Исторические взгляды М. Т. Каченовского

Возникшие в первой половине XIX в. историософские и исторические концепции отразили конкретные интересы общества, совершили переворот в исторической литературе и, следовательно, в сознании общества. Новое направление исторической мысли дали ученые, которые сделали попытку переосмыслить концепцию Н. М. Карамзина и противопоставить ей новое понимание исторического процесса и принципы его изучения. Его можно определить как критическое направление. Оно проявило себя в творчестве И. Ф. Г. Эверса, сделавшего попытку осмыслить историю Российского государства с новых позиций и сформулировать основные положения концепции истории России; Н.А. Полевого, объединившего в единую систему основные идеи нового подхода к изучению прошлого; М.Т. Каченовского, указывавшего на необходимость более глубокого изучения эмпирического материала. Они представляли собой и новые социальные слои, пришедшие в историческую науку.

Михаил Трофимович Каченовский (1775-1842). Профессор Московского университета, с 1821 по 1835 г. - заведующий кафедрой истории, статистики и географии Российского государства, декан словесного отделения, с 1837 г. - ректор Московского университета, редактор и издатель одного из популярнейших) журналов XIX в. - «Вестник Европы» (1804-1830), действительный член Петербургской академии наук. В университете он читал курс лекций по риторике, теории изящных искусств и археологии, русской и всеобщей истории, статистике, географии и этнографии. Первый из отечественных историков ввел в лекционные курсы обзор источников и исторической литературы по истории России. Среди учеников М.Т. Каченовского были К.С. Аксаков, М.П. Погодин, П.М. Строев и другие. Интересы М.Т. Каченовского были сосредоточены на древнейшем периоде русской истории и, в первую очередь, на источниках этого времени. По мнению ученого, историческая наука в России стоит на пороге «неожиданных перемен в понятиях наших о ходе происшествий на севере, начиная с IX в. Наступит время, когда удивляться будем тому, что с упорством и так долго оставались во мгле предубеждений, почти невероятных». Рассеять эти предубеждения, выяснить, что «было и каким образом», дать описание «истинных происшествий и представлений» М.Т. Каченовский считал возможным при проведении тщательного анализа исторических памятников.

В своем отношении к источнику М.Т. Каченовский опирался на критику текстов Г.Ф. Миллера и особенно А.Л. Шлёцера, который, отмечал он, заложил фундамент здания исторической критики, но при этом оставил в летописях много «сомнительных происшествий», что сделало необходимым новые разыскания. В работах конца 1820— 1830-х гг. - «Два рассуждения: о кожаных деньгах и о Русской правде», «Мой взгляд на Русскую правду», «О баснословном времени в российской истории» и др. - М.Т. Каченовский сформулировал свои требования критики древнейших русских памятников. Он обратил внимание не только на восстановление подлинного текста летописей, так называемой «малой критики», но главное — на выяснение истинности сообщаемых в источнике исторических фактов, т.е. «высшей критики».

В основании разработанного им критического метода лежали представления об историческом процессе как «цепи великих происшествий», имеющих свои причины и следствия. Это привело его к мысли о необходимости анализа содержания древних памятников в связи с реальными обстоятельствами места и времени их создания. Таким образом, исторические памятники он рассматривал как продукт определенной эпохи и требовал в связи с этим, установления соответствия самого источника и фактов, в нем сообщаемых, с «историческим ходом происшествий», с общим духом времени, к которому они относятся.

Представление М.Т. Каченовского об историческом процессе как едином, взаимосвязанном, подчиненном общим законам развития истории привело к мысли о необходимости сопоставления данных источника с «всеобщим ходом политического и гражданского образования» западноевропейских народов. Сравнительно-исторический метод приобрел у него источниковедческое направление и служил для установления подлинности исторических источников и достоверности сообщаемых фактов.

Это была новая постановка проблемы. М.Т. Каченовский поставил подлинность и достоверность источника под сомнение и пришел к выводу о том, что понятия, употребляемые в летописях и в Русской правде, чужеродны для Руси. «Русские летописи XI столетия в таком виде, - писал он, - как мы оные имеем, делают исключение из всеобщего хода образованности народов - явление беспримерное в Истории и особливо в Истории нашего Севера».

М.Т. Каченовский пытался доказать, что Русская правда возникла под балтийско-немецким влиянием не ранее XIII в., поскольку только к этому времени сложилось городское самоуправление в европейских странах, и, следовательно, ранее оно не могло быть в Новгороде. Таким образом, ученый пришел к заключению, что «переписчики подновляли текст, дозволяли себе изменить его, руководствуясь понятиями своего века, управляясь обстоятельствами и собственным образом мыслей». Отсутствие древних списков летописи делало всю историю IX-XIII вв. недостоверной и баснословной, и приписывать «предкам нашим небывалых триумфов», «договоров несбыточных» есть, пришел он к выводу, «составление ложных понятий о могуществе, богатстве и славе любезного нашего отечества».

Скептическая школа М.Т. Каченовского. В начале 1830-х гг. в «Ученых записках Московского университета» под заголовком «От профессора М.Т. Каченовского» появился ряд статей его учеников С. Строева, В. Шеншина, Н. Стрекалова, которые развили идеи своего учителя. Они выразили мнение о том, что на место «слепого доверия» летописям придет новый взгляд на русскую историю, откроется «истинное представление о минувших судьбах нашего отчества». Недоверие к летописям высказывали и другие ученые, например О. М. Бодянский, в будущем один из основателей отечественного славяноведения, П. М. Строев, старший брат С. М. Строева,Я.И. Бередников, впоследствии один из редакторов «Полного собрания русских летописей». Журналисты направление их деятельности, писал М.П. Погодин, «признали скептическим, и пошли гулять по свету скептики».

Вслед за своим учителем они восприняли идею «философского подхода к истории». Цель изучения прошлого видели в поиске законов и открытии в них «истин бытия», полезных для государства. Отмечая заслуги своих предшественников в области критической русской истории - Г.З. Байера, Г.Ф. Миллера, А.Л. Шлёцера и других, скептики, однако, считали, что мнение последнего «устарело» и должно «само собой подвергнуться забвению». На его место должна явиться «более справедливая, более верная история», основанная на признании закономерного, единого в своей сущности исторического процесса. Все части должны быть связаны между собой, так как «тайна бытия» заключается в общих законах, каждое частное событие отражает «жизнь всего человечества». Отсюда следовало широкое применение сравнительно-исторического метода, который предусматривал в работе с источником рассмотрение его самого и сведений, в нем содержащихся, в контексте времени создания, в связи с всеобщей историей, «духом времени», к которому они относятся, установление непротиворечивости их содержания с общими законами развития. Средство познания прошлого они видели в очищении источников в «горниле критики».

Ученики М.Т. Каченовского, так же как и их учитель, считали, что, так как начальная летопись и Русская Правда не отвечали примитивным отношениям, которые, по их мнению, имели место на Руси, то они не могли появиться на этом этапе развития. К тому же отсутствие или несоответствие описываемых происшествий в иностранных источниках, по мнению скептиков, «не только первому веку нашего младенчества государства, но и всеобщему духу европейских государств того времени» делали русские памятники недостоверными, составленными не ранее XIII-XIV вв. и отражавшими «дух» именно этого времени.

В конечном итоге недоверие к древнейшим памятникам привело скептиков к утверждению, что и «история наша не может быть подведена под строгую критику».

