Отношения с немусульманами 15 страница

Босфорское население, имея печальный опыт общения с казаками и зная их дерзость, смелость и силу натиска, таким образом, не слишком надеялось на защиту османского флота и, как показали последующие события, было право. К тому же с 1623 г. велась изнурительная и пока неудачная война Турции с, Персией, оттянувшая из Стамбула значительные силы, и требовались войска и корабли для других районов империи и против других ее неприятелей. Еще не закончились гражданские раздоры, в связи с которыми от государства отложились паши Эрзурума и Багдада.

В «Сообщении из Константинополя», составленном английским посольством 15 мая, констатировалось, что вообще турки крайне редко ввязываются в военные действия одновременно с двумя противниками, но сейчас создалась такая ситуация, что пришлось отправить сразу три войска: одно под командованием Байрам-паши к границам Польши и Татарии, «другое к Черному морю для защиты от нашествия казаков» и третье, самое многочисленное, против персов. Кроме того, готовят еще два: для Средиземного моря и против венгерского короля Бетлена Габора, не говоря уже о войске, отправленном в прошлом году под начальством Джигале-паши против Персии, о войске Хафиз-паши в Диярбакыре и войске Элиас-паши в Анатолии; «в результате город (Стамбул. — В.К.) выглядит так безлюдно, как будто перенес 3-летнюю войну». Это само по себе, и помимо сведений и слухов о казаках, оказывало гнетущее психологическое воздействие на население.

А двумя неделями ранее, 1 мая, извещая британское правительство о том, что отправка армии в Азию откладывается, видимо, из-за неопределенного положения на Черном море, посольство сообщало о прибытии в Стамбул специальной делегации из Кафы во главе с тамошним муфтием. Делегация была уполномочена уведомить султана, что «400 казачьих лодок находятся в море (дословно: вне дома. — В.К.)», что они уже «захватили большую добычу на побережье Татарии и этой империи и взяли много судов, груженных провизией для порта (Стамбула. — В.К.)», и что еще 40 тыс. казаков, вооруженных и обеспеченных лошадьми, «готовы на новые покушения». Кафа просила о ее защите.

На следующий день, 12 (2) мая, французский посол Ф. де Сези доносил своему королю: «Казаки на 80 лодках спустились по Борисфену и высадились довольно близко от Кафы на полуострове, и разгромили крымский город, где убили много татар». По информации посла, в этом нападении участвовали «поляки казаки и рыжие» (запорожцы и донцы), «порядочное число вооруженных лодок держалось у берегов, чтобы никто не мог спастись в море», а само известие о нападении поразило Стамбул больше, «чем все успехи короля Персии» (шаха).

В связи с просьбой делегации Кафы состоялось заседание Дивана, и Ибрахим-паша, как говорилось в английском посольском сообщении, поспешил с 13 галерами, чтобы обеспечить охрану, пока не пришлют больше сил. Впрочем, из более позднего, от 15 мая, сообщения посольства Т. Роу видно, что «поспешить» паша смог весьма относительно: «При... отправлении... галер, кактолько они вошли в Черное море, они встретились с небольшим кармиссалом (карамюрселем. — В.К.), сообщившим, что впереди них было только 40 лодок казаков; янычары взбунтовались и заставили генерала (адмирала. — В. К.) вернуться в канал и требовать больше сил...» Ибрахим-паша «получил выговор и был снабжен большим числом людей, и таким образом отправился вновь».

Очевидно, об этих же событиях писал и М. Бодье. По его словам, «казаки и русские (т.е. запорожцы и донцы. — В. К.) прибыли из устья Дуная (Днепра? — В.К.) и на побережье напали на большой крымский город, который им (татарам. — В.К.) принадлежит, овладели им, ограбили, вывезли из него богатства, увели в качестве рабов тех татар, что там жили, затем подожгли и из большого города сделали большой костер. Турки были вынуждены послать пятнадцать галер на это'"Черное море, чтобы остановить успехи тех казаков; но нашлось так мало людей, желающих идти сражаться, что министры велели силой взять лодочников канала, носильщиков и грузчиков-армян, чтобы снарядить эти суда командами».

