Тот свет» во чреве Матери-Земли 2 страница

Как ни противилась я. Закричала я голосом громким.

Хоть и с печалью, но всё по правде тебе сообщаю».110

 

Похищение Персефоны сразу же дестабилизировало жизнь на Олимпе, на земле и под землей. Деметра — покровительница земледельцев (некоторые мифографы даже называют ее богиней зерна) — объявила, что земля не будет плодоносить до тех пор, пока ей не возвратят дочь. И зеленеющие поля быстро превратились в высохшую пустыню. В малоазийских колониях эллинов считали, что Деметра поначалу удалилась в горы, откуда и появилось ее прозвище Горная мать (чем не Хозяйка гор?). Персефона, находясь в земных глубинах, также отказывалась принимать пищу. Наконец после многих перипетий компромисс был найден: Аид согласился, чтобы его супруга оставалась в Подземном царстве всего лишь три месяца в году. На остальные девять месяцев она возвращалась к матери и к солнечному свету. В честь этого эллины устраивали одни из самых таинственных своих мистерий — Элевсинские игры, связанные с архаичным культом Земли. Об их значении лучше всего говорят строки одной из величественных од Пиндара:

 

Блажен, кто сошел под землю,

Увидев, что он увидел:

Ведом ему жизненный конец

Ведомо дарованное от бога начало…111

 

Участники сакраментальных актов спускались в подземный храм Матери-Земли Деметры и тем самым превращались в ее детей, дабы подготовиться в недрах подземной богини к новому рождению после смерти из лона божественной матери. Элевсинские мистерии воспроизводили также мытарства человеческой души в загробном мире, символически повторяющие блуждания несчастной Деметры в поисках похищенной Персефоны. Что конкретно происходило в пещерном храме Деметры, известно лишь в общих чертах: каждый участник Элевсинских мистерий давал обет молчания, нарушение которого было хуже смерти, и потому никто не оставил никаких свидетельств.

Вообще-то в Элевсинских играх (как их еще называли) много неясного, запутанного и недоговоренного. Восстанавливать истину приходится по крупицам. Дело в том, что Деметре не в первый раз пришлось шантажировать Олимп и его владыку. Еще раньше, в критскую эпоху и до рождения Персефоны, она не устояла перед красотой другого земледельческого божества — сына Зевса Иасиона (раньше писалось — Ясион, что более правильно, так как лучше отражает общеиндоевропейский корень «яс» — тот же самый, что и в русских словах «ясный», «ясень» и др.). На свадьбе Кадма — легендарного основателя Фив — Деметра, не стесняясь, увела избранника из-за свадебного стола прямо в ночь, и в порыве неописуемой страсти они предались любви на трижды вспаханном поле. И хотя Зевс, увидев перепачканную рубаху сестры, в наказание за бесчестье тотчас же поразил Иасиона молнией, магический обряд соития с женщиной на еще незасеянном поле сделался повсеместно распространенным.

Эти и другие обряды восходят к седой арийской древности, когда земледелие только зарождалось и было немыслимо без магических действий, а человек не отделял себя от жизнетворящей и плодоносящей природы. В лапидарной форме данная истина высказана в Коране: «Ваши женщины для вас, как поля». В одном из самых архаичных и почитаемых ведийских памятников — «Законы Ману» (глава IX) та же мысль раскрыта более обстоятельно:

«33. Женщина считается воплощением поля, мужчина считается воплощением семени; рождение всех одаренных телом существ (происходит) от соединения поля и семени. <…> 37. Эта земля считается вечной утробой живых существ, но семя не сохраняет в развитии никаких качеств утробы». 112

Утратив возлюбленного, Деметра (как и впоследствии после похищения Персефоны) предалась безутешной скорби, в результате чего земля перестала рожать. Убийца Зевс вынужден был договориться с братом Аидом, чтобы тот регулярно, но нечасто отпускал Иасиона на землю к Деметре, и сделал его божеством урожая, сопряженного со сменой времен года. Такое божество и именно с такими функциями существовало на Крите еще в догомеровскую эпоху.

