Через два года он пришел к нам. Живет один.
Жалко людей...
*** Былое и думы
Век живи - век учись. Век живи - век люби. Век живи - век борись. Век живи - век терпи. Люби всех. Люби выборочно.
Живи правильно. Не люби никого.
Кто знает как правильно?
Вопрос не в личном плане, а, скажем так, глобально поставленный.
*** Правда жизни
Врач - в обиходе Лёлик - мы с ним ругаемся любим ненавидим работаем вместе почти шесть лет, почти с самого основания киевского хосписа. В общем, часть моей семьи, скажем прямо.
Он делит, скорее всего непроизвольно, больных на ЕГО и МОИХ.
По стечению обстоятельств - ЕГО это интеллигенты, сохранные, хорошо образованные, влюблённые, романтические.
Вы догадались, кто остался. Да, это МОИ.
Звонит.
- ВАШ поступил.
- Бомж?
- Нет, но почти.
- Кладём?
- Это ответ?
- Что - нибудь еще у тебя?
- Конечно. Хоронить его будем мы. Ну,Вы....В общем,Вы меня поняли.
- Пусть пока поживет.
- Я предупредил.
- Я поняла.
- А к нам когда?
- Скоро. Если смогу.
- С. не хочет умирать без Вас.
- Я постараюсь.
В другой раз -
"ВАШ "сладенький и несчастный", обоссал всю палату, разорвал три простыни и страшно орал матом. Все больные испугались."
"Приходили к одному из ВАШИХ. Вынужден был сторожить около комнаты для родственников, чтобы все не выпили и не украли."
"ВАШ, ну из тюрьмы, который..."
"ВАШ выпил почти все в баре".
" Ну, этот их ВАШИХ", говоря это, он по - особенному смотрит на меня.
Я привыкла.
*** Один
Он был из первых моих больных в Киеве. У нас еще не было палат. Да и ничего не было.
Святошино - место, которое обслуживает хоспис - полно пятиэтажных панельных домов желтого цвета. Там грязные подъезды и неистребимый запах, замешанный на моче и кислой капусте. На пятом этаже жил Серега. Еще его звали Серьгой. Тридцатилетний парень, жена бросила, с дочкой видится раз в три недели. Они боялись заразится от него. Раком. Об этом мне сказала мать Сереги на кухне. Плакала. Просила взять куда - нибудь в больницу, потому что характер у него стал невыносимым. Он был зол на весь мир, на здоровых и благополучных, на женщин, включая мать, на друзей, которые не приходили, оттого. что он откашливал мокроту с плохим запахом. Он не мылся и не брился много дней.
Ел, как едят бомжи иногда - складывая первое и второе в одну тарелку сразу.
В его комнате была одна икона. Николая - Чудотворца. Когда я вошла в первый раз, он эту икону демонстративно повернул к стене. Я нарушила его пространство. Он не собирался делить его со мной.
Диван, относительно чистое белье, три одеяла - он мёрз всё время. Табуретка с тарелкой и стаканом воды. Пепельница с водой на дне и тремя размокшими окурками. Поллитровая банка с кровавой мокротой на дне.
На полу - вытертый ковер. На стене - ковер целый. Мать подарила на свадьбу. Три журнала. Пачка газет с кроссвордами.
Под диваном - бутылки из под вина.
"Я пью по стакану, когда болит сильно".
Это было его "Здравствуйте".
- И помогает?
- Нет, не помогает. Вы кто вообще?
- Я доктор.
- А... А у нас денег нет больше. Мать последнее отдала. А еще я алименты плачу. Дочке. Так что говорить нам не о чем.
- Бесплатно.
- Дожил, блядь. Вы что, баптистка?
- Нет.
- Так чего надо?
- я Вас осмотрю и попытаюсь помочь.
- А сдохнуть Вы мне не можете помочь. З....ло всё. Мир - говно. Вы тоже. И я хочу этот высер мирской покинуть. Поможете?
- Нет.
- Тогда - в сад.
Он хрипло засмеялся и закашлялся надолго.
Сплюнул в банку и показал мне.
Взяла банку в руки - он вместе со мной заглянул в содержимое.