«Султан Амурат (Мурад IV. — В. К.), рассерженный этими беспорядками, — согласно М. Бодье, — пригрозил своему великому везиру и главнокомандующему, что отрубит им головы, если они не найдут военного люда в достаточном числе, чтобы снарядить галеры». Министры доказывали своему повелителю, что янычары и сипахи «не умеют больше подчиняться и не хотят больше выходить из Константинополя»³.

В такой обстановке Мурад IV принял решение о смещении крымских правителей Мухаммед-Гирея и Шахин-Гирея. Это решение, оказавшееся крайне несвоевременным, вскоре «аукнулось» активным казачьим натиском на Босфор.

В английском посольском сообщении от 15 мая говорилось, что к 13 галерам, посланным охранять Черное море, добавлено еще 10, которые первым делом перевезут в Крым Джанибек-Гирея, чтобы сделать его ханом. Далее предполагалось использовать и эти корабли против казаков. Операцию по смещению старого хана и водворению нового и борьбу с казаками поручили возглавить самому капудан-паше, «Победителю казаков» Реджеб-паше ⁴.

Согласно русским источникам, 21 мая Джанибек-Гирей с янычарами на 12 галерах высадился в Кафе и укрепился там, после чего началось долгое противостояние двух ханов. По русским же сведениям, в июне к Джанибек-Гирею подошло турецкое подкрепление на 16 галерах, и, таким образом, в крымской операции и последующей борьбе с казаками на Черном море 1 участвовало около 30 галер. Эта цифра подтверждается и другими сообщениями ⁵.

В начале августа Джанибек-Гирей с войском, главным образом турецким, выступил из Кафы на Мухаммед-Гирея и Шахин-Гирея и был разбит наголову. Кафа сдалась победителям, а капудан-паша вместе с флотом, уцелевшими янычарами и претендентом на престол удалился в море. Шахин-Гирей в критический момент сумел договориться о помощи со стороны Войска Запорожского, и запорожцы сыграли важную роль в одержанной крымской победе ⁶.

Как отмечалось в английских посольских известиях от 7 ав густа, целый месяц от капудан-паши не было отчета, и в Стамбуле ходили слухи, что татары схватили его вместе с флотом, насчитывавшим около 30 галер. Наконец 21 августа Т. Роу смог сообщить в Лондон, что с Черного моря прибыли две галеры, привезли тела двух убитых везиров и точные сведения о поражении османского войска в Крыму. Оказалось, что адмирал, потерявший часть кораблей и около 5 тыс. воинов, убитых и взятых в плен, остановился у Варны. Султану ничего не оставалось делать, как отправить галеру к Мухаммед-Гирею III с утверждением его на троне и возложить всю вину за случившееся на Реджеб-пашу. О том же день спустя сообщал в Париж и Ф. де Сези ⁷.

Турция находилась в сложном положении, о чем читаем у И.В. Цинкайзена: «Непостижимым образом — и ничто не показывает лучше тогдашнее неутешительное состояние импери и и правительства — даже не заботились... о стойкой защите притеснявшегося побережья и подвергавшейся угрозе столицы». «Несмотря на то, что угрожающие слухи о козацком походе, даже в преувеличенных размерах, заранее ходили в Стамбуле, — указывает другой историк, М.С. Грушевский, — капитан-паша оставил столицу безо всякой зашиты, и козацкие чайки беспрепятственно появились у Босфора».

На наш взгляд, ничего непостижимого здесь не было: туркам просто не хватало сил для обеспечения всех направлений борьбы с противниками, а крымская авантюра отвлекла значительную часть османского флота и армии. Видимо, предполагалось, что после водворения на крымский престол другого хана флот под личным руководством Реджеб-паши сумеет обеспечить оборону Стамбула и побережья на дальних рубежах, в особенности у Днепра и Керченского пролива, но все планы пошли прахом.

