Глава четырнадцатая Из рассказов капитана Пикара

Благородное флибустьерство существовало в течение всего лишь нескольких десятилетий и кануло в Лету. Теперь о славных походах береговых братьев никто и не вспоминает. На слуху лишь эти проклятые пираты, выкинувшие свой глупый черный флаг с черепом и костями. Но не нужно нас путать с этими жалкими английскими бандитами и отщепенцами общества, грабящими всех без разбору. Мы были законопослушными гражданами Франции, и когда наш король сказал нам прекратить грабеж испанских колоний, мы так и сделали. Но эти англичане… вот они-то и есть настоящие разбойники. Так еще немного, и они начнут называть Англию владычицей морей. Ой-ля-ля, какое бахвальство! Того и гляди заявят, что уже подорвали военно-морское могущество Франции. Уверен, что многие глупцы иностранцы поспешат поверить этому. Я уже слышал первые подобные заявления. Мол, французский флот англичане полностью уничтожили во многих сражениях, мол, теперь на море доминируют лишь корабли королевы Анны, а французские эскадры перестали существовать.

Может, наш королевский флот и потерпел крупные поражения при Виго в 1702-м и Велес-Малеге в 1704-м, но даже после этого его мощь не была подорвана. Если бы это случилось, то англичане непременно бы высадились во Франции, а этого не было. А как же наши сообщения с Новым Светом? Они тоже не были прерваны. И после этого у кого-то поворачивается язык назвать Англию владычицей морей? Может, ее великие победы на море не такие уж и великие, раз они ни к чему не привели? Может быть, флот Франции, сражающийся сейчас против объединенного англо-голландского, настолько силен, что даже при серии проигранных битв не теряет своей мощи? Что это за владычица морей, на берега которой весной этого года мы высадили якобинскую экспедицию?

Я все это к тому, что большинство людей повторяют разные глупости и даже не задумываются над очевидным. Зачем – мы люди маленькие, а тут нужно мозгами шевелить, вдруг ошибемся, есть и поумней нас, пусть они и думают, а мы будем придерживаться общего мнения. Это версия дураков. Ведь главное для них быть не хуже других, а это есть путь трусов. Они считают, что кто не ошибся вместе со всеми, тот уже ошибся. Мне же такое убогое мировосприятие было всегда глубоко противно. Я вообще с большим отвращением смотрю, как другие низводят себя до уровня стада баранов и становятся быдлом. Слава богу, подобная мерзость никакого отношения к истории славного флибустьерства не имеет. Так о чем же я…

Нет, я не могу успокоиться. Вот что я еще хочу сказать о современной войне на море. Тридцать французских корсаров причиняют в тысячу раз больше вреда Англии и Голландии, чем все объединенные эскадры этих двух сильнейших государств Европы вместе с их прославленными победами, пусть они засунут их себе… Наши судовладельцы Дюнкерка и Сен-Мало вызывают у англичан настоящий ужас, так как за последние пять лет захватили более тысячи их торговых кораблей. Я бы, по крайней мере, прикусил язык после этого называть Англию владычицей морей. Только тупоголовое трепло этого никогда не сделает, потому что в его голове сидит шаблон.

Я иногда завидую Дюге-Труэну, три года назад получившему чин капитана королевского флота и дворянство, или шевалье де Форбену, талантливому ученику адмирала Жана Бара. Мне бы их молодость, и англичане еще бы узнали про Пьера Пикардийца. Впрочем, и у меня есть талантливые продолжатели. Хотя бы взять Жака Кассара, который сейчас успешно воюет в Новом Свете против английских, португальских и голландских колоний, уже командуя целыми эскадрами.

Но я в очередной раз отвлекся. Уж простите старого капитана, который до сих пор еще рвется в бой. Давайте я продолжу свой рассказ о своей далекой молодости.

Итак, я, кажется, остановился на том, как мы пришли в Пор-де-Пе, что означает Свободный порт. Это поселение было одним из самых старых на Сан-Доминго. Его основали еще испанцы, называвшие это место Вальпараисо. Но после того, как голландцы сожгли его, французы основали там свой поселок. Вернее сказать, в то время это место и поселком-то не было. Это была пристань в хорошей глубоководной лагуне, куда приходили лодки и каноэ с Тортуги и куда они вновь возвращались. Место известное, но настоящий город вырос там лишь в 1665 году. А в то время, о котором я рассказываю, там почти никто не жил.

