Социально-политический контекст: В целом гомогенный в области базовых культурных доминант, в политическом отношении этот период распадается на две существенно различные части: «период застоя» или эпоха «развитого социализма» (1969 – 1985 гг.) и «перестройка» (1985 – 1991 гг.). Первый из них характеризуется ростом политического консерватизма, стабильностью партноменклатуры, превратившейся в разветвленную и все более стареющую касту, в которой отношения личной преданности брали верх над идеологическими характеристиками. «Верность делу партии» перестала играть какую-либо роль, потому что в это дело уже почти никто не верил. Перенос акцентов с будущего на настоящее проявился и во введении понятия «развитой социализм» и в принятой в 1977 г. Конституции. Очередная попытка «коллективного руководства», провозглашенного после отставки Н.С. Хрущева, в очередной раз привела к концентрации власти в руках одного человека – теперь уже Л.И. Брежнева – и к очередному культу, с каждым годом принимающему все более отчетливые очертания фарса.
Наступивший после смерти Брежнева краткий период «междуцарствия» завершился избранием на пост Генерального секретаря М.С. Горбачева, решившегося на масштабные политические реформы. Возможность гласного обсуждения советского прошлого, а также путей дальнейшего развития страны, новая ротация политических кадров, «мягкая» внешняя политика, попытки введения политического плюрализма, пробудили к жизни могучие социальные силы и придали социальным процессам энергию и динамизм, но были восприняты одновременно и как слабость государства. Возникшие в результате перестройки центробежные тенденции привели к распаду Советского Союза в 1991 г.
Социально-экономический контекст: Экономическая политика этого периода характеризуется свертыванием экономических реформ, начатых в 1965 г. Попытки предоставить предприятиям относительную самостоятельность носят половинчатый характер и не дали заметных результатов. С середины 70-х годов и в промышленности и в сельском хозяйстве происходит постепенное падение темпов роста, свидетельствующее о глубоком кризисе экономики, носившей в этот период ярко выраженный экстенсивный характер. Сложная демографическая ситуация, связанная с последствиями войны, резкая урбанизация (основная часть населения страны становится городским), приводящая к активному развитию социально-бытовой сферы, ведут к исчерпанию резервов свободной рабочей силы, требующейся для осуществления экстенсивных проектов. Другой важный фактор этого периода – резкое возрастание числа людей с высшим образованием (на порядок по отношению к 30-м годам), концентрирующихся в городах и формирующих новые ценности повседневной жизни. Противопоставление ценностей «города» и «деревни», связанное с «конфликтом поколений» - важнейшая черта этого периода.
Во время перестройки, несмотря на активное обсуждение новых экономических стратегий и активные попытки реформ в экономике (повышение самостоятельности предприятий, развитие частной инициативы) уровень жизни начал падать, делая ситуацию в начале 90-х близкой к катастрофической. Рос бюджетный дефицит, усиливалась инфляция, падал курс рубля. Все это создавало дополнительную почву для движений социального протеста и усиливало центробежные тенденции.
Данный временной интервал можно назвать временем кризиса и постепенного вырождения советской культуры, разрушения ее экзистенциальной целостности. Основные ее постулаты лишаются в это время своей онтологической наполненности и превращаются в пустые знаки. Слова о коммунизме и светлом будущем звучат все реже, а если звучат, то носят ритуальный характер. В обществе им уже почти никто не верит. Главным идеологическим сдвигом становится перенос акцентов с будущего на настоящее и прошлое. Да, в Советском Союзе еще не построен коммунизм (и, вероятно, и не будет построен в обозримом будущем), но советское государства выиграло войну, осуществило индустриализацию, с ним считаются во всем мире – так можно сформулировать основной идеологический аргумент этого периода. Советская культура обретает свою историю, активно создаются разнообразные музеи боевой и трудовой славы, строятся мемориалы – все это свидетельствует о том, что взгляд общества направлен назад, а не вперед.
Определенная часть социума принимает предложенную идеологическую инверсию, иногда соединяя ее с ценностями 60-х (это касается неформальных объединений, связанных со средней школой – «коммунарское движение», например), но для большинства она оказывается неприемлемой, что порождает две противоположные стратегии поведения: конформизм и диссидентство. Первая из них предполагает вступление в комсомол, затем в партию, произнесение требуемых текстов на партсобраниях как необходимое условие для карьерного роста: возможности выезжать за границу, получения ученой степени, более высокой должности и т.д. Изменяется расстановка ценностных приоритетов у молодежи: резко возрастает конкурс в институты, связанные с экономикой, торговлей и т.д., т.е. в места, позволяющие достигнуть устойчивого положения и материального благополучия в настоящем. Вторая стратегия определяется стремлением «жить не по лжи» и охватывает не только достаточно узкое правозащитное движение, но и весьма значительные массы интеллигенции, активно читающей «самиздат» и обсуждающей происходящее вокруг «на кухнях». Культурной доминантой 70-х – 80-х становятся пародирование различных сторон современной советской жизни, дающей массу материала для этого, а также чувство одиночества и обреченности. Отмеченные черты нашли свое яркое выражение в творчестве В. Высоцкого, превращенного в один из определяющих символов эпохи.
