одной из секций тюремного блока «С» 5:55 вечера. 1 страница

лава 1

Три года спустя

Я заперла дверь?

А окна закрыты и заперты?

Где моя тревожная кнопка? Блин, где моя тревожная кнопка? Твою душу Бога мать, где моя тревожная кнопка?!

Проверяю свои карманы, и ее там нет. Может, на шее висит? Нет.

Неожиданно образовавшийся комок в горле не дает мне глотнуть. Руки начинают трястись и все мое тело незамедлительно, словно одеялом, покрывается мурашками. Где моя тревожная кнопка? Почему я не могу найти ее? Она НУЖНА мне. Кто мог ее взять?

Внутри меня все замерзает.

Они вернулись за мной?

Что, если это они забрали мою тревожную кнопку?

Они здесь?

Я не могу дышать. Черные пятна застилают мне глаза. Судорожно пытаюсь вдохнуть, пальцы сжимаются на моем горле. Я застываю.

Господи, они здесь!

Где, эта чертова тревожная кнопка?

Я облокачиваюсь на стену, чтобы не упасть, и наконец, вижу ее.

Вот она, моя тревожная кнопка. На столе, в холле.

Я иду туда, где, как ни в чем не бывало, лежит моя тревожная кнопка.

В ту минуту, когда мои пальцы прикасаются к ней, все мое тело тут же успокаивается, и я позволяю себе расслабиться. Все хорошо. Я в порядке.

Их здесь нет. Они не пришли за мной, завершить начатое.

Я жива.

Но как бы я хотела, чтобы это было не так.

Я пережила их, и то, что они со мной сотворили. Хотя, без шрамов не обошлось. Они уничтожили меня. Они сломали меня и морально, и физически. Голоса в моей голове все время твердят мне, что я сумасшедшая. И я слушаю их, потому что они правы.

С тех пор как они разрушили меня и мою прежнюю жизнь, прошла одна тысяча девятнадцать дней. Они похитили меня, по очереди насиловали меня и почти убили. Они изуродовали меня изнутри и снаружи. С тех пор не проходило и дня, чтобы я не хотела умереть.

У меня никогда не будет своих детей. Единственное, что я могу видеть своим левым глазом, это размытые очертания и стертые пятна. Верхняя часть моего правого уха откушена. Все мое тело покрыто следами укусов - они везде и их много.

Они отвезли меня к пруду и бросили в воду, надеясь, что я захлебнусь. Они решили, что я утонула.

Но я не утонула. Каким-то образом меня прибило к берегу, и я пролежала там не знаю сколько. Гуляющая в парке пара наткнулась на меня, они и позвонили в 911.

Следующие десять месяцев, я провела в больнице.

Кости моего таза были полностью раздроблены. Врачам пришлось удалить мне селезенку. Мои ключицы были разбиты. Обе мои ноги были сломаны в четырех разных местах. Руки были выбиты из плечевых суставов и вывернуты. Сломан нос. Моя левая глазница была полностью разрушена. Все мое тело покрыто следами укусов и шрамами, оставленными их ножами, когда они разрезали и выворачивали мою кожу.

В моем доме нет зеркал. Я попросила вынести их перед моим возвращением домой. Также на всех окнах в доме установлены решетки. Я заменила обычную входную дверь на обшитую деревом стальную дверь, с двойным слоем стали внутри. Сигнализация, установленная перед моим приездом, являет собой произведение искусства охранной техники.

Теперь это мое убежище… и моя тюрьма.

Мой собственный Рай и мой личный Ад.

В попытке вернуть самоконтроль, или хотя бы то, что от него осталось, я делаю несколько глубоких вдохов. Теперь можно вернуться к моей обычной проверке - окна, дверь, сигнализация.

Гляжу на свою ладошку, сжимающую мою тревожную кнопку - можно подумать это мой спасательный круг посреди ужасного шторма.

Проверила ли я окна?

Дверь заперта, не так ли?