Выводы скептиков вызвали критику со стороны ряда ученых. М.П. Погодин написал несколько томов, опровергающих их. Основная полемика развернулась вокруг вопросов о времени написания летописей, об их авторах, доверии к сообщаемым ими известиям. М. П. Погодин привел свидетельства, в том числе византийских ученых, в поддержку сообщений летописи. П. Г. Бутков, Н. И. Надеждин, А.Н. Полевой и ряд других ученых, хотя и признавали скептицизм в отношении древних памятников «небезоснованным» и «естественным», тем не менее, отвергли крайние выводы М.Т. Каченовского и его учеников. Заслуги скептиков видели в том, что они закладывали основы исторической критики, направляли внимание на внутреннее содержание источников, рассматривали их в связи с общим развитием общества. Скептики, заставили современников и последующие поколения историков думать, «терпеть беспокойство, сомнения», рыться в иностранных и отечественных летописях, архивах. Мысль скептиков о необходимости критики слов и фактов, соединенная с критикой событий, с философией истории, с познанием юриспруденции народов, становилась, писал Н.А. Полевой, потребностью времени. Она стимулировала развитие исторического знания на базе нового отношения к источнику.

Николай Алексеевич Полевой (1796-1846). Он был широко известен как талантливый публицист, литературный критик, редактор и издатель журнала «Московский телеграф» (1825-1834) Жизненным кредо его было служение просвещению России. «споспешествование» ее экономическому и культурному развитию. Н.А. Полевой последовательно выступал идеологом и защитником «третьего сословия», считая его производителем «благосостояния государственного... кормильцем и обогатителем миллионов своих собратьев», которое достойно проявило себя в прошлом и явится залогом будущих успехов России.

Н.А. Полевой - автор 6-томной «Истории русского народа», 4-томной «Истории Петра Великого», «Русской истории для первоначального чтения» и многих других работ и рецензий на исторические произведения. Его «История русского народа» «явилась, - писал Н. И. Надеждин, - с предзнаменованиями грозными и вместе блистательными, возвещая конец старой и начало новой эпохи в нашей истории».

Немецкая философия, французские историки Ф. Гизо, О. Тьерри, поставившие в центр изучения прошлого гражданскую историю, пришедшую на смену истории сильных личностей, идеи романтизма являлись основой для постановки и решения Н. А. Полевым новых для русской исторической науки теоретических и методологических проблем.

«Надобно было соединить труды Шеллингов, Шлегелей, Кузенов, Шлёцеров, Гердеров, Нибуров, - писал он, - узнать классицизм и романтизм, узнать хорошо политические науки, оценить надлежащим образом древних, вполне сведать требования новейших, может быть, даже родиться Шиллеру, Гете, В. Скотту,дабы могли мы, наконец, понять, что есть история, как должно писать и что удовлетворяет наш век».

Н.А. Полевой отдал должное заслугам своих предшественников и современникам в изучении русской истории, в собирании и систематизации исторических материалов, отметив «незабвенные» заслуги перед исторической наукой Н.М. Карамзина, В.Н. Татищева, Г.Ф. Миллера, особенно А.Л. Шлёцера. Эпоху в истории изучения русских древностей, отмечал он, составили труды К. Ф. Калайдовича, П.М. Строева, А.X. Востокова. Критикуя Н.М. Карамзина за отсутствие «духа народного», Н.А. Полевой выступил с «Историей русского народа» (первый том вышел в 1829 г.). Уже название работы определило новый предмет и задачи науки истории. Изложение в ней доведено до середины царствования Ивана III.

История для Н.А. Полевого - одно «из важнейших понятий человеческих... поверка всех догадок и предложений ума, философия опыта». Следование истине, беспристрастие, соблюдение исторической перспективы, отказ от изложения событий из «своего века, своего народа, самого себя» - так определял основные принципы своей работы Н.А. Полевой. Он отказался от признания исторической науки как поучения, наставления человеку. Задача науки, определял Н.А. Полевой, «соображать ход человечества, общественность, нравы, понятия каждого века и каждого народа, выводить цепь причин, производивших и производящих события». Это, по его мнению, позволит открыть «тайну бытия в настоящем, цель будущей судьбы своей».

В осмыслении прошлого Н. А. Полевой исходил из представлений о единстве исторического процесса. Идея не новая, но получившая у него более глубокое обоснование и конкретное содержание. Народы живут в непосредственном взаимодействии друг с другом и подчиняются «условиям общей жизни товарищей бытия его». Понять истинную историю народов, пришел к выводу Н.А. Полевой, можно, только «обнимая весь мир», при рассмотрении «каждого общества, каждого человека, каждого деяния его в связи с жизнью всего человечества». При этом он признавал многообразие исторического процесса. История каждого народа имеет свои особенности, и каждый народ заслуживает внимания. Исходя из этого, Н.А. Полевой формулирует один из основных принципов исследования: «Все, что бы ни представлялось нам, мы созерцаем в частном и общем; но, в самом деле, ни частное, ни общее отдельно не существуют: частное есть общее одно и то же, двояко познаваемое».

Н.А. Полевой подчеркивал, что в основе истории народов, лежат «одинакие законы», которые проявляются в определенных формах в зависимости от времени и места действия. Разнообразное проявление их и составляет многообразие истории.

Общий закон Н.А. Полевой видел в единстве цели исторического развития, начертанной Провидением. Наличие общих причин, производящих одинаковые следствия, — другое определение законов. Отсюда необходимость рассмотрения соотношения явлений с его началом и будущим, выяснение, почему «именно такое-то происшествие случилось именно в такое-то время, такой-то народ поступил так, а не иначе, шел туда, а не сюда».

В конкретном выражении идея единства представлена в решении Н.А. Полевым одной из важнейших проблем исторической науки XIX в. - соотношения исторической жизни России и стран Западной Европы. Россия и Запад для него - части мировой истории и, следовательно, подчинены общим законам развития. Россия прошла через века, подобно Западу, и жизнь ее складывалась из тождественных с западной историей явлений, отличаясь только по форме, времени и месту. По мнению Н.А. Полевого, история феодализма на Западе и история русских уделов, Новгорода и средневековых городских общин, междоусобия князей и феодальные войны - явления «однопорядковые».

Законом исторической жизни Н.А. Полевой считал непрерывное, поступательно-прогрессивное движение человечества. Род человеческий совершает свое бытие спиралью, бесконечным винтом. Каждый виток - новая ступень развития. Она выше, совершеннее предыдущей, «место действия обширнее, сущность более объемлюща».

Принимая установившееся в исторической науке разделение на древнюю, среднюю и новую историю, Н.А. Полевой каждую эпоху представляет как более высокую ступень в развитии основных элементов общества: философии, религии, политики, образования. Все эпохи смыкаются между собой, образуя непрерывную цепь изменений, одно вытекает из другого, каждая эпоха подготавливается предыдущей.

Закон прогрессивного развития имеет, утверждал Н.А. Полевой, всеобщий и обязательный характер для любого народа. Всякие попытки остановить движение ведут его к упадку и гибели. Об этом свидетельствует история Швеции, Польши, Турции и др.

Н.А. Полевой отмечал сложность и противоречивость движения. Оно включает в себя моменты упадка, возврата назад. Но, тем не менее, общество переходит с каждым шагом к «большему благу, большему совершенству человеческому». Такой взгляд на исторический процесс дал возможность Н.А. Полевому признать правомерность всех эпох в истории человечества, в том числе Средних веков, периода уделов, и обосновать неизбежность и необходимость перемен в современной ему России.

