Философия как наука о бытии

Мы теперь утверждаем: бытие есть подлинная и един­ственная тема философии. И это не наше изобретение, но эта постановка темы становится живой с началом фило­софии в античности и действует ещё в грандиознейшей форме в гегелевской логике. Теперь же мы утверждаем толь­ко, что бытие есть подлинная и единственная тема фило­софии. Негативно это означает: философия есть не наука о сущем, но наука о бытии, или, как гласит греческое вы­ражение — онтология. Мы постигаем это выражение в его наивозможной широте, а не в значении, которое оно име­ет в узком смысле, будь то в схоластике или даже в филосо­фии Нового времени у Декарта и Лейбница.

Разобрать основные проблемы феноменологии означа­ет тогда не что иное, как обосновать из основы само это утверждение — что философия есть наука о бытии и как она есть это, и означает также доказать возможность и необходимость абсолютной науки о бытии и продемонст­рировать её характер на пути самого исследования. Фи­лософия есть теоретически — понятийная интерпретация бытия, его структуры и его возможностей. Она является онтологической. Напротив, мировоззрение есть полагаю­щее познавание сущего и полагающее принятие установ­ки к сущему; оно есть не онтологическое, но онтическое. Образование мировоззрения попадает вне круга задач философии не потому, что философия есть в некоем несо­вершенном состоянии и ещё не достигла того, чтобы дать на мировоззренческие вопросы единогласный и универ­сально убедительный ответ, но образование мировоззре­ния потому попадает вне круга задач философии, что философия основоположно относится не к сущему. Филосо­фия отказывается от образования мировоззрения как от задачи не из-за недостатка, но на основании того преиму­щества, что она имеет дело с тем. что каждое полагание сущего, в том числе и мировоззренческое, по мере сущнос­ти должно уже предполагать. Разделение между научной философией и философией мировоззрения несостоятельно не потому, как это казалось раньше, что научная филосо­фия имеет образование мировоззрения в качестве высшей цели и потому должна была бы быть снята в мировоззрен­ческой философии, но потому, что понятие философии ми­ровоззрения вообще есть непонятие. Так как оно говорит, что философия как наука о бытии должна исполнять оп­ределённое принятие установки и определённые полагания сущего, то понятие мировоззренческой философии, если хоть приблизительно понимают понятие философии и её историю, есть деревянное железо. А если один член разде­ления между научной философией и философией мировоззрения есть непонятие, то тогда и другой должен был быть определён несоразмерно. Если усмотрено, что мировоззрен­ческая философия основоположно невозможна, если она вообще должна быть философией, то тогда для характе­ристики философии вообще не нужно разделяющего при­лагательного «научная» философия. То, что она является таковой, заключено в её понятии. Можно исторически (historisch) показать, что все великие философии со времён античности в основе понимали себя более или менее выра­зительно как онтологию и в качестве таковой сами себя искали. Но точно так же можно показать и то, что эти по­пытки всё вновь и вновь терпели крушение и то, почему они должны были его терпеть. Я провёл этот историчес­кий (historischen) показ в лекциях обоих прошлых семестров об античной философии и об истории (Geschichte) философии от Фомы Аквинского до Канта. Теперь же мы не ссылаемся на это историческое доказательство сущности философии, которое имеет свой собственный характер. Скорее мы попытаемся в целом лекции обосновать фило­софию из неё самой, поскольку она есть произведение свободы человека. Философия должна из самой себя утвердить себя в правах как универсальная онтология.

Но сперва то положение, что философия есть наука о бытии, остается чистым утверждением. Соответственно, и исключение образования мировоззрения из круга задач философии ещё не утверждено в правах. Мы привели это разделение между научной философией и философией ми­ровоззрения для того, чтобы предварительно разъяснить понятие философии и отграничить его от вульгарного. Опять же, разъяснение и отграничение свершились с замыс­лом обосновать выбор тех конкретных феноменологичес­ких проблем, которые нужно ближайшим образом разрабо­тать, и лишить этот выбор видимости полного произвола.

