К циклу лекций лля рабочих Гётеанума 6 страница

Я уже рассказывал вам, что на примере такого органа, каким является печень, можно наблюдать, как по ходу жизни изменяется человеческое тело. Я ска­зал вам на последнем занятии, что если у младенца пе­чень воспринимает неправильным образом — имеется в виду функция печени как воспринимающего органа: печень воспринимает пищеварительный процесс и упо­рядочивает его, — если, следовательно, воспринимаю­щая функция печени нарушена и она неправильным образом реагирует на процесс пищеварения в младен­ческом возрасте, то следствия этого обнаруживаются зачастую лишь в гораздо более поздний период жиз­ни — как я говорил вам, у сорокапятилетних, пяти­десятилетних людей. В человеческом организме может задерживаться (проходить в латентном состоянии) многое. Следовательно, если нарушения в работе пе­чени происходят в младенческом возрасте, они могут скрытым образом удерживаться вплоть до сорока пя­ти — пятидесятилетнего возраста. Затем обнаружива­ются внутренние уплотнения, возникают заболевания печени, которые свойственны человеку именно в по­жилом возрасте и которые являются следствием нару­шений, имевших место в младенческий период.

Вот почему лучше всего вскармливать младенца ма­теринским молоком. Ведь ребенок появляется на свет из тела матери, не так ли? Можно понять, что весь его орга­низм, все его тело обладает родством с матерью. Поэтому наилучшим образом он будет развиваться, если, появив­шись на свет, он не будет сразу же получать ничего кроме того, что происходит из родственного ему тела матери.

Может произойти и так, что материнское молоко не подходит по своему составу. Молоко человека мо­жет быть, например, горьким, может быть слишком соленым. Тогда необходимо применять другое питание, лучше всего — молоко другой женщины.

Тут может возникнуть вопрос: разве нельзя с само­го начала вскармливать ребенка коровьим молоком?

Надо сказать так: в первоначальный период младен­чества питание коровьим молоком не очень благопри­ятно. Но не следует, однако, думать, что мы совершаем страшный грех по отношению к человеческому орга­низму, если мы питаем ребенка коровьим молоком, которое соответствующим образом разбавлено и так далее. Ведь, конечно, молоко у разных существ раз­лично, но эти различия не столь сильны, чтобы от­казываться от применения коровьего молока вместо материнского молока при выкармливании.

Подобного рода питание осуществляется так, что ребенку, который пьет одно молоко, не приходится же­вать. Вследствие этого некоторые органы тела функ­ционируют более интенсивно, чем в дальнейший пе­риод, когда по необходимости используется твердая пища. Молоко имеет одно существенное свойство; оно, я мог бы с некоторой натяжкой сказать, еще живет, когда его получает ребенок. Оно почти является не­ким жидким жизненным началом, текучей жизнью, которую принимает в себя ребенок.

Вы знаете, что в кишечнике происходит исключи­тельно важный для человеческого организма процесс, он чрезвычайно важен. Эта исключительно важная вещь состоит в том, что все, поступающее через же­лудок в кишечник, должно умерщвляться; когда же все это переходит сквозь стенки кишечника в лимфу и кровь, оно должно оживать снова. Наиболее важное из необходимого для понимания состоит в том, что человек должен сперва умертвить принимаемую им пи­щу, а затем снова оживить ее. Живущее вне человека, бу­дучи принято им как пища, не может непосредственно использоваться внутри человеческого тела. Принятое в себя человек своей собственной деятельностью дол­жен сперва умертвить, а затем снова оживить. Необ­ходимо знать хотя бы это. Обычная наука этого не знает, она не знает и, что человек имеет в себе силу жизни. Точно так же, как он имеет в себе мускулы, кости и нервы, он имеет в себе оживляющую силу, он имеет в себе жизненное тело.