Общие закономерности исторического развития Н.А. Полевой видел в источниках развития, главным из которых была «нескончаемая борьба» противоположных начал, где окончание каждой борьбы есть начало новой. Одна из противоположностей заключалась, по мнению Н.А. Полевого, в «беспрерывном, ненасытном желании удовлетворить свои потребности» и теми препятствиями, которые встают на этом пути. Он, хотя и не раскрыл подробнее это положение в конкретном изложении русской истории, но дал новое направление поиска внутренних причин исторического прогресса.

Продолжая традиции русской исторической мысли, Н.А. Полевой обратил внимание на три основных фактора, определяющих жизнь человечества: природно-географический, дух мысли и характер народа, события в окружающих странах. Качественное разнообразие их определяет своеобразие исторического процесса каждого народа, проявление общих закономерностей, темпы и формы их жизни.

Разницей в природных условиях Н.А. Полевой объяснял различия Азии и Европы. Азия огромна, могуча физическими силами. Она является олицетворением вещественности (природы), человек в ней подавлен громадностью. Европа уступала Азии обширностью и разнообразием, она бедна физическими силами. Следствием этого явилось преобладание в ней духа. Единство вещественности и духовности, т.е. Азии и Европы, составляет жизнь человечества. Определяющим Н.А. Полевой считал духовность. Отсюда его интерес и ориентация на Запад.

Однако Н. А. Полевой видел и другую сторону этого единства — вечную борьбу стихий вещественности и духовности. История человечества представлялась ему как борьба Азии и Европы. Борьба заключалась в попеременном вторжении Азии в Европу и затем «вдвижение ее Европой обратно». Этапами движения он определял границы периодов исторического развития. История человечества начиналась на Востоке. Мир древний был стерт с лица земли бурным потоком, нахлынувшим из Азии. Затем Европа двинулась в Азию (крестовые походы). Ответное движение турецких орд в Европу - завоевание Царьграда, конец истории Средних веков. Одним из последних этапов этого движения Запада на Восток Н.А. Полевой считал «великую северную войну», вторжение Наполеона. Это начало новейшего периода в истории человечества. Восток устоял, и приходит очередь двинуться ему в Европу. Э;0 движение, утверждал Н.А. Полевой, «не будет так воинственно и разрушительно». Это движение «великого народа, соединившего в себе Восток и Запад, Азию и Европу... народа... родного Европе и родного Азии... Сей народ - Русский народ; сие живительное начало - Россия».

Такова концепция всемирной истории Н.А. Полевого - борьба внешних сил, столкновение Востока и Запада и вытекающие отсюда различия в общественном развитии того и другого. Разрешение этого противоречия - в достижении Востоком уровня развития Европы, наступление равновесия.

В удобном географическом положением Москвы он видел одну из главных причин ее возвышения и превращения в центр объединения русских земель. Однако сам по себе географический фактор, по мнению Н.А. Полевого, не создавал и не упразднял общих закономерностей. Он влиял на темпы, формы, на дух и характер народа, который, в свою очередь, являлся одним из основных факторов развития общества. В частности, характер русскою народа, сформировавшийся в условиях местоположения между Азией и Европой, определил его историческое развитие. Русский народ, полагал Н.А. Полевой, соединял в себе «воображение Востока с умом Запада и с твердостью северного характера», что и определило его потенциальные возможности. А вера россиян являлась залогом силы и единства государства.

Третий фактор Н. А. Полевой определял как «события в странах окружающих», взаимодействие народов друг с другом. Рассматривая Русь IX-XI вв., он обращал внимание на ее связи с Грецией. Нашествию татар он придавал решающее значение при объяснении внутренних изменений в России. Определяя роль указанных факторов в истории России, Н.А. Полевой делал вывод: «Состояние общественности, дух времени, образ мысли и понятий, географические подробности, современные события в странах, окружавших Русь, должны были произвести то, что было на Руси».

Н.А. Полевой пытался осмыслить народ как субъект истории и определить соотношение народа и государства. Государство для него является высшей формой выражения народного духа. Прочность и благосостояние государства зависят от поддержки народа. Однако в силу своей непросвещенности он не подготовлен к самостоятельным действиям. Поэтому «двигают грубый материал и образуют из него «отдельные нравственные миры» правители. Самодержавие «великой династии Романовых» обеспечивало, по его мнению, могущество Русского государства в прошлом, оно является залогом процветания России и в будущем. В конечном итоге история России, история народа в концепции Н.А. Полевого становится той же историей государства, историей самодержцев.

Н.А. Полевой одним из первых в нашей историографии обратил внимание на обусловленность действия личности историческими условиями. Человек, писал он, не может действовать по своему произволу, не может ускорить ход событий. Великие люди — продукт деятельности человечества, их действия определены условиями и потребностями эпохи. Они являлись лишь тогда, когда «время вызывало их на подвиг». Так появились в России Иван III, Петр Великий и другие. Оценивать значение личности, полагал Н.А. Полевой, возможно только при рассмотрении «всех деяний» ее, с учетом предшествующей и последующей истории.

Выдвигая тезис о том, что государство является высшей формой выражения народа, Н.А. Полевой сосредоточил внимание на проблеме происхождения государства. Он исходил из понимания того, что государство создается постепенно, исторически. Поэтому в словах «русское государство» в отношении к первому периоду русской истории содержится ошибка. Древняя история России может быть только «историей русского народа, а не историей русского государства». Это положение определило его схему русской истории. Первый период — время истории русского народа. Второй - история русского царства, третий — российская империя. Границы этих периодов: вторжение варягов, затем монголов и вступление России в европейскую систему при Петре I. Н.А. Полевой отверг два принципиальных положения предшествующей русской историографии: установление государства на Руси с приходом варягов и факт добровольного их призвания. Он категорически заявлял, что известие о «призвании варягов оказывается недостоверно и несообразно». Как и другие народы Европы, по его мнению, славяне были покорены выходцами из германских и скандинавских земель, которые «на мечах» положили начало общественным образованиям, т.е. все государства начинались одинаково.

Особое место в историческом творчестве Н.А. Полевого занимала эпоха Петра I. Деятельность царя он представлял как продолжение преобразований, имевших место в России в предшествующую эпоху. Смысл реформ Н. А. Полевой видел в решительном повороте России к Западной Европе. Петр I, писал он, сосредоточил в себе всю мощь и средства своего государства и «непостижимою силою воли и нечеловеческими трудами... догнал Европу, ушедшую далеко вперед». Так Н. А. Полевой вписал эпоху реформ в контекст истории России, а историю России - в мировую историю. Он рассматривал реформы, как пример для подражания, основу будущего развития, связывал воедино прошлое и настоящее. Н.А. Полевой подчеркивал, что Петр I не поколебал самобытную русскую культуру, дух и характер народа. Он неоднократно подчеркивал, что Россия должна взять все лучшее у Европы, но «ничему не подчиняться», все перерабатывать в соответствии со своим национальным характером.

