Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 4 страница

– Вы, конечно, предусмотрели в контракте возмещение ущерба за просрочку?

– Да конечно же нет! Мы было подумали об этом, когда составляли смету, но месье Дилабо, прораб, категорически не советовал, он сказал, что это «создаст нездоровые отношения между представителями разных строительных профессий».

– М‑да… классический прием… Мадам Марсиак, тем не менее, у меня еще вопрос. Если вы решили оплачивать труд прораба, разве не затем, чтобы именно он заботился о здоровых отношениях в своей бригаде и координировал работу специалистов?

– Понимаю, что вы хотите сказать. Пусть Дилабо сам и выкручивается, да? Именно это, месье Кантюи, я не устаю ему повторять в течение шести месяцев – и вот вам результат. Забавно, что вы говорите в точности как мой муж… Видите ли, у меня неполный рабочий день, а у Юго полный, потому я и взяла на себя присмотр за ремонтом… на свою голову…

– Скажу, с вашего разрешения, что еще мне представляется очевидным: вы явно грешите избытком доверчивости. Но бесполезно сердиться на вас за это. С 1988 года, когда меня назначили на должность судебного исполнителя, я никогда – повторяю, никогда! – и не слыхал о ремонте, закончившемся в срок. С тем, что сантехника укокошили, встречался, даже с тем, что электрику кишки выпустили, сколько раз сталкивался, а вот с окончанием ремонта в срок – нет. Ни единого раза. Рабочая сила в наши дни – лишний повод отчаяться. – Кантюи состроил гримасу и стал точь‑в‑точь кот, поскользнувшийся на лужице жавелевой воды. – Само собой, я стану заниматься вашим делом очень тщательно, но проблема в том, мадам, что в вашем досье не названы даже год, месяц и число, когда прораб должен сдать вам работу.

Ага, он все‑таки вспомнил, масть какого животного напоминает ему окраска волос клиентки… Как же они называются – эти маленькие собачки, похожие на веник? Чихуахуа? Нет, кажется, не так… Черт, от этого можно с ума сойти. Он продолжил:

– Конечно, устный договор – тоже договор, и все‑таки боюсь, как бы средства вашей правовой защиты не оказались чересчур ограниченны… Но, если решусь сказать, есть и еще одно…

Заинтригованная Ариана попросила его решиться. У этого Мориса Кантюи уморительнаяпривычка вытягивать губы, когда он говорит; кружочек, образованный при этом его пухлым ротиком, просто чаровал, казался почти непристойным…

– Как вам известно, главная цель Союза молодых судебных исполнителей – осовременить имидж нашей профессии, подвергшейся, увы, немалой хуле. Мы созданы не для того, чтобы от нас бросало в дрожь бедных людей. По крайней мере, не только для того. Для нас дело чести – предложить нашему клиенту толковый совет. А только что, – добавил он, – фотографируя помещения второго этажа, я стал невольным свидетелем вашего разговора с месье… э‑э… Бушикряном. Маляром. Мадам Марсиак, простите меня за дерзость, но так никуда не годится. Ни на секунду не поверю, что месье Бушикрян говорил серьезно, утверждая, будто самая шикарная окраска с патиной в 2002 году – это окраска вздувшаяся. Ну а вы… вы были с ним слишком деликатны, слишком уступчивы… Вы говорили с ним… вы говорили с ним – как женщина. А когда командуешь ремонтом, нужно быть мужчиной или, если нет такой возможности, быть женщиной, которая ведет себя как мужчина.

Ариана даже вздрогнула.

– Что вы сказали, месье Кантюи? Ох, как интересно! А как же говорит с малярами женщина, которая ведет себя как мужчина?

– Давайте разберемся… Если позволите сказать, в вашем случае, с вашим изяществом, нет смысла махать кулаками и изображать грубую силу – этот номер все равно не пройдет. Значит, надо заставить себя уважать. Но как? Вы могли бы сказать… Вот только один пример, мадам Марсиак. На мой взгляд, вы могли бы сказать: «Экий вы забавный, месье Бушикрян! Я в восторге от вашей выдумки насчет „шикарных вздутий“. И, поскольку у меня тоже неплохое чувство юмора, отвечу вам так: если через два часа я снова увижу пузыри на свежеокрашенной стене лестничной клетки, я возьму вот эту банку с краской и выверну ее, всю целиком, на ваш новехонький автомобиль, чтобы вы – в шикарной разноцветной машине – тоже почувствовали себя человеком третьего тысячелетия!»