От связи с Иасионом у Деметры родился сын, названный Плутоном. В современной традиции, дабы отличить от всем известного владыки Подземного царства Плутона, в честь коего даже названа последняя, девятая планета Солнечной системы, его еще именуют и Плутосом — античным богом богатства (по своим функциям и генезису он идентичен Кубере — ведийскому и индуистскому богу богатства, хозяину Подземного царства). Но, оказывается, никакого различия (то есть никаких двух разных богов) вовсе и не было. Был один Плутон (Плутос) — сын Деметры и Иасиона. А хозяин Подземного царства прозывался Аидом (Гадесом). Только под этим именем он и фигурирует в поэмах Гомера и Гесиода. Бог богатства Плутос тоже жил под землей, владея и распоряжаясь несметными сокровищами земных недр. Но вот вопрос: кто же тогда похитил Персефону — Аид или Плутон (Плутос), дядя или родной брат? Мало того — есть сведения, что от насильственного и кровосмесительного брака Персефоны с Плутоном родился сын, которого в честь отца тоже назвали Плутосом113. В дальнейшем все Плутоны слились в одного и совместились с Аидом. Античные источники, в основной массе своей утраченные, обо всем этом говорят, как правило, только в форме полупрозрачных намеков…

Тем не менее Элевсинские таинства надолго аккумулировали и законсервировали в символическо-закодированной форме древнейшую память о мифическом прошлом эллинов, включая и гиперборейскую старину. В частности, трехмесячное возвращение Персефоны в Подземное царство непроглядной тьмы символизировало трехмесячную полярную ночь на тех территориях за Полярным кругом, где некогда проживали прапредки эллинов — еще до того, как космопланетарный катаклизм вынудил их мигрировать с Севера на Юг. Кроме того, сюжет похищения Персефоны — хоть и отдаленно, но все же напоминает похищения и длительное удержание под землей, с которыми мы сталкиваемся в бажовских сказах.

Другое, не менее известное, имя Персефоны — Кора, что дословно означает «девушка», «дева», «девственница». Здесь напрашивается прямая аналогия с нарицательным именем русской невесты — «корова» (так она величалась в некоторых диалектах; откуда и диалектное «коровай» — «коровий, то есть невестин, хлеб») и первоначальным смыслом имени греческой Коры — «дева-девственница». Оба слова оказываются близкими по смыслу и этимологически родственными.

Еще до похищения Аидом с собственной дочерью тайно сошелся сам любвеобильный владыка Олимпа. Он насильно овладел ею, приняв облик змея, и в результате кровосмесительного соития на свет появилось совершенно необычное божество по имени Загрей, считавшийся в олимпийском пантеоне архаичной ипостасью Диониса (Вакха):

 

<…> Нет от страсти спасенья!

Ибо девичество будет объято в змеином объятье.

Зевс, волнуясь змеиным телом, в облике гада,

Страстной любовью пылая, кольцом извиваясь в желанье,

Доберется до самых темных покоев девичьих <…>

Полный томлением страстным, лижет он нежное тело

Девы, от жарких змеиных объятий небесного змея

Плодное семя раздуло чрево Персефонейи:

Так Загрей и родился, отпрыск рогатый <…>114

 

История этого отпрыска Зевса — из ряда вон выходящая: начиная от инцестуального зачатия и кончая растерзанием и пожиранием его плоти титанами. Загрей всячески пытался избежать страшной участи: он стал менять свой облик, превращаясь в различных животных и даже богов. Этот мотив оборотничества имеет существенное значение для понимания сути хтонических стихий и фантомов. Данный аспект, как уже говорилось, в дальнейшем получил развитие в учении о перевоплощении, перерождении и переселении душ. Кроме того, нельзя не отметить также, что чудесное соитие женщины и змея — не только типичный сюжет мирового фольклора, но и символическое воплощение на хтонической почве единства женского и мужского начал.