Я может уже и проверяла их до этой моей мини-панической атаки, но я проверю все заново. Мне просто необходимо быть уверенной, что все заперто и закрыто.

У меня ноги трясутся, и сердце бьется с какой-то немыслимой скоростью, но шаг за шагом, я потихоньку успокаиваюсь.

Делаю маленький шажок, потом еще один маленький шажок, и медленно спускаюсь на первый этаж моего небольшого двухэтажного домика.

Двери - заперты.

Окна - закрыты.

Сигнализация - включена.

Оглядываю свою большую гостиную с непонятной мебелью и полным отсутствием какого-либо декора.

Бежевый. Все что у меня есть, все в бежевых тонах. Диван - бежевый, стулья в столовой обиты бежевой тканью, стены и потолок - бежевые. Здесь нет других цветов. Вообще, нет никаких других цветов.

Вот, собственно, это и есть моя жизнь. Никаких цветов, все краски стерты.

Это еще одна вещь, которую они украли у меня, бросив меня умирать. Они лишили меня способности жить жизнью, полной радости и любви. Теперь все, что я вижу вокруг себя - это бежевый, цвет высохшей на солнце, жухлой травы.

Жизнь - страшна. Мир - жесток. Люди - отвратительны. Я ненавижу людей. Я ненавижу себя. Я больше не могу любить. ОНИ выбили это из меня.

Первое время, после того, как меня нашли, мои друзья еще старались поддерживать меня. Но время шло, все менялось, менялись мои друзья. Но не я.

- Да ладно тебе, Айлин, уже год прошел.

- Твой психотерапевт уже должен был помочь тебе.

- Ты застряла в прошлом.

- Пора двигаться вперед, Айлин!

Кабинетная психотерапия - это такая банальность. Друзья не знают, какого это было. Они даже не догадываются.

Один за другим они перестали звонить. Один за другим они перестали пытаться. Потом они ушли.

Мои родители хотели, чтобы я вернулась обратно к ним домой, но я не могла. Я и так достаточно ненавидела себя и без них, глядящих на меня глазами полными жалости. Я не хотела, чтобы они видели меня другой, понимая, какой я теперь стала, потому что так я бы узнала точно - я стала другой. Безнадежной.

Переехать сюда, чтобы жить своими силами, было не самой лучшей моей идеей. Но я научилась справляться, по мере своих сил, конечно.

Вдох за вдохом, минуты переходили в часы. Часы становились днями, в конечном итоге перетекающими в месяцы.

Зазвенел телефон, и я посмотрела на номер.

- Здравствуйте, Доктор Монро, - приветствую я, увидев номер моего психотерапевта.

- Привет, Айлин. Как самочувствие?

- Уф, я в порядке. - Вру я.

- Ты сегодня сделала попытку выйти на заднее крылечко? - спрашивает она.

- Нет, сегодня, нет. Но завтра сделаю точно. - Нет, не сделаю.

- Пока ты пытаешься, все нормально.

- Да, я подошла к двери, и даже отперла ее. - Ничего подобного.

- Ладно, я бы хотела, чтобы завтра ты открыла дверь и просто подышала свежим воздухом.

- Обязательно. - Ни за что.

- Ну что ж, до завтра, Айлин. Когда мы завтра встретимся, я хотела бы услышать от тебя, что ты отперла дверь и вышла наружу.

- Хорошо. - Нет.

- Пока.

- До свидания, доктор Монро.

Вешаю трубку и безучастно смотрю на телефон. Она хочет, чтобы я вышла наружу, но она не понимает. С тех пор как я вернулась из больницы домой, я ни разу не выходила на улицу. Я в состоянии открыть дверь моим родителям и ей, но больше никому.

Маленькими шагами я иду в свою спальню. Ложусь на спину и смотрю в потолок.

Чудовища под моей кроватью кричат на меня. Они питаются моими страхами. Они держат меня здесь, взаперти, и не дают мне двигаться дальше.

Но чудовища не только у меня под кроватью.