– Отличная идея! Твердость, юмор… Вы ужасно хитрый и находчивый, месье Кантюи, просто рысь, да и только… Пожалуй, такое я могла бы попробовать, – задумчиво отозвалась Ариана.

Морис Кантюи, довольный своей удачей, смеялся, плечи его тряслись. Эта внезапная непринужденность манер резко контрастировала с его строгим костюмом. Ни дать ни взять Вим Дуйзенберг[17], предложивший партию в покер на раздевание коллегам по Европейскому центробанку.

– Когда целых пятнадцать лет обходишь за день по десять домов с самыми разными людьми, это развивает интуицию гораздо лучше, чем любой психологический факультет. Не знаю, что смогу сделать для вашего ремонта, но – если хотите, конечно, – я мог бы научить лично вас действовать по‑мужски. Это вполне согласуется с кредо Союза молодых судебных исполнителей Франции.

– Вы могли бы сделать даже больше. Скажите, у вас найдется на этой неделе свободный вечер? Мне бы хотелось познакомить вас с мужем.

 

Морис Кантюи устроился на кушетке, поставленной на четыре стеноблока, иначе мебель не устояла бы – пол был продавленный. Судебный исполнитель позаботился о том, чтобы одежда позволяла ему выглядеть свободным и раскованным, – ага, подумали Марсиаки, вот, значит, каков выходной наряд судебного исполнителя – вельветовый костюм и коричневая водолазка…

Приглашение Арианы судебный исполнитель принял быстро и охотно – в его деле редко возникают взаимные симпатии, а при виде этой дамы в ее разоренном доме ему становилось грустно. Разумеется, уж он‑то навидался неудачных или просроченных ремонтов, но такое, как здесь… нет, это уже выходит за всякие границы представимого! Он, конечно, поостерегся сказать об этом мадам Марсиак, только ведь в том же ритме и теми же темпами бригада рабочих закончит свои труды не раньше 49‑й недели будущего календарного года. Юрист Морис Кантюи привык мыслить – впрочем, как и говорить – точными формулировками гражданских дел.

Его просили прийти к половине девятого. Он позволил себе уточнить: «В 20.30, я правильно вас понял, мадам?» – и позвонил в дверь ровно в 20.31. Нельзя же являться точно в назначенное время, эдак еще хозяйке дома придется выскакивать из ванной, чтобы отворить! Слава богу, Ариана, одержимая такой же пунктуальностью, уже стояла за дверью.

На ней была облегающая кофточка и широкие брюки в цветочек, показавшиеся судебному исполнителю просто уродливыми. (На самом деле Ариана купила эти брюки на распродаже у «Маті», и они были очень, очень, ну просто очень элегантны!) Что до остального, то Морис Кантюи почувствовал готовность засвидетельствовать где следует с полной уверенностью: Ариана Марсиак – весьма и весьма привлекательная особа.

По лестнице скатились беленькие мальчик и девочка младшего школьного возраста. За ними явился какой‑то тип ростом сантиметров сто восемьдесят пять в несколько помятом, отметил судебный исполнитель, костюме. Все трое вежливо поприветствовали гостя. Мужчина проводил Кантюи в гостиную, а молодая женщина обняла детишек за плечи, словно защищая, и отправилась с ними наверх – укладывать. Похоже на греческую амфору, дамочка‑то не только красива, но и грациозна, подумал судебный исполнитель.

Юго спросил, чего бы гостю хотелось выпить. Морис выбрал томатный сок – только без всяких приправ – и уточнил, что никогда не пьет спиртного. Явно не зная, как отнестись к этой новости, хозяин сел напротив с бокалом вина в руке и в угрюмом молчании смотрел на Кантюи. Тот, несколько смущенный, мысленно сделал тонкое заключение: месье, вероятно, страдает депрессией или чем‑то в этом роде, – и заерзал на кушетке, не находя подходящих к случаю слов. А надо бы что‑то светское… Вот только что?.. Сказать «у вас прекрасный дом»? Когда дом в таком состоянии, светская ложь прозвучит величайшим издевательством. Сказать «скоро у вас будет прекрасный дом»? Ох нет, тоже ведь провокация чистой воды! «У вас прекрасная жена»? И это не годится: может быть неверно истолковано… Ничего не оставалось, как сделать комплимент четвероногому, которое пыталось в данный момент превратить в лохмотья его брючину:

– Какой прелестный у вас песик! И какой игривый…

– Никакой он не игривый, Навес – психопат, остерегайтесь его. Мне следовало усыпить скотину одиннадцать лет назад, но жена говорит, если бы я это сделал, она бы меня убила… Обожает его, представляете! – вздохнул хозяин.

