Отношения с немусульманами 12 страница

У А.В. Висковатова возник и еще один мифический объект: казаки будто бы подходили к «колоннам Помпеи». Этот же ав­тор именует Касымпашу — район, примыкавший к морскому арсеналу, который носил такое же название, — Кассомбашем. Не понял, о каких местах идет речь, В.М. Пудавов, у которого «многие жители Персы и Каюмбаша прятали свои пожитки в Арсенале». Н.С. Рашба, почему-то игнорируя дату, указанную в депеше Ф. де Сези, относит рассматриваемые события к 1620 г. М.А. Алекберли определяет состав казачьей флотилии то в 12, то в 16 судов, причем делает это в двух работах, и оба раза в од­ном и том же абзаце. Ю.П. Тушин пишет, что османская эскад­ра «вышла в Босфор (подразумевается, из Золотого Рога. — В.К.) на поиски казаков, опустошавших в это время окрестности ту­рецкой столицы», и таким образом переносит действия из устья Босфора в сам пролив.

Вопреки прямому указанию источников о беззащитности Стамбула, а также мнению старых авторов о том, что Осман II, свыше года затративший, чтобы собрать армию против Польши, страшно оголил «не только страну, но и столицу», Л. Подхородецкий утверждает, что опасения перед морскими ударами ка­заков побудили османские власти оставить в Стамбуле и других приморских городах «сильные команды янычар» и что их отсут­ствие в армии затем чувствительно сказалось под Хотином. Именно нехваткой воинов объяснялось «хватание» людей пря­мо на столичных улицах. «Собрали в конце концов несколько десятков малых и больших судов, — пишет Ю. Третяк, — но не было кем их укомплектовать, и были вынуждены с улицы брать людей в экипажи для этой флотилии...»²¹

Как выражался польский автор, «импровизированная экс­педиция» оказалась «позорной», поскольку «турки несмотря на свое огромное численное превосходство не смели задевать каза­ков и целый день только смотрели на них издалека»²². Замеча­тельный казачий успех в противостоянии у входа в Босфор и, напротив, провал похода против «разбойников», «трусливый поступок» и «малодушие» Фазли-паши отмечены рядом исто­риков. «Было их (казаков. — В.К.), кажется, немного, — пишет М.С. Грушевский, — но переполоха они наделали достаточно и в беззащитном Стамбуле, и на остальном побережье».

Сведения о другом босфорском набеге казаков, на этот раз в сам пролив, и даже о выходе их в Мраморное море содержатся в показаниях шляхтича Ежи Вороцкого. После Цецорской битвы 1620 г. он находился в турецкой неволе, затем бежал, 16 (6) июля 1621 г. добрался до польского лагеря и сообщил, что ушел из Стамбула четыре недели тому назад, т.е. около 18 (8) июня. «Рас­сказал, что недавно посылал турецкий цесарь в Белгород морем на каторгах большие штурмовые пушки, порох, ядра и всякого продовольствия немало... Но то все наши казаки-запорожцы разгромили. А разгромивши, наезжали под Царырад. Казаки и вежи те, где князь Корецкий сидел, разрушили...»²³ Известно, что польский аристократ православного вероисповедания Самуэль Корецкий, взятый в плен также под Цецорой, содержался в Семибашенном замке, Едикуле, на побережье Мраморного моря, и там в 1622 г. был задушен.

«Далее наехав на Галату, брали, били, секли казаки, — пока­зал Е. Вороцкий, — а когда за ними погнались турки, утопили их, двух и отослали (неясность в оригинале²⁴. — В. К.) к турецко­му цесарю в обоз, который стоял под Адрианополем, которых казаков клеймили, били и на кол посажали. И это было недель 7 тому назад»²⁵. Подсчет показывает, что набег на Едикуле и Галату беглец относил ко времени около 28 (18) мая²⁶.