Они прочно обосновались в моей голове.

 

 

лава 2

«Заткни уже эту соску, Мик»

Это больно. Хватит. Это больно. Достаточно. Остановитесь. Вы делаете мне больно.

Помогите!

Я не могу дышать, я не могу кричать. Я задыхаюсь. Я умираю. Пожалуйста, остановитесь.

Нет, не надо, пожалуйста.

Пожалуйста.

Я начинаю плакать, я не могу…

Я не могу…

Не надо.

Я резко сажусь на кровати и сжимаю горло. Вокруг меня тихая темнота.

Сердце громко стучит. Дыхание сбивается, а мой целый глаз все не привыкает к темноте.

Двигаясь медленно, я сую руку под подушку и берусь за рукоятку ножа, который специально храню там. Я сжимаю нож с такой неистовой силой, что, кажется, вряд ли смогу выпустить его из рук.

Другой рукой я берусь за тревожную кнопку, спокойно висящую на моей шее. Все, что мне нужно сделать, это нажать на нее, чтобы вызвать службу безопасности.

Но я прислушиваюсь.

Я слышу треск цикад на большом, старом дереве, царственно застывшем на страже окна моей спальни.

Четвертая и седьмая ступеньки лестницы слабо поскрипывают, когда кто-то поднимается по лестнице на второй этаж и, прислушиваясь, я убеждаюсь, что сейчас они не скрипят.

Ничто не нарушает окружающих меня, привычных звуков.

Я в безопасности.

В моем доме никого нет.

Никто не вернулся забрать меня.

Никто больше не сделает мне больно.

Мои пальцы сводит судорога, и я ослабляю хватку на рукоятке ножа, возвращая его обратно под подушку. Дотягиваюсь до бутылки воды, которую я обычно держу около кровати и, открутив крышку, делаю глоток. Закрыв бутылку, ставлю ее на тумбочку и снова ложусь в кровать.

Окна заперты?

Сигнализация включена?

Да, я знаю, я проверяла.

Я проверила их, и перепроверила их снова.

Я точно перепроверила их?

Я закрываю глаза и пытаюсь снова уснуть, потому что рациональная часть моего мозга говорит мне, что все заперто.

Но мой страх кричит на меня, требуя пойти и проверить все заново.

Это случается каждую ночь.

Каждую чертову ночь.

Спускаю ноги с кровати и включаю ночник. Перед тем, как спуститься вниз и проверить окна и двери, я даю своему зрению привыкнуть к свету.

Алгоритм моих действий всегда один и тот же: проверить наверху, спуститься вниз, и потом перед тем, как уснуть опять, проверить наверху еще раз.

Полчаса спустя страх отступает, и я могу попробовать заснуть.

Оставив ночник включенным, я лежу в кровати и смотрю на свой бежевый потолок.

Как бы все сложилось, заболей я в тот день, а на работу вышла бы Жолин?

Что было бы, если бы Джейсон приехал вовремя, как и обещал?

Что, если бы я сильнее сопротивлялась?

Почему я только не умерла?

Что если?

Мои глаза понемногу закрываются. Я чувствую, как замедляется и становится глубоким мое дыхание, и я возвращаюсь в свой кошмарный сон.

Звонок.

Звонок.

Звонок.

Открываю глаза и тянусь к радиотелефону, стоящему на тумбочке.

- Да,- спросонья голос у меня хриплый.

- Эйлин, ты не могла бы открыть мне входную дверь? - Спрашивает доктор Монро

Который час? Смотрю на часы и вижу, что уже 9:05 утра. Я уже даже вспомнить не могу, когда в последний раз я спала так долго.

- Конечно, сейчас, - отвечаю я.

Одна тысяча двадцатый день начался не так плохо. Хоть я и спала чуть больше, чем пару часов, я чувствую себя вполне нормально.

Может сегодняшний день станет, наконец, тем днем, когда я перестану себя ненавидеть.