Казаки, разумеется, не могли не учесть отвлечение имперского флота, о чем они знали непосредственно как участники разгрома Джанибек-Гирея и Реджеб-паши в Крыму, а вовсе не «от своих многочисленных языков и всякого рода перебежчиков», как полагает А.Л. Бертье-Делагард8. Взаимосвязь между отправлением флота в Кафу и набегом казаков на Босфор отмечали Мустафа Найма, Т. Роу, П. Рикоут и другие современники, а также последующие историки. Франсуа де ла Круа писал, что это отправление «послужило как бы сигналом к опустошениям, предпринятым казаками на Черном море». По всей вероятности, казаки действительно воспользовались вовлечением османского флота и его главнокомандующего в крщмские дела для совершения большого нападения на Босфор.

П.А. Кулиш утверждал, что в 1624 г. запорожцы «несколько раз ходили на море, и это делалось без позволения старших, наперекор оседлой части Запорожского Войска». Однако огромная численность казачьих флотилий, участвовавших в кампании этого года, заставляла сомневаться в верности последнего утверждения. Вряд ли «стихийные» выходы, без участия старшины и Войска в целом в их организации и проведении, могли собрать многие десятки судов и тысячи участников, зато старшина могла изображать перед властями Речи Посполитой свое неучастие в походах и даже противодействие им. Обнаруженное Ю.А. Мыцыком в польском архиве письмо городских властей Киева — войта, бурмистра и райц — киевскому воеводе Т. Замойскому от 5 сентября 1624 г. расставляет все на свои места.

Со слов непосредственных участников босфорского набега в ркументе называется имя руководителя казачьей флотилии: поход возглавлял сам гетман Войска Запорожского, один из выдающихся деятелей казачестваXVII в. Олефир Голуб. В письме упоминается и руководитель другого морского набега того же года — Грицько Черный, также гетман. Столь высокий уровень руководства вполне соответствует масштабу рассматриваемых действий на Босфоре.

Первый босфорский поход запорожцев 1624 г. вообще был их вторым выходом в море во время кампании (первый имел результатом нападение на Крым). Это видно из письма киевского митрополита Иова литовскому гетману князю Кшиштофу Радзивиллу от 24 августа. Согласно названному документу, интересующий нас поход начался с большого, продолжавшегося несколько дней сражения казаков в устье Днепра с турецкими кораблями, в числе которых было 25 больших галер и 300 малых ушколов (легких одномачтовых парусно-гребных судов, использовавшихся для охраны торговых караванов и перевозки грузов)⁹. По словам Иова, казаки, разбив турок, пошли под Царьград. М.С. Грушевский правомерно полагает, что османы пытались не пропустить казаков из Днепра в море и что упомянутые галеры и ушколы, очевидно, были эскадрой капудан-паши¹⁰.

Замечание Иова о разбитии казаками галер и ушколов необязательно понимать в прямом смысле как разгром турецкого соединения. Скорее всего, здесь прав П.А. Кулиш, который считает, что запорожцы «отбросили их в море», после чего «невозбранно проникли... в Босфор». Иными словами, речь идет об успешном прорыве казачьей флотилии сквозь преграждавшую путь неприятельскую эскадру. Возможно, указание на это сражение содержится в общей оценке Ф. де Сези первого набега казаков на Босфор 1624 г.: «Это предприятие столь отважно, что заслуживает уважения, так как чтобы его совершить, нужно было решиться сразиться с тридцатью галерами, которые есть на Черном море и которые были отправлены ранее на поиски казаков и для покорения короля (хана. — В. К.) Татарии».

Согласно М. Бодье, запорожцы не сразу направились к Босфору, а идя вдоль побережья Румелии, предварительно напали на Мисиври. «Город Месемврия, — пишет этот современник, —...расположен втрехднях пути от Константинополя, казаки и русские (запорожцы и донцы. — В.К.) захватили его силой, ограбили и подожгли...» После этого, «немного позже», они по явились на Босфоре. Вслед за М. Бодье о сожжении Мисиври говорит и «Всеобщая история о мореходстве»¹¹.