- А это кровь?
- Да.
- Херово.
Он сел, попробовал закурить, но передумал. Крутил в желтых пальцах сигарету и крошил табак на одеяло.
- Ну что, на ты? - спросил.
- Давай.
- Че делать - то надо? - обреченно так спросил, я даже интонации помню. Наверное, так спрашивают ментов, или захватывающих в заложники.
- Ничего. Я сама. Дыши как обычно, я послушаю.
Худой. Слева дыхание проводилось, справа - тишина. Правого легкого уже не было. Осмотрела. Все было очень плохо.
- И что скажешь?
- Давай обезболимся, и от кашля тебя найдем что - нибудь.
- Поможет?
- Да. Должно помочь.
- Врёшь.
- Почему?
- Все врут. И все бляди.
Отрицать не имело смысла. Говорил он правду. Это я его обманывала.
Дала лекарства, вызвала на себя районного онколога, чтобы выписал ему обезболивающие.
- Я буду тебе звонить.
- Ага, будешь.
- И послезавтра я зайду снова. А ты или мама скажете помогает или нет.
Он не ответил.
- До свидания, Серега.
В ответ - ни звука. Я пришла к нему через день. Он побрился и вымылся. Бутылка стояла на табуретке.Банка с мокротой была прикрыта салфеткой.
- Здравствуй, Сергей.
- Ты не бросай меня.
- Не брошу.
- И сестры, телки твои, пусть приходят.
- Хорошо.
- Только не бросай меня.
*** Из жизни хосписа.
Приехал мой киевский доктор. Разбираем больных. Вроде не ругаемся. Пока.
К чему я это?
Больная у меня была. Больше года назад. Молодая. С незаконченным романом в прошлом. Она нежно краснела, когда герой этого романа приходил к ней на посещение. Каждый день. С яблоками, персиками и букетами цветов.
В забытом прошлом имелся и муж, который тоже приходил, но редко. Бывает.
Друг - назовем его так - определялся фразой, которую я цитирую дословно - " Д. - это то, что удерживает меня в жизни. Если бы не он, я не боролась бы." Вот так.
То, что удерживало её в жизни, недавно пришло в хоспис и потребовало справку о том, что он за ней ухаживал. Для суда. По имуществу.
Справку он получил. Все правильно. Он действительно приходил и ухаживал.
Выкопировка
Данного больного помню не по тому, каким он был, а как умер.
"Он не испугался, он не успел," - говорила я себе и сестрам. Тряслись руки, этого не скрывали даже карманы, в которые я их спрятала. Палата выглядела как после - нет, не знаю,как после чего. Наверное, если из брандспойта облить красной краской белую комнату, то это выглядело бы так, как то, что мы увидели.
Больной после ларингэктомии, то есть после полного удаления гортани. Да и провел у нас два дня.
Кровотечение из сонной артерии - это практически мгновенная смерть.
Родные были. Забрали тело.
Милиционеры пришли к нам через три месяца. От них мы узнали слово "выкопировка."
Это перенос данных из ЗАГСА по свидетельствам о смерти. Совпадение по фамилии,имени, отчеству и году рождения.
Ну, а дальше особого труда нет. Свидетельство о смерти выдается ЗАГСОМ на основании медицинского свидетельства, то есть справки с названием лечебного учреждения.
Мужчина разыскивался по подозрению в двойном убийстве. Родственники его прятали. Выкопировки по лечению - нет. И слава Богу. А по смерти - оказывается есть. Так его и нашли.
Виновен он или нет уже решили на Небесах.
А розовый круглолицый милиционер спросил:
- Он может, сказал чего? А? - и жалостливо продолжил, - Два висяка...
А больной говорить не мог. Нечем ему было говорить.
***Выходной
Пустая Москва в выходные - рай для автомобилей. С какой скоростью, нет не так, С КАКОЙ СКОРОСТЬЮ прогнала сегодня по коротеньким бульварам!!! Светофоры мешают, не люблю препятствий. И ремней безопасности.
Кроватку купили, привезли в хоспис. Спасибо, тем кто помог.
