Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 15 страница

 

Юго был небывало энергичен, энергия просто‑таки била ключом, и Софи не знала, что еще ему дать на продажу, потому как зимняя коллекция бижутерии целиком разошлась, а почти все украшения с драгоценными камнями лежали у клиенток, регулярно, с недели на неделю продлевавших аренду в надежде, что мужья в конце концов покорятся и накануне Рождества сложат к их ногам свое оружие – собственные золотые и платиновые карточки.

Каждое утро начиналось для партнеров с благодарственной молитвы за то, что им посчастливилось поселиться в этом радующем взор предместье на западе Парижского региона. Разумеется, в Везине хватало своих проблем: здесь было не найти симпатичного преподавателя игры в гольф; дилеры, продававшие «БМВ», отличались редкостной алчностью; перед детскими садиками ни проехать ни пройти из‑за колясок, которые весь тротуар загромождали, ну и так далее. Но, несмотря ни на что, этот городок предпринимателей – да‑да, городок предпринимателей, ведь говорят же «рабочий поселок»! – оставался местом выдающимся по количеству полезных ископаемых: он будто застыл в пространстве‑времени между славными шестидесятыми и первым нефтяным кризисом. Мужья тут продолжали покупать мир в семье за караты, а жены измеряли масштаб своего семейного счастья площадью гардеробной.

В последнее время Юго было не остановить ничем: нет больше места сомнениям, рефлексии, тонкой стратегии – он преобразился! Ему бы волю – продавал бы платиновые цепи для покрышек роскошных «лендроверов». Мастерам приходилось работать не покладая рук, чтобы удовлетворить ненасытный аппетит продавца. Прощайте, времена убалтывания клиенток, – теперь Юго и на самом деле считал, что цитрин хорош даже на бледной коже и что, не имея в шкатулке для украшений пары серег с бриллиантами, девушка не может рассчитывать на истинный расцвет.

После памятных трех суток в «Трианоне» он стал другим. Нет, не другим мужчиной, к сожалению. Он стал другой женщиной.

И это ужасно тревожило Софи. Восторженность Юго казалась ей чересчур, используя определение Эктора, «девчонской», чтобы быть естественной. Игра тут явно нечестная. О том, что произошло во время его «отлучки по семейным обстоятельствам», он ей ровно ничего не рассказал – ни тебе доверительного признания, ни просто словечка. Зато Ариана позвонила подруге, и теперь у нее был прежний голос, не такой, как в ЖЕЛУТУ – резковатый и с отзвуком металла, нет, нормальный. И говорила она как раньше – торопливо и бестолково:

– Софи, это просто ужас, просто ужас! Я провела три лучших дня в своей жизни, лучше даже, чем тогда, в 87‑м, на Духов день с Жеромом Ришдоном, помнишь, я еще звала его анакондой, но не потому, конечно, что он был без рук без ног…

– Здорово, молодчина, браво! Лиз оказалась права, лучше же не придумаешь – такие чувственные открытия по новой… Но в чем ужас‑то?

– Юго заявил, что больше до меня не дотронется!

– Ого! Ты что, плохо справилась с позой номер 267?

– Кончай свои издевки! В конце этих трех суток, когда я уже думала, что все хорошо, что все теперь и правда будет еще лучше, чем раньше, мы уже стали одеваться, и вдруг он встал передо мной – голый! – и говорит: «Все это было только для того, чтобы показать тебе, что я еще мужчина, малышка! Посмотри хорошенько, что ты потеряла, потому что с этим покончено!»