Не только М. Бодье, но и многие последующие историки убеждены в том, что в набеге на Босфор участвовали помимо запорожцев и донские казаки. Среди таких авторов А.И. Ригель ман, А.В. Висковатов, В.А. Голобуцкий и др. Собственно говоря, Мустафа Наймадаже утверждает, что этот поход совершили одни донцы, и такой же точки зрения придерживаются Г.З. Байер, С. Жигарев, Н.А. Смирнов, В.К. Быкадоров, но ей противоречат показания иных источников. Присоединение же к запорожской флотилии донских судов было вполне вероятно, однако в какой момент и в каком месте оно произошло (если произошло), мы не знаем. В.М. Пудавов полагает, что часть донской флотилии, состоявшей из 55 стругов и около 1,5 тыс. человек и находившейся под командованием походного атамана Демьяна Черкашенина, после весеннего разгрома бывшей столицы Крымского ханства Эски-Крыма, недалеко от Кафы, осталась на море для продолжения военных действий, и именно эти оставшиеся струги затем принимали участие в босфорском набеге¹².

Многие авторы касались казачьих военно-морских операций 1624г., несомненно, по причине их громкого эффекта, но, к сожалению, все это были довольно беглые упоминания либо поверхностные характеристики, сопровождавшиеся разнобоем в изложении конкретных фактов. Начать с того, что некоторые историки допускают путаницу даже в определении года рассматриваемых действий на Босфоре. X. Иналджык относит сожжение Еникёя не к 1624, а к 1625 г. Д.И. Эварницкий разделяет первый июльский поход 1624 г. на два набега, совершенно не замечая совпадения ряда приводимых деталей этих «двух» набегов, и оба датирует неверно: один из них — июнем — 21 июля 1623 г., а другой — 21 июня 1624 г. Такую же ошибку допускает М.А. Алекберли, тоже разделяющий один набег на два и датирующий их неправильно — 9 июля 1623 г. и концом сентября 1624 г.

Путаницу усугубляет А.Л. Бертье-Делагард: критикуя Д.И. Эварницкого, он ошибочно указывает, что тот вслед за Н.И. Костомаровым путает 1624 и 1625 гг., тогда как в действительности путаница происходит с 1623 и 1624 гг. Н.И. Костомаров же, не путая годы, неверно датирует третий босфорский набег 1624 г., о чем скажем ниже.

Не лучше обстоит дело с точной датировкой первого июльского нападения на Босфор и у историков, правомерно относящих набег к 1624 г. К. Головизнин и 3. Вуйцик датируют напа-шие июнем, Д.С. Наливайко — 9 июня, Н.А. Смирнов — 20 июня с добавлением, что у И. фон Хаммера будто бы фигурирует дата 27 июля¹³, М.С. Грушевский — 9 июля нового стиля, а значит — 29 июня по юлианскому календарю.

Июль без указания числа называют как дату первого в 1624г. набега на Босфор Витторио Катуальди, В.М. Пудавов, А.П. Григорьев и А.Д. Желтяков¹⁴, начало июля — И.В. Цинкайзен. Вслед за Й. фон Хаммером, датировавшим появление казаков в проливе 21 июля¹⁵, ту же дату упоминают Н.И. Костомаров, В.А. Голобуцкий, Ю.П. Тушин, причем остается не совсем понятным, какой стиль имеется в виду.

Ян-Фома Юзефович и И.Х. фон Энгель относят набег к сентябрю, Ф. де ла Круа — к началу сентября, а Ю. (О.И.) Сенковский и за ним С. Голэмбёвский — даже к 7 октября.

Если не считать упоминаний об июле вообще и в некоторой степени о начале июля у И.В. Цинкайзена (однако полагая это начало по старому стилю), то ни одна приведенная дата не соответствует действительности, что и показывает весьма низкую степень изученности обстоятельств знаменитого набега.

