О царех, бывших в Великой орде по Батые, и о Темир-Аксаке 33 страница

Проделав еще более обширные сопоставления, составители далее внесли поправки в данные самой Библии и «старых перечней» (л. 3—3об., 6об.). Для этого им пришлось выйти далеко за рамки одних только сопоставлений и оценки авторитетности источников. Составители обратились к непротиворечивым в разных источниках соотносительным данным, реконструировав на их основе абсолютную хронологию событий до Рождества Христова. Опираясь на свое представление о действительном ходе исторического времени, они уже довольно легко выявляли внутренние противоречия источников, независимо от их традиционной авторитетности.

Не показания конкретного источника, а результаты историко-хронологического исследования позволяли указывать на ошибки Библии и «старых перечней» в определении даты Сотворения мира относительно Рождества Христова (л. 13), давать уверенные оценки достоверности сообщений, например: «А от начала царства Августова до Рождества Христова 42 лета — то прямо, а от Александра лет 270 — и то разногласие в числах летописных от преписующих бысть, яко же прежде рех от Моисея до Самуила» (л. 13об.); или: «В лето 6023-е паки Зинон второе царствова лет 16 и месяца 2; друзи же описатели Василисково царство в Зиноньево же написаша» (т. е. при указании даты воцарения Василиска попали в период другого царствования) и т. п. (л. 29, ср. л. 30об., 33—33об., 39об.—40, 45об.—46). Но остроумие некоторых источниковедческих наблюдений не может отвлечь наше внимание от того факта, что в русской историографии XVII в. они были эпизодическим явлением.

Первым русским историческим сочинением, целиком основанным на критике исторических источников, стала «Скифская история». Прежде всего А. И. Лызлов тщательно отобрал среди русских и иностранных авторских сочинений и выделил в рукописной традиции наиболее известные, общепризнанные и достоверные для читателей исторические памятники. Система строгих ссылок обеспечивала читателю возможность проверки соответствия фактической основы «Скифской истории» этим источникам. Исключение составили лишь сочинения о борьбе Руси с Казанью, крайне важные для повествования, но по разным причинам неудобные для точных ссылок. Новый справочный аппарат «Скифской истории» со-{403}ответствовал нетрадиционному соотношению ее текста с текстом источника. В публикации читатель найдет немало источниковедческих замечаний Лызлова, но подлинное богатство его творческой лаборатории скрыто за короткими указаниями примечаний. Сделать его доступным помогает лишь полное сравнение текста «Скифской истории» с ее источниками.

Обратимся сначала к русским историческим сочинениям, и прежде всего к наиболее почитаемой Лызловым СК 27. Наше внимание привлекает строгость отбора сведений источника для «Скифской истории». Автор включил туда короткое упоминание о победах русских князей над волжскими болгарами (л. 12) и сослался на маленькую заметочку о крещении в Киеве четырех князей из Волжской Болгарии (л. 12об., с. 112), оставив без внимания такие красочные фрагменты СК, как рассказ о «похвалении» волжскими болгарами перед князем Владимиром «срацынъской веры» (с. 89— 90).

В тексте о хозяйственном освоении ордынцами территории Волжской Болгарии перечисляются построенные ими в Поволжье города. Ссылка приводит нас к перечню городов, пожалованных, согласно включенному в СК обширному Житию св. князя Федора Ростиславича, этому князю ордынским царем (л. 22, с. 309). Необходимые фактические сведения были не только извлечены автором из чужеродного контекста, но обработаны (исключен русский город Чернигов) и дополнены (добавлены названия городов Арпача, Великого Сарая, Чалдая и Астрахани) в соответствии с исследовательской задачей.