Сведения Е. Вороцкого чрезвычайно важны. Во время ка­зачьего набега, судя по всему, он находился в Стамбуле и мог иметь свежую, непосредственную информацию. Однако о на­беге, совершенном около 28 (18) мая да еще на сам Стамбул, молчит Ф. де Сези. Касаясь известия о нападении на Едикуле, Л. Подхородецкий замечает, что «это был только слух», а сообще­ние о налете на Галату оставляет без комментариев. М.С. Гру­шевский, говоря о том походе казаков, в котором они оказа­лись у колонны Помпея, пишет о «шуме слухов и преувеличен­ных вестях... пускавшихся (врагами Турции. — В.К.) даже умышленно по разным соображениям»²⁷. Правда, следует от­метить, что именно об этом набеге неизвестны какие-либо слу­хи, а упоминание о них у историка появилось потому, что он присоединил к босфорскому походу действия казаков в других районах моря. Но, может быть, сведения, сообщенные Е. Вороцким, как раз и относились к подобным слухам? Или все-таки французский посол по каким-то причинам не зафикси­ровал майский набег на Босфор? Пропуски, связанные с каза­чьими действиями в этом районе, у Ф.де Сези, как и у Т. Роу, случались, и мы это увидим по их сообщениям о событиях сле­дующего, 1622 г.

Любопытно, что Н.С. Рашба, соавтор Л. Подхородецкого по книге о Хотинской войне, за 20 страниц до замечания послед­него о неверии в реальность набега на Едикуле, напротив, вы­сказывает доверие рассказу шляхтича, допуская, впрочем, ошиб­ку в определении объекта нападения. Казаки, согласно Н.С. Рашбе, «уничтожили суда, везшие в Белгород тяжелые осадные орудия, военное снаряжение, порох и продовольствие... также башню при входе в столичный порт Галату».

Сообщению Е. Вороцкого доверяет и В.А. Голобуцкий, ко­торый пишет, что в начале июня, когда султан с армией высту­пил из Стамбула против Польши, запорожцы захватили суда, перевозившие в Аккерман пушки, боеприпасы и провизию, а затем, продолжая свой путь, «появились у турецкой столицы, разрушили один из ее фортов и вступили в Галату, после чего повернули назад»; турки гнались за ними, но безуспешно, сумев захватить только двух казаков²⁸. Так же относится к названному сообщению И.С. Стороженко, который, однако, неверно дати­рует события первой половиной июля. Казаки, замечает исто­рик, «сожгли в Стамбуле башню замка Едикуле, где сидел когда-то (почему когда-то? — В.К.) в темнице... Корецкий, опустоши­ли побережье под Галатой». Согласно болгарскому историку В. Гюзелеву, запорожская флотилия в 1621 г. вновь появилась под стенами Стамбула и даже взяла Галату²⁹.

Как бы то ни было, характерно, что современник отмечен­ных событий, знаменитый дубровницкий поэт Иван Гундулич в эпической поэме «Осман», написанной еще до известия о смер­ти С. Корецкого, выражал полную уверенность в способности казаков во главе с гетманом П. Сагайдачным пройти Босфор, дойти до Едикуле и взять этот замок. Когда поэма описывает марш турецких войск на поляков в ходе Хотинской войны, «птица сизая» советует королевичу Владиславу:«... направь ты вскоре / Сагайдачного на воду: / Корабли разбить на море / У врага тебе в угоду. / С казаками побеждая, / Он, начальник их, пробьется / До Царьграда, все пленяя, / Что в пути ни попадется. / Он и дальше сможет даже / Силой воинов пробиться / И Корецкого у стражи / Вырвать сможет из темницы».

Имеются известия и еще об одном, более позднем казачьем набеге этого года на Босфор. Приведем их.