В 1898 г. В.М. Истрин и в 1902 г. А.Л. Бертье-Делагард попытались разобраться с частью существующих в литературе хронологических несуразиц, но безуспешно. Первый ученый, отметив «полнейшую путаницу» в работах и раскритиковав построения Д.И. Эварницкого и Н.И. Костомарова, не смог разрешить противоречия и предложить верную дату набега. Второй не только не оказался более удачлив, но и еще больше запутал вопрос: обвиняя Д.И. Эварницкого, как мы отметили, не в той путанице, историк перенес из 1625 в 1624г. Карахарманское сражение (о котором речь впереди) и предложил опять-таки ошибочную дату первого набега на Босфор 1624 г. — 11 (21) июля.

Между тем более полное, чем ранее, использование источников при непременном учете употреблявшихся в XVII в. юлианского и григорианского стилей летосчисления позволяет довольно точно датировать босфорские набеги указанного года.

О времени первого появления казаков на Босфоре в 1624 г. сообщают пять известных нам источников, из которых первые два принадлежат очевидцам:

1. В «Известиях из Константинополя», составленных посольством Т. Роу 10 (20) июля 1624 г.¹⁶, сказано: «9 этого месяцм от 70 до 80 лодок казаков, по 50 человек на каждой, гребцов и воинов, воспользовавшись удобным случаем, когда капитан -паша отправился в Татарию, вошли в Босфор приблизительно на рассвете...»

2. В донесении Ф. де Сези королю Франции из Стамбула от 21 июля 1624г. говорится: «В день пасхи турок, который был вчера, казаки пришли на ста лодках...»

3. В хронике Мустафы Наймы, согласно переводу тюрколога П.С. Савельева, сказано: «Покахан занимался в Кафе приготовлением флота, донские казаки, находя море свободным, вышли на 150 чайках, 4-го шавваля (1033 г. хиджры. — В.К.), подходили к Босфору...»¹⁷. Приведем и более ранний польский перевод этого места, сделанный Ю. (О. И.) Сенковским (разумеется, уже в переводе на русский): «Когда императорский флот находился в Кафе, занятый делом татарских ханов, казаки на 150 чайках, спустившись на Черное море, ударили в день 4 луны шеваль...»

4. В «Книге путешествия» Эвлии Челеби говорится, что казаки пришли в Еникёй в правление Мурада IV во время праздника Байрама¹⁸.

5. В греческой приписке к греческой же рукописи хронографа Псевдодорофея XVII в., обнаруженной В.М. Истриным в Иверском монастыре на Афоне, читаем: «В лето 7131 в июле месяце в 9-й день пришли (на Босфор. — В. К.) из белокурого рода так называемые казаки на моноксилах числом около ста...»

Из первого, английского сообщения видно, что казаки появились в проливе 9 июля старого стиля, по которому тогда жила Англия, или 19 июля нового стиля. Второе, французское сообщение, датированное новым стилем, который был принят в католическом мире, смещает событие на один день и относит его к 20 июля по новому стилю, или 10 июля по старому.

«Пасху турок», упомянутую Ф. де Сези, В.М. Пудавов определил как Рамадан-байрам, или Рамазан-байрам (дословно у автора: «ромазан бейром»), т.е. «праздник Рамадана (рамазана)». Действительно, христиане приравнивали к Пасхе, которая завершает Великий пост, окончание поста (уразы), соблюдаемого мусульманами в течение Рамадана — девятого месяца мусульманского лунного календаря¹⁹. Праздник окончания Рамадана, Ураза-байрам, приходится на первый день следующего месяца — шаввала. Именно этот праздник имел в виду Ф. де Сези, и о нем же вообще говорил Эвлия Челеби. 1 шавваля тогдашнего 1033 г. хиджры соответствует, по нашему пересчету, 9 (19) июля 1624 г.

4 шаввала указанного 1033 г. Мустафы Наймы Ю. (О.И.) Сенковский пересчитал на христианское летосчисление как 7 октября 1624 г., однако это было грубой ошибкой. Ее затем неоднократно исправляли, но каждый раз называли разные даты. У П.С. Савельева в 1846 г. получилось 4 июля, у В.Д. Смирнова в 1887 г. — 20 июля, у С. Рудницкого в 1897 г. — 21 июля григорианского стиля, т.е. 11 июля старого стиля. Наш собственный пересчет дает дату 12 июля²⁰.