Столь же аналитически использована в «Скифской истории» для установления имени преемника Батыя на Сарайском престоле статья СК о «Пленении Неврюеве» (с сообщением о хождении в Орду князя Александра Невского), сведения которой были сверены с Синопсисом (л. 22об., с. 289). В короткой заметке о татарском баскачестве на Руси Лызлов свел воедино фактические сведения СК о «численниках» (с. 290) и о многочисленных восстаниях в русских городах против татарских ставленников в 1262 г. (с. 291), подтвержденные отсылкой к сообщению ХР (л. 23). Последнее было менее информативно, нежели рассказы СК, однако содержало упоминание о том, что «по убиении... Батыеве повелеша князи (здесь и далее выделено мной.— А. Б.) рустии» убивать ханских баскаков, которые не захотели креститься 28. Это утверждение стало источниковым оправданием интерпретации Лызловым стихийных народных городских восстаний 1262 г. (против которых выступила часть князей) как факта организованной борьбы русских {404} князей против татарского ига в целом, что соответствовало социально-политическим взглядам автора «Скифской истории».

Мнение Лызова, как известно, опровергается подробными сообщениями о восстаниях в Московском своде конца XV в. и в Воскресенской летописи 29. С другой стороны, в Никоновской летописи имеется более серьезное, нежели в ХР, подтверждение версии Лызлова. Там сказано: «... князи же русстии, согласившеся межи собою, и изгнаша татар из градов своих»; «и тако князи русстии изгнаша татар, а иных избиша, а инии от них крестишася» 30. Очевидно, использование в данном случае Хронографа с большой вероятностью свидетельствует о незнании автором текста Никоновской летописи; но относительно Воскресенской и других крупных летописных памятников можно в принципе предположить и сознательное умолчание противоречащих свидетельств. Дальнейшее сравнение текстов, однако, снимает с Лызлова это обвинение.

В рассказе о ханах Золотой Орды «по Батые» Лызлов продолжил использовать СК как источник фактических сведений. Так, в 10-й главе 8-й степени (с. 291—292) рассказывается, что «диявол... наостри бежбожных татар нудити христианом, да воиньствуют с ними», но поездка князя Александра Невского в Орду отвела от русских князей «нужду» участвовать в завоевательных ордынских походах. Лызлов же начинает текст конкретным сообщением, что «лета 6770-го умре царь Сартак сын Батыев, по нем же облада Ордою царь имянем Беркай. Сей злочестивый присла послов... к в. к. Александру Ярославичу, понуждающи его и прочих князей российских с воинствы их ходити на войну с собою» (л. 23).

Это сообщение не имеет аналогий в источниках и является результатом самостоятельных размышлений автора «Скифской истории». Ход их таков. Имя хана Берке упоминается в тексте СК ниже — именно его «умолил» Александр Невский отменить (свое?) распоряжение об участии русских войск в татарских походах. Было это перед тем, как по сообщению ХР князь умер при своем возвращении из Орды в 6771 г. (с. 48), т. е., по расчету Лызлова, в 6770 г. или в начале 6771 г. Но восстание 6770 г., рассуждал далее Лызлов, произошло против баскаков, поставленных Батыем и Сартаком, т. е. при жизни последнего,— следовательно, смена ханов (Сартака на Берке) датируется 6770 г. Для нас важно отметить не только значение использованного Лызловым приема исторической реконструкции, но и то, что в «Скифской истории» не использованы важные для рассуждения о правлении Сартака и его отношениях с Русью сведения Московского свода конца XV в., Воскресенской и Никоновской летописей 31.

Имя следующего хана — Менгутемира — Лызлов выявил в главе СК о мучении в Орде князя Романа Ольговича (л. 23об., {405} с. 300—301). Далее, в использованном уже Лызловым Житии св. князя Федора Ростиславича, СК упоминала некоего татарского царя, но кого именно? В ХР Лызлов обнаружил сведения о том, что в 6790 г. против вел. кн. Дмитрия Александровича выступила татарская рать Туратемира и Алына, но это, по определению автора «Скифской истории», были лишь «мурзы». Далее же ХР сообщал, что в том же году вел. кн. Дмитрий «поиде в Орду к царю Ногую (Ногаю)» (с. 48). Заключение, что с 6790 г. в Золотой Орде правил Ногай и именно он послал на Русь «мурз», Лызлов дополнил указанием Стрыйковского о походе Ногая на Польшу в 6796-м г.

