Глава семнадцатая Говорит исчезнувший бог

 

Мы бежали, пока совсем не выбились из сил. Рейчел удачно проводила нас мимо всех ловушек, но куда мы держим путь, ни один из нас и понятия не имел. Мы бежали не куда, а откуда – подальше от мрачной горы и исступленного рычания Кроноса.

Вконец обессиленные, мы остановились. Нас окружал туннель со стенами из влажного белого камня, похожий на ответвление какой-то естественной пещеры. Шума погони слышно не было, но я не мог поверить, что мы находимся в безопасности. В моей памяти все еще стояли золотые глаза на лице Луки, а руки и ноги хранили ощущение медленного превращения в камень.

– Я так больше не могу, – задохнулась Рейчел, прижимая руки к груди.

Все это время Аннабет на бегу беззвучно глотала слезы. Сейчас же она с размаху села на землю и уткнулась головой в колени, ее плач эхом отозвался в переходах. Мы с Нико почти рухнули на пол рядом друг с другом. Он выронил из руки меч, тот упал рядом с Анаклузмосом. Нико едва дышал.

– Ну мы и вляпались! – выдохнул он, и я подумал, что, пожалуй, ему удалось довольно точно выразить сложившуюся ситуацию.

– Ты спас нам жизнь, – сказал я ему.

Нико вытер с лица пыль.

– Это девчонки чуть ли не силой потащили меня в крепость. Единственная вещь, насчет которой они не спорили. Тебя нужно было выручать, а то ты бы там напортачил.

– Спасибо, что вы так в меня верите. – Я включил фонарик и обвел его лучом пещеру, в которой мы сидели. Капельки воды, подобные мелкому неторопливому дождику, скатывались со сталактитов на пол. – Нико, а ты… ты ведь выдал себя.

– Как это?

– Ну, тем утесом из черного камня. Это сразу произвело впечатление. Если Кронос не знал раньше, кто ты, то теперь уж может не сомневаться – сын повелителя Царства мертвых.

Нико нахмурился, но с деланной небрежностью уронил:

– Подумаешь, большое дело.

Я промолчал. По-моему, он изо всех сил старался не подавать виду, до чего испуган, но разве я мог винить его за это?

Аннабет подняла голову, глаза у нее стали совсем красными от слез.

– Что… что же случилось с Лукой? Что с ним сделали?

Я рассказал ей, что увидел в саркофаге, рассказал о том, как последний осколок души Кроноса влетел в тело Луки, когда Эфан Накамура отрекся от богов и принес ему клятву верности.

– Нет! – восклицала она. – Это неправда. Лука не мог…

– Он подчинился Кроносу. Извини, Аннабет, но такова правда. Луку можно считать погибшим.

– Нельзя, – продолжала настаивать она. – Ты сам видел, что произошло, когда расческа Рейчел попала ему в глаз.

Я кивнул и поглядел на Рейчел с уважением.

– Ты чуть не сокрушила повелителя времени своей голубенькой пластмассовой гребенкой.

– Просто у меня ничего другого под руками не оказалось. – Рейчел явно смутилась.

– Нет, я не об этом, – продолжала Аннабет. – Ты же сам видел – когда его стукнуло расческой, он стал каким-то другим. Будто пришел в себя.

– Может, конечно, Кронос еще не полностью поселился у него в теле, но это еще не значит, что Лука его контролирует.

– Ты просто хочешь, чтобы Лука был злодеем! – закричала Аннабет. – Ты не знал его раньше, Перси, а я знала!

– И что из этого? – огрызнулся я. – Почему ты продолжаешь защищать его?

– Эй, хватит, – попыталась урезонить нас Рейчел. – Не грызитесь.

Аннабет обернулась к ней.

– А ты, смертная, вообще не лезь не в свои дела. Если б не ты…

Что она собиралась сказать Рейчел, так и осталось неизвестным, ибо Аннабет снова опустила голову на колени и зарыдала. Мне хотелось утешить ее, но я не знал как. Я снова чувствовал себя скованным, словно влияние Кроноса на ход времени продолжало действовать. Я еще не осознал толком значение того, что видел. Кронос жив. Он вооружен. И возможно, наступает конец света.

– Нам пора двигать, – заговорил Нико. – Он непременно вышлет за нами погоню.

Ни у кого из нас не осталось и капли сил для того, чтобы продолжать бегство, но Нико был прав. Я с трудом заставил себя встать, помог Рейчел.