На Мясницкой меня остановил мужчина, который всем своим видом отражал вчерашнее бурное времяпровождение. Всё выпитое пережитое им отпечаталось на его лице и одежде.
- Девушка, дайте мне 13 - 50. И ни ко-пей-кой больше, - тон его сиплого голоса стал срываться на фальцет, - мне лишнего не на- до! Да, я выпил. И мне ну очень плохо. Дайте, прошу Вас. 13 - 50.
Неотвеченный вызов. Возвращаю звонок. Трубку берет мужчина.
- Да!
- Вы мне звонили.
- Это ты, любимая?
- Вы точно меня с кем - то перепутали.
- А как же вас, б...дей, не перепутать? У вас всех голоса одинаковые.
Он был явно оскорблен. Пожалела, да.
*** 9 МАЯ - ДЕНЬ НАШЕЙ ПОБЕДЫ
За время этой войны погибли миллионы. Наверное, нет семьи в бывшем СССР, которой бы не коснулась война. Гибли на фронтах и в тылу. Моя бабушка, которую я никогда не видела, умерла от голода в 1943 году, оставив трех маленьких детей. Мой папа был средним. Было ему 10 лет.
Меня назвали Елизаветой в память о ней.
*** Соседи
Коммуналка на Мясницкой. Шесть комнат. Четыре семьи.
Две комнаты занимает мой больной. За ним ухаживает сестра. Им около семидесяти лет.
Одну - снимает приезжая пара из Молдавии, которые торгуют какими - то запчастями на авторынке
Самая большая комната принадлежит Александре Давыдовне, одинокой даме лет 80.
Еще две комнаты много лет в буквальном смысле делит семейная пара, находящейся в состоянии перманентного бракоразводного процесса.
Периодически они мирятся, но процесс примирения сопровождается неограниченным принятием спиртных напитков. Инициатива плавно переходит от мужа к жене. Говорят, это надолго.
Длинный коридор со скрипучим, почерневшим от времени паркетом. Две комнаты налево, две направо, снова коридор и еще две двери.
Кухня. В ней два холодильника. Моего больного и Александры Давыдовны. Четыре стола, эмалированная мойка. Отмытый до потери первоначального цвета линолеум.
Туалет и ванная отчего - то находятся в диаметрально противоположных сторонах квартиры. Тазы, ведра и стиральная машина. Не знаю чья.
Правит квартирой Александра. Она открывает двери и спрашивает к кому и по какому вопросу пришли. Через цепочку.
Женщина она размеров внушительных, с визгливым голосом и с хитрым взглядом маленьких глаз.Это она рассказала мне об обитателях квартиры, объяснила кто где и с кем живет.
- Николай сам виноват, что больной.
- А в чем он виноват?
- Так я и говорю, виноват. Теперь вот, рискуем все собой, - мне слышится, что она всхлипывает.
- Вы рискуете?
- А кто же?- гордо вопрошает А.Д.
Комната, где лежит Николка - так его зовет сестра - узкая и длинная. Совсем старая мебель и много фотографий, о которых Татьяна Александровна готова говорить часами. Мама и папа. Бабушки и тети. Детских фото всего два - они в детстве. В белых панамках. Своих семей и детей нет.
То же и с Александрой Давыдовной. У нее нет никого. Характер у нее сложный, она подзрительна, и невероятно болтлива. Из нее сыпятся жалобы, перемежающиеся слезами, воспоминания" о прошлом, в котором осталось ВСЁ". И это "ВСЁ" она говорит с таким придыханием, что мне не хочется спрашивать дальше. Винит Николку. в том, что "все неправильно делал и вот, нате вам, слёг."
Осмотр, жалобы, что принимаете, как спите. Он отвечает тихо и просто. Жалоб нет. Принимаю что дает сестра.
"Николка - талантливейший человек. Вы сами видите, какой он. Да?" - глаза сестры моментально увлажняются, она смахивает слезу и достает из бумажной папки с веревочками его выписки и снимки.
- Он знает о диагнозе?
- Да. Но он не говорит со мной об этом.
У него прозрачные, как выцветшие голубые глаза. Работал архитектором. Худые, красивые руки, которыми он придерживает край одеяла.