Таким образом, Н.А. Полевой, последовательно следуя за западноевропейской философией истории и исторической наукой (в чем его, и не без основания, упрекали современники), сделал попытку представить целостную теоретико-методологическую концепцию исторического процесса и попытался на этой основе осмыслить историческое прошлое России. Концепция Н.А. Полевого открывала возможности для широкого сравнительно-исторического изучения исторического процесса и осмысления исторического опыта в контексте не только европейской, но и восточной истории. Удалось ему далеко не все, главное - он не смог написать историю русского народа, не пошел дальше общих фраз о «духе народа», ограничившись некоторыми новыми оценками тех или иных событий. «Г-н Полевой, - писал А. С. Пушкин, - предчувствует присутствие истины, но не умеет ее отыскать... Он видит, что Россия совершенно отделена от Запада. Он предчувствует тому и причины, но вскоре желание приноровить систему новейших историков к России увлекает его». Но как человек, писал К.Н. Бестужев-Рюмин, Н.А. Полевой, прокладывавший новый путь, мог ошибаться в своих выводах, но главное — то, что «им были требования выделены, последующим историкам предстояло их наполнить по мере сил и накопления материалов».

Иоганн Филипп Густав Эверс (1781-1830). Все научное творчество выпускника Геттингенского университета, профессора, заведующего кафедрой, ректора Дерптского университета, академика Петербургской академии наук И.Ф. Г. Эверса было определено стремлением «посвятить всего себя изучению русской истории». Уже первый его труд «О происхождении Русского государства», вышедший на немецком языке в 1808 г., получил признание.

И.Ф. Г. Эверс как ученый сформировался под влиянием немецкой школы, в том числе А. Г. Геерена, Ф. К. Савиньи, К. Ф. Эйхгорна. Он воспринял их научные идеи, направление исследования, стиль мышления. С глубоким уважением он относился к А.Л. Шлёцеру, который пробудил в нем интерес к русской истоки и заложил основы критического отношения к источникам. Он не только использовал опыт, накопленный предшественниками, но и, критически переосмыслив его, сделал ряд новых выводов о русской истории.

Научные интересы И.Ф. Г.Эверса были сосредоточены на изучении древнейшего периода русской истории. Каждая его работа - этап в осмыслении главной для него проблемы - проблемы образования государства и его правовых институтов на Руси. В работах «О происхождении Русского государства» и «Предварительные критические исследования для российской истории» (русский перевод - 1825 г.) И.Ф.Г. Эверс определил свое понимание происхождения Русского государства как результат внутренней жизни восточных славян, которые еще в доваряжский период имели самостоятельные политические объединения, верховных властителей (князей), использовавших для укрепления своего господства наемных викингов. «Русское государство при Ильмене озере образовалось и словом и делом до Рюрикова единовластия... Призванные князья пришли уже в государство, какую бы форму оно ни имело». Поэтому, делал вывод ученый, «Рюриково единодержавие было неважно и не заслуживает того, чтобы начинать с оного Русскую Историю». Этот вывод его разрушал традиционное для русской историографии представление о том, что история России начинается единодержавием Рюрика.

И.Ф.Г. Эверс также подверг сомнению господствующее в историографии утверждение о скандинавском происхождении варягов-руссов. Исследование этногенеза народов, населявших территорию России и ее окружавших, фактов, почерпнутых их арабских источников, северных и восточных авторов, привело его к выводу о черноморском (хазарском) происхождении руссов. Это положение И.Ф.Г. Эверса обострило споры об этнической принадлежности руссов и образовании Древнерусского государства. Его рассуждения о хазарской Руси встретили резкую критику со стороны ученых. М.П. Погодин в рецензии на книгу И.Ф.Г. Эверса не только заявил об отсутствии у ее автора «строгих доказательств» и «Цицероновской хитрости» в их поиске, но и написал в ответ работу о происхождении Руси. Впоследствии И.Ф. Г. Эверс отказался от своей гипотезы.

В 1816 г. в работе «История руссов» И.Ф.Г. Эверс изложил свою версию русской истории, хотя во многом и повторявшую уже Имеющуюся в науке, но корректирующую некоторые ее положения. Он выделял в русской истории пять периодов. Начало ее он относил к 552 г., первому известию о славянах. Окончание первого периода связывалось им с разделом Владимиром Святославичем своего княжества между сыновьями (1015). Второй период продолжался до монгольского завоевания. Третий заканчивался началом княжения Ивана Грозного. Правление Петра I - рубеж четвертого и пятого периодов. Изложение он строил по княжениям и довел его до 1689 г. В характеристиках периодов он отказался от подробного описания политической жизни князей, ограничившись кратким изложением фактов. Главная тема его исследований - внутреннее состояние жизни народов.

И.Ф.Г. Эверс заявил о новом подходе к изучению прошлого «Для моей цели, - писал он, - должен был я подолгу останавливаться на законах и договорах: на первых, так как они являются главным источником знаний о внутреннем состоянии народа, на вторых, потому что они свидетельствуют от основах внешней деятельности». В специальных главах И.Ф.Г. Эверс характеризовал систему государственного управления, правовых норм, состояние торговли и ремесел, науки, искусства и т.п. По объему и содержанию их освещения он значительно превосходил своих предшественников.

В законченном виде концепция И.Ф.Г. Эверса представлена в монографическом исследовании «Древнейшее русское право в историческом его раскрытии», изданном на немецком языке в 1826 г. (русский перевод - 1835 г.). Именно здесь он сформулировал на основе родовой теории органическую концепцию русской истории и провел первое в отечественной историографии исследование правовых институтов Древней Руси. Свою точку зрения И.Ф.Г. Эверс выразил в тезисе: «Все в истории проистекает из естественного развития рода человеческого». Естественный ход в представлении ученого - это эволюционный, постепенный переход из одного состояния в другое, где каждая последующая форма сложнее, чем предыдущая. Это положение определило исторический подход к исследованию истории государства и права. И.Ф.Г. Эверс представил право результатом внутренней жизни общества, его органического развития, связанного, с одной стороны, с прошлым, а с другой — являющего собой новые определения. Каждой эпохе соответствуют те или иные отношения, представления людей. Изменения возникают под влиянием действия внутренних процессов, поэтому И.Ф.Г. Эверс подчеркивал важный для него принцип исследования событий в связи с другими историческими явлениями. Он стремился «везде в голых, бессвязных фактах открывать мысль», которая в них выражается, иди связь прагматическую. Иногда, не имея возможности провести последовательно этот принцип, он прибегал к «остроумным догадкам» и логическим рассуждениям.

И.Ф. Г. Эверс первый из историков России попытался объяснить древнейшее русское право, вообще древнейший быт, исходя из господствовавших у первобытных народов отношений, так называемого патриархального состояния гражданского общества. Первым общественным образованием, по мнению ученого, являлась патриархальная семья с сильной властью отца. Естественная нужда в защите от внешних врагов привела к необходимости объединения семей и образованию родов «под главенством общего родоначальника». Власть главы рода была ограничена, семьи имели определенную независимость, обусловленную наличием у нее земли и своего главы семьи. Глава рода был тот, кто ближе стоял к общему родоначальнику. Из родов образовались племена. Глава племени становится со временем могущественным князем, но первоначальные семейные отношения долго еще сохраняют свою силу.

Таковы, определял И.Ф.Г. Эверс, первые шаги в постепенном образовании общества, через которые проходят все народы. Семья, род, племя — эти три ступени составляют патриархальное общество. Развитие происходит от более узкого союза (семьи) к более широкому - роду и племени. Последнее является переходным звеном к государственному образованию. Государство, по И. Ф. Г. Эверсу, второй шаг в постепенном образовании человеческого рода. Оно не что иное, как «соединение отдельных родов... под властью одного общественного главы». Глава государства, И.Ф. Г. Эверс называл его «верховным патриархом», управлял государством, как своей семьей, основываясь на здравом смысле и на понятиях, освещенных древним обычаем. Таким образом, И.Ф. Г. Эверс выделял две ступени в развитии общества, присущие всем народам и обусловленные «природой человека»: патриархальное состояние общества и государство. Последнее являлось результатом органического «естественного хода развития рода человеческого», высшей формой общественного образования. Такое понимание образования государства было новым для отечественной историографии. И хотя отдельные элементы схемы И.Ф.Г. Эверса имели место в трудах В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, Н.М. Карамзина, она ломала привычные представления, связывавшие образование государства с внешними факторами, призванием варягов. Он пытался показать, что процесс образования государства на Руси не является спецификой ее истории, а соответствует общему направлению развития мировой истории.