1. В «Летописи событий в Юго-Западной России в ХVII-м веке» Самийла Величко сообщаются записи из дневника участника Хотинской войны Матфея Титлевского (Титловского). Одна из них, сделанная 6 сентября (27 августа) 1621 г., говорит, что из ту­рецких обозов бежал казак, который «седм лет в сарацинской пре­бывал неволе» и сказал, что «во обозе своем турки проговоруют: дванадесять(12. — В.К.) суден, узброенных арматою (вооружен­ных пушками. — В.К.), на море Евксинском козаки емша пото-пиша, избывший же в Константинополь убежаша; их же даже до самих стен града козаки гоняще, всех царигородцов устрашиша; сея новини первого провозвестителя гневом неистовящийся отоманин (султан. — В.К.) повелел удавити; в день же грядущий заповеда ко обозу поляков силное готовити приступление. Тое ж самое и турки многий, на стражи ятии (стоявшие. — В.К.) единодушним согласием глаголюще, утверждаху». Под 14 (4) сентября замечено: «Знову проносилося в обозах турецких, яко неколико суден флота отоманского козаки в море Евксинском затопили. Тою новиною на ярость возбуждений, турчин крепкому приступу до обозов в день грядущий заповедал быти».

2. В записках М. Титлевского, посвященных этой войне, есть сообщение, которое по контексту относится к августу нового стиля, кануну решающего столкновения польской и турецкой армий: «А тим часом Козаков десять тисящей чрез Евксенское море, абы руиновали панства (владения. — В.К.) турецкие и за­паси их переймали, виправляет (польский король. — В.К.)». Там же содержится и обобщающее замечание о том, что в Хотинскую войну «под предводительством Богдана Зеновия Хмелниц-кого было на Черъном море Козаков 10 000, кои суден турецких, пушками и разними припасами наполнених, болше 20 на том же море потопили».

3. Летопись С. Величко приводит письмо кошевого атамана И. Сирко крымскому хану от 23 сентября 1675 г., где среди про­чего сказано, что «року 1621... Богдан Хмелницкий, на мору Чорном воюючи, в своих моноксилах многие корабле и катарги турецкие опановал (захватил. — В.К.) и благополучно до Сечи повернулся».

4. С. Величко же воспроизводит хронику войны, написан­ную Самуэлем Твардовским, который, как указывалось, в 1621 г. был секретарем при польском посольстве в Стамбуле. В хрони­ке есть фраза, относимая С. Величко к этой войне и Б. Хмельницкому: «[Вократце припоминается], иж (что. — В.К.) болш тисячи миль в самую Азию (казаки. — В.К.) заежджали, висти-нали (вырезали. — В.К.) Трапезунт, Синоп з кгрунту (до основа­ния. — В.К.) знесли и под Константинополь не раз з неслихан-ною своею скоростию, мури (стены. — В. К.) оного [стрелбою] окуруючи (окуривая. — В.К.), подходили; [що все водою справовали (делали. — В.К.)]»³⁰.

5. Ссылаясь на М. Титлевского и С. Твардовского, сам С. Ве­личко уверенно утверждает, что в 1621 г. по королевскому указу на Черном море действовали 10 тыс. казаков под командовани­ем Б. Хмельницкого и что они после потопления 12 судов, пре­следуя турок, «самому Цариграду превеликое смятение и страх учинили, отвсюду оного порохом оружейним окуривши».

Кажется, приведены весомые свидетельства о набеге на Стам­бул перед 27 августа, по-видимому, в том же месяце. Но пробле­ма заключается в том, что в летописи С. Величко есть сфальси-фицированные, сочиненные акты, и ею в целом можно пользо­ваться лишь с крайней осторожностью. Письмо И. Сирко рассматривается историками как апокриф, и его сведениям так­же нельзя безоговорочно доверять. Что же касается Б. Хмель­ницкого, то он в 1620 г. попал в турецкий плен и был выкуплен через два года, а следовательно, не мог в 1621 г. возглавлять мор­ской набег.

Нет ничего удивительного в том, что многие авторы отрица­ют реальность рассматриваемого похода Б. Хмельницкого. Но немало историков, в частности Д.И. Эварницкий³¹, предпочи­тают верить С. Величко и М. Титлевскому. У М.А. Максимови­ча читаем, что о черноморском «промысле», ставшем извест­ным 6 сентября (27 августа), «говорится и в королевском листе Сагайдачному 1622, генв[аря] 12, и в диаруше Титлевского, и у Твардовского. И так напрасно пишут, что Богдан Хмельницкий, взятый под Цецорою в полон, оставался в нем два года». «Есть полное основание предполагать, — замечает Н.С. Рашба, — что часть запорожцев действовала на море под руководством бежав­шего из турецкой неволи Богдана Хмельницкого... Повел он казацкую флотилию в августе 1621 года прямо под Стамбул, где казаки разбили неприятельскую эскадру...»³²

М.А. Алекберли, Ю.П. Тушин и И.С. Стороженко считают, что поход на Стамбул имел место, но без Б. Хмельницкого³³. Б. В. Лунин говорит, что в 1621 г. казаки доходили до Стамбула, но неясно, имеется ли в виду последний поход, набег на Галату или они оба.

