и снаружи. «Неужели у них нет камина?»

Второе… не последовало никакого сигнала тревоги.

Третье, никто не появился из ниоткуда, в полной готовности защищать свою территорию.

Однако, это не подразумевало, что можно преспокойно отключить голову и расслабиться. Нет никаких гарантий, что они не приготовили какое-нибудь западло на этом этаже или выше.

Хекс осторожно дематериализовалась к двери соседней комнаты. Затем к следующей. По логическим просчетам строения лестница должна располагаться в кухне… и ну надо же — она нашла искомое прямо там, где и ожидала.

И ух-ты-мать-вашу-чудо, на двери оказался совершенно новехонький крепкий медный замок.

Ей потребовалось добрых пять минут, чтобы справиться с этой штуковиной, и по окончании нервы были уже на пределе. Каждые шестьдесят секунд Хекс замирала и прислушивалась, хотя ее симпатская сторона была в полной боевой готовности, а скобы с шипами остались в хижине.

Когда она, наконец, отперла этот чертов замок и чуть-чуть приоткрыла дверь, у нее вырвался сухой смешок. Петли заскрипели так, что могли разбудить даже мертвых.

Надежный старинный трюк, и Хекс готова была поспорить, что каждая дверь и окно в доме так же не смазаны; ступени, вероятно, скрипят не хуже старперки, если на них перенести хоть какой-то вес. Да, так делали люди до изобретения электричества — острый слух и отсутствие смазки служили неплохой сигнализацией, которая не нуждалась в аккумуляторе или источнике питания.

Зажав фонарик зубами, чтобы иметь возможность держать оружие в обеих руках, Хекс обследовала грубую деревянную лестницу. Внизу был земляной пол, и она осветила его, тут же приняв в оборонительную позицию.

Множество коек: по три штуки вверху и внизу, и одна в стороне.

Одежда больших размеров. Свечи для освещения. Спички. Книги и газеты.

Шнуры зарядки для мобильников. Один для ноутбука.

Вот и все.

Никакого оружия. Никакой электроники. Никаких носителей информации.

Опять же, Банда Ублюдков появилась, как кочевники, поэтому, вполне логично, что личных вещей было так мало и все легки при переносе, что являлось одной из причин, почему члены банды настолько опасны. Они могли без предупреждения сменить место своей дислокации, не оставив после себя практически никаких следов.

Однако, это однозначно была их тайная «святая святых» — место, где в течения дня они находились в относительной уязвимости. Соответственно, они хорошо себя защитили: стены, потолок и внутренняя панель двери были покрыты стальной сеткой. Сюда никак не попадешь и наружу не выберешься, кроме как через отверстие высоко вверху.

Она обшарила все вокруг, выискивая люки, входы в тоннели — ничего.

Где-то в этом месте им понадобилось бы помещение для хранения оружия. Даже будучи такими мобильными, они никак не могли совершать еженочные вылазки, покупая каждый раз столько боеприпасов, чтобы дотянуть до утра.

Им нужен склад.

Снова сосредоточив взгляд на одиночной койке в стороне, Хекс подумала о том, что та принадлежала Кору, как лидеру банды, и не нужно быть гением, чтобы понять, что если и есть какой-то тайник, то он находится на его территории. Кор был подозрительным типом, и даже своим солдатом не доверял в полной мере.

Исследуя кровать при помощи фонарика, она искала спусковые механизмы либо сигнала тревоги, либо бомбы, либо ловушки. Ничего не найдя, на минуту убрала пистолет в кобуру и приподняла металлический каркас кровати, сдвигая его в сторону. Достав миниатюрный ручной металлодетектор, она просканировала земляной пол и…

— Хэллоу, мальчики, — пропела она.

Ее карманное устройство уловило идеальной формы прямоугольник размером четыре на два с половиной фута[79]. Опустившись на колени, Хекс воспользовалась одним из своих ножей, чтобы поскрести почву по периметру краев предмета. Что бы там ни было, его глубоко закопали…

Хекс замерла, когда ее острый слух доложил о подъехавшей машине.

Однако, это не Ублюдки или кто-то из их шайки. Эмоциональная сетка была слишком примитивна.

Прибывший с провизией доджен?