Исторический подход И.Ф. Г. Эверс применил и к изучению истории права, которое, по его мнению, являлось отражением общественных отношений, и его развитие составляло собственно историю самого государства. Исходя из принципа объяснения древнейшего права на основе понятий и отношений, соответствовавших определенному времени, И.Ф.Г. Эверс считал невозможным подходить к историческим явлениям с современными мерками, не уяснив «себе предварительно посредством общих исторических сведений характера известного народа на той ступени образования, какое он имеет в данное время». Исторические явления живут только в контексте своего времени, своей эпохи. Нельзя, например, предупреждал он, судить о Святославе и его времени по понятиям настоящего века. «Не его вина, что первый пример разделения, о коем упоминает История, случайно падает на его Княжение; не заслуга других, что не встретилось при них подобного примеру... Но нельзя порицать и века, не поставляя в укоризну человеку того, что проистекает из естественного хода развития общества. Ибо сието развитие и произвело разделы, которые признаем вредными». Раздача земель князьями соответствовала, писал он, уровню культуры, общественного развития, данной политической организации. Так, князь в политической системе того времени, прежде всего, глава рода, а в родовых представлениях все имущество есть не частная, а родовая собственность, она принадлежит всем членам рода. Поэтому Владимир, Святослав могли поступить только так, как поступили, а не иначе. Для того времени все это было естественным. Когда изменились условия, был ликвидирован и этот порядок.

Определив теоретическое направление своего исследования. И. Ф. Г. Эверс обратился к конкретному изложению истории русского права. Для него право, законы — понятия исторические. При родовом строе не существовало еще формальных законов, т.е. письменно изложенных постановлений и правил. В основе их лежат обычаи и некоторые первоначальные постановления, которые были сделаны при первом основании государства или с общего согласия, или по воле первых властителей. Законы письменные — продукт государственной деятельности. Таковыми он считал договоры Олега и Игоря, Русскую правду. И.Ф. Г. Эверс последовательно прослеживал изменения, происходившие в правовых отношениях от времен Рюрика до утверждения Ярослава на киевском престоле. Каждое княжение рассматривалось как рубеж в практическом решении правовых норм: правила наследования, уголовное право, имущественное владение, государственное управление, финансовая система.

Рассмотрев систему управления, И.Ф.Г. Эверс пришел к выводу, что в основе ее лежал единственный образец, который был известен людям, вступавшим в новое общество. Государь действовал подобно частному человеку, пекущемуся о своем хозяйстве, т.е. как родоначальник в своей семье. Различия были только в величине союза. Традиция передачи власти была нарушена приходом варяжского князя. Но это не смогло, по мнению Эверса, изменить естественный ход развития права и системы управления, а только ускорило ее формирование. Рюрик следовал древнему образу правления, в основании которого лежали родовые отношения: престол рассматривался как всякое родовое имущество, и, следовательно, члены рода могли требовать своей доли. Постепенно с развитием понятия «государство», т е. с исчезновением родовых связей, на него перестают смотреть как на обыкновенное наследство: «разделы исчезли и явилось наследие престола, основанное на первородстве». У И.Ф.Г. Эверса родовые и государственные начала находятся в гармонии, между ними нет никакой борьбы. По мере естественного развития родовые отношения исчезают и на их месте устанавливаются государственные, представляющие древнейшую форму правления, ведущую начало от патриархальной семьи. Самодержавие - это уже определенная качественная характеристика монархии, историческая форма, утвердившаяся окончательно в период татаро-монгольского ига. Именно оно как институт способно было создать условия для развития общественной жизни и благосостояния государства.

С образованием государства формируются податная и финансовая системы. Введение их в России, отмечал И.Ф.Г. Эверс, произошло в правление князя Олега. Государство определяло социальную структуру общества. Говоря о трех различных по экономическому, политическому и юридическому положению сословиях, И.Ф.Г. Эверс обращал внимание на привилегии «высшего сословия» - освобождение его от налогов и повинностей; основными налогоплательщиками являлись крестьяне.

Сравнение правовых отношений в России с подобными явлениями у других народов привело И.Ф.Г. Эверса к заключению о том, что «у всех древних народов в первый период развития их гражданского состояния право совершенно сходно в главных чертах».

Тщательный анализ памятников русской истории дал основание И.Ф. Г. Эверсу сделать вывод о том, что данные летописей, хотя и переданные спустя двести лет, не могут быть подвергнуты ни малейшему сомнению, они согласуются с другими повествованиями из древнейшей истории народов. И.Ф. Г. Эверс сделал ряд интересных замечаний, касающихся Русской правды, в частности относительно принадлежности Краткой правды Ярославу, связав ее с новгородскими событиями 1015-1016 гг.

Он отказался от морализующего, нравоучительного тона. Явления истории происходили в определенной обстановке, подчеркивал он, и поэтому они не должны служить назиданием настоящему.

Начало занятий И.Ф.Г. Эверсом историей по времени совпало с началом научного творчества Н. М. Карамзина, знакомство с которым оказало на ученого большое влияние. Делясь своими впечатлениями о встрече с российским историком, И.Ф.Г. Эверс в письме к А.Л. Шлёцеру писал: «Всегда учусь у него нашей профессии, ни один человек не знает так много из русской истории как он, и не один не станет охотнее учить меня». Однако по сути своей история России в трудах И.Ф.Г. Эверса имела значительные отличия от представленной Н.М. Карамзиным.

Труды И.Ф. Г. Эверса не произвели на современников того впечатления, какое произвела «История государства Российскою», Известность его не вышла за рамки сугубо научных кругов. Одной из причин этого были стиль и форма изложения материала: сдержанность, стремление к научной доказательности, строгая приверженность источнику. В его работах не встречается художественных отступлений, нравственных оценок, ярких картин исторических событий, пространных описаний характеров князей и их походов, пересказ событий многочисленных междоусобиц. В предисловии к одной из своих работ он так определил свое отношение к этому: «Иные историки весьма пространно описывают государей и их походы. Я не хотел бы им подражать». Безусловно, распространение трудов И. Ф. Г. Эверса затруднялось тем, что они были написаны на немецком языке и переводы их сильно запаздывали. Кроме того, дискуссионный характер его суждений, новизна идей требовали серьезных размышлений и времени для усвоения.

Современники ставили в заслугу И.Ф. Г. Эверсу глубокое исследование юридического быта Древней Руси, отмечали плодотворность его работы по изучению древнейших памятников русской истории и поиск им новых идей для объяснения прошлого России. «Эверс пишет умно, приятно, - писал Н. М. Карамзин, - читаем его с истинным удовольствием и хвалим искренно... У него много удовлетворительных объяснений и счастливых мыслей». Но лишь спустя десятилетия «счастливые мысли» ученого были оценены по достоинству и нашли своих последователей. «Основателем, отцом историко-юридической школы» называл его один из крупнейших исследователей Русской правды - Н. В. Калачов. Труды И.Ф.Г. Эверса, писал он, «по части русской истории останутся навсегда незабвенными: он первый из юристов бросил критический взгляд на древнейший быт нашего отечества, первый старался объяснить его с естественной точки зрения, приняв для этого в основание общий ход развития у всех народов государственного быта из патриархальных, родовых отношений; первый, наконец, оказал самый способ, как приняться с этой точки зрения за разработку наших древних памятников».