Подобно тому, как глаз созерцает внешние вещи, печень созерцает пищеварительную деятельность в целом, в ходе которой нечто умерщвляется и вновь оживляется, в ходе которой умерщвленное, пробуж­дается внутренне к новой жизни и поступает в кровь. Подобно тому, как в старости глаз может быть пора­жен катарактой, то есть уплотнением и помутнением того, что раньше было прозрачным, так и печень мо­жет подвергнуться уплотнению. Уплотнение, цирроз печени, является, в сущности, тем же, чем является в глазу катаракта, бельмо (помутнение хрусталика и ро­говицы — примеч. перев.). Бельмо может образоваться и в печени. Тогда в конце жизни возникает заболева­ние печени. Это означает, что печень больше не созер­цает, что происходит внутри человека. Это поистине так: с помощью глаза вы созерцаете внешний мир, с помощью уха вы слышите, что звучит во внешнем ми­ре, а с помощью печени вы одновременно созерцаете собственное пищеварение и то, что включено в этот пищеварительный процесс. Печень является внутрен­ним органом чувственного восприятия, внутренним органом чувств. Только тот, кто познал печень как внутренний орган чувств, понимает то, что происхо­дит в человеке. Следовательно, печень можно срав­нить с глазом. В каком-то смысле человек внутри себя, в своем животе имеет некую голову. Только эта голо­ва смотрит не вовне, она смотрит внутрь. Поэтому она является тем, посредством чего человек работает внутри себя, он осуществляет эту деятельность, не доводя до своего сознания.

Но ребенок ощущает эту деятельность. У ребенка все это происходит по-другому. Ребенок еще мало смот­рит на внешний мир, а если он и смотрит во внешний мир, то еще не распознает его. Но тем больше направ­ляет он внимание вовнутрь, используя чувства. Ребенок очень точно чувствует, если в молоке содержится чужеродное, что должно быть выброшено в кишеч­ник и выведено наружу. И если с молоком что-то не в порядке, печень приобретает предрасположенность к заболеваниям, проявляющимся в самый поздний период жизни.

Видите ли, вы могли бы подумать и о том, что к глазу, направленному на внешний мир, имеет отноше­ние также и мозг. Простое глядение на внешний мир не могло бы быть полезным для человека. Мы могли бы таращить глаза на внешний мир, глазеть по сторо­нам, но мы не могли бы мыслить об этом внешнем ми­ре. Он был бы своего рода панорамой, перед которой мы сидим с пустой головой. Мы мыслим с помощью мозга. С помощью нашего мозга мы думаем о том, что находится вовне, во внешнем мире.

Но, господа, если печень является своеобразным внутренним глазом, который ощупывает всю пищеварительную деятельность в целом, то печень долж­на иметь и своего рода мозг, подобно тому, как имеет его в своем распоряжении глаз. Видите ли, печень может разглядывать все, что происходит в желудке, как пищевая кашеобразная смесь перемешивается с пепсином. Когда пищевая кашеобразная смесь посту­пает из желудка в кишечник через так называемый привратник, печень может видеть, как эта пищевая смесь проталкивается в кишечнике дальше, как ки­шечник все больше и больше выделяет через свои стенки части этой пищевой смеси, пригодные к упот­реблению, как затем эти пригодные к употреблению части переходят в лимфатические сосуды, а затем из них проникают в кровь. Но начиная отсюда печень уже ничего не может сделать. Сколь мало может мыс­лить глаз, столь же мало и печень может производить деятельность за указанными пределами. Здесь к пе­чени должен подключаться другой орган, подобно тому, как к глазу подключен мозг.

И точно так же, как вы имеете печень, постоянно наблюдающую за пищеварительной деятельностью, вы имеете в себе еще и некую мыслительную деятельность, о которой в обычной жизни совсем ничего не знаете. Эта мыслительная деятельность — о ней самой вы пока еще не знаете, вы знаете только об органе — эта мысли­тельная деятельность точно так же дополняет воспри­нимающую, ощупывающую деятельность печени, как мозг дополняет мышлением воспринимающую деятель­ность глаза; каким бы странным вам это не показалось, указанная мыслительная деятельность осуществляет­ся посредством почек, посредством системы почек.