Хекс перенеслась на верхнюю ступеньку лестницы, закрыла дверь настолько насколько смогла, чтобы не захлопнуть замок, а затем вернулась к закопанному сокровищу. Двигаясь с тройной скоростью, она прислушивалась к шагам на первом этаже…

Воспользовавшись ножом, она очертила длинную сторону прямоугольника, исследуя уплотнение грунта. Ничего не найдя, Хекс повторила то же самое и с короткой стороной…

Бинго. Смахнув землю, она схватилась за кольцо, снова зажала фонарик зубами и потянула со всей имеющейся силой. Крышка весила явно больше автомобильного капота, и Хекс пришлось подавить рычание…

Ого. Да тут попахивает целым арсеналом.

В просторном ящике хранились пистолеты, ружья, ножи, патроны, и прочие боеприпасы, средства для чистки оружия — и все это было любовно сложено и, очевидно, хорошо защищено от влаги.

Среди всего этого находился длинный, черный, твердый, пластиковый футляр для винтовки.

Она достала его и положила на земляной пол рядом с собой. Один взгляд на замок — и она выругалась. Кто-то установил механизм считывания отпечатков.

Ну и хер с ним. Чертова хрень была достаточно большой, чтобы вместить одну или может даже пару длинностволок. Поэтому они поедут с ней.

Быстрыми уверенными движениями она захлопнула крышку, прикопала на место землю и плотно утрамбовала. Замести следы заняло меньше времени, чем она планировала, и не успев глазом моргнуть, она уже сдвигала койку на место.

Подняв футляр левой рукой, она прислушалась. Доджен ходил на верхнем этаже, ее женская мысленная сетка была обыкновенной, такой же, как когда она сюда прибыла. Она ничего не слышала, ничего не знала.

Хекс оглянулась и подумала, что маловероятно, чтобы у горничной оказался ключ от нижнего помещения. Кор был слишком скрытным для этого. И все же, не рисковать и рассиживать тут дольше положенного. Даже если они дали доджену возможность свободно передвигаться только по верхним этажам, один из Ублюдков в любое время мог получить в схватке ранение, и хотя Хекс без колебаний вступила бы с любым из них в бой, если винтовка действительно находилась в этом футляре, она немедленно должна ее отсюда вынести.

Так что спасибо этому дому…

Она дематериализовалась с верха лестницы, и когда ее вес исчез, деревянная верхняя ступенька протестующе скрипнула.

— Господин? — послышался голос доджена. Затем наступила тишина. — Подождите, я поменяю позицию.

Какого. Хрена?

— Все.

Хекс нащупала дверную ручку, открыла себе путь и сделала шаг вперед, ожидая оказаться в неком подобии кошмара из Камасутры.

Вместо этого, старая женщина стояла в углу кухни лицом к стыку стен, закрыв глаза руками.

«Они не хотели, чтобы она знала их в лицо, — подумала Хекс. — Умно. Очень умно».

И как же своевременно, потому что Хекс не пришлось тратить драгоценные минуты на то, чтобы свернуть бедной женщине шею. Кроме того, эта «смена позиции» позже спасет жизнь этому доджену, когда Кор обнаружит, что в их отсутствие проникли в логово.

Если ты никого не видела, значит, ты не покрываешь незваного гостя.

Хекс закрыла дверь, и замок автоматически тут же захлопнулся. Затем она прямо оттуда и дематериализовалась, прижав винтовку в чехле к груди.

Благо, что она была не очень тяжелой.

И если Богу будет угодно, то Вишес сможет уже прямо сегодня ночью расставить все точки над ё.

 

ГЛАВА 68

 

Переводчики: Stinky, Anjelika9, Lover_mine

Вычитка guff, Светуська

 

Вернувшись в особняк Братства, Тор придержал ведущую в цокольный этаж дверь, пропуская вперед, сразу начавшего громыхать по ступенькам Джона.

Тор последовал за парнем. Его тело было напряженным, особенно, спина и плечи. Однако, с ночной разминкой в качестве грузчика было окончено. По прошествии трех последних часов сегодняшних работ, дом Тора и Велси оказался полностью пуст и выставлен на продажу Колдвеллским Риэлтерским Агентством. Фритц днем встречался с их риэлтором, и установленная на дом цена, оказалась задраной, но не сумасшедшей. Если Тору будут возмещать расходы за дом в течение еще нескольких месяцев, пусть, хоть до самой весны, было бы здорово.