Быстренько натягиваю на себя джинсы и футболку и бегу по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, открывать дверь.

Смотрю в глазок, чтобы убедиться, что мой посетитель в действительности не кто иной, как доктор Монро. Отключаю сигнализацию и открываю доктору дверь.

- Доброе утро, доктор Монро. Простите, я проспала, - говорю я ей, как только она ступает на порог моей личной тюрьмы.

Оглянувшись на меня через плечо, доктор улыбается мне.

- Эйлин, все нормально, - Она проходит в бежевую гостиную и садится на место, которое она занимает каждый вторник и иногда по четвергам.

Закрываю дверь и включаю сигнализацию и перед тем, как вернуться в гостиную, проверяю сигнализацию еще раз. - Я собираюсь приготовить себе кофе. Вам приготовить? - Спрашиваю я.

- Нет, нет, спасибо. Иди, приготовь себе завтрак, я подожду.

Иду в кухню и включаю чайник, и пока вода кипятится, я смешиваю свой кофе. Смотрю в окно, и мое тело напрягается, как только я узнаю то же самое темное, серое небо, которое нависало надо мной в ТОТ день

В тот день оно предупреждало меня, что моя жизнь вот-вот изменится. Я вижу, как злобные облака проплывают над моим домом, будто опять предостерегая меня о том же.

Мурашки покрывают все мое тело, вихрем проносясь до пят.

Я чувствую их.

Перемены.

Что-то надвигается, и это что- то разорвет меня на части. Заставит встретиться лицом к лицу со своими страхами.

- Эйлин, - Доктор Монро притрагивается к моей руке, вырывая меня из моих мыслей. Закипевший чайник уже свистит.

- Да?

- Ты где, в облаках витаешь?

- Ага.

- Тебе было там хорошо?

- Настолько, насколько мне может быть хорошо, - отвечаю ей я.

Правда? Неужели это лучшее, что может быть в моей жизни?

Переполненная ненавистью к себе, жизнь в бежевом цвете, где разум и дух окованы страхом?

Этого ли я хочу для себя?

- Я рада это слышать, Эйлин. Ты уже открывала одну из своих дверей, чтобы впустить немного свежего воздуха?

Наливаю кипяток в кружку с растворимым кофе и молочным порошком.

- Нет. Может завтра. - Никогда.

- Давай посидим в гостиной и поговорим, - предлагает доктор Монро.

Я сажусь и потягиваю обжигающе-горячий кофе.

- Расскажи мне, как тебе сегодня спалось?

- Я заснула и утром проснулась.

- В течение ночи ты просыпалась?

- Да.

- Почему?

- У меня был кошмар.

- Этот кошмар, о чем он был? - Спрашивает она, что- то записывая в своей записной книжке.

- О том же, что и всегда. Они всегда одинаковы; никогда не меняются. - Они никогда не будут другими. Я не могу изменить произошедшего.

- Как ты справилась этой ночью?

- Я запаниковала, а потом начала прислушиваться. И после того, как я проверила двери и окна, мне удалось убедить себя, что их там не было, а потом я, наконец-то, смогла уснуть. - Я опускаю кружку на кофейный столик перед собой и поднимаюсь. Мне надоели эти расспросы. Наши разговоры всегда одинаковы.

- Я смогу когда-нибудь преодолеть все это?

- Эйлин, я не могу ответить на этот вопрос. Тебе необходимо помочь себе. - Она всегда так отвечает мне.

- Вы считаете, я не хочу вылечиться?

- Неважно, что думаю я. Важно то, что ты прогрессируешь. - Я чувствую, что начинаю раздражаться.

- И в чем же я прогрессирую? - Спрашиваю я, начиная ходить из угла в угол.

- А ты сама как думаешь?

Твою мать.

Как же сильно она меня раздражает. Меня тошнит от этого. Не хочу больше вопросов, мне нужны ответы, мать вашу.

Все, не могу терпеть это дерьмо.