Система почек, которая согласно обычным пред­ставлениям служит лишь для выделения мочи, вовсе не является таким неблагородным органом, каким при­нято ее считать; почки, в обычном случае служащие лишь для выделения жидкости, в совокупности с пече­нью развивают некую внутреннюю активность, внут­реннее мышление. Почки тесно связаны и с мышле­нием мозга, так что при нарушениях мозговой дея­тельности оказывается нарушенной и деятельность почек. Допустим, что мы начинаем способствовать неправильной работе мозга у ребенка. Мозг работает неправильно, если мы побуждаем ребенка слишком много учиться — я в последний раз уже указывал на это, — если мы побуждаем его слишком много рабо­тать на запоминание, работать с памятью, слишком много заставляем учить наизусть. Кое-что следует заучи­вать наизусть, чтобы мозг становился подвижнее; но если мы заставляем учить наизусть слишком многое, мозг напрягается так, что в нем развивается чрезмер­ная активность, вызывающая уплотнения в мозгу. Если мы заставляем ребенка слишком многое заучивать наизусть, из-за этого возникает уплотнение мозга. Но если в мозгу возникают уплотнения, может оказать­ся, что в течение всей жизни мозг будет работать не­правильно. Он становится слишком жестким.

Но мозг связан с почками. И благодаря этой свя­зи между мозгом и почками почки в подобном случае тоже больше не работают правильным образом. Чело­век способен перенести очень многое; последствия обнаруживаются только позже: все тело в целом начи­нает работать неправильно, происходят нарушения в работе почек, и в моче вы обнаруживаете сахар, кото­рый, собственно, должен был бы быть переработан. Тело становится слишком слабым, чтобы использовать этот сахар, так как работа мозга нарушена. В моче по­является сахар. Тело не в порядке, человек страдает от сахарной болезни.

Видите ли, я бы хотел сделать для вас особенно ясным, что от духовной деятельности, например, от чрезмерного заучивания наизусть, зависит, что будет с человеком позднее. Вам не приходилось слышать, что сахарной болезнью часто страдают богатые люди? Они могут очень хорошо обеспечивать своих детей в том, что касается материальной физической области, однако они не знают, что они должны подобным же образом позаботиться и о нормальных школьных преподавателях, которые не будут заставлять ребен­ка слишком многое заучивать наизусть. Они думают: это дело государства, тут все хорошо и об этом нечего печалиться. Ребенок слишком много учит наизусть, а позднее заболевает диабетом, сахарной болезнью! Человека можно сделать здоровым не только с помо­щью физического выкармливания, с помощью того, что доставляется человеку продуктами питания. Надо обращать внимание и на то, как обстоит дело с его душевным началом. Тогда постепенно начинают чув­ствовать, что и душевное начало является чем-то важ­ным, что не одно только тело имеет значение для че­ловека, что тело даже может быть разрушено по вине души. Ведь как бы много в детстве и после него мы не ели то, что химики изучают в своих лабораториях, то есть продуктов питания, если душевное начало не в порядке, если душевному не уделяется внимания, то весь человеческий организм придет в упадок. Благода­ря науке, но не той современной, чисто материалисти­ческой науке, а науке настоящей постепенно можно научиться вживаться в то, что существует как чело­век еще до зачатия и продолжает существовать после смерти, поскольку человек познает, чем же является его душевное начало. При рассмотрении подобных вопросов именно это надо принимать во внимание.

Задумайтесь над тем, отчего люди сегодня не хо­тят ничего знать о том, что я рассказывал вам? Если сегодня вы захотите подступиться к так называемым образованным людям, они посчитают проявлением «необразованности», если будешь говорить им о печени или даже о почках. Это проявление необразованно­сти. Почему же такие вещи считаются проявлением «необразованности»?

Видите ли, древние евреи в период еврейской древности — ведь Ветхий Завет мы получили от ев­реев — древние евреи еще не рассматривали разговор о почках в качестве признака страшной необразован­ности. Евреи не сказали бы, например, если человека ночью мучили сновидения, что мучается душа, под­тверждение можно найти в Ветхом Завете, однако современные евреи настолько образованы, что они теперь, находясь в приличном обществе, не ссылают­ся на то, что содержится в Ветхом Завете, хотя он гово­рит об этом, — итак, если человеку ночью приснился недобрый сон, древние евреи не сказали бы «моя душа мучилась». Да, господа, такое легко можно сказать, ес­ли не имеешь о душе никакого представления; тогда душа — не более чем слово, то есть ничто. Но в Ветхом Завете говорится, и говорится в соответствии с той мудростью, которой когда-то обладало человечест­во, о случае, когда человек ночью приснился недобрый сон: его мучила почка. К тому, что осознавалось в Вет­хом Завете, приходят благодаря теперешней антропософии, новому научному знанию: человек видит недоб­рый сон, так как функция почек у него нарушена.