Следует еще сказать, что бунчуковый товарищ П.И. Симо­новский в своем «Кратком описании о козацком малороссий­ском народе и вое иных его делах» 1765 г. рассказывает, что запо­рожцы, отправленные на море для разорения турецких владе­ний, взяли 12 османских военных судов «и глубине их предали, а кои от них убежали, то они гналися за ними даже под самые цариградские стены, где всех привели в страх», но относит зна­комые нам события к 1620 г.

Этим же годом датируют поход Н. Йорга, М.А. Алекберли и Н.С. Рашба. Второй автор ссылается на Иоганна Христиана фон Энгеля и Н. Йоргу и указывает, что казаки продолжали погоню до самой столичной гавани и, взяв восемь галер, вернулись об­ратно. Согласно Н.С. Рашбе, на обратном пути от предместий Стамбула запорожцы разбили преследовавшую их турецкую эс­кадру, причем Скиндер-паша, возмущаясь, утверждал, что се­чевики действовали вместе с донцами и с ведома польского ко­роля. Поскольку оба историка описывают и набег на Стамбул перед 6 сентября (27 августа) 1621 г., получается, что они раз­дваивают единый поход.

Для выявления реального хода событий необходимы ка­кие-то новые источники, а пока набег, о котором рассказывает М. Титлевский, как и нападение на Едикуле и Галату, остается под вопросом. Можно, правда, добавить, что некоторые извес­тия западноевропейских современников позволяют довольно уверенно предполагать, что казаки в 1621 г. заходили в Босфор дальше его устья.

«В 1621 г., —утверждает П. делла Балле, — козаки польские вошли в устье Черного моря и проникли до самой Тюремной башни и предместий Константинополя, где они захватили ог­ромное количество рабов, так что вельможи турецкие не смели с этой стороны ходить для прогулок в свои сады при виде Коза­ков, бегавших повсюду с саблями в руках и нигде не встречавших сопротивления»³⁴.

Французский дипломат Л. де Курменен, приезжавший в 1621 г. в Стамбул со специальной миссией от Людовика XIII, в своей книге 1624 г. писал, что турецкие власти в страхе перед казаками и из-за нехватки сил даже вынуждены были привлечь к караульной службе французских купцов, а появление несколь­ких казачьих лодок, разоривших на черноморских берегах два или три селения, наполнило столицу таким замешательством, что османские сановники умоляли посла Франции³⁵ предоста­вить им убежище, если город попадет во власть казаков. По Л. де Курменену, казаки порой грабят даже в 5—6 лье от Стамбула³⁶. «И не будь двух замков, которые охраняют пролив, они дошли бы до порта Константинополя, чтобы поджечь Арсенал и его галеры. И если бы им немного повезло, они взяли бы город: турки не считают это невозможным, пребывая в страхе все по­следние годы».

В целом казачьи военно-морские действия внесли заметный вклад в победу Польши в Хотинской войне, что и отметил Сигизмунд III, наградив по ее окончании не только казаков, сра­жавшихся на суше, но и казаков-моряков. Тем не менее по мир­ному договору Речь Посполитая, не в полной мере воспользо­вавшаяся плодами победы и решившая и после войны придерживаться старого курса в отношениях с Турцией, в оче­редной раз обязалась не допускать впредь запорожских морских походов.

 

Операции 1622—1623 гг.

 

Завершение Хотинской войны никоим образом не остано­вило казачьи действия на море. Мурад IV в 1630 г. писал польско­му королю, что со времени Хотинского похода морские набеги казаков повторялись беспрерывно. Об этом свидетельствовали события первого же «послевоенного» года.