- Вы доктор, за меня не волнуйтесь. Мне помощь нужна одна - чтобы о сестре позаботились. Ну...вы понимаете когда. Слабая она. А Давыдовну видели?
- Она мне открыла.
- Значит поняли, какова. Ей везде заговоры мерещатся. Ругается, орет, а кушает с нами. И телевизор с нами смотрит. В комнате Таниной.
- А зачем терпите?
- Привычка. Мы вместе пятьдесят лет, на этой квартире. Жалеем. Она всегда такой была. И результат - одна.
И мы одни. Но по другой причине. А Давыдовна с виду такая. А сама, - он усмехнулся, - с пенсии своей мне курицу купила и бульон сварила.
В комнату входит сестра.
- Николка, ты доктору все рассказал?
- Да, Танюша. Всё.
Наклоняюсь к нему. Спрашиваю на ухо, хочет ли госпитализироваться.
Он шепотом отвечает
"На кого я их брошу? Слабые и старые, гонора много, толку чуть. Нет, я с ними должен быть."
*** Про больницу
Обычная городская больница в Москве. У входа в палату лежит куча. Догадайтесь чего.
Отчего - то я изумилась и спросила санитарку с испитым лицом - "Что это?!"
Она невозмутимо ответила
- Дык насрали, доктор!
*** Лётчик.
В шапке, старом тренировочном костюме, с бумажным пакетом в руках - его провезли мимо ординаторской.
60 лет. На шее - серый бинт, из под которого торчат клочья окровавленной ваты.
И родственники. Трое. Племянник и сестра. И жена. Женаты год.
В палату не пошли, оставив переодевание, перекладывание нам. Это бывает, но настораживает.
Пока мы перекладывали его на кровать, племянник подкатился к Лёлику с вопросом есть ли у нас нотариус и срочно.
- Зачем?
- Он должен срочно написать завещание.
- Вы понимаете, что он только что поступил к нам?
- Конечно. Он же умрет тут.
Я оставлю дальнейший диалог незаконченным.
В палате. Осматриваю. Осторожно разматываю бинт, и как накрутили столько, дошла до опухоли. Больной мешает, толкается. Прошу посмотреть в окно - в сторону от раны. Смотрит.
Открыла. Закрыла с гемостатической губкой. Все еле держится, проросло насквозь и прорвет в любую минуту.
- Болит шея?
- Нет.
- Вы меня понимаете хорошо?
- Лучше, чем Вы думаете. И не говорите громко. Я не глухой.
- Простите.
- Ладно.
- Вы давно больны?
- Давно. А это имеет значение?
Он прав, уже не имеет.
Закрепила повязку.
- Вам что - нибудь хочется?
- Работать.
- А кто Вы по профессии?
- Летчик. В Жулянах летал.
Плачет.
- Пожалуйста, не надо.
Вытираю ему лицо. Не брился он около недели.
- Вечером будем купаться.
Молчит.
- Позовите какого - нибудь мужчину, он поможет мне подняться.
- Не надо вставать пока.
- Я сесть хочу.
- Держитесь за меня, и мы сядем.
- Я не могу, чтобы меня поднимала женщина. У вас есть мужчины?
- Давайте, обнимите меня и мы сядем.
Худой, поднялся легко. Присел, огляделся в палате.
- Я пойду?
- Идите. Родственников только не надо звать. Очень прошу. Это выполнимо?
- Да.
- Тогда выполняйте. Пожалуйста.
Выхожу, вижу, что беседа про завещание продолжается. Только присоединилась жена.
Поделили их на двоих. Поровну. Я получила жену. Лёлик продолжил с племянником. Всё в одной комнате.
- Вы, доктор, поймите. Я год с ним прожила. Ухаживала. Квартиру он отписал им. А мне дача полагается. У меня ребенок тоже есть. Я зря что ли год с ним жила?
- Алексей Владимирович, вы нас поймите. Отношения у нас не простые, она плохая. А мы бы к нему ходили бы. Даже тут. Войдите в положение.
- Я не могу Вам помочь.
- Я не могу Вам помочь.