Время смерти «царя» Ногая в «Скифской истории» устанавливалось по сообщению, что за 9 лет до нашествия на Русь Кавдыгая в 6823 г. в Орде уже царствовал Азбяк: «И посему умре царь Нагой 6815-го лета» 32. Согласно Житию, князь Федор Ростиславич умер в 6807 г. и, следовательно, облагодетельствовавшим его «царем» был Ногай (л. 23об.). Разрешив этот вопрос, Лызлов смог уже в хронологической последовательности изложить имевшиеся у него сведения о правлении Ногая.

Немало страниц спустя, в повести о мучении князя Михаила Ярославича Тверского, СК упоминала о принятии ханом Азбяком «срачиньской веры» (по определению «Скифской истории», хан «прелестника Махомета учение прият») 33. Наиболее раннее событие, связанное с правлением этого хана, упоминалось в ХР (с. 46 — поездка в Орду князя Юрия Даниловича и убийство Михаила Ярославича под 6826 г.). Далее, Азбяк был назван в сочинениях М. Стрыйковского и А. Гваньини «сыном Батыевым», но Лызлов опроверг это утверждение, поскольку между известной ему датой смерти Батыя и вычисленной выше датой воцарения Азбяка (6815) прошло 59 лет — слишком много, чтобы поверить в прямое родство этих ханов (л. 24).

Суммировав известные ему сведения об Азбяке, Лызлов пропустил еще немало страниц СК и остановился на статье о страдании митрополита Феогноста. Под 6848 г. здесь упоминался золото-ордынский хан «Заннибек, или Жаннибек» (с. 345—346, ср. с. 344). Согласно 7‑му титлу Жития св. митрополита Алексия он был «сын Озбяков» (с. 353), что подтверждала и Хроника М. Стрыйковского. Установив, таким образом, происхождение и наиболее раннюю дату правления хана Жаннибека, Лызлов передал сообщение Стрыйковского об убийстве ханом своих братьев и тут вспомнил аналогичное указание ХР, которое могло бы уточнить его сообщение о воцарении Жаннибека: «В лето 6849 умре Озбяк царь Ординьскый, а Жанибек седе на царство, а братию изби» (с. 53). {406} Здесь же в ХР говорилось, что князь Симеон Иванович вышел из Орды в 6848 г., т. е. еще при царе Азбяке. Но Лызлов, то ли больше доверяя СК, то ли утомившись предыдущими рассуждениями, не исправил написанное ранее о воцарении Жаннибека и просто продолжил рассказ о хане сведениями ХР: о море в Орде, заселении татарами Крыма и завоевании Жаннибеком «Царства Тавризского», справку о котором автор дал по сочинению Ботеро (л. 24—24об.).

Из Жития св. митрополита Алексия в СК Лызлов извлек краткое упоминание об исцелении митрополитом «царицы Тандулы» и убийстве Жаннибека сыном его Бердибеком, уточнив, что произошло это (согласно ХР, с. 55) «того же лета по взятии Тевризе» (л. 24об.). В том же Житии, в статье «Потребление Ординьских царей», Лызлов нашел подтверждение ХР (на который автор не сослался), Стрыйковским и Гваньини сведения о последовательных погибелях сначала самого Бердибека «и немилостиваго его советника Товлубия», затем их убийцы хана «Акулпы», от хана «Наруса», убийцы последнего Хидырая, убийцы Хидырая Темироссы, о воцарении ставленника Мамая хана Овдула и коротком правлении хана Килдибека, о хане Амурате (л. 25—25об.; СК, с. 355—357; ХР, с. 55—56).

Факты, приведенные в СК и ХР, образуют один из стержней повествования «Скифской истории». Рассматривая эти памятники как общеизвестные и широко доступные, А. И. Лызлов не стремился максимально включить их сведения в повествование. Так, говоря о Тимуре (Тамерлане), автор просто указывает на соответствующую главу ХР и отсылает «неленостного благохотного читателя летописцев» к СК, где тот может «обрести довольную повесть» (л. 28—28об.; ХР, с. 64—66; СК, с. 429—440). СК не служила автору «Скифской истории» простым материалом для выписок. А. И. Лызлов довольно последовательно извлекал из нее не цитаты, а фактические сведения, которые в сочетании со сведениями других источников позволяли реконструировать ход интересующих историка событий.