К осуществлению крупных операций против Турции, про­веденных в 1622 г., казаки приступили с апреля. Согласно архив­ным разысканиям В.М. Пудавова, донская флотилия, действо­вавшая затем на Босфоре, вышла из Монастырского городка за две недели до Пасхи. Поскольку в том году «светлое воскресе­нье» приходилось на 21 апреля, выход казаков в море можно да­тировать около 7 апреля.

Другие данные, однако, относят начало экспедиции, по-ви­димому, на первые числа мая. Воронежский казак Григорий Титов рассказывал, что «как он был на Дону, и при нем... пошли (казаки. — В.К.) на море перед Николиным днем», т.е. перед 9 мая. По расспросным речам в Москве царицынского стрельца Алексея Васильева, бывшего на Дону после Пасхи, «о Николине дни», экспедиция началась до его приезда, т.е. также перед 9 мая. Есть и еще одна дата начала похода, но, похоже, ошибочная: в полученной в Москве 23 августа 1622 г. отписке Ивана Конды-рева, российского посла, направленного в Стамбул, говорится, что казаки отправились на море после Николинадня. С учетом развития событий у Босфора в 1622 г. приходится полагать, что речь идет о разных выходах. «Майскую» флотилию возглавлял запорожец атаман Шило.

Сведения о численности последней экспедиции расходятся между собой. А. Васильев утверждал, что в составе флотилии было 1500 донцов и 300 запорожцев, всего 1800 человек. Шед­ший по Дону И. Кондырев узнал, что на море отправились «ка­заков и черкас человек с тысячю и болши», но что после нападе­ния на Трабзон и другие населенные пункты Анатолии из этой экспедиции в Войско Донское вернулись с добычей запорожцы «человек з двести и болши»³⁷. Атаман Клецкого городка Торовой Иванов сказал послу, что когда он, атаман, «был на низу в нижних в казачьих юртех... пришли с моря запорожских черкас человек с триста»³⁸.

В.Д. Сухоруков полагает, что в походе было 1000 донцов и 300 запорожцев и что вернулись 200 запорожцев; следователь­но, вначале участников набега насчитывалось 1300 человек, а затем осталось на море 1100. Цифры, близкие к этой, фигуриру­ют далее у того же посла и в расспросных речах воронежского атамана Лариона Чернышева и Михайловского казака Козьмы Ильина. В цитированной выше отписке И. Кондырева сказано: «А ныне...донских казаков наморе, что пошли с весны... 1000 че­ловек». В речахже Л. Чернышева и К. Ильина 1622 г. передается известие, слышанное ими в Войске от приезжавшего «мировщика», азовского татарина Мустафы Картавого, что «ходило... на море казаков под Царьград 40 стругов, а в них 1150 человек».

Как увидим, по окончании всего похода на Дон вернутся 25 стругов с более чем 700 казаками, а потери будут исчисляться цифрой свыше 400 человек, и, значит, флотилия насчитывала всего более 1100 казаков, что полностью совпадает с цифрой Л. Чернышева и К. Ильина. Правда, экипажи стругов в этой эк­спедиции оказываются небольшими для казачьих черноморс­ких походов, а именно 1150:40 =28,7 человека. При численно­сти походного войска в 1800 человек получалась бы более при­емлемая, хотя также не слишком высокая цифра — 45 казаков на судно, но вернувшиеся суда насчитывали каждое свыше 28, а потерянные — около 27 человек, так что получается, что изна­чальная цифра — средний экипаж около 29 человек — верна. Это подтверждается и сообщением А. Васильева о том, что дон­цы и запорожцы «в том походе позамешкались, и к ним... на­встречу для обереганья ходили черкасы ж в пяти стругах, а в струге во всяком человек по 30».Не все обстоятельства похода 1622 г. известны и ясны, и в частности, непонятно, почему царская грамота на Дон от 10 мар­та 1623 г. говорит, что, как великому государю «ведомо... учини­лось», под Трабзон ходили «атаманов... и казаков пятьсот чело­век в тритцати стругех, де с ними ж ходили семдесят человек запорожских черкас». Во флотилии из 570 человек на одно суд­но должно было приходиться по 19 казаков, что кажется прием­лемым для ближних походов по Азовскому морю, но совершен­но недостаточным для трабзонского набега. По-видимому, циф­ра 570 ошибочна, хотя в принципе, поскольку в грамоте упоминаются не 40, а 30 стругов, можно было бы высказать пред­положение, что большая флотилия разделилась, и к Трабзону почему-то пошли полупустые суда, тогда как прочие оказались с усиленными экипажами, что, впрочем, маловероятно.