– Здорово ты швыряешься расческами, – ухитрился пошутить я.

– Ага, хорошо получилось. – Она выдавила слабую улыбку. – Мне ужасно не хотелось, чтобы ты погиб. – Рейчел вдруг покраснела. – Нет, просто потому что… помнишь, ты обещал сделать для меня кое-что. Как бы ты выполнил свое обещание, если бы умер?

Я присел на землю рядом с Аннабет.

– Эй, Аннабет, не сердись. Извини меня, если можешь. Нам пора идти.

– Знаю. Все нормально, я хорошо себя чувствую.

Конечно же, она не чувствовала себя хорошо, это ясно. Но сумела подняться, и мы снова зашагали по лабиринту.

– Нам нужно обратно в Нью-Йорк, – начал я. – Скажи, Рейчел, ты могла бы…

И тут я застыл с открытым ртом. В нескольких футах впереди нас луч моего фонарика выхватил из темноты комок какой-то мятой красной материи. Это была растаманская шапка Гроувера!

 

* * *

 

У меня руки тряслись, когда я бросился подбирать ее. Похоже, что она побывала под чьим-то огромным грязным ботинком. После всего, что мне сегодня пришлось пережить, мысль о том, что с Гроувером случилось что-то ужасное, была непереносима.

Потом я заметил еще кое-что. Так как пол здесь, в пещере, был влажным и глинистым из-за воды, постоянно капавшей со сталактитов, на нем прекрасно сохранялись все следы. И везде виднелись отпечатки больших ног Тайсона и другие, поменьше, похожие на козьи копыта. Все они вели налево.

– Нужно пойти по следам, – сказал я. – Они ведут в том направлении. И следы эти совсем свежие.

– А как же Лагерь полукровок? – спросил Нико. – Времени у нас почти нет.

– Сначала мы должны найти ребят, – согласилась со мной Аннабет. – Это ведь наши друзья.

Она подобрала с земли шапку Гроувера и решительно зашагала вперед.

Я следовал за ней, внутренне стараясь приготовиться к самому худшему. Этот туннель был похож на настоящую западню, стены его нависали над нами под самыми странными углами, ноги разъезжались на скользкой земле. Почти все время приходилось ползти или карабкаться, вместо того чтобы просто шагать.

Наконец мы добрались до конца этого ужасного перехода и оказались в большой пещере, почти все пространство которой занимали высокие колонны из сталагмитов. В середине ее протекала подземная река, на берегу сидел Тайсон и держал на коленях голову Гроувера. Глаза лежавшего сатира были закрыты. Он не шевелился.

– Тайсон! – закричал я.

– Перси! Сюда, быстро!

Мы кинулись к нему. Гроувер не умер, слава богам, но он так дрожал, каждая клеточка его тела так тряслась, словно он замерз чуть ли не до смерти.

– Что с вами произошло? – быстро спросил я.

– Много всякого разного, – пробормотал Тайсон. – Сначала была огромная змея. Потом какие-то здоровенные собаки. Люди с мечами. А потом… потом мы, сам не знаю как, очутились поблизости отсюда. Гроувер почему-то разволновался и кинулся бежать. Так мы добежали до этой пещеры. А как только добежали, он вдруг упал. С тех пор так и лежит.

– Он говорил что-нибудь?

– Говорил. Сказал, что мы уже близко. Потом ка-а-ак рухнет и ударится головой о камни.

Я опустился на колени рядом с Гроувером. Один раз в жизни мне уже пришлось видеть своего друга-сатира в отключке, это случилось в Нью-Мехико, когда он почувствовал близкое присутствие Пана.

Лучом фонарика я осветил помещение, в котором мы оказались. В дальнем его конце темнел проход, по-видимому ведущий в другую пещеру, по сторонам его стояли гигантские колонны из кристаллов, которые блестели и сияли точь-в-точь как самые настоящие бриллианты. А за этим проходом…

– Гроувер, – попросил я, – проснись, пожалуйста.

– Агрггг.

Аннабет тоже присела рядом и плеснула в лицо Гроуверу холодной речной водой.

– Тьфу! – Сатир фыркнул, и глаза его распахнулись. – Перси, это ты? Аннабет? Откуда вы взялись?

– Все нормально, – сказал я. – Ты на минутку отключился. Впечатление оказалось слишком сильным.

– Да, я помню. Это из-за Пана.

– Ну да, – кивнул я. – За этим порогом находится чрезвычайно мощная сила.