– Ни фига себе…

Теперь низы забастовали, только этого и не хватало… «Отказ от исполнения супружеских обязанностей» – древнейшее средство давления на мужа, используемое тысячи лет домохозяйками, чьи нервы на пределе. Надо же, кто мог подумать, что Юго дойдет до такого! Вместо того чтобы резко поднять, буквально заставить взлететь под облака его мужское достоинство, эти три дня и три ночи любовных игр породили у него мысль применить самый что ни на есть гнусный сексуальный шантаж! А как, как назвать это иначе? Феноменальная энергия, помноженная на новую для Юго инициативность, подтолкнула нашего героя всего‑то навсего к мести, м‑да…

Когда пахнет кризисом супружеских отношений, мужья чаще всего довольствуются примирением в постели. Уже после двадцати четырех часов непрерывной и весьма активной любовной гимнастики в «Трианоне» нашего славного парня Ариану посетила несколько поспешная мысль о том, что все теперь в порядке. Однако Юго, чисто по‑женски, использовал свои прелести в качестве оружия. Какое падение! Из занудной, но неплохой, по существу, девицы он превратился в обиженную, злопамятную дамочку Его навязчивой идеей стало отплатить жене полной мерой. Обманывая его, изменяя, настраивая против него всех, она пыталась его кастрировать? Что ж, каждому овощу – свое время. В номере занюханного отеля Юго попросту дал Ариане все, чтобы тут же все и отнять самым грубым из возможных способом.

Если посмотреть со стороны, вроде бы жизнь семьи и впрямь стала нормальной, но за приличным фасадом назревал развод. Юго отказывался обсуждать этот вопрос, повторяя: «Я еще не принял окончательного решения» – с загадочным видом героини ситкома.

 

Сдавленным от волнения голосом Ариана поведала подруге о том, как теперь – после возвращения из «Трианона» – ее муж каждый вечер прохаживается перед ней совершенно голый, приветливо потряхивая яйцами, а потом с сардоническим смехом нисходит по лестнице в свою каморку, и мужское его достоинство величественно поднимается и опускается в ритме шагов по ступенькам… Это же пытка, пытка, ну как влюбленная женщина может выносить такое! А она теперь влюблена в него еще больше, чем когда бы то ни было. Динамистки пользуются сумасшедшим успехом у мужчин, одолеть динамистку – дело чести, кто ж этого не знает, и Ариане с тех пор, как она приобрела мужские черты, стало даже отчасти нравиться его сопротивление.

Не менее взволнованная Софи посоветовала лучшей подруге набраться терпения. Девушкам, которые только и делают, что динамят, первым же и надоедает бойкот постели, кто ж этого не знает… Нет никаких сомнений, что наш голубчик Юго в конце концов начнет мучиться от нанесенных самому себе ран! Если Ариана будет держаться нарочито скромно, наберется терпения и немножко подождет, он не преминет вернуть ей свою благосклонность.

Молодая женщина пообещала держаться, вести себя хорошо, но день проходил за днем, муж выглядел все более цветущим, из него по‑прежнему била ключом энергия на работе, он весело шутил с детьми, он был речист и смешлив, говоря по телефону с клиентками, он был мил и непосредствен с рабочими – короче, он всегда был в отличном настроении… И это было подозрительно, ведь стоило ему остаться наедине с Арианой, как он тут же устремлял на нее взгляд своих прищуренных глаз, словно бы говоря: «А ты перебьешься, дура несчастная!» Ну разве это не подозрительное поведение?

Хуже, чем подозрительное! Из‑за такого его поведения, точь‑в‑точь повторявшего поведение замужней женщины, которая решила извести свою половинку, настроение Арианы падало с каждым часом, и всякий раз все ниже и ниже. Вот почему, добравшись в супермаркете до дверных ручек, она отступила, можно сказать бежала, совсем как испуганное животное, отказывающееся перепрыгнуть барьер, ибо не знает, а что там, с другой стороны.

Если бы она могла хоть у матери сил поднабраться, получить у нее поддержку! Так нет же! И тут облом: Софи тонко намекнула, что сейчас неподходящий момент говорить с матерью…

 

Наступит день, и лозоходцы, экстрасенсы, целители и маги всего мира наверняка озаботятся загадкой отеля «Трианон» в Везине! Что за таинственные волны там циркулируют, что за чудодейственные вибрации проходят сквозь тамошние стены, если любое тело, оказавшееся в этой – на первый взгляд вполне безобидной – обители, покидает ее, унося на себе следы обрушившейся на него лавины грязного разврата?