Наконец, пятое, греческое сообщение утверждает, что набег случился в 1623 г. (к нему относится июль 7131 г. от «сотворения мира»), но далее говорит: «В то время патриаршествовал блаженнейший и святейший Кирилл-критянин, а царствовал тогда агарянин султан Мурад, сын султана Ахмеда, брат султана Османа. Последнего убили янычары, и не только своего султана они убили, но и визиря и своего главнокомандующего, и всех пашей и знатных. И была среди них в то время большая резня. И посадили они вместо него (Османа II. — В.К.) на царский престол султана Мустафу, человека не в полном рассудке».

Разбирая текст записи и заметив, что казачий набег на Босфор 1623 г. историкам неизвестен, В.М. Истрин обращает внимание на хронологическую несообразность, связанную с упоминанием патриарха Константинопольского Кирилла Лукари-са и султана Мурада IV. Первый занимал патриарший престол до 17 мая 1623 г. и, естественно, не являлся патриархом в названный записью день набега — 9 июля 1623 г., а второй, став султаном 10 сентября 1623 г., 9 июля был лишь одним из принцев дома Османов, престол же тогда занимал, до указанного 10 сентября, Мустафа I (Османа II убили в результате государственного переворота 20 мая 1622 г.).

«По-видимому, — рассуждает В.М. Истрин, — все говорит против достоверности записи. С другой стороны, запись передает довольно много подробностей (мы приведем их ниже. — В.К.), чтобы она могла считаться сделанной без всякого осно- вания. Она сделана на чистом листе рукописи, рукою XVII века и по аналогии с другими подобными записями должна считаться принадлежащей непременно современнику или жившему немного позже записанного события. На то, что событие, указанное в записи, хорошо было известно ее автору, указывает то, что приводится не только год, но и месяц и число. На этом основании я думаю, что запись не может считаться передающей несуществовавший факт, но что где-нибудь кроется только ошибка».

В.М. Истрин сообщает, что профессор В.Г. Васильевский (известный византинист) в письме к нему предположил, что автор записи ошибся в годе и что надо было указать не 7131, а 7132 (1624) г., и тогда патриарх и султан оказались бы названными правильно: Кирилл в 1624 г. вторично занимал патриарший престол, а на падишахском троне тогда действительно сидел Мурад IV. Но В.М. Истрин отвечал, что, по И. фон Хамме-ру, набег казаков на Босфор в 1624 г. произошел не 9, а 21 июля. В свою очередь, В.Г. Васильевский в ответ предположил, что, может быть, дело заключается в разнице в стиле, которая в XVII в. составляла 11 дней. Однако и при этом получалось 20, а не 21 июля (фактически «недотягивание» до 21 июля было еще большим, поскольку византинист ошибся в определении упомянутой разницы: она составляла 10 дней).

В конце концов В.М. Истрин готов был бы согласиться с предложенным В.Г. Васильевским 1624 г., но публикатора остановило то обстоятельство, что набег в 1624 г. оказался очень удачным для казаков, а набег в греческой записи, напротив, был решительно неудачным: «... до шестого часа осталось из них только до 60 человек; половина же их была изрублена, а остальные взяты в плен»²¹.1622 г., по рассуждению В.М. Истрина, тоже не подходил, так как хотя Кирилл и был тогда патриархом, но на султанском престоле находился Мустафа, а не Мурад.

Поколебавшись, публикатор пришел к следующему выводу: запись все-таки повествует о неизвестном набеге 1623 г., но поскольку она сделана позже набега, может быть, через несколько лет, ее автор допустил двойную ошибку — с упоминанием имен патриарха, невольно продлив патриаршество Кирилла на полтора месяца (на самом деле получается месяц и три недели), и султана, сократив правление Мустафы на два месяца ²².