Итак, в то время, когда все только и говорили, что о новой войне с испанцами, мы со своим караваном мулов с кожами и буканом выглядели довольно глупо. Потыркавшись по домам, вскоре нашли приют у одного рыбака почти на берегу моря, который отдал нам внаем свой навес у самой воды. Большего можно было и не желать. Так как в Вест-Индии даже зима настолько тепла, что, если бы не дожди, можно было бы спать под открытым небом. Пор-де-Пе был меньшей гаванью, чем Свободная, зато находился как раз напротив Тортуги, куда мы и направлялись.

На следующее утро мы уже пересекали море против Тортуги, и я впервые увидел этот маленький скалистый остров, который уже тогда был колыбелью флибустьерства. Признаться, в первый раз я был заворожен им. По мере приближения нашей лодки был сначала виден лишь центральный пик, действительно напоминавший голову черепахи. Затем по бокам показались еще две горы, которые походили на пару огромных лап. Чем ближе мы подходили к острову, тем больше нам казалось, что из морских пучин вылезает гигантская черепаха.

Мы приткнулись в Кайоне, ничем не примечательном прибрежном поселке с развалюхами хижинами, очевидно призванными демаскировать столицу острова Бас-Тер, которая находилась в паре миль от берега. Любой корабль, приблизившийся к Кайону, сразу же передумал бы его грабить, так как в поселке были в основном жалкие сараи и хижины, крытые пальмовыми листьями, в которых жили лишь грузчики. К тому же, чтобы добраться до него, нужно было пройти секретным фарватером сквозь отмели и пришвартоваться непосредственно у пристани укромной большой бухты, где всегда был штиль, так как волны разбивались о прибрежные рифы. По правде сказать, не следует искать ее на картах Тортуги, ее там нет, ведь это всего лишь глубоководье у берега, которое плотно окружено рифами, едва выступающими из воды.

Кого из капитанов флибустьеров того времени я помню? Да, по сути, все тогдашние предводители были мелкими сошками, и причислить их к когорте той великой плеяды предводителей флибустьеров, чья слава прокатилась по всей Вест-Индии, нельзя. Помню одного голландца, кажется, его звали капитан Абрахам Блаувельт. Он все время носился с идеей организации собственной колонии на землях Никарагуа. По сути, он не был флибустьером в классическом понимании, таким, как, например, Олоне. Он все время кому-то служил. То есть, я хочу сказать, не то что у него была комиссия от какого-то губернатора, а он нанимался на службу то к англичанам, то к голландцам, то даже к шведам и ходил на их кораблях по всей Атлантике. Когда я последний раз встречался с ним, кажется, это было в начале 1663 года, он наконец-то осуществил свою мечту и основал собственное поселение на Москитовом берегу около мыса Грасьяс-Дьос. Вступил в союз с местными индейскими племенами москитос, которые так и не были покорены испанцами, и организовал фактории по добыче ценного кампешевого дерева. Его примеру потом последовал и капитан Рок Бразилец, которого мы, французы, называли Рош Бресильен. Я тоже встречал его в тех местах в лагуне Терминос. Вообще Москитовый берег притягивал стареющих флибустьеров, которые хотели провести остаток жизни более или менее спокойно. Это было хорошее место, которое открыли голландцы, только потом там стали селиться лишь англичане. Кстати, поселок, который основал капитан Блаувельт, говорят, до сих пор носит его имя. Только вот спокойно провести старость ему так и не удалось. Он погиб во время экспедиции Кристофера Мингса на Сан-Франциско-де-Кампече в 1663 году, командуя трехпушечным барком.

Но вернемся на Тортугу. В тот день, когда мы с Франсуа впервые ступили на ее берег, мы еще не знали, какую роль сыграет этот остров в нашей судьбе да и в жизни всей Вест-Индии. В то время Тортуга уже была известной стоянкой флибустьеров и не раз разорялась испанцами. Но, высаживаясь, мы не заметили у берега ни одного флибустьерского судна. Кайон был пуст. Поговаривали, что много кораблей ушли недавно к берегам Никарагуа под предводительством голландского капитана Мансфельда. Он намеревался от мыса Грасьяс-Дьос подняться вверх по Кокосовой реке на каноэ и захватить какой-то испанский золотой прииск. На берегу нашу компанию встретил некий человек, представившийся капитаном Робертом Мартином.