Чудовищам в моей голове пора исчезнуть. Я больше не в состоянии быть сумасшедшей. Больше не могу. И доктор Монро мне в этом не помогает.

- Пошла вон, - не поворачиваясь к ней, говорю я.

- Но твой сеанс еще не окончен.

- Теперь, закончен. Пошла вон.

Идя в кухню, я жду, пока доктор Монро соберёт свои вещи.

Зловещие серые облака взирают на меня, отравляя меня своей чернотой. У меня такое ощущение, будто еще немного и я полечу к ним. Темнота сосредотачивается на мне, затягивает мою сломанную душу и измученный разум глубже в свой черный туман.

Я не чувствую ничего, кроме постоянного страдания и неумолимого отчаяния.

Меня мучают воспоминания, поглощающие мою душу каждую минуту каждого дня последних трех лет.

Серые облака засасывают меня внутрь, чернота в моей душе удерживает меня там и темнота поглощает меня.

Мой мир уже не исправить.

Я едва существую. Я уже никогда не буду снова живой.

 

 

лава 3

Заперев дверь за доктором Монро, я снова включила сигнализацию, и вернулась на кухню. Запрыгнув на кухонную столешницу и устроившись поудобнее, я просто смотрю.

Небо пытается что-то сказать мне.

Злобные темные облака, нависающие над моим домом, дуэтом с моим страхом, кричат мне о том, что они никуда не денутся, никуда не уйдут, не забрав с собой мою разорванную душу.

Но пока, внутри моего убежища, я в безопасности - только я и мой личный кошмар.

Я наблюдаю за тем, как пасмурное небо, наконец, разрождается дождем, и серые тучи, словно слезы, роняют большие капли. Дождь не просто льет, он с ожесточением, словно покрывалом, укутывает всю землю. Он хочет, чтобы я знала, что мне никогда не будут покоя.

Я навечно заперта в мире стыда, унижения и горя. Вся вселенная говорит мне, что мне никогда не будет позволено излечиться.

Минуты, которые я провожу сидя на кухонной столешнице, соединяются в часы. Дождь льет не переставая. Серый цвет неба становится все темнее.

Казалось, впустую было потрачено несколько часов, прежде чем я встала и пошла в гостиную.

Что за идиотское название.

Гостиная.

Здесь никогда не будет гостей…

У меня никогда не будет своей собственной семьи. Меня жестоким образом лишили этой возможности. Я никогда не смогу испытать радости материнства, выносив дитя в собственном чреве.

Никогда не смогу я ощутить пинания моего малыша, когда он переворачивается и потягивается внутри меня.

Надежда подержать этого драгоценного, крошечного человечка в своих руках исчезла.

Растить мою плоть и кровь, воспитывая человека, не знающего ничего, кроме безусловной любви.

Все это было украдено у меня. Эгоистично растоптано, словно ничего не значащий муравей.

Означает ли это, что моя жизнь бесцельна?

Имею ли я хоть какое-то значение?

Было ли мне предназначено прожить сломанную жизнь? Изуродованную и разрушенную.

Быть ничем?

Безграничные возможности, данные мне при рождении, были беспощадно отобраны у меня в тот день, когда они убили мою волю к борьбе.

Я подхожу к телевизору и снимаю простыню, закрывающую телевизионную панель, успевая отвернуться до того, как мои глаза заметят отражение изуродованного лица.

Усевшись на диван, я беру в руки пульт. В голове сейчас бардак и мне необходимо отвлечься, пока я не сделаю того, о чем потом пожалею.

Или не пожалею.

Включив телевизор, я переключаю канал за каналом. Нет ничего интересного, ничего, что могло бы стереть ужас, заполняющий мой разум.

- Я никогда не забуду потрясающую историю освобождения трех храбрейших женщин. Четыре месяца назад, Эми, Лорен и Шеннон удалось спастись бегством после восьми лет нахождения в плену у насильника и педофила, ныне осужденного Кори Трейпси. Дамы, добро пожаловать к нам в студию и, от имени наших зрителей, позвольте сказать, что проявленная вами тремя сила вызывает восторг и восхищение.