- Он написал три завещания.
- Он ничего не написал.
- Он недееспособный.
- Докажите.
- Докажем
Пока не дошло до драки, развели их по разные концы коридора.
Племянник быстро ушёл.
- За нотариусом погнал, сука, - констатировал Лёлик.
Я вошла в палату. Он полусидел в кровати. Медленно поднял глаза, посмотрел. Устало закрыл глаза и прикрыл их ладонями.
- Я Вам соврал. У меня болит всё. Сделайте что - нибудь.
*** Чужие.
Киев три года назад. Звонок.
- Я Вас очень прошу, помогите положить мужчину умирать к вам. Он брошен. Он грязный и у него боли.
- Кто Вы больному.
- Никто. Бывшая жена. Разведены двадцать лет назад.
- А у него есть родственники?
- Нет, поэтому и звоню.
- Вы общаетесь?
- Нет. Конечно нет.Подруга бывшая сказала. Но он человек, понимаете? Чего бы между нами не произошло, он страдать не должен.
Она его и привезла к нам. Они не смотрели на друг - друга.
Киев позавчера. Другой звонок. Другая женщина.
- Я требую, чтобы Вы не выписывали моего мужа.
- Ему лучше намного, и он нуждается в проведении лечения на дому.
- Я не могу ухаживать за ним. Я работаю с 9 до 15. Делайте что хотите.
- Я не могу бесконечно удерживать больного, который хочет домой.
- Я буду жаловаться.
*** Чайка
- Лизавета,это дядя Саша. В театр пойдем в субботу? Ставят " Чайку.
- Конечно пойдем.
Этому разговору больше двадцати лет.
Сегодня вечером я снова смотрела "Чайку".
Наверное, никого из своих родственников я не любила так,как любила его. Мой дядя Саша. Он был младше моей мамы на семь лет.
Педиатр - это под его влиянием я стала врачом.
Мы жили не так далеко друг от друга и каждое воскресенье я проводила с его семьей. Помню, как он играл с нами. Помню, как меня, маленькую, он водил куда - то на День медика. Помню, как дарил мне подарки на день рождения, и не пропустил ни разу поздравить меня.
Это ему я доверяла свои первые секреты и свою самую первую любовь, с ним обсуждала, уже поступив в институт, как можно прогуливать лекции, и при этом не заваливать сессии. С ним слушала летом на старой даче радиостанцию Свобода, и говорила с ним до утра.Он носил чеховскую бородку и смотрел на меня добрыми карими глазами.
По его учебникам я учила пропедевтику детских болезней. От него мне достались "Очерки гнойной хирургии" Войно - Ясенецкого, которые я храню до сих пор.
Он приучил меня пить крепкий чай. Научил говорить с родителями больных детей. У меня масса привычек, которые я получила от него.
Перед тем, как стало совсем очевидно, что я уеду из России,я долго не могла сказать ему об этом.Потому что боялась.
- Ну что, не могла в Москве замуж выйти? - он вздохнул и надолго замолчал.
Саша(я всегда его звала так) стал слепнуть года за три до моего отъезда. Глаукома не давала ему возможность работать.Инвалидность. Выпивки. Одна за другой. Вытаскивала из запоев, из мест в которые он попадал. На какое - то время он оставался таким, каким был до болезни.Потом все повторялось.
После отъезда из России - звонки. Читать мои письма он не мог - не видел. Последний звонок был недели за две до конца.
- Лизуля, приезжай, родная!Поговорим. Я тоскую.
Письмо от мамы было коротким.
"Лизочка, мне больно сообщить тебе, что дядя Саша погиб. Он был очень хорошим, но очень больным человеком."
Его, слепого почти, сбила машина на переходе около метро Войковская. Машину не нашли. Характер повреждений определили на вскрытии.
Он долго лежал в сугробе, пока его не подобрали дворовые мальчишки. Потом тело неделю лежало в судебном морге, как неопознанное.Пока его не стали искать его дети.
Тогда я не приехала. Сыну было пять месяцев, и я кормила грудью.