– Добро пожаловать на Тортугу. Рад приветствовать вас на острове, с которого в трудную минуту люди предпочитают бежать.

Мы с Франсуа удивленно переглянулись.

– Вы, наверное, в курсе, что испанская эскадра продвигается вдоль северного побережья Сан-Доминго к нам? Поэтому у нас каждый человек на счету, особенно такие бравые буканьеры, как вы.

Мы заявили, что бежать нам уже некуда, так как испанцы продвигаются вдоль северного побережья и посуху, сжигая все наши поселки.

– Вот мы и решили, что лучше податься к вам, под защиту крепости, чем уйти в глубь Сан-Доминго в Опаленную саванну.

– И правильно сделали, друзья.

Собрав всех, кто прибыл этим утром, капитан Мартин залез на своего мула и повел нас по дороге в столицу острова Бас-Тер, которая находилась в паре миль от берега. По каменистой тропе мы обогнули какую-то гору и оказались в цветущей долине, а пройдя еще немного, увидели многочисленные дома, прятавшиеся за небольшим плоскогорьем, на котором возвышался знаменитый скальный форт Святое Таинство. Хотя в то время Бас-Тер был еще не таким крупным селением, как, например, при губернаторе д’Ожероне, все равно такого скопища домов в Новом Свете я еще не видел. Если, конечно, не считать испанских… Многие строения были каменными, некоторые даже двухэтажными, с черепичными крышами, с множеством хозяйственных пристроек, заборами и садами. А на главную площадь выходил своим величественным фасадом (по меркам Нового Света) дом губернатора кавалера де Фонтене.

Зайдя в центральный трактир с помпезным названием «У французского короля», мы ощутили приятную прохладу, которая свойственна в жару каменным зданиям. Здесь мы впервые за много лет смогли отведать приличного вина, привезенного из самой Франции, а не обычную для колоний тафию. Капитан Мартин угостил всех, произнес тост «за погибель испанцев и за новых защитников Бас-Тера», то есть за нас. Вскоре хозяин подал жареных цыплят и копченую свинину – обычную еду в этих местах.

Так весело мы давно не проводили время. Мы даже забыли про то, что были вынуждены в Пор-де-Пе продать нашему другу Моисею все наше добро за жалкие гроши. Он на своем кораблике отправился то ли к голландцам в Сент-Николас, то ли дальше в Кюль-де-Сак, а мы на Тортугу.

Нужно сказать, что воздух этого острова был каким-то особенным. Мы с Франсуа это сразу ощутили. Там пахло вольным ветром и хорошим будущим. Нам казалось, что мы можем добиться всего, чего только захотим. Это опьяняло и кружило голову не только нам. Еще более особая атмосфера была в кабачках Бас-Тера. Там не только можно было вкусно поесть и выпить, поиграть в кости и карты, но и узнать последние новости и байки. Самые правдивые рассказы лились там так же обильно, как и вино. И часто даже обменивались на него. Я никогда ранее не замечал, что французы расточительный народ. Только на Тортуге я понял, что и моей нации свойственна эта черта, пусть даже за океаном. Все из-за того, что там золото чуть ли не само текло в карманы. Для вольных мореплавателей, которые тогда брали какой-нибудь испанский каботажный торговый корабль с какао или кампешевым деревом, а потом продавали его содержимое за бесценок на Тортуге, деньги теряли ценность, поскольку добывались быстро и легко, а не долгим тяжелым трудом. Опасность? Она присутствовала только первое время. Мы были отчаянными ребятами, которые знали, что хотели, а испанцы в этом деле против нас просто кули с мукой. Но в первое мое знакомство с Тортугой я даже представить себе не мог, что когда-нибудь сам стану капитаном флибустьеров.

– Мало этого, Левассёр установил в форте де ла Рош пыточную машину, которую назвал l’Enfer, – зловещим шепотом рассказывал, прихлебывая из жестяного стакана красное вино, некий местный одноногий и одноглазый отставной флибустьер, вся жизнь которого теперь наверняка держалась только за счет этих историй. – Или он в тюрьме Purgatoire терзал свои жертвы, которые были не согласны с методами его правления на Тортуге.

Все мы, кто впервые прибыл на остров, позабыв о еде и вине, слушали открыв рты зловещие россказни этого местного Гомера о бывшем губернаторе острова.