Есть неясности и с морской активностью Войска Запорож­ского в 1622 г. Первый сенатор короны князь Ежи Збараский в письме из Кракова от 8 мая (28 апреля) извещал короля: «Ка­жется, немало их (запорожцев. — В.К.) прокралось к донцам и ушло с ними на море — значит, турки сейчас будут сердиться». Сенатор советовал направить послание великому везиру, где сообщить, что казаки, отправившиеся в море, — это донцы, ко­торых выслала Москва для нанесения вреда Польше в ее отно­шениях с Турцией, и посоветовать туркам не верить, если их будут уверять, что это запорожцы. Такое предупреждение было отправлено, о чем польский посол, брат первого сенатора К. Зба­раский напоминал в 1623 г. великому везиру Мере Хюсейн-паше: «Ведь давали вам знать еще год назад, что с Дона к вам идут несколько челнов. Почему же ваши друзья (татары. — В.К.) не остановили их?»

«Обещаниями и деньгами, — пишет о 1622 г. М.С. Грушев­ский, — удалось сдержать козачество (запорожское. — В.К.) в этот критический момент от морских походов... Только неболь­шая партия на пяти чайках прокралась в море, вместе с донца­ми, вероятно, и за ними вдогонку посылали на Дон, чтобы их вернули назад». Историк при этом ссылается йа письмо от 3 мая (23 апреля) и отмечает, что в письме Е. Збараского, датирован­ном 8 мая (28 апреля), о сем же сказано: в мае ходили в море пять казацких чаек и захватили турецкий корабль. Видимо, это те пять черкасских стругов, которые фигурировали ранее³⁹.

Но, возможно, запорожцы не ограничились упомянутым участием. 6 мая (26 апреля) шляхтич Кшиштоф Бокжицкий писал из Умани брацлавскому хорунжему Стефану Хмелецкому, что все казаки вышли из Запорожья для морского похода и: даже послали на Дон за челнами. «По всей вероятности, — пред­полагает Ю.А. Мыцык, — запорожцы посылали на Дон не толь­ко за челнами, но и для согласования своих действий с донца­ми. Как известно, в мае — июне 1622 г. оба казацких Войска совершили совместный поход к южному берегу Крыма и к чер­номорскому побережью Турции на пространстве от Трапезунда до Стамбула».

Не исключено, что сечевики, помимо 300 человек флоти­лии Шила, предпринимали и какие-то отдельные действия, однако на этот раз главную роль в морской кампании, несом­ненно, играли донцы.

Источники отмечают двойной приход казаков в Прибосфор-ский район в 1622 г. Первое их появление там относится к апре­лю. «Великий везир, — доносил Ф. де Сези королю Франции 1 мая (21 апреля), — был более занят, чем он желал: рыжие и казаки (т.е. донцы и запорожцы. — В.К.) пришли поблизости отсюда на Черном море, взяли несколько судов, что привело великого сеньора в такую ярость, что он угрожал ему (великому везиру. — В.К.) отрубить голову и великому казначею, которого они называют тефтедар (правильно: дефтердар. — В. К.), если на другой же день они не отправят галеры на Черное море».