Еще несколько минут они говорили исключительно о собаке. Нет, кровное родство тут ни причем, им не объяснишь диковинный характер пса – прежде всего потому, что Навес, со всей очевидностью, не принадлежит ни к одной известной человечеству породе. Увы, пережитая им в раннем детстве травма осталась непонятной: ни одному собачьему психологу не удалось проникнуть в тайну Навеса.

Вернулась Ариана, и мужчины испытали облегчение. Хозяйка предложила сразу же переместиться за стол. Время за первым блюдом – супом‑пюре из морозилки (пакетик назывался «велюте из кончиков спаржи») – убили на различные соображения по поводу вероломства строительных рабочих в целом и штукатуров в частности. Затем – вместе с рыбой, сдобренной чабрецом, – пришло время вопросов более личных. Вопросы эти показались судебному исполнителю странными. Женат ли он? Ах вот как, значит, разведен… Да, сын, взрослый, студент юридического факультета… Марсиаки были, похоже, прямо‑таки околдованы профессией гостя: он ведь встречается со всякими людьми, а уж с его‑то опытом – наверняка столько было всего удивительного, правда, правда? Морис Кантюи согласился: что да, то да… И если бы у него была писательская жилка – слава богу, ее нет! – он мог бы написать «Человеческую комедию» на новый лад.

Довольно скоро судебный исполнитель стал задумываться, а что он вообще тут делает, зачем его позвали. Стоило гостю открыть рот, как Ариана взглядывала на мужа, словно бы ища его одобрения. А тот наблюдал за Морисом с видом перекупщика на ярмарке скота: глаз прищурен, чистосердечия ни на грош…

Когда Ариана поставила на стол блюдо с сырами, Кантюи не выдержал:

– Безусловно, разделить с вами ужин – огромное удовольствие, месье и мадам Марсиак, но как‑то я сомневаюсь, чтобы вы пригласили меня лишь с целью поручить составление протокола…

– Вы правы, месье Кантюи… – Ариана сделала глубокий вдох, выдохнула и продолжила: – Понимаете, вы мне очень понравились тогда, правда‑правда, мне все понравилось, но особенно – ваш открытый, просто удивительно открытый взгляд на свою профессию и… и на вещи в целом… («Батюшки, – подумал Морис, – да она меня просто завлекает!») Мы с вами, конечно, совсем не знаем друг друга, – продолжала между тем хозяйка дома, – но я чувствую, что могли бы сойтись, просто замечательно могли бы сойтись… И вот мы, мой муж и я, решили сделать вам предложение… которое, вероятно, вас удивит… но ведь, судя по всему, вам присуща широта мышления. («Мама родная, – подумал Морис, – так я и знал, что за фасадами домов буржуазии таится склонность к извращениям, к самым гнусным и грязным извращениям! Они собираются предложить мне групповуху. Гадость, конечно. Но до чего соблазнительно!») Понимаете, из‑за ремонта мы, Юго и я, переживаем трудности, особенно в последнее время. Наш брак мог бы даже распасться, но мы любим друг друга и решили сделать все возможное, чтобы сохранить его… Мы поняли, что нам нужен электрошок. И тут появляетесь вы… И теперь мы просим вас принять участие… («Если они хотят, чтобы я хлестал их плеткой, откажусь, – решил Морис. – Уж во всяком случае, женщину я хлестать плеткой не стану!»)

– Скажу напрямик, Морис… – перебил жену Юго. – Кстати, можно называть вас Морис?.. Скажу напрямик, это не моя идея. У жены богатая фантазия, но пределы есть всему. И согласился я только потому, что Ариана убедила меня: это средство – последнее, дальше уже некуда. («Будешь не таким умником, когда растянешься в чем мать родила на своих стеноблоках!» – внутренне улыбнулся судебный исполнитель.)

– Ну значит, вот… Мы, муж и я… мы решили махнуться жизнями… – снова взяла слово Ариана. – Мне хотелось бы год прожить и проработать так, как будто я мужчина, а он займет мое место дома и в моей фирме… Но ведь одним нам не справиться, Морис! Чтобы я стала мужчиной, а он женщиной, нам нужен наставник, тренер, если хотите. И мы выбрали вас.