А пока мебель с коврами перекочевала в гараж особняка; картины, гравюры и рисунки тушью заняли часть чердака с климат-контролем; а шкатулка с драгоценностями облюбовала место в шкафу Тора над платьем для церемонии соединения.

И на этом… все.

Спустившись по лестнице, они с Джоном перешли на решительный шаг, приведший их в просторное помещение с массивным бойлером, который не только давал достаточно тепла, что отопить большую часть дома, но и угрожал поджарить его, когда он приблизился к агрегату.

Они продолжили идти вперед, шаги гулко раздавались вокруг, и, когда они добрались до второй половины подвала, воздух резко стал холоднее вдали от работающего бойлера. Эта часть была разделена на две секции для хранения, в одну из которых вскоре попадут остатки их с Велси мебели, а другая приходилась личным рабочим местом Ви.

Нет, не для тех самых дел.

Для подобного дерьма он использовал свой пентхаус.

А здесь располагалась кузница Вишеса.

Звук огнедышащего монстра Брата распространялся низким гудением. К тому времени, как Тор и Джон последний раз свернули за угол, приглушенный рев стал достаточно громким, чтобы заглушить стук их тяжелых ботинок. На самом деле, единственное, что прорывалось сквозь этот гул, это «тук-тук-тук», раздававшийся от ударов молота Ви по раскаленному докрасна чернильному металлу.

Когда Тор с Джоном вошли в дверной проем узкого каменного помещения, Ви был поглощен работой. Его обнаженная грудь и плечи поблескивали в оранжевых отблесках языков пламени, а мускулистая рука снова и снова заносилась вверх, чтобы нанести новый удар. Его концентрация на деле была ожесточенной…, какой и полагалось быть. Клинок под его молотом начал приобретать свою форму, становясь лучшим оружием для убийства врагов.

Брат поднял взгляд при их появлении, и кивнул. Сделав пару ударов, он отложил молот и перекрыл подачу кислорода в горн.

— Что случилось? — спросил Ви, когда рев огня превратился в мурлыканье.

Toр взглянул на Джона Мэтью. Тот неплохо держался на протяжении всего процесса, не теряя самообладания в мрачном процессе разрушения собранных за всю жизнь памятных сувениров, подарков и коллекций.

Это было слишком тяжело. Для них обоих.

Спустя мгновение Тор снова взглянул на Брата… и понял, что у него нет слов… вот только Ви уже кивнул и поднялся на ноги. Сняв грубые кожаные перчатки длинной до локтей, он двинулся вперед.

— Да, она у меня, — произнес брат. — В Яме. Идемте.

Тор кивнул, потому что только таким способом и мог сейчас излагаться. Но когда все трое вышли из комнаты и в мрачном молчании пошли обратно к лестнице, он потрепал Джона по затылку и положил на него ладонь.

Это прикосновение было приятно им обоим.

Когда они появились на кухне, там творилась полная какофония в духе Последней Трапезы, чтобы их заметил кто-то из персонала — поэтому, к счастью, обошлось без добрых приветствий, вопросов и предположений, почему они так мрачно выглядят.

Вышли из кладовой дворецкого. Прошли к потайной двери за лестничным пролетом. Спустились вниз по туннелю, чтобы не морозить задницы по зимней погоде.

Когда они свернули направо и двинулись в противоположном направлении от тренировочного центра, Тор в какой-то части своего сознания поверить не мог, что это происходило на самом деле. Обутые в тяжелые ботинки ноги, пару раз споткнулись, словно пытались остановить его от последней стадии дела.

Однако он был полон решимости.

У двери в Яму Ви набрал код и распахнул ее, показывая жестом, чтобы парни прошли первыми.

Берлога Бутча и Ви, в которую они переехали со своими шеллан, осталась прежней — за исключением поддерживающего теперь здесь женщинами порядка — журналы «Спортс Иллюстрейтедс» лежали ровной стопочкой на кофейном столике; на кухне на всех горизонтальных поверхностях больше не наблюдалось залежей пустой тары из-под Лага и Гуза; и повсюду больше не висели боксерские груши и байкерские куртки.

Однако, Четыре Игрушки Ви все еще занимали целый угол, и гигантский ТВ с плазменным экраном оставался самым большим предметом в комнате.

Некоторые вещи никогда не меняются.

— Она в моей комнате.

При обычных обстоятельствах Тор не пошел бы в личную комнату мужчины, но это был особый случай.