Лызлов извлек из СК сведения о походе хана Улу-Махмета на Москву, выбрал факты о войнах хана Седахмета и его орды против Руси и Польши, изложив их с дополнениями по сочинениям Гваньини и Кромера (л. 32об.— 33, с. 460, 472). Продолжая начатый по иностранным источникам и КЛ рассказ о хане Ахмате и освобождении Руси от ордынской дани, автор «Скифской истории» выбрал и весьма точно изложил основные факты из сообщения СК о набеге хана на г. Алексин и отказе великого князя ехать в Орду (л. 35об., с. 555—556). С дополнениями по Стрыйковскому и Ботеро Лызлов привлек сведения СК о победе крымского хана Менди-Гирея над ханом Большой Орды Ахмедом (л. 51).

Фактический материал из СК часто использовался для дополнений и исправлений сведений КЛ, ИАК и иностранных авторов {407} (см. ниже). Отсюда Лызлов почерпнул немало материалов для истории борьбы Руси с Казанским ханством, в частности: о набеге Улу-Махмета на Нижний Новгород и Муром и пленении великого князя московского Василия II Темного (л. 55—55об., с. 463—464); о набеге ордынцев хана Момотека (л. 56, с. 471); о капитуляци хана Ибраима (л. 56об., с. 530).

Довольно точно воспроизводит «Скифская история» последовательность сообщений СК в рассказе о казанских ханах после Алехама (л. 58—59, с. 566); Лызлов лишь вычислил точную (а не относительную) дату воцарения Махмет-Аминя и избиения в Казани русских купцов, а затем на основании приведенных в КЛ фактов уточнил, что это произошло 24 июня, «в день рождества... Иоанна Предтечи» как в Казани, так и «во областех казанских»; день этот был избран ханом потому, что тогда бывала «по вся годы в Казани ярманка знаменитая и зело людная, идеже приезжаху купцы от разных многих стран, паче же от Московских» (л. 58об).

Также без ссылки рассказ СК был дополнен сведениями КЛ об обогащении Махмет-Аминя и участии в его походе на Нижний Новгород двадцатитысячного ногайского воинства (л. 59—59об.) 34. В свою очередь, глухое упоминание КЛ о смерти Ивана III и вокняжении Василия III (КЛ, с. 232—233; КИ, с. 61) Лызлов заменил более точными сведениями СК (л. 60—60об., с. 578); там же он нашел указание на день пришествия рати Д. И. Жилки к Казани (с. 583).

Дополнения из СК сыграли важную роль в описании Астраханского взятия, сделанного в основном по ИАК с подтверждением отдельных фактов Хроникой М. Стрыйковского (л. 118—121; СК, с. 653—654; ИАК, с. 237—238). По разрядам А. И. Лызлов уточнил здесь отчество первого русского воеводы похода: «князя Юрья Ивановича Шемякина-Пронского», не упомянутое ни в ИАК, ни в СК (л. 120) 35.

Широко использованы сведения СК в рассказе «Скифской истории» о крымских делах. Ссылка на СК приведена в подтверждение сообщений иностранных источников о взятии Кафы и обложении крымского населения налогом турецким султаном (л. 138об., с. 580 — из 30-й главы 15-й степени). Из 17-й (в «Скифской истории» ошибочно — 19-й) главы той же степени Лызлов привел в пересказе известие, что «тогда же (выше указано «лето 6991».— А. Б.) советом и повелением великого князя Перекопьский царь Мин-Гирей взял град Киев и огнем зжег и землю Киевскую пусту учини, понеже король приводил царя (Ахмата.— А. Б.) со всеми силами на великого князя» (с. 565). Автор мотивировал этот союз, {408} добавив, что «с сим ханом примирися великий князь Иван Васильевич», и привел имя хана в более правильной транскрипции — Менди-Гирей (т. е. Менгли-Гирей; л. 141об.).