Затем наступило средневековье и в период средне­вековья постоянно возникало то, что актуально до сих пор. В средние века была тенденция только хвалить все, что нельзя было воспринять, что тем или иным об­разом находилось вне мира. Людям дозволялось тогда только голову оставлять неприкрытой; все остальное надо было прикрывать. Мы тоже смеем говорить толь­ко о том, что неприкрыто. Впрочем, именно в обра­зованном мире некоторые дамы разгуливают сегодня едва прикрытыми —так, что даже об оставленном без покрова еще долгое время едва ли кто посмеет гово­рить. Во всяком случае, то, что находилось внутри человека, было запретной темой для той своеобразной формы христианства, которая была свойственна сред­невековью, — в Англии это несколько позднее назва­ли пуританизмом. Чисто материальной, основанной на чувственном восприятии науке тоже не дозволяет­ся об этом говорить. Духовное — это такая безделица, что нечего об этом говорить. Поэтому постепенно дух как единое целое был утерян. И не так-то легко пой­мать его, если говорить только о том духе, который си­дит в голове. Однако если ловят его не только в голове, но во всем человеческом теле, то уловить его можно.

Именно почки добавляют мыслительную деятель­ность к воспринимающей деятельности печени. Печень смотрит, а почки думают; они также могут думать о деятельности сердца и обо всем том, чего не может разглядеть печень. Печень наблюдает за всем процес­сом пищеварения, за тем, как пищевые соки перехо­дят в кровь. Но после, когда пищевые соки начинают кружить по крови, об этом надо мыслить. И это осу­ществляют почки. Так что фактически человек имеет в себе нечто вроде второго человека.

Но господа, вы, естественно, не должны верить в то, что те почки, которые вы извлекаете из мертвого тела и выкладываете на патологоанатомический стол — или, если это коровьи почки, даже едите их; их очень удобно разглядывать перед тем, как вы их сварите и съедите, — что этот кусок мяса, обладаю­щий свойствами, о которых говорит анатом, что этот кусок мяса мыслит! Мясо, естественно, не мыслит, мыс­лит то, что присутствует внутри почки, принадлежа душевному началу. Поэтому дело тут обстоит так, как я говорил об этом в последний раз; вещество, находя­щееся в почке, в детском возрасте полностью заменя­ется в течение семи-восьми лет. Там, внутри находит­ся другое вещество. Точно так же, как ваш ноготь на пальце в течение семи-восьми лет не остается тем же самым, но вы все время срезаете его переднюю часть, так же и из почек, и из печени удаляется все, что там было и заново создается вами.

Тут вы должны спросить: если здесь совсем нет вещества, которое находилось тут, в почках и в печени семь лет назад, и тем не менее, печень спустя десяти­летия может стать больной оттого, что в младенческом возрасте что-то в ней было повреждено, то это указы­вает на какую-то деятельность, которая остается не­видимой. Ведь вещество не способно воспроизводить себя. Жизнь же воспроизводит себя от младенческого возраста до сорока пяти лет. Вещество не может забо­леть — оно выделяется — однако воспроизводит себя та невидимая деятельность, которая находится внутри и которая у человека протекает на протяжении всей его жизни. Итак, вы видите, что человеческое тело являет­ся сложным, исключительно сложным организмом.

Мне хотелось бы сказать вам еще и кое-что другое. Я говорил вам: древние евреи еще знали кое-что о том, что деятельность почек наделена также и функцией смутного, сумеречного мышления, которое проявляет­ся в сновидениях ночью. Ночью наши представления отсутствуют; и тогда мы воспринимаем то, как мыслят почки. Днем голова наполнена мыслями, которые приходят извне. В случае одновременного присутствия сильного света и слабого света свечи мы видим силь­ный свет, а находящийся рядом слабый свет свечи как бы исчезает; так и у человека, когда он бодрствует: его голова заполнена представлениями, приходящими из внешнего мира, тогда как деятельность почек внизу подобна малому свету; он ее не воспринимает. Если же голова перестает мыслить, тогда он воспринимает то, что мыслят почки, и видит печень внутри него, он воспринимает это как сновидение. Поэтому сновиде­ния выглядят именно так, как мы их иногда видим.