Вероятнее всего, об этом набеге писал из Стамбула корон­ному подчашему и польному гетману Станиславу Л юбомирско-му польский гонец Станислав Сулишовский. В османской сто­лице, говорилось в его письме, «стало известно, что казаки, выйдя в море, разбили несколько кораблей и разорили некоторые при­брежные селения. В результате везир, вызвав меня к себе три дня назад, перед смертью своей и султана, резко говорил со мной, подчеркивая, какие оскорбления нанесены султану тем, что мой государь, договорившись о мире (перемирии 1621 г. — В.К.),цо сих пор ни в чем не следует хотинским постановлениям: очень долго нет вестей о после (приезд польского посла для перегово­ров о мире задерживался Речью Посполитой. — В.К.), казаки по приказу его королевского величества по-прежнему воюют на море».

«Еслибы, — отвечал С. Сулишовский, — он (король. — В.К.) не хотел мира с вами, уже сейчас было бы полно в вашей земле войск моего государя. Если бы казаки выходили в море по при­казу моего государя, большими были бы их численность и нане­сенный вам ущерб». По словам гонца, везира «этот ответ не­сколько успокоил».

Письмо официально датировано 28 (18) мая, и «три дня назад» — это 25 (15) мая. Но С. Сулишовский говорил с вели­ким везиром Дилавер-пашой, который, как и султан Осман II, погиб в результате государственного переворота — первый был изрублен толпой 19 (9) мая, а второй предан смерти 20 (10) мая. Следовательно, приведенный разговор произошел до 19 (9) числа, что хронологически приближает его к письму француз­ского посла.

По словам В.Д. Сухорукова, в эту кампанию донцы «на лег­ких стругах плавали по водам Азовского и Черного морей, вне­запно нападали на корабли и каторги турецкие, теснили азовцев, жгли и опустошали селения крымские и турецкие: селения Балыклейское (Балаклава. — В.К.), Кафа, Трапезонт и другие приморские места были свидетелями отважности и мужества казаков».

К русскому послу в Крыму Андрею Усову 20 июня при­ехал Ибрахим-паша и по поручению хана Джанибек-Гирея II говорил «с великим гневом», что царь пишет хану о братской дружбе и любви, а «донских... казаков посылает морем крым­ских улусов воевать, тому... два дни под Кафою донские каза­ки взяли два корабля40, а ныне... пришли в Булыклы (Балак­лаву. — В.К.) и многую... крымским людем шкоту поделали, людей в полон поймали». В.М. Пудавов отмечает, что дело не ограничилось Балаклавой, поскольку донцы «даже врывались в глубь Крыма и разорили деревню в 15 милях от Багчесарая» (Бахчисарая), и что за эти столь чувствительные для крымцев набеги хан через своих сановников неоднократно упрекал рус­ских послов. Калга-султан (второй соправитель ханства) Девлет-Гирей говорил им, что к нему «приходят всякие люди с плачем», жалуясь на казачьи разорения. Кроме того, «хан и калга в это же время посылали грамоты к царю с объяснением разорений от донцов и настаивали, чтоб велел "укротить их саблею"».

С небольшим разрывом по времени от крымских действий флотилия ударила на Трабзон. Уже 2 июля клещкий атаман Т. Ива­нов знал и говорил московскому посольству о взятии и разоре­нии казаками этого города и других приморских селений на царь­градской стороне и о возвращении на Дон из похода отряда за­порожцев. По словам Г. Титова, они вернулись «в петровы... говейна» (Петров пост заканчивался 29 июня) и «добыч всякой, золота и серебра и платья привезли с собою много». Оказалось, что после погрома Трабзона и иных «многих мест», по отходе в море, запорожцев и донцов разнесло погодой «врознь», и первые отправились на Дон, а вторые «остались на море со многою добычею»⁴¹.

Нападение на Трабзон, но взятие не самого города, а его посадов, особо упоминается в царской грамоте Войску Донско­му от 10 марта 1623 г. Дониы упрекались в ней в том, что вопре­ки государевым повелениям они «посылали на море н атурских людей под город под Трапизон атаманов... и казаков... И того... они турского царя города Трапизона мало не взяли, а посады Л выжгли и высекли и живота (имущества. — В.К.) всякого, и корабли, и наряд, и гостей турского царя поймали...»