– Левассёр был очень жестоким тираном. Представляете, он даже поднял торговые пошлины до таких размеров, что многие буканьеры, которых тогда на острове было несколько сотен всех национальностей, ушли с Тортуги и расселились вдоль пустынного северо-западного побережья Сан-Доминго в 27 местах. Главным образом это были те, что реализовывали кожу. Ребята вроде вас, которые сразу стали считать Левассёра своим врагом, потому что были вынуждены теперь продавать свой товар голландцам, англичанам или даже испанцам.

Тут раздался невнятный, но одобрительный гул голосов, как бы подтверждающих эти слова.

– Это точно, – вставил свое слово и Франсуа. – Наш букан тоже был вынужден это делать.

Вскоре гомон и комментарии поутихли, а рассказчик, не терявший времени даром и заказавший еще вина за наш счет, продолжил:

– Это было страшное время. Губернатор де Левассёр так распоясался, что никто ему даже слово поперек сказать не мог. И, естественно, дошло до того, что он вообразил себя всесильным. Но, как известно, на каждого такого властолюбца найдется погибель. Нашлась она и на Левассёра. Однажды губернатор отнял одну красивую женщину у своего племянника Тибальда, а тот решил отомстить и сговорился с капитаном Мартином убить дядю. Сами знаете, что женщины в наших краях редкость.

Снова гомон голосов взвился под закопченный потолок таверны «У французского короля». И снова наш рассказчик не растерялся и использовал это время для пополнения своего желудка красным вином с ветчиной.

– Ну а что дальше-то было, давай рассказывай, циклоп недоделанный! – послышались голоса с разных сторон.

– Погодите, не гоните, дайте горло промочить, – дожевывая огромный кусок ветчины, пробурчал одноглазый и одноногий. – Вам лишь бы уши растопырить да рты раззявить, а кто подумает о старом Робере? Нет чтобы предложить выпить и закусить, так готовы последнего лишить. И кого? Меня – ветерана южных морей. Кто еще вам, лесовикам неотесанным, расскажет про подвиги славных флибустьеров, как не я?

Тут с разных сторон потянулись руки с бутылками, стаканами, тарелками со всякой снедью.

– Вот теперь вижу, сынки, что уважили вы меня, и я вас уважу. Что было потом? Сообщники привели свой план в исполнение в июле прошлого года и захватили власть на Тортуге. Вот что было.

Старик Робер уплетал за обе щеки все, что лежало на столе, жадно давясь вином из стакана, которое стекало по его небритому подбородку за пазуху.

– Я уже говорил, что этот Левассёр всем стал поперек горла, в том числе и тому, кто его послал отбить Тортугу у испанцев, – губернатору острова Сент-Кристофер господину де Пуанси. Вскоре к нему из Франции прибыл некий мальтийский рыцарь де Фонтене. Бывалый моряк, побывавший не в одном абордаже на Средиземном море, успешно воевавший там с магрибскими корсарами на суше и на море, да к тому же племянник Пуанси. Поговаривали, что тот специально вызвал этого бравого военного, чтобы попытаться вернуть под свою руку Тортугу. Но нам это доподлинно не известно.

Сделав два больших глотка из своего стакана и пыхнув пару раз трубкой, одноглазый Робер продолжил:

– Они договорились, подписали контракт о том, что де Фонтене будет управлять Тортугой от имени Пуанси, и тот с несколькими сотнями человек отправился к нам на остров… Плесните еще винца во здравие нашего губернатора… Фонтене высадился на Тортуге около Нан-Гриса и, неожиданно атаковав, ворвался в Бас-Тер. Но Тибальд и Мартин заперлись в форте и успешно отбили первый натиск. Хрен возьмешь этот маленький фортик, если у тебя нет артиллерии. Однако после того как Фонтене захватил Кайон и начал прибирать к рукам их плантации, Мартин и Тибальд решили все же пойти на мировую и уступили свою власть за существенное вознаграждение. С тех пор кавалер де Фонтене является нашим губернатором. В отличие от Левассёра, он не фанатик, хоть и мальтийский кавалер, он разрешил всем французам независимо от веры селиться на Тортуге. Он переименовал форт де ла Рош в Святое Таинство и заставил жителей острова построить там еще два каменных бастиона, а также поставил на них дополнительные пушки.

– Опять болтаешь без умолку? – раздался голос от дверей.