В 10-й главе 16-й степени Лызлов нашел подробный рассказ об инспирированном польским королем Сигизмундом I набеге крымских татар на Русь и разгроме этой орды русскими воеводами В. В. Одоевским и И. М. Воротынским. В пересказе «Скифской истории» прояснен смысл военных действий сторон и указана дата событий (для вычисления которой в СК не было необходимых указаний; л. 143—143об., с. 592).

Из следующей главы СК Лызлов извлек сведения о победе воеводы В. И. Шемячича над крымскими татарами за р. Сулой (л. 143об., с. 595), объяснив читателю причину этого набега. Описание посольства от хана Махмет-Гирея в Москву и последующего похода орды на Литву было основано на 16-й главе 16-й степени СК, с небольшими фактическими дополнениями по Стрыйковскому и Гваньини, точной датой и утверждением, что великий князь послал татар в набег с целью испытать верность хана московскому договору (л. 143об. — 144, с. 297—298). Здесь Лызлов прервал повествование по 16-й главе СК, чтобы дополнить рассказ о крымском хане Махмет-Гирее по иностранным источникам и ХР (л. 144—144об.). Продолжая затем переложение сведений 16-й главы СК об этом хане (с отдельными деталями из Хроник Гваньини и Стрыйковского), автор «Скифской истории» сократил легендарные сведения о «чудесах», а митрополита всея Руси Варлаама, видимо, утомившись, назвал Макарием (л. 144об. — 148об., с. 599—603).

Критической обработке подверглись и многие другие сведения СК. Так, рассказывая о русской службе и измене крымского царевича Ислама (в СК это «Ислам-царь».— А. Б.), Лызлов приводит его имя в транскрипции А. Гваньини — «Аслам-Салтан» (л. 149об., с. 610). Значительное исследование было связано с лаконичным сообщением 5-й главы 17-й степени (в «Скифской истории» — 16-й степени) о победе воевод князей С. Пенкова и И. Татя над татарами при р. Проне. Уточнив географическое расположение реки, вычислив точную дату (в СК было сказано, что событие произошло в первый год княжения Ивана IV) и отождествив сообщение СК с рассказом Гваньини, А. И. Лызлов смог подробно сообщить об этом эпизоде русско-крымских отношений: «Сет-Гирей, угождающи полскому кралю... лета 7040-го посла татар своих воевати... в Рязанских областех» — и т. д. (л. 150, с. 631). С уточненной датой и дополнением из Хроники А. Гваньини приведены в «Скифской истории» сведения СК о крымском набеге 7041 г. (л. 150об., без ссылки; с. 631). В свою очередь, известия 17-й главы 17-й степени были использованы для расширения сведений, почерпнутых в ИАК (л. 151—153, с. 654—655).

СК выступает основным источником сведений Лызлова о пере-{409}говорах и военных действиях Московского государства с крымским ханом в 7064 г.; из ее обширного текста для «Скифской истории» были выбраны важнейшие факты (л. 153—153об., с. 662—663). Вместе с сочинениями А. М. Курбского и А. Гваньини СК использована при описании крымских походов русских войск и князя Дмитрия Вишневецкого (л. 153об.— 155об.). В другой главе СК Лызлов нашел сведения о действиях против Крыма пятигорских: черкас; установив (на этот раз ошибочно.— А. Б.) имя крымского хана и точную дату, автор описал по СК набег царевича Махмет-Гирея, победу Вишневецкого при р. Айдаре и В. Бутурлина под Пронском, поход Д. Ф. Адашева на Очаков и в Крым 36, ответный поход крымского хана и его набег на Тульские места, действия храбрых казаков, сведениями о которых завершался текст СК (л. 155об.— 157, с. 672—675).

В повествовании об Оттоманской Порте А. И. Лызлов привел сообщение СК о посольстве византийского императора Мануила и константинопольского патриарха к великому князю Василию Дмитриевичу и митрополиту Киприану (л. 200об., с. 420). Семь вставок фактического характера, по подсчету М. Н. Сперанского, было сделано по СК в повествование «Скифской истории», основанное на «Повести о Царьграде» Нестора Искандера (по ХР) 37.