Михаил Петрович Погодин (1800-1875). М. П. Погодин - историк и педагог, профессор, заведующий кафедрой российской истории Московского университета, академик, собиратель старины, издатель «Московского вестника» (1828-1830) и «Москвитянина» (1841-1856) - был широко известен в научных, литературных и общественных кругах России XIX в. В 1844 г. из-за конфликта с попечителем Московского университета С.Г. Строгановым М.П. Погодин ушел в отставку и занялся научной работой, публицистической и издательской деятельностью.

У своих современников М. П. Погодин пользовался уважением и авторитетом. О его научном и педагогическом творчестве писали К. Д. Кавелин, Д. А. Корсаков, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский и другие. Н. П. Барсуков составил беспрецедентную по своим масштабам 22-томную биографическую хронику «Жизнь и труды М.П. Погодина». Однако оценки его как ученого, педагога и человека неоднозначны. Многие отмечали «тонкость его критики источника», трудолюбие в собирании материалов, но в то же время отсутствие «широкого общего взгляда», в силу чего результаты его деятельности имели только частное значение. «М.П. Погодин, - писал К.Д. Кавелин, - всеми своими сторонами принадлежал к прошедшему, он не чужд некоторых новых требований, взглядов, ученых приемов, которых мы не встречаем у его предшественников».

Диапазон научных интересов М. П. Погодина был чрезвычайно широк. Но главным предметом его творчества была история древней и средневековой Руси. Его перу принадлежит ряд крупных исследований: «Происхождение варягов и Руси», «Исторические афоризмы», «Исследования, замечания и лекции о русской истории» в 7 томах, «Историко-критические отрывки» и другие.

«Время, в которое мы живем, — писал М.П. Погодин, - научило нас многому и предложило вопросы, прежде неслыханные», ответы на которые должна дать история. Найдено много новых источников и «в общих понятиях, в самой исторической науке произошли существенные изменения». Столбовую дорогу в отыскании истины в событиях прошлого проложил Н.М. Карамзин. У него М.П. Погодин учился «и добру, и языку истории», «любви к отечеству, уважению к народным традициям». Духом критики, по собственному определению М.П. Погодина, он «напитывался» у А. Л. Шлёцера. Уточнял свои исторические позиции в полемике с М.Т. Каченовским, И.Ф. Г. Эверсом, К. Д. Кавелиным, С.М. Соловьевым. Погодин был в курсе новейших европейских исторических и философских идей. Как многие его современники, он увлекался философией Ф. В. Шеллинга и идеями романтизма. Все это определило его подходы к изучению истории.

В истории, определял предмет исследования М.П. Погодин надо изучать «историю ума и сердца человеческого, душу народа», т.е. явления прежде всего личные, бытовые, религиозные, художественные, «выставить наружу» «работников и архитекторов, построивших Россию». Действия «духа человеческого» он представлял в виде цепи событий, где каждое кольцо «необходимо держится всеми предыдущими и держит в свою очередь все последующие». Эта гармония подчиняется определенным условиям, законам. Провидеть ее — задача историка. Для этого М. П. Погодин считал важным исследовать все, даже самые незначительные, происшествия, их причины, «ловить звуки», тогда можно прочесть историю так, как «глухой Бетховен читал партитуру». Исходя из этого, М.П. Погодин определял один из основных своих принципов изучения прошлого: «собирание, очищение, распределение событий».

«Связь и ход происшествий, - продолжал он, - есть понятие об управлении Божием... поучительное зрелище народных действий, устремленных к одной цели человеческого рода, цели, указанной благим Провидением». Но тайна Провидения «едва ли доступна человеку». Все, что совершается, должно было свершиться. Каждое явление в цепи событий — чудо. При этом М.П. Погодин утверждал, что люди не слепые орудия высших сил, «свободная воля есть первое условие человеческого бытия». Но так же как человеку недоступно проникнуть в тайну Провидения, невозможно и проследить «намерения и действия человека». Историк не может ответить на вопрос: почему все пошло так, а не иначе? Он может только почувствовать «замысел Божий во глубине души своей, интуитивно приблизиться к нему». В соединении «религиозного чутья» и научного поиска он видел возможность приблизиться к истине. «Ум, озаренный верой, науками подкрепится» - таков для него путь познания прошлого.

Убежденный в торжестве законов естественного и духовною мира, М.П. Погодин одним из первых в русской исторической науке пришел к выводу о том, что поиск истины в истории может быть таким же, как и в других науках. Историка он сравнивал с натуралистом. Но историк имеет дело со сложнейшими категориями: «человек», «народ», «государство», — развитие которых связано с целым комплексом свойств. Поэтому он должен в деталях изучить все события, выявить условия и корни их появления, поступательность, органичность их развития. Именно это и делает, заключал М.П. Погодин, историческую науку действительно наукой.

Свой метод исследования М.П. Погодин называл «математическим», имея в виду, что историк должен собрать источник об известном предмете и потом, уже, имея его перед глазами, делать выводы о его значении и отношении ко всей истории. Математическое заключение он представлял как единственный путь, ведущий к цели, другие «увлекают в сторону, назад, или, по крайней мере, замедляют успехи». Именно таким методом он исследовал русские летописи, и на этой основе представил древнейший период русской истории.

Погодин сравнивал работу историка с работой коллекционера, например: нумизмата, разбирающего монеты по месту, времени чеканки, по материалам, из которых они изготовлены, - и, подобно В.Н. Татищеву, с работой архитектора. Именно за эту работу взялся М. П. Погодин, работу «чернорабочего» в науке, как он ее называл, представив в своих исследованиях «план, фасад строения» и для себя, и для будущих времен. Только после возведения такого «фундамента истории» можно было, по мнению М.П. Погодина, перейти к анализу и выводам, т.е. ко второму виду исторических работ - «повествованию». Свои «Исследования, замечания и лекции по русской истории» он называл книгою «с тысячью справок и подлинных слов из разных сведений», «расчисткой поля» истории, чтобы другие получили возможность идти дальше. Исследователи нашли бы в этих сочинениях «нужное знание для систем и теорий».

«Россия - огромный мир», - писал М.П. Погодин. Она обладает неизмеримыми пространствами и богатствами «вещественных и духовных сил». Выяснить, как сложился этот «мир», как «сосредоточились, как сохраняются в одной руке все сии силы», — главная задача исторической науки. Для ее решения ученый считал необходимым обратиться к изучению истоков образования государства, ибо сформулировал он одно из своих основных положений: «начало государства есть самая важная, самая существенная часть, Краеугольный камень» истории. Следует также показать отличительные свойства и судьбу Российского государства в сравнении с историей других государств и народов.