Вообще все, что связано с Подземным царством, сопряжено с пресмыкающимися. Такое представление бытовало и в самые отдаленные времена: оттого-то археологи регулярно находят в древних могильниках самых различных культур и в самых разнообразных регионах костяные и бронзовые фигурки змеек: считалось, видимо, что они являются проводниками душ усопших в Царство мертвых. Но аналогичное представление практически дожило и до наших дней — лучшее свидетельство тому бажовская мифология и уральские сказы.

В древнейшие, древние и сравнительно недавние времена змеи и прочие пресмыкающиеся и земноводные (ящерицы или лягушки, к примеру) почитались повсеместно — за их необычный образ жизни, мнимое умирание (оцепенение) зимой и оживание по весне. Вот что рассказывает арабский путешественник Ибн Фадлан, посетивший в первой четверти Х века в составе посольства багдадского халифа территорию современной России и добравшийся через прикаспийские и приуральские земли до Верхнего Поволжья:

«Я видел, что змей у них такое множество, что вот как на ветке дерева, право же(иной раз), накрутится десяток их и более. Они(жители) не убивают их, и они им не вредят. Право же, как-то я увидел в одном месте длинное дерево, длина которого(была) более ста локтей. Оно уже упало. И вот ствол его огромный чрезвычайно. Я остановился, глядя на него, и вдруг оно задвигалось. Это меня устрашило. Я посмотрел на него внимательно, и вот на нем змея, близкая к нему по толщине и длине. Когда же она увидела меня, она спустилась с него и скрылась между деревьями». 115

 

* * *

 

Вообще же на протяжении всей истории человечества — в основном в древние эпохи — было разработано множество впечатляющих и подробнейших моделей Подземного царства. Такое ощущение, что Нижний мир и вероятная жизнь в недрах земли интересовала людей гораздо больше, чем жизнь на ее поверхности или в небесах. В данной связи было бы интересно хотя бы вкратце и схематично охарактеризовать (и там, где удастся, — проанализировать) наиболее показательные взгляды древних на Подземный мир, его хозяев и обитателей. Выше уже были затронуты некоторые индоевропейские культуры (древнеиндийская, античная, древнеславянская). Поэтому вполне уместно сначала продолжить рассмотрение уже вскрытого пласта архаичных воззрений, дабы здесь поставить логическую точку, а затем, выявив наиболее типичные черты и аспекты, перейти к иным эпохам и цивилизациям.

Первоначальные взгляды индоевропейцев на структуру Вселенной и иерархию ее властителей, как это уже неоднократно подчеркивалось, были нерасчлененными. Общим было всё — язык, культура, мифологические сюжеты, имена богов. По мере распада первичной этнолингвистической и социокультурной общности обосабливался и обретал самостоятельность культ и пантеон богов. При этом новые поколения в условиях этнического противостояния и идеологической несовместимости могли вкладывать в прошлые общие позитивные мифологемы диаметрально противоположный смысл. Так было всегда и так будет всегда. Всякая революция — в прошлом ли, в настоящем — режет по-живому. Бывшие друзья и соратники в одночасье становятся непримиримыми врагами, способными физически уничтожить друг друга. Идеи и лозунги противоположных сторон объявляются ложными и вредными, а их носители и пропагандисты — исчадьем ада.

Сказанное прекрасно видно на примере древнеиндийской и древнеиранской мифологий, отпочковавшихся от некогда единой арийской системы идеологических отношений и имевших в прежние времена один и тот же пантеон богов. Однако после распада былой общности и наступления эпохи вражды и непримиримого противоборства некогда единые теонимы стали восприниматься с противоположным знаком. Так, асуры — демонизированные противники ведийских богов — оставались в представлении иранцев высшими и светлыми божествами — ахурами (и величайший среди величайших — верховный небесный владыка и первотворец Ахурамазда). Точно так же древнеиндийские благостные богини деви (откуда и славянские девы) в представлениях древних иранцев и ираноязычных этносов превратились в чудовищных и кровожадных дэвов.