Все разом повернули головы в ту сторону и увидели огромного роста человека, который выглядел каким-то турком.

– Как не зайдешь выпить вина, ты тут, как попугай, все одно и то же. Ну и что он наплел вам в этот раз, что Левассёр был гнусным гугенотом, прижимавшим католиков на Тортуге? Брехня все это. Ведь среди вас наверняка гугенотов большинство, так дайте ему в последний глаз…

Тут говорящий громко расхохотался, однако в зале его никто не поддержал. Он выглядел действительно экзотично даже для стран южных морей. На его чисто выбритой голове лишь на макушке была оставлена прядь волос, которая спускалась набок и была лихо закручена на ухо. Впрочем, и его усы могли бы последовать примеру макушки – настолько они были длинны. В руке он держал высокую меховую шапку, похожую на те, что носим мы, буканьеры, только с длинным красным верхом.

– Это телохранитель самого кавалера де Фонтене, – шепнул Робер. – С ним шутки плохи. Это какой-то турок по имени то ли Тальяс, то ли Туряс. Сам черт язык сломит.

– Меня зовут Тарас, и я не турок, – громогласно заявил тот, о котором шептал одноглазый Робер. – Я такой же христианин, как вы, только православный. Это почти то же, что у вас гугенот, холера возьми всех французов.

У этого Тараса был ужасный акцент. Он произносил наши мелодичные слова, словно лес рубил.

– Разве бывают турки христианами? – неожиданно довольно громко спросил Франсуа, не обращаясь ни к кому, но слова его касались нового посетителя, который уже сел за стол и ожидал заказанного вина, поглядывая на донышко деревянной кружки.

– А я не турок, дурья твоя голова, – проревел Тарас. – Я запорожский казак. Есть такой народ на реке Днепре, который любому турку глаз на жопу натянет. Понял?

Тут с Франсуа случился один из тех приступов ярости, которые мне потом неоднократно было суждено наблюдать.

– Так, значит, ты инородец, приехал сюда к нам, к французам, чтобы учить нас уму-разуму?

– Нужно будет – научим, – ответил казак, вставая из-за своего стола и подходя к нашему. Его рост при его весе… Словом, это был огромный человек, сравнить его можно разве что с самой большой бочкой, которая только сыщется на Сан-Доминго.

– Ты, дохля буканьерская, наверное, думаешь, что раз выбрался из своего леса помочь нашему губернатору освободить остров от испанцев, то самый-самый? – обратился он к Франсуа, который уже сжимал в руке свой нож. – Отпусти свой жалкий обрубок, у меня на него смотри, что есть.

Тут Тарас похлопал по висящей у него на боку кривой турецкой сабле и сел к нам за стол.

– Ты лучше, мил человек, если приехал к нам на остров помочь общему делу, давай без мокрухи. За тебя, клопа, мне еще от губернатора влететь может. А я его почитаю как отца родного, так как спас он меня от смерти лютой и погибели страшной. Понял, брат-мусью? Так что давай вместо того, чтобы резать друг друга, устроим наше народное казацкое соревнование. Тот, кто первым упадет и не сможет выпить очередную порцию, тот и турок. Идет?

Франсуа, который был всегда предрасположен к выпивке, просиял. Он всегда говорил мне, что ни в кости, ни в карты ему никогда не везло, пока он хорошенько не наберется. В пьяном виде он чувствовал, что может горы свернуть, а в трезвом мог лишь зубами скрежетать от досады.

– Ты, наверное, бочку сможешь выпить и будешь стоять на ногах. Да только не тот молодец, кто может много принять, а тот, кто при этом не захмелеет. Так что давай усложним соревнование. Давай после каждой кружки стрелять по цели.

– Из пистолетов…

– Нет, из мушкетов. Или ты боишься его не поднять?

Казак Тарас посмотрел на щуплого буканьера Франсуа, во взгляде которого пылал дух соперничества, и презрительно хмыкнул. Но Франсуа недаром, как и все буканьеры, уже много лет каждый день тренировался в стрельбе из мушкета в любой свободный час. Тут я был за него спокоен.

– Мушкет так мушкет, – ответил казак. – Хозяин, подавай тафию. Зачем время тянуть. Пошли на улицу.