Меня убедили, что я просто не успею и пропадет молоко.Я плакала и кормила, практически не выходя из дома в Вермонте неделю. Просто лежала, подсунув грудь малышу. Он ел, я плакала и говорила с ним. Нет, не с малышом.
"Ну прости меня, ну прости, ну прости меня" И молилась как могла.
Я не должна была уехать или должна была забрать его с собой.
Я до сих пор ненавижу себя за это.
И до сих пор люблю его, как живого.
Ему было 50 лет.
Вчера
Отработали на Павелецком.
Бездомные перебрались в здание вокзала, тихо сидят там около входа в метро. Узнали, доложили последние события их нехитрой жизни за последнюю неделю.
В Таню кто - то в шутку выстрелил петардой. Попал по касательной в шею. Лицо в гари. На шее - ожог.
Мужчину, чьего имени не знаю, милиционер ударил дубинкой по ноге. Спящего. Перелома нет, но отек и гематома обширные.
Сашка - негласная староста вокзала поведала о том, что перед днем милиции стражи порядка озверели совсем, и били всех, кто спал. Колоритно объяснила, что она думает по этому поводу.
В основном - травмы и трофические язвы. Всех перевязали.
Раздали одежду, которую вы передали.
Совершенно нет носков. И ботинок большого размера.
Сашка совершенно серьезно спросила меня вчера две вещи, на которые я затрудняюсь ответить:
- Ты чё, в натуре не можешь отличить честного бомжа от е.....го наркомана? А опера от мента?
Получив отрицательный ответ, она гордо заключила -
- Ты в людях не разбираешься. Пора учиться.
Действительно, пора.
*** Про детей. И про отцов.
Бездомный киевский больной. Пролежал у нас три недели. С документами, отсидевший в тюрьме, после тюрем мотался по городам, так и не найдя себе пристанища.
После смерти - позавчера - стали искать хоть кого - то из родственников. Они ведь есть почти у всех.
Подняли всех - участкового милиционера, отдел по работе с осужденными и так далее. Нашли.
Больной отсидел за убийство своей жены. Четверо его детей воспитывались в детском доме.
Старший сын будет его хоронить.
***1. ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ МНЕ НЕПОНЯТНЫ:
- Отчего происходит жестокость?
- Зачем люди лгут?
- Мир
2. ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ МЕНЯ ПУГАЮТ:
- ездить на машине по мосту.
- любой обман
- смерть
3. ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫМ БЫ Я ХОТЕЛ НАУЧИТЬСЯ:
- не реагировать на плохие запахи
- отключать телефон
- научится говорить НЕТ.
4. ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ СЕЙЧАС НА МНЕ НАДЕТЫ:
Не поверите - ночная рубашка.
5. ТРИ ВЕЩИ, ЛЕЖАЩИЕ НА МОЕМ СТОЛЕ:
- фонендоскоп
- ноутбук
- много бумаг
6. ТРИ ПЛЮСА МОЕГО ХАРАКТЕРА:
- жалость
- терпение
- упрямство
7. ТРИ МИНУСА МОЕГО ХАРАКТЕРА:
- жалость
- терпение
- упрямство
8. ТРИ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ Я ДЕЛАЮ ЧАЩЕ ВСЕГО:
- работаю
- люблю
- люблю
9. ТРИ МЕСТА, КУДА Я ХОЧУ ПОПАСТЬ:
-Соловецкий монастырь
- К любимому.
- В театр.
*** Вчера.
Из разговоров с Павелецкими:
- Вер, тебя забрал автобус на ночь?
- Да.
- Ну и как?
- Жалобу писать буду. Там с другого вокзала все. И мыло у меня украли.
- А кому писать, Вер?
- Как кому? Жириновскому!
- А почему не Путину, например?
- А Жириновский лучше.
Руфина.
- Не пей, а?
- Не много. И от тоски. Лиз...
- А тоска от чего?
- Ты вот скажешь, что бездомная. Да? А я тоскую оттого, что любила знаешь кого?
- Кого?
- Ничтожество. Полное ничтожество. Бомжевать - не беда. Любить ничто - страшно.
Вася
- Лиза, тут искали одного, а он умер. Я пожалел их(родственников) и сказал, что он в больнице. А он умер. Умер.