Комната Ви и Дока Джейн была совсем не большой, и книги занимали в ней больше места, чем кровать. Стопки томов по физике и химии покрывали весь ковер, и по нему едва можно было пройти. Однако милая доктор поддерживала порядок, чтобы комната не превратилась в свинарник: расправив симпатичное аккуратное пуховое одеяло и ровно сложив подушки в головной части кровати.

Вишес открыл угловой одежный шкаф, и потянулся к верхней полке, едва дотягиваясь даже с его ростом до…

Укутанный черным вельветом сверток, что он достал, был достаточно увесистым и требовал усилий обеих рук, и он что-то проворчал, неся его на кровать.

Пока он укладывал эту вещь, Тору пришлось заставить себя возобновить дыхание.

Это была она. Его Велси. Точнее, все, что осталось от нее земного.

Опустившись перед ней на колени, он протянул руки и потянул сатиновый бантик сверху. Трясущимися руками он раскрыл вельветовый мешок и снял его, обнажив урну из серебра 925-й пробы, на четырех сторонах которой было теснение гравировки в стиле арт-деко.

— Откуда у тебя это? — выдохнул он, проводя указательным пальцем по сверкающему, блестящему металлу.

— Дариус хранил это в задней комнате. Думаю, это от «Тиффани»[80], тридцатых годов. Фритц отполировал ее.

Урна не входила в часть их традиций.

Пепел не надлежало хранить.

Его рассеивали.

— Она прекрасна. — Тор поднял взгляд на Джона. Лицо парня было бледным, губы плотно сжаты… и он быстрым движением потер под левым глазом. — Сынок, мы готовы провести для нее церемонию Забвения.

Джон кивнул.

— Когда? — спросил Ви.

— Думаю, завтра ночью. — Когда Джон снова кивнул, Тор произнес: — Да, завтра.

— Хочешь, чтобы я обо всем договорился с Фритцем? — спросил Ви.

— Спасибо, но я сам позабочусь об этом. Мы с Джоном. — Тор снова сфокусировался на изысканной урне. — Мы собираемся ее отпустить… вместе.

Возвышавшемуся над Тором Джону было трудно переварить это «вместе». Трудно понять, что беспокоило его больше — то, что Велси снова с ними в этой комнате или то, что Тор опустился на колени перед урной так, словно у него отказали ноги.

Последняя пара ночей оказалась серьезным опытом в переоценке ценностей. Не то, чтобы он не осознавал, что Велси больше нет; просто… разборка всех вещей в доме сделала этот факт слишком громким, постоянно кричащим в его разуме.

Проклятье, Велси никогда не узнает, что он прошел свое Превращение, или, что ему осталось всего полшага, чтобы стать отличным бойцом, или прошел церемонию Соединения. Если у Джона когда-нибудь появится ребенок, она никогда уже не подержит его на руках, не увидит первый день рождения, не станет свидетельницей его первых шагов или первых произнесенных слов.

Казалось, ее отсутствие сделало его жизнь менее наполненной, и у него было ужасное чувство, что так навсегда и останется.

Когда Тор склонил голову, Джон подошел к нему и опустил ладонь на крепкое плечо Брата, напоминая себе, что через какие бы трудности он не проходил, Тору досталось в тысячи раз труднее. Дерьмо, Брат был сильным, делая все это и принимая решения об упаковке всего, начиная от пар джинсов, до кружек и кастрюль, монотонно трудясь, несмотря на съедающую заживо внутри тоску.

Если бы Джон уже не имел громадное уважение к Брату, то был чертовски уверен, что оно появилось бы теперь…

— Вишес? — послышался из коридора женский голос.

Джон резко развернулся. Здесь Хекс?

Тор прочистил горло и убрал урну в бархатный футляр.

— Спасибо, Ви. За то, что позаботился о ней.

— Ви? У тебя есть минутка? — уже громче послышался голос Хекс. — Мне нужно… вот дерьмо.

Когда она остановилась, словно почувствовав атмосферу в спальне, перед которой стояла, Тор поднялся на ноги и кивнул Джону с доброй и всепонимающей улыбкой.

— Тебе лучше отправиться к своей женщине, сынок.

Джон колебался, но затем Ви подошел и обнял Брата, что-то тихо ему прошептав.

Предоставив мужчинам уединение, Джон направился в гостиную.

Хекс не удивилась, увидев его.

— Прости, я не хотела никого прерывать.