 

* * *

 

Я быстро познакомил своих друзей с Рейчел, поскольку ни Тайсон, ни Гроувер никогда ее не видали. Тайсон галантно сказал, что она «хорошенькая», и от этих слов ноздри Аннабет зашевелились так, будто она собиралась немедленно раздуть костер.

– Вот так, в общем, – подытожил я. – Пошагали, Гроувер. Обопрись на меня.

Аннабет и я помогли нашему другу встать на ноги, и все вместе мы направились к подземной реке. Течение в ней было сильным, а дно таким глубоким, что уже через несколько шагов вода дошла нам до пояса. Мысленно я пожелал себе остаться сухим, так оно и вышло, но это ничуть не помогло моим друзьям. К тому же мне все равно было до того холодно, будто вокруг бушевала снежная пурга.

– Думаю, мы в пещерах Карлсбада, – стуча зубами, произнесла Аннабет. – Может, в еще неразведанной их части.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что Карлсбад – это в Нью-Мехико, не понимаешь, что ли? Прошлой зимой мы это уже проходили.

Я кивнул. Гроувер грохнулся в обморок, когда мы шли через Нью-Мехико, именно там он почувствовал близкое присутствие Пана.

Наконец мы выбрались из реки и продолжили наш дальнейший путь по суше. Когда до колонн с кристаллами-бриллиантами стало рукой подать, на меня начали накатывать волны энергии, изливавшейся из пещеры за ними. Я уже и раньше бывал в обществе богов, но это ощущалось по-другому. Сейчас мою кожу будто пощипывало от мощного потока энергии, усталость моя улетучилась как после хорошего ночного сна. С каждым шагом я словно становился сильнее, как те растения, что показывают в рекламных роликах. Запах, доносившийся из соседнего помещения, был не чем иным, как запахом слежавшегося и влажного дерна. Так иногда в теплый летний день пахнут деревья и цветы.

Гроувер прямо весь извелся от переживаний. Говорить мне не хотелось, и даже Нико молчал.

Еще один шаг – и мы оказались в царских чертогах. У Рейчел вырвалось изумленное: «Ой!»

Хрустальные стены сияли разноцветными переливающимися огнями – красными, зелеными, синими. В этом странном призрачном свете цвели прекрасные растения – гигантские орхидеи и бледные звезды каких-то неизвестных цветов, вились лианы, увешанные оранжевыми и пурпурными ягодами. Пол был покрыт мягчайшим зеленым мхом. Потолок над головой уходил ввысь дальше, чем в каком-нибудь соборе, и на нем мерцали целые галактики звезд. В центре пещеры стояло римское овальное ложе из позолоченного дерева, покрытое многочисленными бархатными подушками, а вокруг него расселось множество самых разных великолепных зверей. Но это были не обычные звери, я увидел здесь птицу додо и какого-то неизвестного хищника, похожего на гибрид волка с тигром. Потом я заметил такого огромного грызуна, что он мог бы считаться праматерью всех морских свинок на свете. Из-за кровати доносилось урчание огромного мохнатого мамонта, объедавшего ягоды с вьющейся лозы.

На ложе лежал, раскинувшись, старый сатир. Его глаза небесно-голубого цвета внимательно следили за каждым нашим шагом. Курчавые волосы были совсем седыми, и такой же седой была его острая бородка. Даже шерсть на козлиных ногах белела проседью. Голову сатира украшали огромные рога, блестящие, коричневые и развесистые. Да, такие рожки не спрячешь под шапку, как это частенько делал мой друг Гроувер. Шею старого сатира обвивал шнур, на котором висела свирель.

Гроувер упал на колени перед кроватью.

– Повелитель Пан!

Бог снисходительно улыбнулся, но грусть в его глазах не растаяла.

– Гроувер, мой дорогой, храбрый сатир! Долго же мне пришлось тебя дожидаться.

– Я… я заблудился, – смущенно пролепетал мой Друг.

Пан расхохотался. Что за чудесный смех! Это было похоже на то, как шумит первый весенний ветерок, от этих звуков вся пещера словно наполнилась свежестью. Тигроволк вздохнул и положил голову на колени богу, птица додо доверчиво возилась около самых его копыт, смешно клекоча. Я мог бы поклясться, что она тихонько насвистывала «It’s a Small World».^[21]

Но сам бог Пан казался каким-то утомленным, весь его облик был неясным, словно вылепленным из Тумана.