Когда Момо с Лиз пришли в гостиничный бар, чтобы в энный раз подготовить план действий для всего коллектива, они искренне думали, что это займет часа два, не больше. Подобно Ариане и Юго, они в следующий раз увидели вертящуюся дверь спустя двое суток с лишним.

А начиналось их свидание самым невинным в мире образом. Момо, державшийся почему‑то не слишком естественно, сообщил Лиз, которая пришла чуть позже, что успел на ходу переговорить с ее зятем. Тот (надо сказать, он выглядел страшно возбужденным) сообщил о своем намерении, цитирую, «уделать жену так, чтобы она запросила пощады», а потом – «привет, конец всему». Дьявольская придумка, верно?

Лиз просто опупела, рот открыла от изумления и никак не могла закрыть. Но все же пришла в себя. На самом деле она явилась сюда не только для того, чтобы услышать что‑то новенькое о дочери, на самом деле у нее есть для Момо предложение. Она предлагает ему работу. В последнее время она много за ним наблюдала, много думала, многому научилась и многое поняла. Теперь она считает, что современный брак в тупике. То, что произошло с Арианой и Юго, вовсе не так незначительно, как может показаться. Оба они из поколения детей шестьдесят восьмого года, и этому поколению приходится расплачиваться за наивный оптимизм своих родителей. Нет, равенство полов не достигнуто, нет, распределение обязанностей само собой не разумеется. Мужчины и женщины не были и не должны быть взаимозаменяемы. По примеру мамаши Кураж, Лиз Онфлёр считает себя ответственной: она оказалась для дочери не лучшим советчиком. А долги надо оплачивать, отсюда и идея – помочь молодым, которые, подобно ее детям, утопают в пучине смятения и непонимания.

– И вот, Момо, что я вам предлагаю. Мы создадим консультационный пункт для семейных пар, брошенных на произвол судьбы и поплывших по течению. Станем давать им рекомендации. Мне известны ваши выдающиеся способности человека и гуманиста, а я, со своей стороны, постаралась бы применить свой собственный опыт, да и женский взгляд на проблему может оказаться вам полезным. Верю, что вместе мы способны замечательно поработать!

Теперь опупел Момо. Глаза его наполнились слезами, и он заказал еще два коктейля.

 

Ни один из них никогда так и не вспомнил, что происходило от момента, когда они допили свой дайкири, до другого – когда очутились в чем мать родила на розовом в разводах покрывале полулюкса с названием «Жозефина», выше которого была только кровля. Позже Момо предположил, что их накачали наркотиками, и говорил он об этом, только что не причмокивая, но Лиз попыталась дать своему приливу крови в одно место вполне логическое объяснение: «Бедняжка Момо пал в своих глазах так низко – его „эксперимент Марсиак“ провалился, проблема марокканской самоидентификации осталась нерешенной, а тут еще я просто‑таки ошеломила его своим предложением о работе… Мне стало так его жалко…» Расскажите это кому‑нибудь другому! Лиз Онфлёр была человеком совсем иной закалки, нежели Мари Дельсоль. И если она затащила судебного исполнителя в койку, придя с ним в отель «Трианон», то по одной‑единственной и очень простой причине: ей давным‑давно этого хотелось.

Конечно же мы помним, как трудно все начиналось у этих двоих. Если бы несколько месяцев назад матери Арианы сказали, что она влюбится в судебного исполнителя, сложением напоминающего кабачок, она расхохоталась бы так, что с треском, наподобие струн, лопнули бы косточки ее бюстгальтера, – только не подумайте, что из китового уса, нет, разумеется, из растительной слоновой кости! Но с течением времени Момо раскрылся и предстал перед нею таким, каков он есть на самом деле: тонкий, восприимчивый, чувствительный, воспитанный, образованный человек, а главное – очень умный и интеллигентный. И Лиз не сомневалась, что любовная страсть, которую Момо к ней питает, – порождение именно этих основных черт личности Мохаммеда Эль‑Кантауи.