Как описать, что творилось в голове у Мориса в эту минуту? Слова слишком беспомощны, чтобы выразить такую громадную оторопь. Приравнять ее можно было бы к возведенному в десятую степень состоянию телезрителя, обнаружившего в ходе прямого эфира лотереи, что до главного выигрыша ему не хватает одной‑единственной цифры. Но тут же и понявшего: по пяти‑то числам ему тоже перепадет совсем немало.

Каким бы молодым и резвым судебным исполнителем Морис Кантюи ни был, на самом деле в жизни его не очень‑то находилось место резвости и дурачествам. Пусть ты в авангарде даже среди самых динамичных членов Союза молодых судебных исполнителей Франции, все равно твоя жизнь на 99 процентов состоит из ассигнований, платежных счетов, судебных дел, наложений ареста на имущество или судебных актов с предупреждением о настоятельной необходимости выполнения долговых обязательств и всяких там разных опротестовываний… И лишь один‑единственный процент остается на глупости… Предложение Марсиаков было самым сногсшибательным, какие он слышал после того, как одна семидесятилетняя кокетка предложила ему себя в обмен на молчание, когда он констатировал адюльтер. Но это было… Господи, когда же это было?.. Ага, пятнадцать лет назад!

Ему все‑таки удалось пробормотать:

– Но почему я?

– Потому что вы научили меня, как говорить с маляром, – с улыбкой напомнила молодая женщина. – Когда вы ушли, я попробовала сделать так, как вы сказали. К вечеру лестничная клетка была окрашена лучше некуда. А назавтра, как по волшебству, все ремонтники, которые до тех пор клялись, что видеть не могут друг друга, не то что договориться, – подумать только! – явились на работу к восьми утра! И вот, увидев необычайную силу психологического удара, который способен нанести судебный исполнитель, я решила: только вы и сможете нам помочь. А еще… разве вы не сказали, что, дескать, для вашей организации «дело чести – предложить каждому клиенту толковый совет»? Вот мы и хотим попросить у вас таких советов.

– Но я не понимаю все‑таки, чего вы от меня ждете на самом деле?

– Двух вещей. Прежде всего – чтобы вы выполняли свои обязанности судебного исполнителя, – продолжил за жену Юго. – Наш эксперимент по обмену жизнями должен закончиться 31 декабря. И нам хотелось бы, чтобы вы каждый месяц официально регистрировали, на какой стадии находится наш личный «ремонт». Вы станете нашим страховочным средством – как перила на балконе: сохраняя нейтралитет, чего мы вправе ожидать от представителя вашей профессии, вы будете говорить нам, зашли ли мы слишком далеко или все пока в порядке. Вторая, но ничуть не менее важная функция – стать нашим тренером на манер американского Coach. Нам необходим чужой глаз, нам нужно, чтобы нас вели, подбадривали, делали нам замечания, давали указания…

– Прежде всего, – задумчиво сказал судебный исполнитель, – надо разобраться, насколько между вами возможен – как практически, так и с точки зрения закона – профессиональный обмен. Каким образом обменяться карьерами, столь – представляется лично мне – непохожими одна на другую?

– Разумеется, мы об этом подумали, – заверил Юго. – И поняли, что здесь не должно быть особых проблем. Я руковожу предприятием, которое на полном ходу, и мой заместитель, вице‑президент моей компании, вполне может стоять у руля, пока… пока Ариана подучится нашему делу, – уточнил он, видя, что у жены в эту самую минуту стало такое выражение лица, как будто она опаздывает на работу, а каблук‑шпилька застрял в щели эскалатора метро.

– Ну а я, – подхватила молодая женщина, – работаю с подругой и уверена, что у них с Юго все сладится. Значит, вы согласны нам помочь? – спросила она почти застенчиво и одернула свою облегающую кофточку.

Судебный исполнитель, отметив про себя, что движение – совсем как у школьницы, поправляющей свитер перед тем, как зайти в кабинет директора, улыбнулся:

– Есть еще одна вещь, мне плохо понятная. Я могу как‑то допустить, что мадам Марсиак хочется побыть в вашей, позволю себе сказать, шкуре, – это даст ей возможность исполнять более престижные функции. («Ну и дурак!» – подумала Ариана, тем не менее не прерывая гостя.) Но вы… неужели вы, месье Марсиак, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотели бы стать женщиной?