Не менее интересная работа была произведена А. И. Лызловым с хронографическим материалом. В ХР, например, был приведен обширный рассказ о начале ордынского нашествия на Русь: «В лето 6745 нашествие безбожнаго царя Батыя на Рускую землю. <...> Сей убо безбожный — молниина стрела — с безчисленным множеством агарян безвести прииде лесом, и сташа на Онозе, и взяша ея пленом, и вся истребиша, яко не остатися ни единому живущему. Посла ко князем рязанским, просяще у них во всем десятое: в князех, и людех, и во всяком животе. Князь же Юрьи Ингаревич, да брат его Олег, и муромстии, и пронстии князи отвещаша: „Коли нас не будет, тогда все ваше будет“. Посла же рязанстии князи к великому князю Юрью володимерскому, да поидет с ними противу безбожных агарян. Он же сам не поиде и силы не посла, занеже страх нападе на всех и трепет, являя божий гнев, и сего ради поглащена бысть премудрость могущих строити ратныя дела, и крепких сердца в слабость женскую преложишася, и сего ради ни един же от князей рускых не поиде друг к другу на помощ, не совокупишася вси, ни поидоша противу безбожных. Безбожнии же, не имуще многи противники, на кождо отечество приходяще, грады приимаху, князи и люди мечю и огню предаваху. Рязанстии же князи затворишася во граде, и много ратоваше, и не возмогоша. Сквер-{410} нии же град взяша декабря 21, и князя Юрья убиша, и вся люди изсекоша, жены же и инокиня оскверняху и девица пред всем народом, церкви и монастыри огневи предаваху. Епископ же тогда не бе ту» (ХР, с. 39).

В «Скифской истории» вместо слов о «безчисленном множестве агарян» приведено сообщение А. Гваньини о 600-тысячной численности монголо-татарского войска. Ситуация в «Резанских пределах» охарактеризована не только значительно короче, но и точнее с военной точки зрения: «В лето же от Сотворения света 6745, а от воплощения Слова божия 1237-го воздвигшися (Батый.— А. Б.) и яко молниина стрела безвестно притече чрез лесы к Резанским пределом. И посла ко князем резанским, прося себе послушания и дани. Они же ниже дани дати хотяху, ниже брани сотворити можаху, затворишася во граде. Нечестивии же, пришедше ко граду, многим воинством приступивши, взяша его декемвриа в 21 день, идеже князи и вси люди избиени быша и град до основания опустошен» (л. 15—15об.).

Используя приведенные в ХР факты, А. И. Лызлов по-своему осмыслял и строил на их основе аналитическое изложение хода событий. В ХР далее следовала статья: «О взятии Москвы. Потом же поидоша к Коломне. Князь же великий Юрьи посла сына своего Всеволода противу их, и князя Романа Ингворовича со всею силою, да воеводу Еремея Глебовича в Сторожевом полку. И ступишася у Коломны, и бысть сеча зла, и одолеша безбожнии, убиша князя Романа и многи ины избиша, а Всеволод в мале дружине убежа в Володимер» (с. 39—40). Рассказ «Скифской истории», сообщающий не только факты источника, но и авторскую реконструкцию логики событий, выглядит гораздо яснее: «По сем погании поидоша к Коломне. Великий же князь Юрье Всеволодичь московский, слышав такое бедство и видев себе не могуща брани составити с ними, неравности ради множества поганых, отъиде во град Владимир со княгинею и с чады. Старейшаго же сына своего Владимира на Москве остави, заповедав крепце бранитися с погаными. Воинства же, елико возможе собрати, собрав посла противо татаром. С ними же посла сына своего Всеволода, да князя Романа Иновороговича, да воеводу Еремиа Глебовича. Тии же шедше к Коломне и тамо учиниша велию брань с погаными. Всяко же от множества их побеждени быша христиане и толико избиени, яко едва сам князь Всеволод в мале дружине убежа во Владимир» (л. 15об.).