Оглянувшись, я увидел, что все мои спутники преклонили колени, в глазах их отчетливо читался почтительный страх. Тогда я тоже опустился на колени и, смутившись, глупо пробормотал:

– Ваша птица додо умеет свистеть.

– Умеет. – Глаза бога лукаво блеснули. – Ее зовут Диди, это моя маленькая артистка.

Диди с обиженным видом подняла головку, легонько клюнула колено Пана и принялась насвистывать что-то, явно напоминающее траурный марш.

– Это самое прекрасное место на свете! – воскликнула Аннабет. – Ни одному архитектору еще не удавалось создать такого дивного сооружения.

– Мне приятны ваши слова, дорогая, – отозвался Пан. – Это один из последних на земле необитаемых уголков. Боюсь, моему царству там, наверху, пришли последние деньки. Остались лишь эти крохи, миниатюрные островки, где гнездится жизнь. Например, этот. Но он тоже недолго протянет. К сожалению.

– О мой повелитель, – заговорил Гроувер, – прошу вас, возвращайтесь со мной на землю, иначе копытные старейшины никогда не поверят, что я вас встретил. Увидев же вас, они будут вне себя от радости! Вы можете спасти нетронутые уголки дикой природы!

Пан опустил ладонь на голову сатира, взъерошил его курчавые волосы.

– Ты еще так молод, мой сатир. Так добр и так правдив, наивное дитя. Но я уже сделал выбор.

– Выбор? – изумился Гроувер. – Я… я что-то не понимаю.

Не успел он договорить, как силуэт Пана стал расплываться и через мгновение обратился в дым. Морская свинка с испуганным писком прыгнула под кровать и там притихла. Мохнатый мамонт беспокойно заворчал. Птица додо спрятала головку под крыло. И тут же Пан снова принял свой прежний облик.

– Целая вечность миновала, пока я спал, – отрешенно зазвучал его голос. – Сны мои были печальны. Я просыпался снова и снова, и с каждым разом мое бодрствование было все короче и короче. Теперь конец уже близок.

– Конец? – недоверчиво вскричал Гроувер. – Нет, повелитель! Вы с нами!

– Мой дорогой сатир, я много раз пытался сказать миру правду. Еще две тысячи лет назад я объявил ее Лисасу, он был так похож на тебя, мой мальчик. Он жил в Эфесе и хотел донести до мира правду.

Глаза Аннабет удивленно распахнулись.

– Но это давно известно. Один моряк, плывший морем вдоль побережья Эфеса, услышал с берега голос: «Скажите всем, что великий бог Пан умер!»

– Но это же неправда! – воскликнул Гроувер.

– Твои собратья никогда этому не верили, – кивнул Пан. – Милые упрямцы сатиры отказывались поверить в то, что меня больше нет в мире. И я люблю вас за это, хотя своим упорством вы лишь отсрочили неизбежное. Только продлили мой медленный мучительный уход, долгие сумерки моего сна. Но и ему пришел конец.

– Нет! – Голос Гроувера задрожал.

– Да! И ты должен смириться с правдой. Твой товарищ, Нико, уже сумел сделать это.

Нико печально опустил голову и тихо объяснил:

– Он умирает. Вообще-то это произошло уже давно, то, что вы видите, это как… ну, как бы воспоминания.

– Боги не могут умереть!

– Но они могут исчезнуть, – возразил Гроуверу Пан. – Они исчезают, когда из мира уходит все, что было им дорого, чем они жили. Нетронутая природа, ее почти не осталось на земле, мой дорогой Гроувер. А те крохотные местечки, где она уцелела, так малы и уязвимы, что мне не под силу спасти их. Мое царствование подошло к концу. Вот почему мне понадобился ты, чтобы я мог передать через тебя послание миру. Тебе следует вернуться на Совет старейшин и рассказать сатирам, дриадам и другим духам природы, что великий бог Пан в самом деле умер. Расскажи им о моем уходе, чтобы они перестали ждать от меня спасения. Я не в силах дать его им. Ваше спасение зависит от каждого из вас. Каждый должен…

Он замолчал и хмуро взглянул на птицу Диди, которая в этот момент начала что-то насвистывать.

– Диди, что ты делаешь? – обратился к ней Пан. – Ты опять поешь «Kumbaya»?^[22]

Диди приняла невинный вид и прикрыла свои желтые глазки.

Пан испустил тяжкий вздох.