– Да. То есть, ясное дело, не в том смысле, как подразумевается обычно. Я вовсе не собираюсь цеплять на себя искусственные сиськи и раскрашивать физиономию, упаси господи, я же не трансвестит какой‑нибудь! Понимаете, что я имею в виду?

Они с Кантюи переглянулись и расхохотались как сообщники, мол, «мы оба с яйцами, как же нам не понять друг друга», и Ариану это привело в уныние.

– Мы с женой вовсе не того хотим. Мы хотим обменяться не личностями, но – ролями, функциями. Видите ли, я устал от жизни руководителя высшего звена, главы предприятия. Я работаю как проклятый, а мои дети все это время растут – и я их почти не вижу. Ариана же говорит, что ей не хватает признания ее заслуг, мне это кажется чистым идиотизмом, но она уверяет, что я ее не понимаю только потому, что отупел от своей мужской жизни. И мне бы хотелось, чтобы, очутившись в моей шкуре, она прожила хотя бы несколько месяцев как этот самый отупевший мужик. А я, так и быть, побуду идиоткой, которой не хватает признания ее заслуг. Таким образом мы сможем лучше друг друга понять, – заключил он с серьезностью, достойной Папы Римского.

– Вот оно что… Мне надо подумать… Помощь людям в перемене пола, пусть даже в фигуральном смысле, – вот уж чего никак не предусматривает кодекс Союза молодых судебных исполнителей…

Кантюи долго молча смотрел на них. Обменяться жизнями! Эти двое – ясное дело, психи… Но он, Морис, человек достаточно проницательный и опытный, чтобы оценить выгоду, какую можно извлечь из этого предложения. Если эксперимент у Марсиаков пойдет, как задумано, если все завершится успешно, если обмен функциями поможет восстановить спокойствие и гармонию в их доме, это обязательно станет известно. Средства массовой информации вечно разнюхивают, нет ли в обществе чего‑то новенького и сладенького, рано или поздно журналюги доберутся до них, и тогда, тогда…

Морис будто бы наяву увидел физиономию этой чертовой бабы, пресс‑атташе, – с ней тогда связался президент их Союза, чтобы осветить в СМИ «спуск на воду» ассоциации молодых судебных исполнителей. Начало 80‑х, эпоха, когда все ломаки и кривляки ее породы носили на голове громадные черные эльзасские чепцы. Так вот, эта особа энергично тряхнула крыльями своего чепца и сказала: «Не имею обыкновения отказывать клиентам, но честно скажу, что вызвать к такой профессии, как ваша, симпатии публики – выше моих возможностей! Разве что израсходовать на это целиком бюджет НАСА – иначе никогда ничего не добиться!»

А вот теперь он возьмет реванш! Он получит максимальный эффект, максимальную прибыль при минимальных вложениях! Морис уже видел, как у него берет интервью Мирей Дюма[18]– вся в растрепанных кудрях, со ртом лакомки, – как она слушает его откровения о тайнах разработанного им метода. Газеты – «Монд» и другие – пестрят заголовками типа «Судебный исполнитель спасает семью», «Судебный исполнитель открывает супругам двери в рай»… Везде его портреты… Он станет гордостью профессии. Жан‑Люк Билатр, президент Союза, который обычно смотрит на него как на таракана в мойке, похлопает по плечу и скажет: «Молодчина, Морис!»

– Хорошо, я согласен, – веско произнес он. – Очень тронут вашим доверием.

К концу пребывания Мориса Кантюи в гостях сделка была заключена. Они уже давно оставили всякие церемонии, все эти «месье Кантюи», «мадам Марсиак», «месье Марсиак», давно называли друг друга по имени. Морис, немножко возбужденный стаканчиком грушовки, – зигзаг, который, как он уверял, не будет иметь последствий при его всегдашнем воздержании, просто нельзя же не выпить по такому случаю! – сообщил, что друзья называют его Момо, и поинтересовался их домашними прозвищами. Ариана заверила, что у них нет никаких кличек, и постаралась уклониться от имечка Рири, с горячностью предложенного судебным исполнителем.