- А теперь что?
- Пусть ищут дальше. Потому что не найдут. А думать будут что он жив. Я правильно сделал?
*** Наши реалии.
В хоспис поступил мужчина - бывший заключенный. Без сознания. Огромный, покрыт татуировками.
К нему ежедневно приходят друзья. Стоят около кровати, молча смотрят в пол или оглядывают стены палаты. Здоровенными кулаками вытирают глаза, громко сморкаются. Тихо переговариваются между собой.
- Доктор, он будет жить?
- Вы знаете, его состояния крайне тяжёлое. Вы ведь осведомлены о прогнозе от хирургов.
- Доктор, укол нельзя какой - нибудь? А? - шесть пар глаз с надеждой смотрят на на нас.
- Какой укол?
- Ну чтобы глаза открыл.
- Мне очень жаль, но....
- Блин. Вот жизнь. (цензура)
- Вы были близкими друзьями?
- Да. Он нам денег должен.
*** простоте и прощении
Часто мы недооцениваем совсем простые, но очень важные вещи.
Мой больной, живущий в коммунальной квартире - признан недееспособным по психическому заболеванию.
Он не злоблив, наивен, часто говорит странные для нас, нормальных людей,вещи.
Но иногда он пронзителен в своем понимании происходящего.
Больной курит. Соседи по его просьбе покупают сигареты.
Не те, которые он просит, а те, что попадутся. Ему не из чего выбирать, он не придирчив.
- Н., тебе опять принесли эти плохие сигареты. Они вонючие, ведь ты просишь другие?
- Да, прошу другие.
- А почему приносят вот эти?
Он молчит некоторое время, потом отвечает -
- Наверное, потому что они меня не уважают.
- А почему ты не скажешь им об этом?
- Мне их жалко.Лииииз. Жалко людей.
*** ПОКАЯНИЯ ОТВЕРЗИ МИ ДВЕРИ, ЖИЗНОДАВЧЕ
ПРОСТИТЕ МЕНЯ ВСЕ, КОГО ОБИДЕЛА СЛОВОМ, ДЕЛОМ, РЕЗКОСТЬЮ, БЕЗРАЗЛИЧИЕМ, КОГО ВВЕЛА В РАЗДРАЖЕНИЕ ИЛИ ИСКУШЕНИЕ,С КЕМ НЕ ВСТРЕТИЛАСЬ, КОМУ ОТВЕТИЛА ГРУБОСТЬЮ.
У ВСЕХ, КОГО ЛЮБИЛА И НЕ ЛЮБИЛА. У ВСЕХ, КОГО ЛЮБЛЮ.
ПРОСТИТЕ.
ОСОБЕННО ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ У ТЕХ, КОМУ НЕ ПОМОГЛА.
ПРОСТИТЕ.
*** Четверг
Больной Н. - из коммунальной квартиры - вы его знаете по некоторым постам здесь.
Он прячется от "зла" под одеялом. Сидя, он накрывает себя с головой, оставляя маленький кусочек, через который он осторожно смотрит на свою комнату.
- Н, ты опять спрятался?
- Да.
- Это твоя палатка?
- Нет. Это мой дом.
- Можно я с тобой посижу рядом?
- Я должен подумать.
Некоторое время он сидит молча, потом приоткрывает одеяло и тихо говорит:
- Ладно. Садись. Чтобы тебя тоже не обижали.
- Ты меня там защитишь?
- Нет. Я не могу защитить. Я тебя спрячу.
- Потому что мы дружим?
- Нет. Потому что ты мне веришь.
*** Блаженны чистые сердцем..."
Это о нём.
Мой больной Н. Которого любили все в нашей команде. Который любил всех нас, каждого - по - своему, но любил.
Его отдали мне в ноябре с прогнозом, при благоприятном течении, в две недели. Мы дожили до вчера.
Мы боролись. За ещё один месяц, потом за неделю, потом за дни. И за час боролись тоже. Он боролся вместе с нами. Сейчас я понимаю не потому, что хотел, а потому что жалел нас. Потому что, как и сказала, любил. Я всё больше убеждаюсь в том, что эти два чувства идут рядом.