Еще один показательный пример: верховный ведийский бог-громовержец Индра, по праву сильного возглавивший арийский пантеон и давший название современной Индии и ее населению, в иранской традиции превратился в одного из самых злокозненных дэвов — Андару, входящих в ближайшее окружение «князя тьмы» Анхра-Майнью. Аналогичную смысловую трансформацию получил в иранской, индуистской и буддийской мифологии ведийский бог Яма — хозяин Подземного царства (как мы помним, согласно гимнам Ригведы, первоначально он обитал на небесах). Если в Индии и в Тибете Яма (по-тибетски — Шиндже) (рис. 46) постепенно превратился в подлинного бога смерти, повелителя умерших и хозяина ада, то в древнеиранском мировоззрении он сменил свой первоначальный отрицательный знак на противоположный и превратился в первопредка Йиму, от коего, кстати, появились русские слова «имя», «иметь» и др. и при котором продолжилась эпоха Золотого века.

Тему парадоксальных смысловых трансформаций можно продолжить и дальше, хотя в целом данная проблема выходит за пределы проводимого исследования. Например, славянское слово «друг» встречается в древнеиндийском и древнеиранском языках, но в ином, негативном, смысле: на санскрите лексема druh имеет целый «букет» значений — «враг», «вредитель», «чудовище», «вред», «обида», «оскорбление»; на авестийском языке понятие drug означает «ложь», «обман». Еще одна похожая семантическая оппозиция: древнеарийская корневая основа dur, образующая имя супруги Шивы и массу других санскритских слов с позитивным смыслом, в славянских языках образовало лексическое гнездо слов с противоположным значением — «дурной, дурак, дурь» и т. п. Эти и другие им подобные семантические метаморфозы объясняются просто: после распада былой арийской социокультурной и этнолингвистической общности большинство отпочковавшихся этносов перешли в стадию враждебных отношений друг к другу. Отсюда противоположные смыслы для одинаково звучащего слова в славянских и в индоиранских языках.

Но вернемся к теме Подземного царства. В древнеиранской мифологии она прописана менее подробно в сравнении с другими индоевропейскими народами, хотя в целом древнеиранская эсхатология (то есть учение о конечной судьбе мира и человека) чрезвычайно насыщена и разветвлена, но связана в основном с учением о рае, аде и конечном воздаянии за грехи или праведную жизнь. Более того, древнеиранские эсхатологические идеи и понятия повлияли на христианское мировоззрение: достаточно напомнить, что один из синонимов «рая» — парадиз (ср.: фр. paradis; нем. Paradis; англ. Paradise; греч. paradeisos и др.) — произошел от авестийского термина «паиридаэза». В сжатом виде зороастрийские представления о загробном воздаянии, рае и аде воспроизведены в более позднем пехлевийском сочинении «Менок-и-Храт»:

«Три дня и три ночи душа сидит у изголовья тела. И на четвертый день на рассвете (душа) <…> достигает возвышенного и ужасного Моста Вознаграждающего (мост Чинват), к которому должен подойти каждый человек, чья душа спасена, и каждый человек, чья душа проклята, <…> и ей (пойдет на пользу) посредничество Михра, Сроша и Рашна, и она будет (подвергнута) взвешиванию (поступков) справедливым Рашном <…> И когда душа спасенного проходит по этому мосту, то ширина моста оказывается равной одному парасангу <…> И собственные добрые дела спасенного встречают его в образе юной девушки, более прекрасной и красивой, чем любая девушка на земле <…> Затем с первым шагом он вступает (на небеса) благих мыслей, со вторым — (на небеса) благих слов и с третьим — (на небеса) благих деяний, а с четвертым шагом он достигает Бесконечного Света, который весь блаженство <…> И навечно он обитает со святыми божествами в полном блаженстве во веки веков. Если же душа проклята, то ее тело через три дня и три ночи после смерти демон уносит и волочит к мосту Чинват, а оттуда в преисподнюю. Проклятая душа встречает “юную девушку, которая совсем не похожа на юную девушку”, проходит через три ада злых мыслей, слов и деяний и с четвертым шагом оказывается перед лицом Ахримана и прочих демонов». 116

В Авесте ад однозначно связан с бесчисленным сонмищем злокозненных дэвов и их владыкой Анхра-Майнью. К ним примыкают и разнокалиберные змеи и драконоподобные существа. Среди них исполинский змей Сэрвара, водное чудовище Гандарва, трехглавый дракон Ажи-Дахака. Личность последнего (в контексте образа данное понятие вполне оправдано) особенно колоритна. Ажи-Дахака под именем Зохака является одним из главных, естественно — отрицательных, персонажей великой книги великого персидского поэта Абулькасима Фирдоуси (ок. 940–1020 или 1030) «Шахнаме», что в переводе с персидского означает «Книга царей» (народная молва переиначила ее в «Царь-книгу»).