Да, Кантюи выпил совсем чуть‑чуть, но и этого хватило с лихвой. Уже стоя у двери, он вдруг сказал, еле ворочая языком:

– Мне нужно вам признаться… Я не совсем тот, за кого вы меня принимаете… Поскольку нам предстоит долго вместе работать, надо выложить карты на стол… Нет‑нет, не волнуйтесь, я действительно судебный исполнитель. Только меня зовут не Морис Кантюи. Мое настоящее имя – Мохаммед Эль‑Кантауи. Я француз, но мои родители были марокканцами, и я воспитан в мусульманских традициях и вере. Ну и по вполне понятным причинам решил заниматься профессией под псевдонимом.

– Лично я не понимаю причин! – пожала плечами молодая женщина.

Морис‑Мохаммед печально улыбнулся:

– Видите ли, Ариана, в моей профессии арабы большей частью остаются по ту сторону двери.

– Но как вы могли подумать, будто это что‑то меняет для нас! – воскликнул ее муж. – Добро пожаловать к нам в тренеры – и тренируйте нас на марокканский лад!

 

Ох, напрасно Юго думал, что это ничего не меняет… Очень скоро он сделал открытие: оказывается, тренер по‑американски и тренер по‑мароккански совсем не одно и то же.

На следующий день – все из‑за того же стаканчика грушовки – Момо проснулся с больной головой: ее сдавило как обручем. Тем не менее он мужественно приступил к новому делу. Несколько конфузясь при мысли, что секретарь узнает о странной работе, которой решил заниматься судебный исполнитель, он сам отпечатал первый отчет и отнес его на почту. Вот какой документ Марсиаки вскоре вынули из почтового ящика.

 

 

Мэтр Морис Кантюи

Судебный исполнитель

Член совета директоров

Союза молодых судебных исполнителей

Франции

16, авеню де Лонгпен

78900 Лабуёз‑сюр‑Сен

Лабуёз‑сюр‑Сен

28 февраля 2002 г.

Дорогой месье, дорогая мадам!

В продолжение нашей беседы от 27 февраля с. г. прошу вас принять находящееся здесь донесение в трех частях, а именно:

1. Цели, задачи

В рамках супружеских разногласий исключительно частного свойства, но со всей очевидностью явившихся следствием важных упущений и неполадок в ремонте и обновлении, притом что инициаторами как ремонта, так и обновления были вы сами и сами же выбрали производителем работ месье Дилабо Мориса (см. в приложении акт о состоянии работ по ремонту жилого помещения, составленный нами 26 февраля с. г.), вы обратились к нам за услугой, цель оказания которой – необычный социо‑семейный эксперимент. Вы лично предложили мне лично, а именно Морису Кантюи, судебному исполнителю из Лабуёз‑сюр‑Сен, стать вашим тренером (sic!), хотя, пользуясь официальной терминологией, здесь уместнее было бы говорить о функциях семейного психолога или сексолога. В рамках нашего соглашения я обязан выполнять эти функции в течение десяти месяцев начиная с сегодняшнего дня, 28 февраля текущего года. За работу предусмотрено вознаграждение в 10 000 (десять тысяч) евро, 50 % которого выплачивается при подписании контракта, оставшиеся 50 % – по получении последнего рапорта.

Моя работа состоит из выполнения двух взаимодополняющих задач:

A) Оформлять месяц за месяцем протоколами ход эксперимента и по окончании срока моих полномочий составить отчет в двух экземплярах к 31.12.2002.

B) Одновременно преобразить месье Марсиака Юго, рожд. 7 декабря 1960 г. в Леваллуа‑Перре, в индивида, обладающего всеми поведенческими характеристиками женщины, а его супругу, мадам Марсиак Ариану, урожденную Онфлёр и рожд. 3 июля 1966 г., в мужчину.

2. Ответственность сторон

Мы берем на себя обязательство с сегодняшнего дня делать все возможное для успеха эксперимента. Однако ответственность на нас налагается лишь в области средств, но не результата. Если случится, что месье Марсиак не сумеет стать женщиной или его супруга, мадам Марсиак, столкнется с непреодолимыми трудностями, превращаясь в мужчину, их тренер (семейный психолог, сексолог) не несет никакой ответственности – его роль сводится лишь к тому, чтобы давать клиентам советы строго поведенческого характера. Ответственность за реализуемость эксперимента с точки зрения закона – имеется в виду обмен профессиями – возлагается исключительно на участников эксперимента. В случае невозможности в силу причин материального или технического характера сохранить новый род занятий до окончания предусмотренного соглашением срока наши функции ограничатся лишь обычной юридической консультацией. Кроме того, в случае индивидуального отступничества господина Марсиака или госпожи Марсиак принятое им или ею решение прервать эксперимент влечет за собою прекращение выполнения взятых нами на себя обязанностей лишь по согласию всех сторон, подписавших контракт.