Философия есть наука о бытии. Под философией мы в будущем понимаем научную философию и не что иное. Со­размерно этому, все нефилософские науки имеют своей темой сущее. Оно заранее полагается ими, оно есть для них positum[35]. Все положения нефилософских наук, также и по­ложения математики суть позитивные положения. Поэтому мы называем все нефилософские науки в разделении от философии позитивными науками. Позитивные науки имеют дело с сущим, т.е. соответственно с определёнными областями, например, с природой. Внутри этой области научная постановка вопроса опять же вырезает опреде­лённые округа: природа как физически-материальная ли­шённая жизни и природа как живая природа. Округ жи­вущего она расчленяет на отдельные поля: растительный мир, животный мир. Другая область сущего есть сущее как история (Geschichte), чьи округа суть история искусства, государства, науки и религии. В свою очередь, иная об­ласть сущего есть чистое пространство геометрии, которое вырезается из окружномирового дотеоретически открыто­го пространства. Сущее этих областей нам знакомо, хотя мы ближайшим способом и больше всего не в состоянии от­граничить их друг от друга чётко и однозначно. Но мы, пожалуй, можем в предварительной характеристике, ко­торой практически позитивно научным образом достаточно, во всякое время назвать сущее, которое как случай попадает в некоторую область. Мы всегда можем как бы подать себе определённое сущее из определённой области как пример. Собственное разделение областей исполняет­ся исторически (geschichtlich) не по какому-то предложен­ному плану некой научной системы, но соразмерно соот­ветствующей основополагающей постановке вопроса по­зитивных наук.

Мы можем в любое время и легко дать и представить себе сущее из какой-либо области. Мы можем, как мы обыч­но говорим, при этом нечто себе мыслить. А как обстоит с предметом философии? Можно ли представить себе такое нечто, как бытие? Не охватывает ли при попытке сделать это головокружение? И на деле, ближайшим образом мы растеряны и хватаем пустоту. Сущее — это есть нечто: стол, стул, дерево, небо, тела, слова, действие. Сущее, пожалуй, — но бытие? Подобное исключается как ничто, и не кто иной, как сам Гегель сказал: бытие и ничто суть то же са­мое. Философия как наука о бытии — наука о ничто? Мы должны признаться себе в исходном пункте нашего рассмотрения без всякого обмана и приукрашивания: под бытием я ничего не могу ближайшим образом себе мыслить. С другой стороны, настолько же несомненно и то, что мы мыслим бытие постоянно. Мы неисчислимое количество раз каждый день говорим, действительно ли оглашая или мол­ча: это и это есть так-то и так-то, то не есть так, это было, будет. В каждом употреблении глагола мы уже мыслим бытие и всегда как-то [его] понимаем. Мы понимаем не­посредственно: сегодня есть суббота, солнце взошло. Мы понимаем «есть», которое мы используем в речи, но не схва­тываем его. Смысл этого «есть» остаётся замкнутым от нас. Это понимание «есть» и вместе с тем бытия вообще понят­но само собой настолько, что в философии могла расши­ряться до сего дня неоспоримая догма — бытие есть про­стейшее и самопонятнейшее понятие; оно не может нуж­даться и не нуждается в определении. Взывают к здраво­му человеческому рассудку. Но всякий раз, когда здравый человеческий рассудок делается последней инстанцией философии, философия должна стать недоверчивой. Гегель го­ворит в «О сущности философской критики вообще»: «Фи­лософия есть по своей природе нечто эзотерическое, сделан­ное для себя, а не для толпы, и не способное быть приго­товленным для толпы; она есть философия только через то, что она прямо противоположна рассудку и ещё больше здравому человеческому рассудку, под которым понима­ют локальную и временную ограниченность человеческо­го рода; в отношении к последнему мир философии есть в себе и для себя некий перевёрнутый мир»[36]. Притязания и мерки здравого человеческого рассудка не смеют притязать на какую-либо ценность и представлять какую-либо инстанцию относительно того, что философия есть и что она не есть.

А если бытие было бы запутаннейшим и темнейшим по­нятием? Если привести бытие к понятию было бы настоя­тельнейшей и постоянно заново подлежащей ухватыванию задачей философии? Сегодня, когда философствуют так варварски и будто в пляске святого Витта, как, может быть, ни в какой период западной духовной истории, сегодня, когда, тем не менее, на всех перекрёстках происхо­дит воскресение метафизики, полностью забыли, что Ари­стотель говорит в одном из своих важнейших исследова­ний «Метафизики»: «Και δη και το παλαιτε και νυν και αει ζητουμενον και αει απορουμενον, τι το ον, τουτο εστι τις η ουσια»[37]. — «Издавна и теперь, и в будущем и постоянно искомое и то, обо что всё снова и снова разбивается воп­рос, есть проблема — что есть бытие». Если философия есть наука о бытии, то начальным, конечным и основным воп­росами философии оказывается: что означает бытие? Из чего можно понимать такое как бытие вообще? Как бы­тийное понимание вообще возможно?