— Да. Еще одна вещь — привлечение к ответственности. Председателям судов принадлежит главная инициатива в привлечении каждого судьи к ответственности, а причины для привлечения, как уже говорилось, описаны весьма расплывчато.
Наконец, формирование квалификационных коллегий судей на уровне субъекта РФ (а это основная форма органов судейского сообщества) происходит подконтрольно председателю высшего суда субъекта Федерации, а он всегда контактирует с законодательным органом субъекта РФ, назначающим в эту квалификационную коллегию членов от юридической общественности. Это всегда бывает согласованно. Вот и еще один рычаг влияния других ветвей власти на судебную. Тут столько взаимосвязей, не имеющих права на существование. Конечно, все это опутывает судей очень серьезными связующими нитями.
Если судья хочет выбиться из этой системы связей, он рискует противопоставить себя всем остальным. Риторический вопрос: долго такой судья удержится в судебной системе? Если он, вынося решение по делу, считает возможным не согласиться с позицией вышестоящего суда, не согласиться со сложившейся практикой, потому что будет считать ее не соответствующей правильному пониманию закона?.. Очевидно, что долго на своем месте такой судья не продержится.
Возникает вопрос: а что за люди вообще оказываются в этой системе, приходят работать судьями?
— Система подбора судей на вакантные должности устроена так, что судебная система почти не получает подпитку из других юридических институтов. Например, из адвокатуры.
Насколько я понимаю, в основном в судей превращаются бывшие сотрудники аппаратов судов.
— Да, и надо понимать, по какой причине люди идут работать в аппараты судов на низкооплачиваемую и очень многотрудную работу. Люди соглашаются сидеть на этой работе только в связи с перспективой, что когда-нибудь они станут судьями.
По моим наблюдениям, это чаще всего молодые девушки, которые работают в аппаратах, а к тридцати с чем-то годам превращаются в судей.
— Но важно и чему они учатся там, в аппаратах судов? Они учатся уже сложившейся системе отношений. Они знают, какие порядки надо блюсти, каких практик придерживаться. Они понимают, в какой системе связей они должны работать, если хотят прийти на судейскую должность.
А вторая по популярности категория среди будущих судей — это бывшие работники правоохранительных органов. И получается, что у нас подавляющее большинство судей — это «люди системы», которые привыкли слушаться начальства.
— Судебная система считает, что брать таких сотрудников для нее безопасно. Они придут и будут защищать тот публичный интерес, который они привыкли защищать как работники правоохранительной системы. Если мы возьмем систему отбора профессионального суда в других странах, там по-другому. Существует только два алгоритма системы отбора на судейские должности: или бюрократический, или профессиональный. Профессиональный предполагает очень серьезную проверку юридических знаний. Для этого разрабатываются экзамены, особые тесты, проводится психологический отбор, используются способы выявления мотивации выбора судейской профессии.
У нас тоже есть экзамен, и хотя внешне наша система отбора выглядит как отбор по профессиональному алгоритму, по сути, она является системой бюрократического отбора. Во-первых, потому что в ней колоссальную роль играют руководители судебной системы. Во-вторых, потому что присутствуют непрозрачные процедуры: хотя президент РФ своими актами назначает всех федеральных судей, кроме судей высших судов, но ему помогают отбирать кандидатов в судьи, что естественно, органы в его администрации, куда входят, в частности, представители и руководители всех правоохранительных ведомств. И они дают характеристику судье, они же и проверки проводят, причем эти проверки остаются тайной даже для самого кандидата, что уже не естественно.
Одним из показателей «хорошей» работы судьи является устойчивость его судебных актов: чем меньше их отменяют в вышестоящих судах, тем лучше. Вроде бы логично, но это явно загоняет судей в рамки вертикали, они боятся принимать смелые решения, даже если внутренне те кажутся им справедливыми.
— На самом деле подлинная независимая судебная система должна рассчитывать на определенную энтропию. Управляемость как противоположность энтропии годится для административной системы: «сверху» издается управляющее воздействие, оно должно дойти «донизу», должно быть исполнено. В судебной системе нет такого соподчинения процессуальных инстанций. Вышестоящая инстанция имеет право и, более того, обязана исправить ошибочные решения для того, чтобы восстановить права людей, которые суд нарушил или не восстановил в конкретном судебном споре. Но вышестоящая инстанция не имеет права приказать нижестоящему суду: «Реши так!» или «Примени такой закон!». Почему? Потому что «внизу» практика может прийти к выводу, что имевшее место ранее правоприменение является неверным. Ведь практика развивается как в силу того, что появляются новые нормативные регуляторы, так и потому, что система общественных отношений не стоит на месте. По сути, суд может быть независимым только тогда, когда он в каждом деле ищет те нормы, на основании которых можно решить спор, и сам пытается выявить, какое толкование этих норм будет правильным, будет отвечать цели регулирования, для того, чтобы положить именно это толкование в основу своего судебного акта. А если этого нет, то ничего не выйдет. Нельзя задать единый алгоритм для решения очень разных дел, хотя они кажутся похожими.
— Говоря об уголовном судопроизводстве, вы знаете, что у нас с каждым годом растет количество дел, которые рассматриваются в особом порядке. Когда говоришь об этом с силовиками, те отвечают: «Так это же замечательно – значит, у нас очень высокое качество следствия»
— Да где же качественное? Разве оно проверяется? Как раз качество следствия по этим категориям дел, где введен особый порядок, не проверяется. Как оно может быть проверено, если суд не проводит исследования доказательств? Есть социологические исследования, которые показывают, что подсудимые прибегают к особому порядку в основном в надежде, что суд не назначит им максимальную меру наказания. Но, что интересно, эти же исследования показывают, что и без применения особого порядка суд почти никогда не назначает максимальную меру. Для максимальной меры нужны серьезные отягчающие обстоятельства.