3. Порядок действий

Осуществление того, что с настоящего момента мы берем на себя смелость называть «экспериментом Марсиак», начинается с того дня, когда под контрактом будут поставлены подписи всех сторон. Оба участника эксперимента настояли на проведении с ними индивидуальной работы. С этой целью в течение первого месяца как господин Юго Марсиак, так и госпожа Ариана Марсиак будут получать по понедельникам список задач, которые каждому предстоит решить за неделю. По средам мы станем собираться в доме господ Марсиак, чтобы засвидетельствовать достигнутый прогресс и при необходимости уточнить объем и тип работ, которые каждому участнику эксперимента предстоит осуществить индивидуально. Условия контракта a priori подразумевают обязательство стороны, передавшей, в соответствии с данным документом, полномочия, выполнять все предписания стороны, полномочиями наделенной.

К концу первого месяца будет составлен первый отчет, анализирующий и синтезирующий достигнутые результаты. Он станет основой для задания на следующий месяц.

 

Ниже изложены предписания на первую неделю.

5 марта: работа по идентификации личности по половому признаку.

Цель работы – определиться с понятиями. Участникам эксперимента даются вопросы: «Что такое „мужчина“?» и «Что такое „женщина“?» Господину и госпоже Марсиак, выполняя задание, следует (каждому самостоятельно) составить списки поведенческих характеристик каждого пола.

Если индивидуальная работа участников эксперимента будет признана удовлетворительной, не позднее чем в течение месяца, желательно с 1 апреля с. г., начнется «эксперимент Марсиак» в чистом виде – с реальным обменом профессиями, функциями и обязанностями.

Заранее благодарю за согласие подписать каждый пункт настоящего документа и поставить подпись в конце, сопроводив ее резолюцией: «Прочитал (прочитала), согласен (согласна)».

 

Составлено в Лабуёз‑сюр‑Сен,

сегодня, 28 февраля 2002 года,

в трех экземплярах.

 

 

Март

 

В марте непогода не страшна:

втайне начинается весна.

Народная мудрость

 

Момо вынул из большого бумажного пакета и положил на письменный стол справа стопку женских журналов, слева – с десяток книжек в мягкой обложке, в это самое утро потихоньку, чтобы никто не заметил, купленных в книжном магазине. Книжки примерно такие: «Мужчины с Марса, женщины с Венеры», «Вот чего хотят мужчины», «Женщины и их желания», «Наконец‑то понять мужчину», «Двенадцать заповедей для тех, кто хочет сделать женщину счастливой», «Пара начинает с нуля» и так далее и тому подобное…

Впервые в жизни судебный исполнитель взял в руки такие книжки! И – забавно! – сразу же подумал об Анн‑Мари, своей жене, хотя обычно вспоминал о ней только тридцатого числа каждого месяца, отсылая алименты. А еще судебный исполнитель подумал, как все было бы, если бы он согласился на семейную терапию десять лет назад, когда жена без толку этого требовала.

Аккуратно все разложив, он вздохнул, подошел к креслу в стиле Карла X, купленному по оптовой цене через Союз молодых судебных исполнителей («Такая мебель придает образу большую динамичность, чем мебель в стиле Людовика XVI», – превозносил кресла циркуляр по ассоциации), сел, устроился поудобнее, взял первую книгу и принялся делать заметки. К концу чтения у Момо появилось странное чувство, будто он попал в параллельную вселенную, населенную маленькими серыми человечками с удивительной профессией «психотерапевт», фанфаронишками этакими, способными делать окончательные выводы из того, как ты повесишь на батарею полотенце… Ах, до чего же это все его раздражает, до чего раздражает! Но, как обычно, свойственная Кантюи добросовестность в работе оказалась сильнее, и судебный исполнитель мало‑помалу забыл о том, что сегодня еще в 10.15 ему следовало наложить арест на имущество…

Если бы лоб не был парализован уколами ботулинового нейротоксина, Ариана охотно его бы наморщила. Прилежно трудясь – совсем как маленькая девочка, – она уже почти выполнила задание тренера. Наверху разлинованной страницы она написала своим острым наклонным почерком покрупнее и пожирнее:

 

 

СПИСОК ТОГО, ЧТО МУЖЧИНАМ МОЖНО, А НАМ НЕТ