Представьте себе, что в кишечнике что-то не в по­рядке; печень это видит. Днем человек не обращает на это внимания, поскольку ему мешает наличие более сильных представлений. Но ночью при засыпании или при пробуждении он обращает внимание на то, как пе­чень воспринимает нарушения в деятельности кишеч­ника, его неупорядоченное бытие. Однако печень не так хитра и почки не так хитры и ловки, как человеческая голова. И поскольку они не так догадливы и ловки, они не могут заявить прямо: тут дело в кишечнике, кото­рый я вижу. Они же создают образ, и человек видит сон вместо того, чтобы видеть реальность. Если бы печень видела эту реальность, то она видела бы, что кишечник горит. Но она не видит действительности, она создает образ, соответствующий этой действительности. Она видит при этом шевелящихся змей. Если человеку снят­ся извивающиеся змеи, что бывает довольно часто, это значит, печень видит кишечник и поэтому она пред­ставляет его в виде змей. Иногда голова поступает точно так же, как печень и почки. Если человек видит вблизи себя, например, изогнутый сучок, и это происходит в ме­стности, где могут быть змеи, то голова может принять этот изогнутый сучок дерева за змею, если он находится шагов за пять впереди. Подобным же образом внут­реннее зрение и мышление печени и почек интерпре­тируют кишечные нарушения в образе змеи.

Иногда вам снится сон о печке, которую очень сильно натопили. Вы просыпаетесь и обнаруживаете сердцебиение. Что тут произошло? Тут почки размыш­ляют по поводу сильного сердцебиения, но они дума­ют об этом так, как если бы это была натопленная печка, и вам снится кухонная плита в действии. Это то, что думают почки о работе вашего сердца.

Следовательно, тут, внутри, в животе у челове­ка — и пускай считают проявлением необразованно­сти, если говоришь об этом — тут внутри сидит некое душевное существо. Эта душа представляет собой ма­ленького мышонка, который где-то проскользнул в человеческое тело и сидит там внутри. Не правда ли, люди в прошлые века занимались тем, что размыш­ляли на тему: где находится местопребывание души? Но о душе вообще уже больше ничего не знают, а иначе не спрашивали бы: где находится местопребывание души. Она точно так же и в мочке уха, как и в боль­шом пальце ноги, но только душа нуждается в орга­нах, с помощью которых она мыслит, представляет и создает образы. Хорошо знакомую вам деятельность она совершает с помощью головы, а действуя тем спо­собом, который я вам описывал, когда созерцается внутреннее, она использует печень и почки. Можно видеть повсюду, как душа в человеческом теле прояв­ляет активность. И это надо видеть.

Этим и занимается та наука, которая не просто потрошит мертвое человеческое тело, лежащее на патологоанатомическом столе, извлекая оттуда органы и разглядывая их материальным образом. Этим занима­ется тот, кто действительно активизирует всю свою внутреннюю душевную жизнь как в мышлении, так и во всем остальным, он делает ее более активной, чем хотели бы люди, довольствующиеся одним раз­глядыванием. Естественно, это удобнее: разрезать человеческое тело, вырезать оттуда печень и потом записывать, что при этом обнаружится. При этом не приходится слишком перенапрягать свои умственные способности. Для этого у человека есть глаза и нужно приложить совсем немного мысли, чтобы резать пе­чень во всех направлениях, сделать небольшой срез, положить под микроскоп и так далее. Это легкая наука. Но почти вся наука сегодня и является такой легкой наукой. Надо в гораздо большей степени активизиро­вать внутреннее мышление, надо в первую очередь расстаться с мыслью о том, что достаточно лишь уло­жить человека на патологоанатомический стол, выре­зать его органы и описать их, чтобы в тот же момент мы смогли получить достоверные сведения о челове­ке. Ибо, вскрывая печень пятидесятилетней женщи­ны или пятидесятилетнего мужчины и разглядывая ее, не знают, что происходило в младенческом возрас­те. Необходима именно целостная наука. Именно к этому должна стремиться настоящая наука. В этом и состоит стремление антропософии — иметь настоя­щую науку. И эта настоящая, действенная наука при­водит не только к телесному, она приводит, как я пока­зал вам, к душевному и духовному.