К тому же, хотя когда‑то, достаточно давно, мать Арианы и переспала с уроженцем Восточной Африки, ей ни разу еще не случилось отведать выходца с севера этого прекрасного континента, а по природе, как мы помним, эта женщина была страстной любительницей путешествий и всякого нового опыта. Лиз не имела склонности к излияниям, но много позже, пытаясь пресечь вопросительные взгляды и неуклюжие намеки Пьера Беньона, который долго не мог успокоиться на предмет того, что же тогда произошло в «Трианоне», прошелестела изысканный ответ: «Припоминаете ли, милый вы мой Пьеро, что заявил однажды Тулуз‑Лотрек с высоты своего полутораметрового роста? „Когда у меня встает, я похож на чайник!“ Так вот, в отеле „Трианон“ славного города Везине я обнаружила в себе пристрастие к чаю с мятой». Вот какие пироги.

В отличие от Юго и Арианы, порывы этих голубков не угасли за дверью гостиницы. Весь месяц Лиз была поглощена нежно привязавшейся к ней добычей. Она не расставалась со своим судебным исполнителем. Она вдохновляла его на подвиги: теперь у Момо проектов стало как никогда много, и, бродя по городу в поисках новых клиентов, он насвистывал песенки Далиды. Но мы ведь знаем, что такая страсть разобщает с миром. Ни одному внешнему фактору не стало доступа в сознание танжерского Филемона и нормандской Бавкиды. Потерянную в пространстве и времени, оглушенную, изумленную своей любовью парочку настиг острый приступ аутизма, грозившего перейти в хронический. Перетягивание каната в семье Марсиаков? Отныне они не придавали ему ни малейшего значения, больше того – им было плевать на Марсиаков, как и на всех остальных, с высокой колокольни.

 

Бедная, бедная Ариана! Как тяжело это сказывалось на состоянии ее духа! В последние дни она чувствовала себя особенно странной, особенно неладно скроенной и некрепко сшитой, чувствовала себя так, будто женская оболочка отказывается и дальше терпеть в себе мужика, в которого несчастная превратилась. Не хватало только неприятностей на работе – тогда у бедняжки были бы все основания бежать к психиатру с жалобами на депрессию или по крайней мере нервное истощение.

Закон Мерфи, гласящий: «Если какая‑нибудь неприятность может случиться, она рано или поздно случается», закон настолько же справедливый, настолько и неумолимый, не преминул сработать. Однажды в 6.45 утра у Арианы заверещал мобильник. Это был Никар.

– Ариана, мне только что звонили из полицейского участка Башле. У них там один из наших парней. Клиентка заявила о попытке изнасилования с его стороны, он же утверждает, что все было как раз наоборот!

Растерянная, сама себе омерзительная до тошноты, она попыталась собрать в кучку мысли и разбросанную вчера одежду, а Навес путался у нее под ногами и подставлял свое жирное тельце: ну погладь же, погладь! Сверху, с чердака, доносились сдавленные стоны и хрипы: в последнее время Дилабо считал делом чести прийти на работу пораньше, чтобы отполировать чердак телом юной шведки. Стараясь как‑нибудь увильнуть от струи зловония, исходившей из пасти ее собаки (утром вонь была сильнее, чем в любое другое время), Ариана раздумывала о том, что, если не считать ее мужа, все население этого города сейчас только о том и думает, как бы потрахаться.