Я смотрю, как ведущая шоу расспрашивает их вместе и по отдельности. Каждую из них похитили прямо рядом с их домами, и использовали для извращенного и ужасного удовлетворения их похитителя.

- Расскажите нам, как вы справились с жизнью после заточения в течении последних четырех месяцев? Наверно, это очень трудно, возвращаться к обычной жизни? - Спрашивает ведущая с преувеличенным сочувствием.

Сидящие вместе женщины крепко держатся за руки, их тела плотно прижаты друг к дружке. Они жили в Аду дни, месяцы, годы. Я вижу это по их глазам.

- Ну, мы все проходим интенсивную психотерапию с потрясающим человеком, доктором Домиником Шрайвером, и конечно, наши семьи и друзья оказывают нам неоценимую поддержку. Но для нас, самым главным является наша дружба, связывающая нас. Мы вместе видели вещи, которые никому не пожелаем увидеть, и вместе страдали, находясь в руках дьявола.

- Расскажите нам о докторе Шрайвере и о том, как он помог вам? - Задает вопрос ведущая

- Помощь доктора Шрайвера - это единственное, благодаря чему мы в состоянии жить дальше и не двинуться рассудком.

Камера оператора снимает крупным планом мужчину, сидящего среди публики. У него широкие плечи пловца и очень темные, прямые, чистые волосы. Он просто улыбается и кивает, после чего камера опять возвращается к женщинам.

Они сидят на диване, рассказывают свою историю, но я больше не слушаю их.

Спустя почти три года наполненных ненавистью к себе и движимых страхом, я не могу даже увидеть свет.

Поделившись историей своих страданий и агоний, этим женщинам удалось обрести свою силу.

Выключив телевизор, я, как и всегда, занавесила экран тканью.

Возвратившись обратно на кухню, я залезаю на столешницу и, глядя в окно, замечаю мелкий моросящий дождик.

Взяв телефон, я набираю номер справочной службы, 411.

- Справочное бюро, - произносит скучающий голос.

- Телефон доктора Доминика Шрайвера, пожалуйста.

Записываю в блокнот номер, продиктованный оператором. Заполучить номер врача, оказывается гораздо проще, чем я думала.

Не отрываясь, смотрю на номер.

Тем трем женщинам он помог.

Сможет ли он помочь и мне? Неожиданно воодушевившись, я набираю номер.

- Офис доктора Шрайвера, - отвечает приятный женский голос.

- О, здравствуйте. Меня зовут Эйлин, я хотела бы увидеться с доктором Шрайвером, пожалуйста.

- Ближайшая свободная дата у доктора Шрайвера только через восемь недель. Вы знаете, где он ведет прием пациентов?

- Я не могу приехать в клинику. Ему самому придется приехать ко мне.

- Простите, мисс, но доктор Шрайвер не посещает пациентов на дому.

Мои ладошки начинают потеть, и я чувствую, как быстро бьется мое сердце.

- Ээ, я ээ, я действительно ээ…

Дрожь охватывает меня, и мои руки начинают трястись.

Я не могу сделать этого. Я не могу оставить свой бежевый дом. Что, если они ждут меня снаружи?

- Я эээ, - начинаю я, заикаясь. В ушах у меня гудит, перед глазами все расплывается, покрываясь густым, черным туманом. - Я не могу, - пытаюсь произнести я. Дыхание затрудняется, превращаясь в короткие, быстрые вдохи.

Я слажу со столешницы и опускаюсь на пол, прислонившись спиной к дверце кухонного шкафчика.

- Я не могу, - говорю я, сжимая рукой свое горло. Чувствую, как все ближе подбираются слезы, и черные точки начинают плавать перед глазами.

- Алло. Вы меня слышите? - раздается в трубке глубокий мужской голос.

- Я… они везде…я не могу… - Моя грудь поднимается и быстро опадает.