Полный академический перевод «Шахнаме» на русский язык занимает шесть объемистых томов. Это — 55 тысяч двустиший-бетов, что в несколько раз превышает объем «Илиады» и «Одиссеи» вместе взятых. Помимо бесценных художественных достоинств творение Фирдоуси является и своеобразным летописным полотном, охватывающим многие легендарные события мировой предыстории, о которых не сохранилось надежных документов и письменных свидетельств. При этом персидский Гомер широко использовал устные сведения, почерпнутые у профессиональных хранителей информации — зороастрийских магов, или, как он их называл, мобедов: «Расспрашивал старцев о древних царях, / О славных воителях-богатырях…» В результате в руках поэта оказалась бесценная информация, которая на сегодня не сохранилась ни в каких летописных и документальных источниках.

Точной датировки в сверхпоэме, конечно, нет, но зато обозначены многие хорошо известные исторические события (вроде походов персидских царей и Александра Македонского, арабского нашествия и т. д.), по которым можно делать точные хронологические привязки, а затем, на основании суммирования прошедших поколений, проецировать века и тысячелетия в прошлое. Нельзя также забывать, что Фирдоуси был правоверным мусульманином, находившимся под влиянием господствующей идеологии и творивший в условиях традиционной исламской цензуры. Поэтому вполне естественно, что многие древнейшие исторические факты мифологизировались, гиперболизировались, обрастая сказочными и беллетристическими подробностями, помноженными на творческое воображение поэта.

В данном плане как раз достаточно показателен и типичен образ драконоподобного существа Зохака (восходящего к авестийскому демону-дракону Ажи-Дахаке). По легендарной родословной древнеперсидских царей он считается пятым правителем Ирана, вероломно захватившим власть у своего предшественника Джемшида. Джемшид — это и есть уже упомянутый выше авестийский патриархальный царь-пастырь Йима, во времена которого на земле существовал Золотой век, люди жили в согласии, достатке и счастье. По авестийским преданиям, Йима считается первочеловеком и создателем мировой цивилизации, спасшим человечество от потопа, обрушившегося на землю после жесточайшего похолодания на Севере. В финале жизненного пути Йиму (Джемшида) ожидал ужасный конец: он был распилен на части по приказу царя-узурпатора и чужеземца-завоевателя Зохака, сросшегося в плечах с двумя огромными змеями. Другими словами, согласно «Шахнаме» Зохак не был драконом в собственном смысле данного слова. Он оставался человеком, на плечах которого по наущению дьявола (Иблиса) выросли две огромные змеи, требовавшие для прокорма человеческий мозг:

 

<…> Царь видит: из плеч его змеи ползут,

Спасенья ища, заметался он тут;

Мечом наконец он решился отсечь,

Надеясь от тварей себя уберечь.

Но только срубил их испуганный шах, —

Вновь змеи, как ветви, растут на плечах.117

 

 

* * *

 

Считается, что мрачный подземный мир древней германо-скандинавской мифологии — Нифльхейм (дословно — «темный мир») существовал изначально, до начала всякого творения. Нифльхейм однозначно связан с Царством мертвых. Сюда владыка германо-скандинавского пантеона — бог Один — низверг великаншу Хель, которая и стала Хозяйкой владений, названных по ее имени — Хель (Нидхель). В лапидарной, образной форме «Младшая Эдда» описывает это событие следующим образом:

«А великаншу Хель Один низверг в Нифльхейм и поставил ее владеть девятью мирами, дабы она давала приют у себя всем, кто к ней послан, а это люди, умершие от болезней или от старости. Там у нее большие селенья, и на диво высоки ее ограды и крепки решетки. Мокрая Морось зовутся ее палаты, Голод — ее блюдо, Истощение — ее нож, Лежебока — слуга, Соня — служанка, Напасть — падающая на порог решетка, Одр Болезни — постель, Злая кручина — порог ее. Она наполовину синяя, а наполовину — цвета мяса, и ее легко признать потому, что она сутулится и вид у нее свирепый». 118

Конечно, если попытаться провести аналогию между злобной Хель и справедливой Хозяйкой Медной горы, то точек соприкосновения окажется не так уж и много. И все же источник обоих образов во многом общий. Здесь же, под корнями Мирового древа — ясеня Иггдрасиля, живут гномические существа — черные альвы — и терзает души усопших дракон Нидхёгг. Древние германцы и скандинавы знавали еще одного дракона — Мирового змея Ёрмунганда. Как и Хозяйка Подземного царства Хель, он был сыном хитрого бога Локи, соперника Одина и всех асов. Их матерью стала великанша Ангрбода, одновременно родившая человекоподобное существо Хель, змея Ёрмунганда и волка Фенрира. Скандинавские мифы знают также змея Нидхёгга. Оба змея олицетворяли Рагнарёк — конец мира и гибель богов.

 

Вот прилетает

Черный дракон,

сверкающий змей

с Темных Вершин;

Нидхёгг несет,

над полем летя,

под крыльями трупы —

пора ей (прорицательнице. — В.Д.)

исчезнуть.119

 

Этими словами в «Старшей Эдде» и заканчивается «Прорицание вёльвы», предвещающее апокалипсическую кончину мира. Космический дракон — типичный провозвестник беды: согласно мифологическим представлениям многих народов, именно он проглатывает небесные светила во время солнечных и лунных затмений. Естественен однако вопрос: откуда в северной мифологии возникли представления о драконе, если змеи, как известно, на Крайнем Севере не водятся? Но зато здесь есть феномен почище любой ползучей твари. Он-то наверняка и стал прообразом небесно-космического змея. Понятно, что речь идет о полярном сиянии: серпантин из мерцающих сполохов в ночном небе создают реальную картину огромной огненной змеюки.

Жизнь людей (безразлично — в прошлом ли, в настоящем) определяется Судьбой — самыми глубинными законами Мироздания, недоступными как смертным, так и бессмертным (известно, что Судьба была неподвластна древним богам, и ее они панически боялись). У многих индоевропейских народов выразителями и носителями воли Судьбы считались три девы: у эллинов — мойры, у римлян — парки, у древних скандинавов и германцев — древнескандинавские провидицы- норны. Последние связаны с Нижним миром, с корнями ясеня Игграсиля, с той, как бы сегодня сказали, геоактивной энергетической зоной, от которой зависит судьба планеты и человечества:

 

Ясень я знаю

по имени Игграсиль,

древо омытое

влагою мутной;

росы с него

на долы нисходят;

над источником Урд

зеленеет он вечно.

Мудрые девы

оттуда возникли,

три из ключа

под древом высоким;

Урд имя первой,

вторая Верданди, —

резали руны, —

Скульд имя третьей;

судьбы судили,

жизнь выбирали

детям людей,

жребий готовят.120

 

Все три норны — вершительницы судеб мира и каждого отдельно взятого человека. «Старшая Эдда» рисует эту картину торжественно и поэтично:

 

Ночь была в доме,

норны явились

судьбу предрекать

властителю юному;

судили, что он

будет прославлен,

лучшим из конунгов

прозван будет.

Так нить судьбы

пряли усердно,

что содрогались

в Бралюнде стены;

нить золотую

свили и к небу —

к палатам луны

ее привязали.121

 

В плане возможных параллелей с бажовской мифологией нас могут заинтересовать следующие архаичные моменты, ранее не привлекавшие внимания исследователей и по разным причинам не получавшие достойного освещения. Судя по всему, образ Хозяйки Медной горы однозначно сопряжен с матриархальными представлениями о космопланетарном примате Женского начала и о Женщине как вершительнице судеб мира и человека. Именно такой судьбодарительницей и судьбовершительницей выступает уральская Хозяйка Медной горы, управляющая конкретной линией жизни конкретных людей, контролирующая их повседневные поступки и ценностную ориентацию.