Кризис культуры проявился в отсутствии положительной системы ценностей. Деятельность правозащитников, оказывавшихся за свои убеждения в тюрьмах и психиатрических больницах, носила разрушительный характер, они мыслили в советской системе координат, произнося «не-А» там, где официальная идеология утверждала «А». Интересно в этом смысле замечание писателя А.Д. Синявского (Абрама Терца): «Диссиденты в своем прошлом это чаще всего очень идейные советские люди, то есть люди с высокими убеждениями, с принципами, с революционными идеалами. В целом, диссиденты это порождение самого советского общества послесталинской поры, а не какие-то чужеродные в этом обществе элементы и не остатки какой-то старой, разбитой оппозиции. На всем протяжении советской истории существовали противники советской власти, люди ею недовольные или от нее пострадавшие, ее критикующие, которых тем не менее невозможно причислить к диссидентам. Мы также не можем назвать диссидентами, например, Пастернака, Мандельштама или Ахматову, хотя они были еретиками в советской литературе. Своим инакомыслием они предварили диссидентство, они помогли и помогают этому позднейшему процессу. Но диссидентами их назвать нельзя по той простой причине, что своими корнями они связаны с прошлым, с дореволюционными традициями русской культуры. А диссиденты это явление принципиально новое и возникшее непосредственно на почве советской действительности. Это люди, выросшие в советском обществе, это дети советской системы, пришедшие в противоречие с идеологией и психологией отцов». Попытки выстраивания диссидентами положительных систем ценностей строились на дальнейшей разработке идей, сформулированных в 60-е годы, и в итоге опирались на патриотические или либеральные модели второй половины XIX века.
«Тоска по социальности» удовлетворяется теперь в множестве образующихся неформальных объединений, различающихся по численности, социальному составу, направленности: литературные объединения, группы, входящие в движение КСП, шахматные клубы, уже упомянутые выше компании туристов и альпинистов. Именно они сохраняют в себе последние очаги коллективистского пафоса советской культуры.
Итог
Советская культура представляет собой вариант развития русской культуры в XX веке, связанный с процессом модернизации российского общества. За XX век русская культура прошла путь, аналогичный пути, пройденному Европой в XVIII – XIX вв., когда значительные массы людей, находящихся ранее за пределами культурного поля, оказались включенными в процессы воспроизводства и развития культуры. Обретение этими массами нового культурного языка происходило для советского общества в поле идей, сформированных «леворадикальной» субкультурой русской культуры XIX века. Особенности ее восприятия основным населением России, при котором «леворадикальные» идеи сложным образом соединялись с традиционными для него ценностями, определили процесс развития советской культуры, исчерпавшей свой потенциал к концу 80-х.
Типологические особенности и специфика эволюции советской культуры определяют характер ее диффузии в постсоветское культурное пространство. Значительное большинство активного в настоящий момент населения России родилось в Советском Союзе и прошло советскую школу. Сознательно или бессознательно оно воспроизводит в своем поведении определенные фрагменты советской системы ценностей, и задача, которую каждому его представителю по-своему приходится решать – согласование советской мировоззренческой модели, за которой стоит опыт русской культуры XIX века, с «либеральной моделью», жестко связанной с современной рыночной экономикой. Несмотря на разнообразие культурных вариаций, вырастающих из идеи либерализма, все они включают в себя противоречащие советской культуре черты, касающиеся таких фундаментальных характеристик, как отношение к деньгам, к закону, к государству. Культурное пространство современной России предлагает широчайший спектр мировоззренческих конструкций, возникающих в результате попыток такого согласования – и на уровне отдельного человека, и на уровне различных социальных сообществ. Все они эклектичны и в той или иной степени носят на себе следы неустранимого внутреннего противоречия. Как и в случае кантовских антиномий, снятие этого противоречия возможно лишь при кардинальном изменении угла зрения, дающем возможность нового прочтения предшествующего культурного опыта. Поиск нужного угла зрения и составляет основную интригу развития современной российской культуры.
Литература: Общие работы: Бойм С. Общие места. Мифология повседневной жизни. М., 2003; Верт Н. История советского государства. М., 1995; Глазов Ю. Тесные врата. Возрождение русской интеллигенции. СПб., 2001; Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре. М., 1998; Культура и власть в условиях коммуникационной революции XX века. М., 2002; Лебина Н.Б., Чистиков А.Н. Обыватель и реформы. СПб., 2003; Паперный В. Культура «два». М., 1996; Романов В.Н. Историческое развитие культуры. Проблемы типологии. М., 1991; Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 1-2. М., 1997; Советский простой человек. М., 1993; Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991; Хрущев Н.С. Воспоминания. Кн.I-III. М., 1999; Советская культура 20-х гг.: Комсомол в деревне. М.-Л., 1926; Лившин А., Орлов И. Власть и общество: Диалог в письмах. М., 2002; Революция в деревне. М.-Л. Ч.1, 1924; Ч.2, 1925; Селищев А.М. Труды по русскому языку. Т.1. Язык и общество. М., 2003; Старый и новый быт. Л.: 1924; Шафир Я. Газета и деревня. М., 1924; Советская культура 30-х – начала 50-х гг.: Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. М., 1999; Осокина Е.А. За фасадом «сталинского изобилия». М., 1997; Советская повседневность и массовое сознание. 1939-1945. М., 2003; Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. М., 2001; Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. М., 2001; Хлевнюк О.В. Политбюро. М., 1996; Советская культура 50-х – 60-х гг.: Аксютин Ю. Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953 –1964 гг.; Вайль П., Генис А. 60-е, мир советского человека. М., 2001; Советская культура 70-х – 80-х гг.: Буковский В. «И возвращается ветер». Письма русского путешественника. М., 1990; Гудков Л. Негативная идентичность. М., 2004; Дубин Б. Слово, письмо, литература. М., 2001; Левинсон А. Опыт социографии. М., 2004
В.В. Глебкин