«Да заткни уже эту суку, Мик»

- Сосредоточьтесь на моем голосе. Вы могли бы сейчас лечь?

- Они внутри…

- Просто слушайте мой голос. Я хочу, чтобы вы сейчас прилегли на спину, где бы вы ни были. Лягте для меня, я здесь, рядом. Я не оставлю вас. Прилягте и закройте глаза. - Его голос ровный, и разговаривает он со мной расслабляюще-успокаивающим тоном. - Вы уже легли на спину?

- Да-а-а-а, - с трудом дыша, бормочу я.

- Отлично, теперь закройте глаза.

Я закрываю глаза, со всей силой сжимая телефонную трубку.

- Один, два, три, четыре, пять. - С каждой произносимой им цифрой, паузы между ними становятся все длиннее, а тон его голоса ниже. - Семь, восемь. Теперь, ради меня, глубоко вдохните носом и задержите дыхание.

Я делаю огромный вдох, глубоко наполняя свои легкие.

- Теперь выдыхайте.

Я выдыхаю через рот.

- Восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Сделайте еще один вдох через нос и снова задержите дыхание. - Его голос настолько безмятежный. Я не могу устоять перед этим баритоном, успокаивающим меня. - Выдох.

Я выдыхаю.

- Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать. Как вас зовут, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать, теперь глубоко вдохните носом.

Дрожь прекратилась, вместе с ней ушли и слезы.

- Как только вы полностью выдохнете, я хочу, чтобы вы назвали мне свое имя.

- Эйлин, - говорю я на выдохе.

- Приятно познакомиться, Эйлин. Меня зовут Доминик. Двадцать один, двадцать два, двадцать три. Сделайте вдох, Эйлин.

Теперь я гораздо спокойнее. Паника отступает.

- С-спасибо, Доминик.

- Чем могу вам помочь?

- Вы мне нужны.

- Я думаю, что вы, возможно, правы.

- Но, я не могу выйти из дома.

- Вы не можете или не хотите?

- Я…я имею в виду, я…

- Я понимаю, Эйлин. Как на счет завтрашнего дня? Я сейчас передам трубку Лорен, моему секретарю, чтобы она записала все необходимые данные. А завтра я вас навещу. Хорошо?

- Э, да. Спасибо.

- На здоровье. До встречи завтра.

Он возвращает трубку Лорен, и та записывает все мои данные. Клиника доктора Шрайвера всего в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. Лорен говорит мне, что он будет у меня в 10 часов утра.

Закончив разговаривать, я поднимаюсь и снова усаживаюсь на столешницу рассматривать послеполуденное небо.

Дождик уже почти закончился. Робкие солнечные лучи пробиваются сквозь темные облака.

Неожиданно, я замечаю вдали, чего не видела уже много лет. Тоненькие, но все равно видимые, мягкие счастливые оттенки захватывающей дух радуги.

 

 

лава 4

«Завтра» уже наступило.

Доктор Доминик Шрайвер приедет к 10 утра помочь мне начать исправлять мою разрушенную жизнь.

Может быть, боль, накопившаяся в течение одной тысячи двадцати одного дня, перестанет, наконец, сжимать мое горло.

Стоя в кухне, облокотившись на столешницу, я делаю то же, что и каждое утро.

И каждый день.

И каждую ночь.

Я смотрю, но не вижу.

Я слушаю, но не слышу.

Я дышу. Но мое сердце не бьется.

Я живу, но остаюсь мертвой.

Поднеся кружку с кофе ко рту, я делаю глоток обжигающей жидкости, ничуть не заботясь о том, что она обжигает мой язык. Я пристально смотрю на небо.

Вчерашние монстры, подталкивающие меня к могиле, сегодня не появлялись. Мягкие, пушистые комочки белого, безмятежно плывущие на голубом ясном небе, заменили собой вчерашние серые тучи.

Звонят в дверь, и я знаю, что Доктор Шрайвер находится всего в нескольких шагах от меня.