Работа с этим материалом отразила не только логические, но и концепционные установки Лызлова. В ХР, хотя статья и называлась «О взятии Москвы», само это событие занимало мало места: «Татарове же пришедше взяша Москву и великого князя Юрья сына Владимеря руками яша, а воеводу Филиппа Нянка убиша и вся люди иссекоша и поплениша». В «Скифской истории» сожжение татарами небольшой деревянной крепости приведено «в соответ-{411}ствие» с будущим значением Москвы в истории Российского государства: «Окаянный же Батый со многим воинством прииде под Москву и облеже ею, начат крепко ратовати. Сущии же во граде христиане много противишася им, биющеся исходя из града, обаче не могоша отбитися им до конца. Взяша град погании и великаго князя Юрья сына Владимера плениша, а воеводу имянем Филиппа. Нянка и прочий народ посекоша. И пролияся кровь их яко вода по стогнам града; и град пуст оставльше отъидоша ко Владимеру граду» (л. 15об.— 16).

Аналогичная работа была проведена и с дальнейшим текстом источника. Нетрудно заметить, что часть материала трансформировалась в пересказе Лызлова под влиянием чисто литературных требований. Так, описание битвы на р. Сити, начиная с «плача» о бедствовании Российской земли и кончая деталями сражения («падают трупи убиенных семо и овамо... идеже ужас бе видети дерзновения обоих воинств...»; «плещи вдав бегати начаша; погании же поле обретают, усты меча гонят» и проч., «и тако прият победы венец прекрасный...»), есть своеобразный компендиум излюбленных выражений русских историков-публицистов 1-й пол. XVII в. (л. 16об.— 17об.) 38.

Здесь мы видим и влияние более новой, не книжной, но ораторской публицистики: «Погании бишася славы и богатств обрести хотяще. Христиане же хотяще оборонити любимое Отечество, дерзновенно в густыя полки поганых впадающе, множество их побиваху»,— пишет Лызлов, как бы припоминая речь блестящего политического оратора предпетровского времени Игнатия Римского-Корсакова, обращенную к полкам русской рати (вместе с которыми А. И. Лызлов выступал в поход на Крым): «Сии татарове грядут к нам во множестве клятвы беззакония, еже расторгнути нас, и жены нашя, и чада нашя, еже покорыстоваться нами. Мы бо христианское российское воинство ополчаемся за святыя божия церкви, и за православную веру, и за пресветлых наших царей... и за все государство...» — и т. д.

Но и здесь заимствование Лызлова не слепое, не безоговорочное. Так, архимандрит Новоспасского монастыря Игнатий мог забыть свое боевое прошлое и в поэтическом взлете предать забвению военные реалии, доказывая, что «несть разньства пред Богом небесным, спасти во мнозе и в мале, яко не во множестве вой одоления брани есть, но от небесе крепость!» 39. Тут Лызлов должен был остановиться в своем «последовании», отметив решающую роль численного перевеса в битве: «Но убо погании пременяющеся бишася, христиане же едини, и того ради вельми утрудишася»; правда, он не идет на прямую полемику со старшим единомышленником {412} и приписывает «поганым» явно фантастический перевес: «... яко на единаго христианина по сту бяше поганых!» (л. 17).

Продолжая повествование рассказом о походе Батыя на Новгород, А. И. Лызлов «божественное спасение» города принимает как некое мнение: «И оттуду восхоте поити к Новугороду Великому, но возбранен, глаголют, от пути того грозным воеводою архистратигом небесных сил Михаилом». В ХР вмешательство архангела Михаила тоже трактуется как версия: «Глаголют же, яко (Батый.— А. Б.) виде архаггела стояща со оружием и возбраняюща ему» — но это версия лишь постольку, поскольку выше составитель ХР прямо утверждал, будто путь Батыя заступила провиденциальная сила: «...заступи бо его Бог и святая Богородица» (с. 42). Неслучайность осторожного подхода Лызлова к провиденциальному объяснению причин исторических событий в источниках «Скифской истории» подтверждается последовательным исключением многочисленных сообщений ХР о событиях церковной жизни и деяниях церковных деятелей, святых, имевших касательство к русско-ордынским отношениям и весьма известных, как, например, Михаил Черниговский (с. 43—44 и далее).

