Помните момент зарождения идеи, которая потом превратилась в «Сплит»?
М. Найт Шьямалан: Да. Все началось с того, что я где-то узнал о ДРИ — диссоциативном расстройстве идентичности. Меня оно давно по-своему завораживало. Это же мощнейшая вещь, невероятно волнующая. Очень трогательный и показательный пример того, как страдание превращается в нечто неординарное, почти сверхъестественное, если задуматься. Я всегда интересовался этой темой.
Очень большая нагрузка с персонажем, страдающим ДРИ, ложится на актера. Был такой гонконгский фильм — «Безумный детектив» Джонни То, где каждую личность героя играл разный артист.
Конечно, я его видел, и это прекрасное кино. Но у меня, к счастью, был Джеймс МакЭвой. Я уверен, что вообще-то очень и очень немногие актеры могли бы справиться с той задачей, которая стояла в «Сплите» перед Джеймсом. А тем более на таком уровне, как получилось у него. Как мы работали? Мы постепенно, одну за другой, разбирали каждую личность главного героя: как они появились, что они означают в его жизни, почему они такие, какие есть, и такие разные. Мы пытались найти оправдание для каждой из идентичностей Кевина — и сострадание даже к самым демоническим из них.
Фото: Chris Pizzello / AP Photo
Сплит» — очень обманчивое кино. Самое хищное впечатление создают не Кевин или его личности, а сама камера, то, как она сексуализирует похищенных девушек, заставляет все время бояться самого невообразимого.
Ну, если задуматься о том, как переживают всю эту ситуацию сами девочки, что это за опыт — конечно, они испытывают угрозу сразу на нескольких уровнях. Они боятся и физической боли, и сексуального надругательства, они перепуганы неизвестностью и не понимают расстройства своего похитителя. Я хотел передать то, что они чувствуют: невероятное беспокойство, паранойю, ощущение уязвимости. Мне нужно было уловить эту множественность их страхов, чтобы выстроить саспенс. Поэтому камера должна провоцировать зрителя, подталкивать и его к осознанию того, как много всего грозит девочкам.
Вы говорили, что после «Визита», очень иронично обходившегося с жанром хоррора, хотели снять абсолютно мрачное кино, без полутонов и юмора.
И это «Сплит», да. Я попросту люблю все, на чем он выстроен. Люблю это пересечение психологии, философии и сверхъестественного. И мне было интересно попробовать сделать стилистически очень формальное кино, классический триллер старой режиссерской школы. Лично мне таких фильмов не хватает в современном кино.
Кадр: фильм «Сплит»
1/4
Ваши источники вдохновения поменялись за время вашей карьеры? Любите ли вы то же, что и пятнадцать-двадцать лет назад?
Я всегда обожал психологические триллеры, истории про сверхъестественное. Да, несколько лет назад был период, когда я снял несколько фильмов для аудитории помладше («Повелитель стихий», «После нашей эры»). Но сейчас мои собственные дети выросли, и мне такое кино уже не так интересно. Хочется снова делать мрачные, страшные фильмы. Что касается перемен, то с годами, с каждой новой картиной я становлюсь изощреннее и извращеннее, что ли. Мне нравится посмеиваться над жуткими, неуютными для других вещами. На меня, например, в последнее время куда сильнее, чем раньше, стал влиять Дэвид Линч. Надеюсь, его странность пополнила и мой лексикон в кино.
М. Найт Шьямалан о своем новом хорроре, шутках о старости и ненависти критиков