Европейскому читателю прекрасно известны и другие мифические насельники Подземного царства. Среди них — нибелунги и гномы, которые в некоторых фольклорных и литературных версиях оказываются тождественными. «Песнь о нибелунгах» — так по традиции называется средневековый германский эпос. Но в нем меньше всего говорится собственно о нибелунгах, а под последними подразумеваются не только хозяева Подземного мира, о коих говорится походя и очень скупо, но и бургундская знать и рыцари — главные действующие лица прославленной поэмы. В фольклорной традиции тоже много неясного: нибелунгами называются то подземные карлики, то, напротив, — великаны.

Окончательно все стало на свои места только после появления на свет музыкальной тетралогии Рихарда Вагнера «Кольцо нибелунга», состоящей из четырех опер — «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов». Либретто Вагнер написал сам, опираясь как на обнародованные фольклорные тексты, так и на устную традицию, идущую из глубин гиперборейского прошлого. Кроме того, перед Вагнером, как и перед любой другой гениальной личностью, приоткрывались ноосферные каналы к закодированным сведениям о прошлом, настоящем и будущем, содержащиеся в энергоинформационном поле Вселенной.

По Вагнеру, нибелунги — это гномы. Главный среди них — отвратительный, коварный и злобный хозяин Подземного царства Альберих, похитивший золотое волшебное кольцо у водных дочерей Рейна. Кольцо это приносит не только чудесную силу, богатство и власть над миром, — на протяжении всех четырех опер оно становится источником несчастья и даже смерти основных героев. В третьем действии первой, проложной, оперы композитор воссоздает Нижний мир Нифльхейм (Нибельгейм)122 — уходящее в бесконечность подземное ущелье, от которого в разные стороны разбегаются озаренные красным светом узкие галереи шахт и царит нестерпимый гул от тысяч ударов кайл и кузнечных молотов: это гномы как рабы добывают руду, выплавляют из нее металл и превращают в медь и железо.

В своем генезисе гномы — это далеко не те волшебные существа, к облику коих мы привыкли с детства: маленькие смешливые человечки с пушистыми седыми бородами и с непременными колпаками на голове. Гномы, какими они представлялись просвещенному средневековому уму, — это прежде всего духи земли, обитающие в недрах гор и рудничных шахт. Вот что по этому поводу писал «Аристотель» Средневековья — знаменитый ученый и врач Филипп Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, вошедший в историю под псевдонимом Парацельс (1493–1541):

«Под землею и вправду бродят полулюди, владеющие всеми бренными вещами, вожделенными и услаждающими для них. В просторечии их называют гномами или обитателями гор, но настоящее их имя — сильфы или пигмеи. Они не есть духи, как иные, но могут сравниться с ними по схожести своих искусств и ремесел, разделяемых ими с духами. Как и у людей, у них есть плоть и кровь, которых нет ни у единого настоящего духа. Ведь рек Христос ученикам своим, представ им, когда двери были заперты, а сами они напуганы: “Прикоснитесь ко мне, дотроньтесь до Меня, ибо дух не имеет ни плоти, ни крови, ни костей, как я”. Сим Он Сам научил нас, что дух не имеет ни настоящего тела, к которому можно прикоснуться, ни костей, ни плоти, ни крови, но существует в своей родной субстанции ветра или воздуха. Но о том мы уже вкратце поминали, и этого достаточно. Что же до земных пигмеев или полулюдей, то следует знать, что их надо считать не духами, но подобными им; а если и называть их духами, то — земными духами, ибо имеют они свой собственный Хаос и обиталище под землей, а не в ветре или воздухе, как иные духи.

Многих земных духов можно обнаружить, увидеть и услышать в тех местах, где скрыты несметные сокровища и огромные богатства, а также в недрах гор, где много золота и серебра, которые их услаждают, и они пекутся о них, охраняют и расстаются с ними весьма неохотно.