Начинал свои исторические исследования М. П. Погодин с характеристики племен, которые явились основателями русского государства. Обращаясь непосредственно к проблеме образования государства, М.П. Погодин исходил из того, что, как все существующее в мире, оно начинается «неприметной точкой». Такой точкой для России явилось призвание Рюрика новгородцами, но это еще нельзя безусловно назвать началом русского государства предупреждал М.П. Погодин. Новое гражданское начало, положенное Рюриком, подверглось влиянию славян, оно «блеснуло и погасло». Главным результатом призвания Рюрика М. П. Погодин полагал начало династии. Роду Рюрика было предназначено основать впоследствии величайшее государство в мире. Судьба династии определяла последующее развитие русской истории, а ее сохранение было основным делом исторического развития. Направляемая Божественным промыслом, она «чудесно» сохранилась. Одни князья сменяли других: младенец Игорь, «тонкой нитью» связывавший начало истории с последующими событиями, убит, но есть Ольга. Святославу не удается остаться в Болгарии. М. П. Погодин находит связь между смертью в Угличе царевича Дмитрия и Петром I, заявляя, что «не прекратись род Московских князей - не было бы Романовых, не было бы Петра».

М. П. Погодин выделял пять эпох в русской истории. Первая - от норманнов до Ярослава. Норманны наметили план будущего государства, обозначили его пределы. Но о государстве как целом, хотя и «сметанным на живую нитку», можно говорить лишь с Ярослава, когда все племена и города стали подданными одного князя, были одного происхождения, говорили на одном языке, исповедовали одну веру.

Вторая эпоха - от кончины Ярослава до нашествия монголов. В этот период, по М.П. Погодину, на первом плане - вопрос о праве наследования великокняжеского престола, т.е. вопрос династический. Каждый князь стремился обособиться в своем уделе и в то же время вел борьбу за великокняжеский престол.

Следующая эпоха - от образования Московского государства до Петра I. Затем наступает эпоха европейско-русская - от Петра I до Александра I. Наконец, современная М.П. Погодину, национально-самобытная, определяющая будущее России. Пожалуй, более определенно общие представления об истории России отражены М.П. Погодиным не в периодизации, а в перечислении им основных происшествий, составляющих, по его определению, существо русской истории: основание государства, принятие христианской веры, столица Москва, Донское побоище, освобождение России от поляков, Полтавская битва, сожжение Москвы в 1812 г. и «самое к нам близкое, самое радостное, животрепещущее - освобождение двадцати пяти миллионов крепостного народа».

Основное внимание М.П. Погодина было сконцентрировано на древнейшей и средневековой истории. Но он обращался к событиям и более позднего времени: высказал собственный взгляд на историю Московского государства XVI в., пытался дать оценку событиям XVII-XVIII вв., личности Ивана Грозного, Петра I и других. М. П. Погодин часто вступал в полемику по этим проблемам со своими предшественниками и современниками.

Усиление власти при Иване IV М.П. Погодин рассматривал как естественное продолжение хода государственного строительства, начавшееся задолго до него. Но в самом царе он видел человека ничтожного, политика, у которого отсутствовал государственный взгляд.

Восторженно отзывался М. П. Погодин о Петре I. Он подчеркивал, что реформаторская деятельность царя имела глубокие корни в русской почве. Благодаря реформам Россия, воспользовавшись достижениями западной цивилизации, «заняла почетное место в политической системе европейских государств», приобрела основания для последующего развития.

В рассмотрении проблемы соотношения исторического развития России и стран Западной Европы, являвшейся одной из важнейших в исторической науке XIX в., М. П. Погодин исходил из двух посылок. Первая - история России есть составная часть истории человечества, т.е. истории европейской. В России и на Западе имели место одинаковые события, обусловленные «общим (родовым) ее подобием» и единством цели. Поэтому историк не может изучать историю России вне контекста истории Европы. Вторая - «всякий народ развивает своей жизнью особую мысль». Россия всегда шла своим путем, и обязанность историка отыскать этот путь, показать его своеобразие.

Все европейские великие происшествия, средства для развития которых «мы по Вере, языку и другим причинам» не имели, были заменены у нас на другие, писал М. П. Погодин. Они имели другую форму, решали те же задачи другим путем. Ключ к пониманию М.П. Погодиным проблемы находится в заглавии работы: «Параллель русской истории с историей Западных Европейских государств относительно начала». В России не было западного среднего века, но был восточный русский; развивалась удельная система, которая существенно отличалась от феодальной, хотя и составляла вид того же рода; ослабление феодализма вследствие крестовых походов, в России - усиление монархической власти явилось результатом монгольского ига; на Западе была реформация - в России реформы Петра I. Такие параллельные события находит М. П. Погодин в истории русской и западноевропейской. Это два процесса, идущие рядом друг с другом, но не пересекающиеся. Они могут пройти через похожие стадии развития, но это не будет означать, что они обязательны для их эволюции. В конечном итоге М.П. Погодин пришел к выводу, что «вся история России до малейших подробностей представляет совершенно иное зрелище».

Корень различий ученый видел в «изначальной точке», «зародыше», т.е. возвращался к уже известному тезису о том, что история народа начинается с истории государства, а источник противоречий заключен в особенностях его происхождения. Государство на Руси началось вследствие призвания, «полюбовной сделки». На Западе оно обязано своим происхождением завоеванию. Идея для российской историографии не новая, но у М.П. Погодина она становится доминирующей, определяющей судьбу и особенности развития русской жизни во всех ее аспектах, в том числе в институтах власти, социальном строе, экономических отношениях. На Западе завоеватели побеждают туземное население, отнимают у них землю, обращают в рабство. Победители и побежденные образуют два класса, между которыми возникает непримиримая борьба. В городах третье сословие борется с аристократией. Борьба их оканчивается революцией. На Западе король был ненавистен туземцам. В России государь был «званным... мирным гостем» и имел дело с народом «лицом к лицу, как его защитник и судья. Все жители различались только по роду занятий, а в политическом и гражданском отношении были равны между собой и перед князем. Высшие сословия приобрели свои привилегии «службой отечеству, России». Русскому простолюдину был открыт доступ к высшим государственным должностям: «университетское образование заменяло привилегии и грамоты». У нас, заключал М. П. Погодин, нет ни разделения, ни феодализма, ни рабства, ни ненависти, ни борьбы. Все преобразования шли сверху, от государства, а не снизу, как в Европе. Таким образом, разница в первичной точке решила судьбу России. Кроме исторических причин, разделивших судьбы России и народов Западной Европы, М. П. Погодин обратил внимание на физические (пространство, почва, климат, система рек) и нравственные (народный дух, религия, образование) особенности.

Россия занимала огромные пространства, объединяла многочисленные народы, причем «не механически, силою оружия», а историческим ходом своего развития. Это, по мнению М.П. Погодина, определило такие особенности, как отношение к земле, которая долго не имела цены, и в силу этого из-за нее не враждовали; беспрерывное движение, имевшее место на протяжении 100 лет от смерти Ярослава до нашествия монголов, этому способствовало и правило наследования княжеского престола. В этом движении М.П. Погодин выделял одну из главнейших отличительных черт русской истории. При этом, подчеркивал он, Россия никогда не переставала быть единым целым.

Некоторые особенности политического развития России М.П. Погодин связывал с суровым климатом, который заставлял «жить по домам, около очагов, среди семейств и не заботиться о делах общественных, делах площади». Князю было предоставлено право самостоятельного решения всех вопросов. Это устраняло почву для всяких раздоров. Географическая изолированность, связанная с системой рек, отдаленность от морей мешали общению с другими народами, что также способствовало определению Россией своей дороги.