Весь кабак высыпал наружу. Сразу нашлись доброхоты, поставившие мишени в виде тыкв, отмерившие шаги и вбившие колышки, указывавшие, с какого места нужно стрелять. Хозяин дал каждому по жестяному стакану тафии. Я знал, что Франсуа не дурак выпить, но чтобы сразу целый стакан такого крепкого напитка, да после этого еще и стрелять… Словом, я смотрел на него с большим удивлением. Тарас, выйдя на рубеж, первый запрокинул голову и разом вылил себе в нутро огненное содержимое с такой быстротой, что мы не успели и глазом моргнуть. Франсуа пил медленнее, поскольку уже размялся красненьким, но опорожнил все, схватил поданный мною заряженный мушкет и первым выстрелил в мишень. Пустая бутылка, поставленная на 50 шагов на каменной кладке забора, разлетелась вдребезги, что вызвало бурю эмоций вновь прибывших на Тортугу буканьеров, которые сразу приняли сторону Франсуа. Тогда Тарас взял своей одной рукой мушкет и тоже спустил курок. Несмотря на огромную тяжесть ружья, выпитое и приличное расстояние, он тоже попал.

– Ты думаешь, клоп может испугать верблюда? – обратился он к Франсуа. – Давай еще по одной?

Франсуа не знал, что такое верблюд, но согласился. Я принялся спешно заряжать мушкет, а хозяин налил еще по стакану. Снова выстрелили, и снова оба попали. Так продолжалось еще пару раз, пока Турок не промахнулся. Тут, чтобы показать свою удаль, Франсуа выпил еще стакан, а потом выстрелил и снова не промахнулся под общие одобрительные выкрики буканьеров. С тех пор Франсуа стал считаться самым метким стрелком на Тортуге, хотя я-то отлично понимал, что это не так. Просто ему непостижимым образом все удавалось, когда он становился пьян. Словно сама богиня Фортуна начинала витать над его головой.

Наша беззаботная жизнь на Тортуге закончилась 10 января 1654 года, когда утром у Кайона встала на якорь испанская эскадра. Тогда я впервые увидел вблизи этого темноволосого и долговязого кавалера де Фонтене, губернатора острова. Он был одет в черный камзол, на плече вышит белый восьмиконечный крест. Он сидел в седле на приличной лошади на центральной площади и отдавал четкие приказания жителям поскорей укрыться в форте, захватывая с собой все самое ценное, и одновременно спорил со своим еще одним телохранителем мулатом Диего, что не нужно давать сражение у моря, а нужно использовать инженерные сооружения форта. Мы с Франсуа, ночевавшие на сеновале гостиницы, так как решили сэкономить наши и без того скудные средства, были отданы в распоряжение мулата Диего, с которым должны были следить за передвижениями противника и тут же докладывать лично Фонтене. Об этом губернатор распорядился после того, как до Бас-Тера докатилась канонада корабельных пушек. Быстро добравшись до берега и устроившись на гребне горы, мы, оставаясь незамеченными, отчетливо видели всю картину высадки испанского десанта.

Авангард без единого выстрела захватил Кайон, жители которого покинули его еще с рассветом, когда опознали на горизонте испанскую эскадру. Мы видели, как командир испанского передового отряда с пригорка дал знак на корабли, помахав шляпой. И от них тотчас отчалили шлюпки с новым десантом. Тут Диего, бравым видом которого я тогда искренне восхищался, приказал отходить к Бас-Теру. Мы бросились бежать со всех ног, чтобы обогнать испанцев, и нашли город уже полностью опустевшим. Только на въезде было несколько человек дозорных. Диего приказал нам остаться с ними, а сам поспешил в форт с докладом к Фонтене.

Через некоторое время мы увидели маршировавшую колонну испанцев. Дозор, имевший приказание от Фонтене задержать неприятеля на подступах к городу, рассредоточился и открыл беглый огонь. Испанцы разбежались и залегли за пальмами, кустарником и камнями. Мы с Франсуа забрались в какое-то здание и вели стрельбу со второго этажа. Так продолжалось до тех пор, пока какой-то бешеный испанский офицер не ворвался к нам с тыла. Мы услышали выстрели и крики, спустились вниз и увидели, как он, словно какой-то демон, один атакует и поражает своей шпагой-молнией наших ребят. Поскольку задачу свою мы выполнили, то решили бросить позицию и отходить в форт, пока не поздно. Там мы были встречены как герои, которые не побоялись почти в одиночку кинуть вызов огромной испанской армии. Фонтене сказал, что, если бы у него была хотя бы сотня таких молодцов буканьеров, он не задумываясь захватил бы с ними весь Сан-Доминго.