«И мы, великий государь, — продолжала грамота, — тому подивились, какими обычаи вы, атаманы и казаки, так без на­шего указа учинили: на турского царя городы ходите войною и городы ево зжете и воюете, и в полон гостей и всяких людей со всеми животы их емлете мимо наш указ, и тем меж нас, великого государя и турского Ахмет-салтана царя⁴², нынешней нашей ссыл­ке чините помешку, а на нашего недруга и разорителя великого нашего Российского государства, на польского Жигимонта-короля⁴³ и на его землю турского царя Ахмет-салтановым людем поход тем мешаете».

Хронология похода флотилии Шила в полной мере не выяс­нена. По В.М. Пудавову, набег на Трабзон состоялся еще до угрозы Османа II лишить головы великого везира. «До конца июля, — пишет историк, — плавали казаки по Азовскому и Чер­ному морям; много навели разорений по берегам Крыма, Ана­толии; много собрали добычи: "золота, серебра, платья и ясыря (пленников. — В.К.) "... От Крыма приплыв к Анатолии, казаки нападали на Трапезонт и другие города и селения. Пустившись отсюда с большою добычею, они разнесены были сильною бу­рею так, что флотилия их разделилась на части. После того, со­единясь на море в значительном числе, приближались они к Царьграду и взяли несколько турецких судов. Это так встрево­жило и разгорячило султана, что он грозил великому визирю и великому казначею... Чрез несколько времени казаки, усилен­ные вновь выплывшими в море донскими и запорожскими стру­гами, опять приближались (в июле) кЦарьграду (в 40 стругах)...» Как сказано, Ф. де Сези сообщал об упомянутой угрозе па­дишаха в адрес великого везира и дефтердара 1 мая (21 апреля), и, следовательно, нападение на Трабзон В.М. Пудавов относит к апрелю. Но действия у Кафы и Балаклавы, согласно этому же автору, предшествовали трабзонскому набегу и, значит, также состоялись в апреле, чему противоречат приведенные крымские сведения о казачьей «шкоте» в июне. Если флотилия Шила от­правилась в море в начале мая, то она не могла действовать в апреле, и, таким образом, надо говорить о действиях разных флотилий.

По В.М. Пудавову получается, что флотилия первоначаль­но состояла из меньшего, чем 40, числа судов. Прибавление к ней новых стругов и чаек было возможно, как и разделение ее на части с отдельными действиями в разных районах побережья. Напомним о сообщении, в котором к Трабзону ходили 30 стру­гов, и о том, что ничего не известно о маршруте плавания пяти стругов, выходивших навстречу флотилии «для обереганья»⁴⁴. 30 лодок, согласно Ф. де Сези, действовали и у Кандыры, о чем речь пойдет ниже.

Набег казаков на Прибосфорский район и сам Босфор отра­жен в депешах из Стамбула английского и французского по­слов. Однако Т. Роу 1 июля сообщал о казачьих действиях не­посредственно в проливе, а Ф. де Сези 12 (2) июля ⁴⁵ писал о на­падении на местность, хотя и расположенную сравнительно близко от Босфора, но не на его берегах, причем первый дипло­мат не упоминал операции, описанные вторым, и наоборот.

Непросто определить, какие действия произошли раньше, так как депеши написаны практически одновременно. Исходя из того что в действиях у Босфора, согласно французским дан­ным, участвовали 30 казачьих судов, а на Дон после босфорских потерь вернулись 25, полагаем, что операции у Босфора пред­шествовали действиям в самом проливе.

В отписке И. Кондырева, пришедшей в Москву 23 августа, передаются сведения, ставшие известными в Войске, а именно, что «казаки на царегородской стороне многие места повоева­ли». В статейном же списке посольства, где зафиксировано воз­вращение флотилии на Дон, приводится более определенная информация: вернувшиеся казаки «сказывали, что они были за морем, от Царягорода за полтора днища, и повоевали в Царего­родском уезде⁴⁶ села и деревни и многих людей посекли». Даль­ше мы увидим, что донцы скрыли от посла, направлявшегося в Стамбул, что были непосредственно у турецкой столицы.