При определении духовных различий М.П. Погодин подчеркивал особенности характера народа - терпеливость, покорность, великодушие в противоположность западной раздражительности. Принятие православия смягчало нравы, способствовало сохранению доброго согласия в обществе. Духовенство в России подчинялось государям. Единство языка, единство веры и один образ мыслей народа, делал вывод М. П. Погодин, составляли силу Российского государства.

Наблюдения за древней и средневековой историей России определили формулировки М.П. Погодиным основных постулатов жизни российского общества. Подчеркивая исторически сложившееся согласие в обществе, основанное на доверии правительству, царю, он сделал вывод, что в этом отношении российская история может сделаться «охранительницею и блюстительницею общественного спокойствия самою верною и надежною». Россию всегда спасало и спасет, утверждал М. П. Погодин, самодержавие, заботящееся о благе народа, способствующее сохранению исторических традиций и русской государственности; народ, носящий «во глубине своего сердца сознание объединенной Русской земли»; православная вера, готовая на всякие жертвы; «язык живой», земля просторная, плодоносная. На них «Святая Русь удержалась, удерживается и удержится». Так он приходит к известной формуле — самодержавие, православие, народность.

М.П. Погодин считал обязанностью историка и любого человека уважать, беречь и трудиться во благо России. Обращаясь к своим соотечественникам, он писал: «Мы имеем собственную историю, удивительный богатый язык, собственное национальное право, собственные национальные обычаи, свою поэзию, свою музыку, свою живопись, свою архитектуру». Отказаться от этого значит утверждать, что у «русских нет истории, нет предков... Руси нет». Он предупреждал об осторожности при попытках мерить Россию по масштабам западноевропейским. Однако это не означало отрицательного отношения его к Западной Европе в целом, к ее культуре, науке. Но «пересадка чужих растений» всегда требует «глубокого размышления, великого благоразумия и осторожности». М. П. Погодин отстаивал первенствующее значение национальной идеи, каковой считал образование и развитие государства, национального сознания как главных условий жизни русского общества.

Историческая наука как самопознание народа, был убежден М.П. Погодин, должна проникнуть в его национальный характер, помочь понять себя, чем были и, тем самым, чем стали, он придавал истории значения «учителя жизни». Эти идеи получили признание и развитие в трудах других ученых, в частности они были созвучны настроению славянофилов. Их особенно привлекали, писал Ю.Ф. Самарин, попытки М.П. Погодина разъяснить «явления русской истории из нее самой».

Николай Герасимович Устрялов (1801-1870). Выпускник историко-филологического факультета Петербургского университета. После защиты докторской диссертации по философии он был избран профессором и почти четверть века возглавлял кафедру русской истории в Петербургском университете. В 1837 г. он получил статус официального историографа России и был избран членом Петербургской академии наук.

Свою научную деятельность Н. Г. Устрялов начал с подготовки к изданию «Сказаний современников о Дмитрии Самозванце» и «Сказаний князя Курбского». За их подготовку он был удостоен ордена Святой Анны 3-й степени. Интерес к источнику Устрялов старался передать своим ученикам.

По воспоминанию одного из них, он начинал свой курс подробным перечислением и оценкой источников, открывая им «совершенно незнакомый мир». Особенно плодотворный период его деятельности относится к 1830-1840-м гг.: публикуются его диссертация, двухтомная «Русская история», «Начертание русской истории для учебных заведений», «Руководство по русской истории» и другие.

«История Российского Государства, в смысле Науки, как основательное знание минувшей судьбы нашего отечества, должна объяснить постепенное развитие гражданской жизни нашей от первого начала ее до позднейшего времени...» - так начинал Н. Г. Устрялов свое первое научное сочинение по русской истории «О системе прагматической русской истории». Этим он определял свою методологическую позицию и главный предмет исторической науки - события, в которых проявляет себя собственно жизнь государства: «достопамятные действия людей», управляющих внутренней и внешней политикой России; успехи законодательства, промышленности, науки и художеств, влияние религии, нравов и обычаев. Задача историка «не собирание биографий», а представление картины «постепенного развития жизни общественной», «изображение переходов гражданского общества из одного состояния в другое, раскрытие причин и условий изменений». История должна обнимать все, был убежден Н.Г. Устрялов,что имело влияние на судьбу государства, и указать место России в системе других государств.

Для решения этой задачи историк выдвигал два условия. Первое - «самое подробное, верное и отчетливое знание фактов и Приведение их в систему». Второе — «объяснение влияния одного события на другое, с указанием причин и следствий», рассмотрение каждого явления как следствие предыдущего и причину последующего, т.е. прагматическое изложение истории. Такое понимание исторического развития дает, писал он, возможность выявить «нить», связывающую все явления «неразрывной цепью, образуемою самим ходом событий, влиянием века, гением народа». Историк должен вникнуть в общий смысл истории и соответственно ему определить точки, где общий ход событий получает иной характер, распределять все явления по мере важности, каждому «найти свое место». Развитие исторического процесса Н. Г. Устрялов рассматривал как следствие действия людей, «коим судьба вверяет кормило правления». Впрочем, не всегда, замечает он тут же, вокруг них обрисовывается все, «что выражает век, что окружает исполнителей веления судьбы». История, писал Н.Г. Устрялов о значении науки, «верная повесть всего родного», «завет предков потомству».

Свое изложение русской истории Н. Г. Устрялов предварил рассуждениями своих предшественников в деле «бытописания». Все, что было сделано в XVIII в., было, по его мнению, только «младенческим лепетом», подход к истории был не научным. Он отдал должное Н.М. Карамзину, который оказал величайшую услугу отечественной истории тем, что привел в известность почти все ее источники и приготовил материалы для «прагматического бытописателя», но не принял понимания Н. М. Карамзиным предмета исследования и отсутствия исторической «нити» событий. После «строгих суждений о лучших наших бытописателях», как сам определял историк свое отношение к предшественникам, он дал изложение русской истории с прагматической точки зрения.

Для того чтобы узнать, что такое Русь, что с ней было, как развивалась главная идея (складывалось государство), проследить переход ее из одного состояния в другое, чтобы вникнуть в «общий дух истории», надо начинать изложение с «колыбели» русской жизни, с первых веков, считал Н. Г. Устрялов. Важно показать главные моменты, внутренние и внешние условия, дающие направление «судьбе государства».

Н.Г. Устрялов делил историю России на две главные части: древнюю и новую. Древняя история, от начала Руси до Петра Великого (862-1689), и новая история, от Петра I до смерти Александра I. Последняя отличается характером изменения древнего образа жизни, быстрым развитием умственных и промышленных сил, деятельным участием России в делах европейских.

Возникновение у славян гражданского общества Н.Г. Устрялов связывал с установлением верховной власти норманнского князя. Принятие христианской веры способствовало слиянию разноплеменных областей русской земли в одно государство. Это явилось основанием особенного, самобытного быта народа и образовало отдельный, отличный от западного, мир. Окончательное устройство государства Н. Г. Устрялов относит ко времени Ярослава Мудрого, который укрепил его законами. Затем борьба между потомками Рюрика за верховную власть привела к разделению на уделы. Однако, обращал внимание Н. Г. Устрялов, это не привело к уничтожению Руси, а, наоборот, еще больше скрепило общественные узы, способствовало сохранению единой веры, одних гражданских уставов, мысли о единодержавии.

Покорение русской земли монголами, по мнению Н.Г. Устрялова, не оказало влияния на внутреннее устройство Восточной Руси. В неприкосновенности остались главные элементы государства — вера, язык, гражданский быт. В начале XIV в. соверш