Форт Святое Таинство был не очень большой, но вполне достаточный, чтобы во время опасности вместить все население Бас-Тера. Он располагался на небольшом крутом плато и представлял собой маленькую, но хорошо спроектированную современную крепость, похожие теперь строит Вобан на границах Франции, чтобы неприятель не смог ворваться к нам. Строивший форт Левассёр был не менее талантливым военным инженером, чем Вобан, поскольку Святое Таинство так никому и не удалось взять штурмом. Как мне потом рассказывал Тарас, брат Левассёра тоже был фортификатором и в его далекой стране построил похожую крепость под названием Кодак.

Так вот, форт представлял собой правильный квадрат, на углах которого располагалось по бастиону. Особенность этой крепости была в том, что в нее можно было попасть лишь по одной узкой дороге. Но это могли проделать только друзья. Врагов же встречал шквальный огонь как спереди, так и с фланга, и даже с тыла. Преодолеть живым путь до столь желанных ворот не смог бы ни один неприятель, будь он даже самоубийцей. Как теперь принято говорить, это «было нереально».

Терпеть не могу попугайничества, когда в особенности это касается заимствования английских слов. Знаете, есть такие люди, которые не знают никаких иностранных языков и поэтому очень любят употреблять к месту и не к месту простейшие слова, смысл которых им, дуракам, вдруг кто-то ненароком открыл. Обычно это восклицания или ругательства. Будто бы сказать «ой-ля-ля» намного хуже «вау». Этот собачий вой достоин лишь англичан, которым вообще не ведомо настоящее восхищение. Только дураки, которых везде хватает, об этом не задумываются. Голова для них – то место, откуда внутрь поступает еда, а всем остальным управляет…

Так вот, испанцы в первый день и не помышляли о штурме, поэтому мы лишь наблюдали за их действиями. А они были обыкновенными. Что делает армия, когда захватывает город неприятеля? Правильно. Это даже дураку понятно. Мы с Франсуа спокойно наблюдали с небольшого каменного бруствера форта, как солдаты в желто-красных камзолах разбредаются по поселку, заходят в пустые дома и выносят из них все, что им приглянулось. Этот обычай пришел к нам из глубины веков, и не думаю, что от него солдаты когда-либо откажутся. Даже лет через триста или четыреста. Возможно, для дураков придумают вместо слова «грабеж» какое-то другое слово, только мирным жителям от этого слаще не станет и сама сущность происходящего не изменится.

Например, помню, как военный министр Лувуа, по чьему приказу был полностью сожжен беззащитный Люксембург, заявил, что это не варварское уничтожение мирных жителей и грабеж их домов, а зачиcтка. Это слово сразу подхватили придворные лизоблюды и самые тупоголовые из граждан. Так теперь оно уже официально фигурирует во всех военных донесениях. Ну да бог с ними со всеми. Мы тоже были не ангелами и захваченный испанский галеон называли не иначе как призом, а бумагу, разрешающюю грабеж вражеских судов и поселений, не иначе как комиссией. Но, как говорят эти паршивые англичане, ничего личного, это только бизнес. Каждая профессия имеет право на свой лексикон или жаргон.

Испанцы решили, раз мы все спрятались в форте, то сильно их испугались и взять нас можно чуть ли не голыми руками. И сразу же поплатились за это безрассудство. Первые, кто осмелился приблизиться к нашей крепости, были встречены сильным огнем мушкетов и мелких орудий, так что остались лежать перед фортом на выжженной земле. Через бойницы небольшой, но крепкой стены мы наблюдали, как испанцы стали обкладывать наш форт со всех сторон и рыть укрепления, приобщая к этому делу тех местных жителей, кто не успел спрятаться.

Вечером был собран первый военный совет, на котором мы с Франсуа, конечно же, не присутствовали, но его решения нам стали сразу известны – будет ночная вылазка. Капитан Мартин начал отбирать добровольцев. Я и Франсуа вызвались сразу. Волонтеров набралось человек пятнадцать, все из буканьеров. Когда стемнело, мы спустились по веревочной лестнице, перекинутой через стену, и напали на лагерь противника, в котором занимались тем, что усердно рыли траншеи.