В последний раз я говорил вам: в печени дело обсто­ит так, что «синие», темные кровеносные сосуды — то есть сосуды, в которых течет не красная (окисленная, или т.н. артериальная — примеч. перев.) кровь, но темная (неокисленная, или т.н. венозная — примеч. перев.), кровь, несущая в себе углекислоту, — что та­кие особенные кровеносные сосуды входят в печень. В случае всех остальных органов этого не происхо­дит (это замечание справедливо лишь относительно большого круга кровообращения; в малом круге кро­вообращения, как известно, темная, венозная кровь поступает из сердца через артерии легочного ствола в правое и левое легкое, где и происходит окисление и выделение углекислоты, распадающейся на воду и углекислый газ. Окисленная, алая, «артериальная» кровь снова подается в сердце через вены и оттуда направляется в артерии большого круга кровообра­щения — примеч. перев.). Печень в этом отношение является отличным от других органом. Она принима­ет темную совершенно неокисленную кровь и дает ей возможность распространяться у себя внутри.

Это нечто в высшей степени значительное, важ­ное. Если мы представим себе печень, то, конечно, в нее тоже входят обычные артерии, сосуды алой крови. А сосуды, несущие синюю кровь, вены, выходят из нее. Но кроме них в печень входит один особый сосуд, несу­щий темную неокисленную кровь, одна вена — ворот­ная вена (vena portae), она несет кровь, насыщенную углекислотой (см. рисунок на стр. 81). Печень принима­ет этот сосуд в себя, причем он не имеет выхода; таким образом, через этот сосуд в печень поступает темная не-окисленная кровь. (В печени имеются две системы вен: портальная и кавальная. Первая образована разветв­лениями вышеуказанной воротной вены, по которой кровь притекает в печень через ее ворота. Воротная вена разделяется на две ветви, которые уходят в парен­химу печени. В паренхиме эти ветви распадаются на множество мелких веточек, которые оплетают печеноч­ные дольки. Их капилляры проникают в самые дольки и слагаются затем в v.v. centrales, которые собирают­ся в печеночные вены, впадающие в нижнюю полую вену, по которой неокисленная кровь поднимается к сердцу. Вторая система вен — кавальная — обеспе­чивает обычное кровоснабжение тканей; кавальная система состоит из печеночных вен, впадающих в нижнюю полую вену vena cava interior. Портальная система снабжает печень неокисленной насыщенной углеродом венозной кровью, поступающей из непар­ных органов брюшной полости — примеч. перев.)

Да, конечно, когда вырезают печень, обычная нау­ка видит эту так называемую воротную вену, но не размышляет над этим дальше. Однако тот, кто может прийти к подлинной науке, ищет сравнения.

В человеческом теле имеется еще один орган, кото­рый обладает похожими свойствами. Это глаза. Хотя в глазах это выражено очень незначительно, но, тем не менее, в случае глаза не вся кровь, не вся темная, неокисленная кровь, поступающая в глаз, уходит обрат­но. Одни сосуды, входящие, несут алую кровь, выходя­щие сосуды несут темную, синеватую. Но не вся темная неокисленная кровь, которая находится в глазу, уходит назад; она подразделяется так же, как в печени. Толь­ко в печени это проявляется сильно, а в глазу очень слабо. (Возможно, имеется в виду канал, проходящий по склере, в sinus venosus sclerae, который также сооб­щается и с лимфатическим руслом и имеет отток в v.v. ciliares auteriores — примеч. перев.)

Разве это не доказывает, что я все-таки имею право проводить сравнение между печенью и глазом? Чело­век имеет право указывать на все, что находится в че­ловеческом организме. Так мы приходим к тому, что печень является внутренним глазом.

Однако глаз направлен вовне. Он смотрит вовне и использует при этом темную неокисленную кровь, которую он получает, чтобы созерцать вовне. Печень использует ее внутри. Поэтому она дает возможность этой темной крови исчезнуть внутри себя и использу­ет ее иначе. Только иногда глаз проявляет тенденцию немного использовать свои сосуды с темной (так назы­ваемой венозной) кровью. Это происходит в том случае, если человек опечален, если он плачет: тогда горькова­тый на вкус, слезный сок вытекает из глаза, из слезной железы (glaudula lacrimalis). Это происходит от того незначительного количества темной крови, которая ос­тается в глазу. Если человек огорчен и особенно сильно переживает, слезы появляются в качестве выделения.