Она приехала в участок и обнаружила там Никара в плачевном состоянии. По его мнению, исключительная скабрезность этого дела неминуемо приведет к тому, что ЖЕЛУТУ в лучшем случае всего‑навсего закроют, обвинив их в сводничестве с отягчающими обстоятельствами. А в худшем? Есть другие варианты? Пожалуйста: по всему региону чрезвычайно быстро разойдутся слухи, что знаменитая фирма, сдающая напрокат крупногабаритную технику, превратилась в логово извращенцев, одной рукой направляющих к цели дрель, а другой пенис.

После шести месяцев воздержания действие ботокса полностью прекратилось и Ариана смогла наморщить лоб, придав лицу выражение хозяйской озабоченности силой в семь баллов, после чего стала расспрашивать о подробностях инцидента. Что же там произошло, если иметь в виду только факты, прошу поточнее!

Все оказалось до ужаса просто. Жанно Пишон‑Лабасс, машинист подъемного крана, представленный в каталоге как «Джон Питч, рост – 1,86 м, вес – 75 кг, возраст – 36 лет», утверждает, что клиентка по имени Надин Рольшен (рост –1,55 м, вес неизвестен, возраст – 42 года) посулила ему на вечер дополнительный заработок. Вечером выяснилось, что приглашен он был исключительно потому, что обладает другой машинкой, которой хозяйка дома весьма любезно предложила управлять саморучно. Недовольный посягательством на его телесную и моральную неприкосновенность, Жанно Пишон‑Лабасс вежливо отклонил предложение. Тогда клиентка словно взбесилась, стала рвать на нем одежду, трясти головой, отчего все волосы растрепались, и вопить: «Я тебя ща как поганую шлюшку употреблю, вот увидишь, имею право, имею право!» А когда в ответ крановщик все же выразил решительное несогласие, предательница позвонила в полицию и сообщила, что стала жертвой маньяка, который пытался сорвать с нее трусы, используя для этой цели гаечный ключ.

Никар постарался изложить всю историю в высшей степени достойно, но этого не хватило, чтобы Арианины морщины разгладились. Рассказ показался ей недостаточно полным, и она попросила сейчас же вызвать к ней Пишона‑Лабасса. Едва увидев симпатичную физиономию низколобого культуриста, хозяйка ЖЕЛУТУ почувствовала, что парень сказал правду. В конце концов, ничего особенного, а уж тем более невероятного, тут нет: разве она сама не сдерживала с трудом желание по‑дикарски наброситься на своего мужа? Тогда почему и Надин Рольшен не может овладеть такое же безумие, спровоцированное гормонами и являющееся печальным следствием воцарения равенства в современном мире? А? Почему бы и с ней не случиться такому?

Комиссар, старинный приятель Никара, разрешил ей – в виде исключения, конечно, – поговорить с истицей. Две женщины на десять минут уединились. Ариана для начала показала зубки: между прочим, рабочий комбинезон «Джона 36 лет» почему‑то оказался едва ли не в клочья разодран между ногами, между тем как одежда его «жертвы» осталась в полной неприкосновенности… Налицо абсолютная несерьезность ваших показаний, и даже государственная полиция в результате непременно это обнаружит. Надин Рольшен в ответ разрыдалась. Ну‑ну, не надо так, сказала хозяйка ЖЕЛУТУ, привлекая к себе лжесвидетельницу. Они немножко пошептались. «Я‑то вас понимаю, со мной ведь то же самое сейчас происходит!» – тихонько шепнула Ариана, а под конец сестры по несчастью расцеловались и объявили, что истица отказывается от своих обвинений и возьмет назад жалобу.

Однако полный успех Арианиного вмешательства не успокоил Никара. Стоило им приехать в контору, он взорвался:

– Вы видите, видите, к чему приводит ваше проклятое равенство полов, будь оно неладно! Теперь женщины накидываются на мужчин! Куда мы идем?!

– За этим не стоит ничего, кроме восстановления справедливости, Адольф. Разворот к справедливому ходу вещей, вот и все.