Нам этот вывод представляется совершенно ошибочным, и одну из причин его появления, помимо неизученности вопроса, мы видим в «зацикленности» В.М. Истрина на хаммеровскком 21 июля — дате даже не набега, а депеши Ф. де Сези по новому стилю. В греческой записи речь явно идет о первом набеге 1624 г. Имена патриарха (второе патриаршество Кирилла) и султана, число и месяц прихода казаков на Босфор и даже время дня (по Т. Роу), район, подвергшийся разгрому (о нем скажем ниже), — все это вполне соответствует нападению 1624 г. Примерное соответствие этому же набегу мы увидим и в упомянутом записью числе казачьих судов и казаков, находившихся на их борту. Напротив, известные нам сведения о действиях караков в 1623 г. (В.М. Истрину они были неведомы) не имеют корреляции с фактологией греческой записи. Ее автор в самом деле допустил ошибку, но одну — с указанием года набега, что, очевидно, свидетельствует о большей, чем полагает публикатор, хронологической отдаленности записи от самого события.

Кроме того, автор несомненно не находился на Босфоре в 1624 г., иначе знал бы реальный конец казачьей экспедиции. Описание же разгрома казаков, сделанное в записи и дезориентировавшее В.М. Истрина, совершенно недостоверно: такого исхода нападения на Босфор в действительности не было не только в 1624 г., но и вообще никогда. Возможно, автор соединил какую-то реальную информацию о набеге с пропагандистскими утверждениями османских властей — ведь и Мустафа Найма, как увидим, неверно изображает окончание экспедиции.

В итоге хронологических изысканий мы получаем три даты первого казачьего набега 1624 г.: 9 (19) июля в известиях английского посольства, в ссылке французского посла на «пасху турок» и в греческой записи, 10 (20) июля у того же Ф. де Сези и 12 (22) июля у Мустафы Наймы. Две первые принадлежат очевидцам, но имеют довольно странное расхождение в один день. Верной датой является 9(19) июля, и не только по большинству указаний. Английское сообщение составлено надень раньше французского, а кроме того, Т. Роу дал гораздо больше информации, чем Ф. де Сези, и о первом, и о втором казачьих набегах 1624 г. и, видимо, гораздо больше интересовался военно-морскими действиями казаков. Полагаем, что расхождение в датах набега у Т. Роу и французского посла возникло в силу технических причин: Ф. де Сези и его аппарат, очевидно, начали составление депеши 20 июля (откуда и появился вчерашний «день пасхи турок») и закончили 21 числа. У Мустафы Наймы же дата явно сдвинута по времени, если не произошло простой ошибки при ее чтении в турецком тексте, написанном арабской графикой²³.

Уже указывалось, что состав флотилии, произведшей нападение на Босфор, Т. Роу определяет в 70—80 судов, греческая запись дает около 100 судов, у Ф. де Сези фигурирует 100 судов и у Мустафы Наймы — 150. Последнюю цифру находим также у П. Рикоута. К этим сообщениям можно добавить известие, содержащееся в письме пыркалаба (правителя) молдавского города Сороки Чолганского, которое датируется около 1624 г. и, по-видимому, говорит о рассматриваемом набеге: запорожцы ходили на Стамбул в 80 чайках²⁴, и сообщение Иова, который писал, что по разбитии турок в устье Днепра запорожцы вышли в море в 102 чайках и направились к Царьграду.

Кроме того, Эвлия Челеби утверждает, что «в год вступления на престол султана Мурада IV днепровские казаки на трехстах чайках совершили нападение». Здесь явно идет речь о Босфоре как объекте атаки, поскольку с этим нападением автор связывает строительство новых крепостей в проливе, но, можетбыть, обобщены известия не только о первом набеге 1624 г., но и о втором, большем по составу казачьей флотилии. Впрочем, в другом месте Эвлия говорит о приходе 300 казачьих чаек в Еникёй, т.е. имеет в виду все же первый набег.