– Всякое из существ по-своему цинично. Но, как я уже сказал, Гроувер, все вы должны передать миру мой призыв.

– О нет, – прошептал мой друг.

– Будь сильным, сатир. Ты сумел разыскать меня, но теперь тебе надлежит проститься со мной. Ты должен отпустить меня и передать свету мое дыхание, дух Пана. Богу Пану больше не по силам его нести. Это должны делать вы, все вместе.

Я поймал взгляд голубых глаз Пана, он был устремлен прямо на меня, и догадался, что сейчас он говорит не только о сатирах. Но и о полукровках, и о смертных тоже. Он говорил обо всех.

– Перси Джексон, вот что я скажу тебе. Мне известно, что тебе сегодня пришлось увидеть. Известны твои сомнения. Но ты должен знать главное: когда настанет время, страху не удастся сломить тебя.

Затем Пан обернулся к Аннабет и заговорил с ней:

– Дочь Афины, приходит твое время. Тебе предстоит исполнить великую роль, хоть, может, это и не та роль, о которой ты мечтала.

Потом он взглянул на Тайсона.

– Маленький циклоп, тебе не следует отчаиваться. Герои редко соответствуют нашим представлениям о них. Но с тобой этого не случится, Тайсон, твое имя станет известно многим поколениям циклопов. Как и имя мисс Рейчел Дэр.

Рейчел чуть не подпрыгнула, когда услыхала такое. И тут же спряталась за наши спины, будто чувствовала себя в чем-то виноватой. Пан только усмехнулся и поднял руку, как бы благословляя ее.

– Знаю, ты думаешь, что неспособна улучшить этот мир, – мягко обратился он к ней. – Но скажу тебе, ты обладаешь силой не меньшей, чем у твоего отца.

– Я… – Не договорив, она смешалась.

И вдруг я увидел, как по щеке Рейчел покатилась слеза.

– Пока тебе это представляется невозможным. Но продолжай искать, и возможности сами придут к тебе. Обязательно придут.

И снова он обратился к Гроуверу.

– Мой дорогой сатир, ты обещаешь, что передашь мое послание?

– Не… нет, я не могу.

– Можешь. – Пан говорил все так же мягко. – Ты храбрый и сильный. Самый храбрый и самый сильный из всех. И в твоем сердце живет правда. Ты верил в меня больше, чем кто-либо, именно поэтому ты и должен передать всем послание от меня. Стать первым, кто освободит меня от тяжкой ноши.

– Я не хочу.

– Понимаю. Мое имя Пан когда-то означало «деревенский», ты слыхал об этом? Со временем первое значение ушло, и в наши дни оно означает «все». Дух дикой природы теперь будет обитать во всех вас. Каждый, кого ты повстречаешь, должен научиться у тебя духу поиска. Тому, как ты искал бога Пана. Старайтесь улучшать мир, каждый из вас и в каждом его уголке. И для этого не надо никого ждать, даже бога Пана. Делайте это сами.

Гроувер потер глаза. Затем стал медленно подниматься на ноги, выпрямился.

– Я всю свою жизнь вас искал. А сейчас… да, сейчас я освобождаю вас.

Пан улыбнулся.

– Я благодарен тебе, сатир. И теперь мой уход стал благословенным.

Глаза бога закрылись, он обратился в белый туман и растаял. Потом это белое облако распалось на завитки, излучавшие частички энергии, но эти частички были не похожи на те синие сгустки, которые я видел исходящими от тела Кроноса. Скоро они заполнили весь чертог бога. Вдруг один из этих невесомых завитков скользнул к моему лицу и нырнул мне в рот. Я оглянулся и увидел, что то же происходит с моими спутниками. Завиток, доставшийся Гроуверу, был самым большим.

И тут кристаллы на стенах замерцали и померкли. Звери, сидевшие в зале, грустно смотрели на нас. Птица додо печально вздохнула. Лозы увяли и бессильно поникли. Все окружающее стало бесцветным и вмиг рассыпалось в пыль. В потемневшей пещере остались только мы.

Я включил фонарик. На ложе никого не было. Гроувер глубоко вздохнул.

– Ты… не переживай, пожалуйста, – попросил я его.

Гроувер на глазах старился и становился все печальней и печальней. Затем вдруг решительно забрал из рук Аннабет свою шапку, отряхнул ее от пыли и нахлобучил на кудрявую голову.

– Пора, – сказал он – Нам пора. Надо идти, чтобы принести всем в мире весть. Великий бог Пан умер.