– Уф‑ф, но так ведь не может продолжаться, бедный мой дружок! Подобное смешение жанров – это полный хаос! К тому же из попыток брать мужчин силой все равно ничего не получится. Во все времена женщины соблазняли нас, только если были милыми, нежными, заботливыми… Возьмите хоть мою супругу, как она всегда старается какой‑нибудь мелочью доставить мне удовольствие! Кусочек телячьей печенки по понедельникам (Никар улыбнулся, вспомнив, какой он розовый на разрезе, этот ломтик); мои инициалы, вышитые на подушечке, положенной на сиденье газонокосилки; вовремя приготовленная, то есть уже очищенная, как банан от кожуры, слабительная свечка на ночном столике… Как это нравится мужчинам!.. И понимаете, здесь ничего не может измениться!

Ариана, будто громом пораженная, молча смотрела на Никара. С ума сойти! Всем известно, что Антуанетта Никар, эта зануда мирового класса, удерживает при себе мужа только путем террора. Ну неужели, неужели Адольф так и не отдает себе в этом отчета?

– Говорят, вы женаты больше сорока лет. Это правда?

– В будущем марте исполнится сорок два года.

– Вы могли бы послужить примером для нас для всех. Разумеется, ваша жена – выдающаяся женщина, не такая, как все прочие. Но в чем, по‑вашему, ее секрет?

Адольф повертел на пальце обручальное кольцо и поискал вдохновения на потолке. Потом отвел взгляд от снежно‑белой поверхности и посмотрел на Ариану.

– Рядом с ней я чувствую себя полезным. Она нуждается во мне и никогда не стесняется это подчеркнуть, – ответил он наконец со слезами на глазах.

Ариана присвистнула. Ну молодец Антуанетта, прямо артистка! Да‑а‑а… Антуанетта Никар – и впрямь образец для нас для всех, решила она. Именно Антуанетта навела ее на дельную мысль. Теперь она не будет довольствоваться ожиданием, когда Юго вернется к ней, она постарается его завоевать на старинный лад, пользуясь опытом Антуанетты Никар. Она не меньше нуждается в своем муже, чем та в своем, и ей тоже совершенно не стыдно сказать, что нуждается! Просто вот уже несколько месяцев, как она ни разу об этом не вспомнила.

 

– Послушай, Джон, я только что с работы, подыхаю от усталости, сделай‑ка себе ужин сам!

– Ладно, Синди, но, если ты забрала мою рубашку, может, ты и в ресторан меня пригласишь? А? Скажи, скажи!

Тому, кто понаблюдал бы за маленькой Луизой Марсиак, когда она играет в куклы, сразу стало бы ясно: девочка не совсем в порядке, что‑то волнует ее, причем сильно. Для начала она стала настаивать на смене имен у подаренных ей к шестилетию Барби и Кена. Бабушка предложила дать девочке имя Жозе, а мальчику – Бове, но малышка тут же отпарировала, что она уже выбрала имена – в честь героев сериала «Любовь, гордость и сладострастие», так он, кажется, назывался. Интересно, что изящную куклу с длинными волосами она объявила Джоном, а для уменьшенной копии повсеместно татуированного культуриста оставила нежное имя Синди. Несколько обеспокоенный Юго посмотрел‑посмотрел, как его дочь поднимает руку Барби, чтобы задать ею увесистую оплеуху Кену, да и воскликнул:

– Ой‑ой‑ой! Им приходится жарко, твоим ребятам! Что происходит‑то?

– Да дерутся они, что ж еще?

– А почему они друг на друга так рассердились?

– «Почему, почему»!.. Они друг друга разлюбили за то, что папа Синди кричит все время на свою жену Джона, а кричит он за то, что Джон хочет отнять у него насовсем его машину!

Сердце отца сжалось.

– Разлюбили не «за то, что», детка, разлюбили «из‑за того» или «потому что»… Послушай, а может, они и не разлюбили вовсе, может, еще все у них наладится?