С другой стороны, рассказы ХР дополняются более важными, с точки зрения автора, сведениями. Так, «Скифская история» уточняет маршрут похода Батыя по русским землям, для чего автору понадобилось изучить вопрос об атрибуции летописного Козельска. На основе «Синопсиса» А. И. Лызлов расширяет описание штурма Киева. По Хронике М. Стрыйковского автор дополняет описание похода Батыя в Центральную Европу (л. 18об.—20об., с. 43). Для подтверждения рассказа ХР «О убиении Батыя» Лызлов ссылается на «Синопсис» и трактат А. Гваньини «О татарах» (л. 21—21об.).

Весь материал ХР, послуживший источником рассмотренного до сих пор текста Лызлова, присутствует также в Воскресенской летописи 40, однако текст «Скифской истории» отличается от нее более, чем от ХР. Еще заметнее различия между текстом «Скифской истории» и пространной редакции «Повести об убиении Батыя» 41; рассказ этот, впервые появившийся в Венгрии в XV в. и попавший в Московский летописный свод конца XV в. 42, был полностью легендарным но, судя по его распространенности, не вызывал сомнений у историографов XVI—XVII вв., в том числе и у А. Гваньини, когда тот писал о татарах. Однако А. И. Лызлов счел нужным проверить его, обратившись к специальной работе А. Гваньини по истории венгров, где сообщалось, вопреки «Повести об убиении Батыя», не о поражении татаро-монголов от легендарного короля Владислава, а об их победе над историческим коро-{413}лем Белой (л. 21об.); сам А. Гваньини не обратил внимания на противоречивость приведенных им версий 43.

Столь же вдумчивой и целесообразной обработке подвергнуты другие использованные в «Скифской истории» сообщения ХР: о названии Золотой Орды (л. 22); о восстании против баскаков (л. 23); о времени кончины князя Александра Невского, начала правления и смерти хана Ногая (л. 23об.); о ханах Азбяке и Жаннибеке (л. 24); об эпидемии в Орде, заселении татарами Крыма, взятии Тевриза и смерти Жаннибека (л. 24об.); о ханах Бердибеке, Кулпе, Нарусе, Хидыре, Темироссе, темнике Мамае, Килдибеке и Амурате (л. 25).

ХР стал основным источником «Скифской истории» в рассказе о нашествии хана Тохтамыша на Русь в 1382 г. Отбирая факты для этого рассказа, Лызлов опустил сообщения о небесном «знамении», малозначительные сведения о действиях суздальского князя Дмитрия и его сыновей, о распрях великого князя московского с князьями, подробности обороны и разорения Москвы, восстановил более верный хронологический порядок изложения. Заключение рассказа — о падении Тохтамыша и бегстве его к великому князю литовскому Витовту — было основано на другой главе ХР и подтверждено сообщением М. Стрыйковского (л. 27об.—28, с. 59—60).

Ряд сведений ХР А. И. Лызлов использовал в рассказе о Тимуре (л. 28, 29); оттуда он извлек основные сообщения (подтвержденные по СК) о ханах Жанибеке и Булат-Салтане (л. 30об.). В сочетании с материалами СК, рассказы ХР легли в основу текста «Скифской истории» о хане Улу-Махмете (как Лызлов, в соответствии с ЛЗЗ, называет Улуг-Мухаммада, именовавшегося в ХР и СК Махметом), о пленении его сыновьями Момотеком и Егупом великого князя Василия II Темного (об освобождении которого сообщается по Стрыйковскому). Любопытно, что, заимствуя часть сведений из СК, Лызлов отказался в целом использовать здесь ее обширное повествование, не дававшее указания на годы этих событий и сообщавшее явно недостоверные, особенно для военного человека, сведения вроде того, что тяжело раненный в голову и обе руки великий князь Василий сразил своей рукой 100 татарских воинов, и о прочих чудесах (л. 33, с. 83).