Поставив чашку кофе на столешницу, я делаю первые значительные шаги за три последних года.

Подойдя к двери и отключив сигнализацию, я кладу одну руку на замок, а другую на дверную ручку.

Но…

Я смотрю в глазок и мужчина, которого я видела по телевизору, находится прямо за моей крепкой, укрепленной сталью, деревянной дверью и внешней прозрачной дверью, с незаметными стальными петлями.

Но…

Мое сердце бьется с бешеной скоростью, посылая дрожь вверх и вниз по позвоночнику, сотрясая все мое тело неконтролируемыми спазмами.

Опять раздается звонок.

- Привет, Эйлин, - говорит он из-за двери.

Но…

Я не могу…

Мы не знакомы с ним, я не могу пустить его ни в свою голову, ни к себе домой.

О чем я только думала? Я никогда не буду нормальной. Я никогда не буду вести себя как обычный человек.

- Ты наверно в ужасе, Эйлин.

Все мое тело покрыто мурашками, во рту все время пересыхает. Закрыв глаза, я прислоняюсь спиной к двери, и моя голова падает назад. Я могу почувствовать его с той стороны двери.

Он думает, что я сумасшедшая.

Я и есть сумасшедшая.

- Я сейчас присяду здесь, и мы поговорим. Я не собираюсь никуда, я тебя не оставлю.

Они все уходят.

- Как ты знаешь, меня зовут Доминик Шрайвер. Я начал изучать медицину, потому что мне хотелось помогать больным, но очень скоро я выяснил, что когда дело доходило до крови и других жидкостей человеческого организма, я был очень брезглив, - говорит он, глухо хихикая.

Улыбка трогает мои губы.

- Поэтому, видя, что мой желудок не желает мириться с таким положением вещей, я решил податься в психиатрию.

Я поворачиваюсь посмотреть на него в глазок. Но я не вижу его.

- Мои родители были не сильно впечатлены, они по-прежнему называют меня шарлатаном. Родители видели меня или обычным практикующим врачом, или юристом. Мой брат поступил в юридическую школу через три года после того, как я начал учиться на медицинском. Они были счастливы, что хотя бы один из сыновей добьётся успеха. - Снова ухмыляется он.

Я становлюсь на цыпочки в надежде увидеть доктора Шрайвера, но его не видно в глазок.

- Теперь, я полностью сертифицированный, практикующий психотерапевт с девятилетним стажем работы. Поначалу, я работал с людьми с пагубными пристрастиями, но в скором времени полностью посвятил себя пациентам, страдающим посттравматическим синдромом.

- Почему? - спрашиваю я, отперев верхний засов.

- Потому что это у меня хорошо получается и доставляет мне удовольствие. Знаешь, есть один не блещущий оригинальностью вопрос, который я слышу, по крайней мере, один раз в день. Хочешь узнать какой?

- Да, пожалуйста, - говорю я, поворачивая дверную ручку и открывая тяжелую деревянную дверь.

- Если бы мне давали доллар за каждый такой вопрос, у меня бы был автомобиль полностью покрытый золотом. - Он усмехается своим собственным словам. - Нас всегда спрашивают: «Вы же не будете копаться у меня в голове, правда?». Должен заметить, Эйлин, я слышу это, как минимум, раз в день.

- Люди думают, что вы в состоянии «включать и выключать» это по собственному желанию?

- Ха, вижу, ты понимаешь, о чем речь. Конечно, я анализирую почти каждого с кем встречаюсь, даже не находясь в клинике. Я делаю это не потому, что хочу, это получается само собой, это то, кто я есть.

Я распахиваю деревянную дверь. Доктор Шрайвер сидит на пороге спиной к прозрачной двери. Он не пытается повернуться или даже сделать малейшее движение. Он сидит, замерев, вытянув свои длинные, скрещенные в лодыжках, ноги, его затылок упирается в дверь. Он одет в красивый темный костюм.