– Я бы тогда очень удивилась, – вздохнула дочь. Эктор, сидевший на диване, бросил на сестренку понимающий взгляд – на сей раз мелочь пузатая, эта несчастная муравьишка оказалась права. В самое яблочко! И эти кретины, Джон и Синди, пойдут у нее сейчас прямиком к судье по бракоразводным делам… В восемь лет человек уже не так глуп, чтобы его могли провести родительские враки.

Юго сел на диван рядом с сыном. Тот смотрел по каналу «Евроспорт» футбольное обозрение.

– Эй, с каких это пор ты увлекаешься футболом, малыш?

– С тех пор, как мама рассказала мне о Кубке мира 98‑го года, когда ты, между прочим, ходил в парикмахерскую, – безрадостно отозвался «малыш».

– Эктор, так дело не пойдет, что за тон ты себе позволяешь с отцом!

Мальчик опустил голову, чтобы не было видно, как задрожал у него подбородок.

– Никакой такой не тон, обыкновенный. Пап, скажи, ты маму теперь ненавидишь, да, потому и решил с ней развестись?

Обалдевший Юго не поверил своим ушам, его охватило чувство, как будто говорят о ком‑то другом. В соревнованиях по перетягиванию каната, которые не утихали между ним и его женой, слово «развод» представлялось вполне уместным и логичным. В устах сына оно прозвучало душераздирающе и непристойно. В особенности вслед за вопросом «Ты ее ненавидишь?». Да где здесь связь‑то, на самом деле! Люди, которые друг друга терпеть не могут, остаются вместе, те, кто любит, наоборот, расходятся, все не так просто. То, что происходит между ним и Арианой, не имеет отношения к чувствам. В глубине души он находит свою жену ничуть не менее, чем раньше, привлекательной/раздражающей/забавной/возбуждающей/занудной… Нет, у них скорее проблема территории. Впрочем, войны всегда возникают из‑за проблем с территориями… Но как это объяснить ребенку?

– Затрудняюсь что‑либо тебе ответить, Эктор. Наверное, я и сам этого не знаю…

– Но, папа, если бы ты больше никогда не увидел маму, тебе же было бы грустно, да, скажи, скажи, тебе было бы грустно?

– Вот это точно, котеночек, мне было бы ужасно грустно…

22.30. Навес бросился к двери. На половине его тельца шерсть встала дыбом от ярости, вторая вместе с хвостом ходила туда‑сюда от удовольствия. За восемь месяцев, протекших со времени обмена хозяев жизнями, бедняга так и не выбрал, на чьей он стороне. Бледная, заплаканная Ариана вошла в гостиную. Встревоженный Юго кинулся к ней:

– Что у тебя случилось? Проблемы с машиной?

– Нет, успокойся. «Ауди» в полном порядке, – сказала она с волнением, достойным Селин Дион, произносящей на Stade de France[61]: «Рене чувствует себя хорошо!» – Но жизнь так тяжела, мой дорогой, жизнь так жестока…

«Мой дорогой» – после месяцев, когда она называла его только по имени, да и то надменно, она сказала «мой дорогой»! Но хитрости из арсенала мадам Антуанетты Никар только начинаются! То ли еще будет!

– Мне бы хотелось сказать тебе в последний раз, что, несмотря на все зло, которое мы причинили друг другу, я тебя люблю. Подходя к дому, я увидела в окне твой силуэт, и сердце так ужасно забилось, словно сейчас выскочит… совсем как раньше… – прерывающимся голосом продолжала Ариана. – Я прекрасно понимаю, что все последнее время непомерно задавалась, чванилась не пойми чем, но ты мне так нужен, любимый! И я теперь долго не смогу тебе досаждать..

Юго, в котором тут же вспыхнуло подозрение: «Ох, тут дело нечисто!» – стал раздумывать, что ж еще она такое придумала.

А она уронила театрально:

– Я вернулась так поздно из‑за того, что говорила с адвокатом ЖЕЛУТУ. Юго, очень может случиться, что с завтрашнего дня мне придется ночевать в тюрьме!