А вот в печени аналогичная история происходит постоянно! Печень постоянно огорчена, как может быть огорчен человек, который наблюдает изнутри живущий на Земле организм; этот организм пред назначен быть в наилучшем состоянии, но выглядит далеко не лучшим образом. Вот печень и печалится все время. Поэтому она все время выделяет горькое вещество, желчь. Так же, как функцией глаза являет­ся выделение слез, так функцией печени, служащей всему организму, является выделение желчи. Только слезы изливаются наружу, и как только они проли­лись из глаза, они исчезают, а желчь не исчезает во всем организме человека, поскольку печень смотрит не вовне, она смотрит внутрь. Тут взгляд возвраща­ется назад, и выступают выделения, которые можно сравнить с выделением слез.

Но, господа, если действительно правда, что я вам говорю, тогда это должно иметь подтверждения еще в какой-либо другой области. Необходимо показать, что земные существа, больше живущие во внутреннем, в большей степени реализуют внутреннюю мыслитель­ную деятельность: надо показать, что животные мыс­лят не меньше, чем человек, а даже больше. Головой они мыслят меньше, чем человек, так как их мозг несо­вершенен. Но зато у них должна большую роль играть жизнь печени и почек, они должны больше смотреть внутрь с помощью печени и больше мыслить внутри с помощью почек. Это и имеет место у животных. И есть этому одно внешнее подтверждение. Наши чело­веческие глаза устроены таким образом, что темная неокисленная кровь поступает в них в столь незна­чительном количестве, ее так мало, что современная наука даже не говорит об этом. Раньше наука об этом говорила. Но у животных, которые больше живут во внутреннем, глаза не только видят; у них глаза еще и думают.

Если мы можем сказать, что глаза являются свое­образной печенью, то можно сказать и то, что у живот­ных глаза в большей степени подобны печени, чем у человека. У человека глаз стал более совершенным, он меньше похож на печень. Сам глаз обнаруживает это. В случае животного можно проследить, что содержимое глаза у него не такое, как у человека. У человека есть стекловидное водянистое тело, затем хрусталик, сно­ва стекловидное водянистое тело — тогда как у неко­торых животных кровеносные сосуды входят в глаз и образуют в глазу вот такое тело (см. рисунок 11).

Рисунок 11

Крове­носные сосуды проходят вплоть до этого стекловидно­го тела и образуют тут внутри вот такое тело, которое называют веером, глазным веером. У этих животных они (пропуск в стенограмме). Почему? Потому что у этих животных глаз в большей степени подобен пече­ни. И точно так же, как воротная вена входит в печень, так и этот веер входит в глаз. Поэтому у животных де­ло обстоит так: если животное смотрит на что-то, глаз при этом мыслит; у человека глаз только смотрит, а мыслит человек посредством мозга. У животного мозг мал и несовершенен. Оно не так много думает с помо­щью мозга, развивает мышление внутри глаза, и оно может мыслить с помощью глаза потому, что оно име­ет этот серповидный отросток, потому что оно может использовать находящуюся внутри глаза отработан­ную кровь, кровь, насыщенную углекислотой.

Я могу сказать вам кое-что, что не должно ошело­мить вас. Вы ведь не будете предполагать, что коршу­ну, парящему высоко в воздухе и имеющему чертовски маленький мозг, удалось бы, приняв исключительно хитрое и удачное решение, свалиться именно туда, где сидит барашек! Если бы коршун использовал мозг, он бы умер с голоду. Однако у коршуна мышление имеет свое местопребывание уже в самом глазу, что являет­ся лишь продолжением его почечного мышления, и благодаря этому он решается стремительно упасть вниз и схватить барашка. Коршун никогда не говорит себе: там, внизу находится барашек, сейчас я должен занять исходную позицию, сейчас я буду падать вниз по прямой, тогда я столкнусь с барашком, — подобные рассуждения совершает мозг. Если бы человек был там, наверху, он стал бы размышлять таким образом; разве что он не смог бы осуществить свое намерение. Но у коршуна уже сам глаз думает. Тут душа находит­ся внутри глаза. Глаз не становится сознательным, но он все же думает.