О численности казаков флотилии мы узнаем от Т. Роу, по сведениям которого получается 3,5—4 тыс. человек, и из греческой записи, в которой сказано, что на судах «было до шести тысяч русов», следовательно, не по 50 казаков на судне, как у Т. Роу, а по 60, что вполне могло быть.

В литературе, как и в источниках, царит разнобой в определении числа судов флотилии. 70—80 судов называют И.В. Цинкайзен, М.С. Грушевский, М.А. Алекберли (но 1623 г.) и Ю.П. Тушин. Минимальную цифру в 70 судов предпочитает С. Рудницкий. 100 судов фигурируют у Я.-Ф. Юзефовича²⁵, во «Всеобщей истории о мореходстве», у К. Головизнина, Д.И. Эварницкого (но 1623 г.), В.М. Пудавоваи Н.П. Загоскина. По П.А. Кулишу, в море вышли 150 судов, но до Стамбула дошли 102, а по Н.И. Костомарову, наоборот, вышли 100 чаек, а к Стамбулу флотилия пришла в числе 150 судов. Последнюю цифру найдем у В. Миньо, И. фон Хаммера, С. Голэмбёвского, А. де Ламартина, Д.И. Эварницкого (для 1624 г.), А.Л. Бертье-Делагарда, А.П. Григорьева и АД. Жел-тякова, В.А. Голобуцкого.

Численность участников набега также не совпадает в разных работах. Если не считать общих оценок вроде «громадного числа» казаков, напавших на Босфор, у В. Катуальди, то она возрастает от 4 тыс. у К. Осипова до 6 тыс.у А. де Ламартина, который читает по 40 казаков (20 гребцов и 20 воинов) на судно, и до 10,5 тыс. у Н.И. Костомарова, у которого на чайках размещается по 70 человек²⁶. Д.И. Эварницкий для «похода 1623 г.» отводит на чайку также 70 казаков, а для «похода 1624 г.» 90 человек²⁷, ак что получается соответственно 7 тыс. и 13,5 тыс. участников.

Последняя цифра определяется согласно И. фон Хаммеру, у которого описываются казачьи суда «с десятью веслами на каждом борту, на каждом весле по два гребца (всего, следовательно, 140. — В.К.), и имеющие, кроме последних, по пятьдесят хорошо вооруженных ружьями и саблями воинов», итого получается по 90 человек. Приведенная выше численность экипажа в 70 казаков, собственно, тоже взята у И. фон Хаммера, но с ошибочным подсчетом числа гребцов²⁸.

В свою очередь, тюрколог позаимствовал сведения о составе казачьих экипажей у П. Рикоута, у которого говорится: «Их суда длинные и легкие, имеют по десять весел на каждом борту и по два человека на каждом весле. Нос и корма построены почти одинаково, таким образом, чтобы они могли привязывать руль то к носу, то к корме, не разворачивая судно, что избавляет их от большой потери времени. На каждом судне по пятьдесят отборных человек, вооруженных огнестрельным оружием и широкими саблями, которыми они прекрасно владеют». Сообщение П. Рикоута можно понимать двояко: к 40 гребцам прибавлять 50 воинов, как это делает И. фон Хаммер, или полагать, что из 50 человек 40 находились на веслах. Как уже указывалось, Г. де Боплан определял число весел чайки по 10— 15 с каждого борта, а численность ее экипажа в 50—70 человек.

Историки определяли состав казачьей флотилии в первом набеге на Босфор 1624 г. в тесной зависимости от использованного ими источника или предшествующего сочинения. Однако, даже располагая более широким кругом источников, трудно установить реальный состав флотилии. Видимо, все-таки судов было не 150 и тем более не 300, а скорее всего 70—80, как у Т. Роу. Хотя большие казачьи суда могли вмещать по 90 и даже более человек, наверное, следует поверить информированности англичан, находившихся в Стамбуле. Во всяком случае, казачья флотилия, насчитывавшая 70—80 судов и около 4 тыс. воинов, была весьма значительным и сильным соединением, и ее неожиданное появление в проливе потрясло весьма слабую турецкую оборону.