Она даже и не лгала.

Жутчайшую новость в фирме узнали четыре часа назад. Именно в тот момент, когда Ариана заканчивала список под названием «Что надо делать, чтобы вернуть себе любовь Юго Марсиака» и успела дойти до пункта «Э» (как «экстаз»), где уже было написано: «Почаще просить его объяснить, как действует та или другая штучка в машине, – например, притвориться, будто я не умею пользоваться домкратом, а когда он станет помогать, аплодировать ему со словами: „Ой, какие у тебя сильные руки, дорогой!..“»– именно в этот момент к ней буквально ворвался запыхавшийся Никар, даже не подумав постучать три раза, как было условлено.

– Это кошмар, настоящий кошмар, это катастрофа! Жанно Пишон‑Лабасс объявил нам войну!

– Простите, не поняла…

– Во всяком случае – предпринял контратаку! Подал жалобу на Надин Рольшен, обвиняя ее в сексуальных домогательствах на рабочем месте, и на нас тоже подает в суд, ибо это мы послали его туда! Мы якобы поставили под угрозу его нравственность!

– Господи боже мой! Разве существует такая статья?

– Конечно, существует! В законе от 31 апреля 2001 года, направленном против сексуальных домогательств, об ответственности в подобных случаях черным по белому написано. Там говорится, что любое физическое или юридическое лицо, умышленно или неумышленно поставившее другое физическое лицо в ситуацию, опасную для его физической или сексуальной неприкосновенности, подлежит преследованию в уголовном порядке! Заставлять полуголого мужчину работать целый день под носом у современной женщины значит подвергать риску его сексуальную неприкосновенность, заявляет Пишон‑Лабасс, метр восемьдесят пять, семьдесят пять кило, тридцать шесть лет…

– Ну и мудила!

– Я вас не вынуждал произносить это слово, Ариана! По‑моему, Пишон‑Лабасс поговорил с кем‑то, кто считает: если есть основания настаивать, что ему нанесен ущерб, а за это полагается штраф, грех таким случаем не воспользоваться.

Ариана вспомнила странную усмешку Фланвара, встреченного ею у кофейной машины… да‑да‑да, как раз сегодня днем… Ей стало противно до тошноты. Но даже угрозу заключения в тюрьму она восприняла, как чудесную возможность поплакаться в жилетку мужу.

 

А Юго смеялся. Юго смеялся, Юго тряс плечами, Юго хватался за бока, Юго откидывался назад и сгибался пополам, почти касаясь лицом коленей, смех веселыми раскатами взлетал к потолку и падал на пол, от него дрожали ножки низкого журнального столика, смех множеством пинг‑понговых шариков отскакивал от стен, окрашенных «почти белым» колером от Джорджо Армани малярной кисти. И Ариана сразу же почувствовала, как в душе воцаряется спокойствие. Преимущество наличия мужчины в доме, оно ведь в чем заключается? Да просто в том, что присутствие мужчины в доме позволяет видеть в перспективе. У Арианы после восьми месяцев руководства большой фирмой еще не выработалось умение взглянуть на все со стороны, чтобы стала ясна гротескность нынешней ситуации, вот молодая женщина и заполучила нечто вроде профессиональной истерии на американский лад, при которой все подозревают всех, держа в голове нехитрую истину: даже у параноика есть враги. Юго же после нескольких месяцев работы на малом предприятии свеженький, как апрельский ветерок, ни на секунду не принял угрозу всерьез. Нет, нет, нет, его жена не будет гнить в тюремной камере! Не будет, потому что ее идея о расширении ассортимента услуг специалистов по крупногабаритной технике на самом деле гениальна и сдача в аренду крановщиков вместе с кранами на самом деле способствует развитию фирмы, а отнюдь не ее краху. Хотя, разумеется, предстоят нешуточные юридические сражения, но в главном все хорошо, прекрасная маркиза!