И со "злом" боролся, которое бродило где - то около. Это он в одиночку.
- Ну, Н., ну я тебя очень прошу давай что - нибудь скажу тем...ну тем плохим, которые тебя обижают.
- Лииииз! Они не плохие - они коварные.
- Накажем?
- Нет.
- Простим?
- Не наше это дело. А потом простим. Мы всех простим.
- Это кто?
- Это Петрович, мой друг.
- Аааааа. Лиииииз! Петрович теперь мой большой друг.
- А Серега?
- Хороший друг.
- А Ленка?
- Подруга.
- А ты, Н., моя радость.
- А ты - моя радость.
Он смотрел на меня детскими ярко - голубыми глазами и смеялся в голос. До слёз. Своих и моих.
- И ты, Лииииз, бросишь работу, и мы поедем на дачу. Жить там будем.
- Да?
- Да. Я же люблю тебя.
- Поедем. А ребята из команды?
- С нами. Ленка пусть книжки читает и в саду гуляет. Шофер мясо пожарит.И говорить будем. Как сейчас говорим.
- А мы с тобой?
- А мы - любить будем.
- А как - любить?
- Сильно очень. Я стол поставлю под яблоней. Ты будешь пить чай, а я буду приносить тебе вишни.
В миске.
- Вместе собирать будем?
- Нет. Я один. Ты будешь их есть.
- А потом мы будем играть косточками из вишен?
- Будем.
- Я уеду на два часа, но ты дождись меня. Мне нужно привезти лекарства. С тобой останется Петрович.
- Дождусь. Не бойся.
Я боялась и Серега гнал машину к нему, ни говоря ни слова.
Он дождался - мы так мало верим, Господи - и сказал вчера:
- Такой я счастливый. Умираю, а ты успела и все собрались друзья.
Мы держались за руки, на руках он и отошёл от нас.
- Ты на похороны приди, Лииииииз. Свечку поставишь, а я посмотрю.
Это за три месяца до смерти...
Он знал, когда мне не просто. Не задавал вопросов, которые задают все или почти все. Чувствовал всё, что происходит и решал сам, стоит говорить об этом или нет и умел уловить то, что я уловить не умею.
- Лиииз!
Никто никогда не звал меня так. И не позовёт больше. Пока не встретимся. С миской спелых вишен под яблоней.
У Бога все живы.
***
Понедельник
Они звонили мне по очереди. Два врача с более чем тридцатилетним стажем.
- Вы поймите, мне её по человечески жалко. Ей только 22 года. Мне нечем ей помочь. В онкологической клинике ее осмотрели в приемном покое и отправили обратно.
- Это не профильная больная для нашей клиники. Она слабеет на глазах. Ей всего 22 года. Вы приедете?
Два пожилых врача пытались положить на обследование больную. Им отказывали. Даже с пресловутым розовым талоном, который они для неё получили.
Больная, похоже, онкологическая. Подтверждения диагноза нет. Есть только клинические данные. Которых недостаточно для того, чтобы перевести больную в другую больницу, провести лечение или отказаться от него.
Причина - больная не имеет определенного места жительства. И документов у неё нет.
В палате она лежит одна. Выглядит лет на 16. Жила с матерью и отчимом. Ушла из дома четыре года назад. Родители сильно пъют. Оба.
На подоконнике - лак для ногтей, и кружка с холодным чаем.
- Ты хочешь чего нибудь?
- А зачем хотеть? Ко мне никто не прийдет. Я и не хочу.
Из разговора с врачом:
- Я пытался сам купить ей фруктов, она отказывается.
Женщина с очень не простой судьбой, далеко не ангел, потерянная и никому не нужная в этом мире.
Никому. Кроме этих двух пожилых врачей, которые хотят бороться за её жизнь. Бесплатно. Отдавая своё.
Когда мы уходили, больная закрыла глаза плоскими ладошками и заплакала. Тихо совсем.
- Вы не заберете меня в другую больницу? Я здесь лежу с другой болезнью. Мне наверное в другую больницу надо. Не заберете... У меня документов нету.
