Глава 48. Между Добром и Злом. 2 страница

 

* * *

Завтрак с приглашенными гостями — редкость в старинных семьях. Обеды, ужины — да. Но завтрак — это что-то личное, домашнее, семейное. Однако в старых стенах имения Малфоев вряд ли сохранилось такое понятие как «семейственность».

Нарцисса сидела за большим столом и старалась отвлечься. Способов было несколько, но сегодня она выбрала самый действенный. Вспоминала два последних года.

Точнее самые первые, самые нереальные месяцы из этих двух лет. Насколько неживой была она тогда. И это несмотря на то, что именно первые полгода полного одиночества были насыщенными, как никогда. Она почти не бывала в имении Малфоев. Бесконечные переезды, выставки, инспекции работы благотворительных фондов. Люди, люди... Их были десятки, сотни... Но никогда она не чувствовала себя более одинокой, чем в то время. Это сложно объяснить. Раньше Сириус был далеко. Их разделяли время, расстояние, стены Азкабана и людская молва. Но ведь он был. За всей этой ненужной и неправильной мишурой он был. Где-то билось его сердце, где-то витали его мысли. Просыпаясь по утрам, она чувствовала, что он есть. Несмотря ни на что сохранялась эта призрачная возможность, что когда-нибудь, где-нибудь их пути пересекутся. А потом… Что было потом? Тишина. Пустота. И глупое сердце почему-то продолжает верить в ту единственную реальность за грудой условностей. Но разум вновь и вновь возвращается к разговору в кабинете директора Хогвартса. И вот эта борьба сердца и разума словно вытравляет душу. Отчаянно хочется верить, но не во что. И от этого… странно и нереально.

И короткий разговор, как Рубикон, отделивший «до» от «после».

— Нарцисса, хватит! Жизнь не закончилась! — резкий окрик Марисы заставляет поморщиться.

Обе сидят в полупустом кафе, коротая время до начала очередного мероприятия.

И в первый момент хочется ответить в том же тоне, потому что никто не имеет права вмешиваться. Никому не понять того, что с ней творится. Никому, кроме женщины напротив. И резкий ответ замирает на губах. Несколько секунд Нарцисса смотрит в серые глаза подруги. Время снова делает крутой вираж. Похороны Патрика. И неживая, точно замороженная, Мариса. И мысли самой Нарциссы, тогда еще ясные, здравые. Миллион краткосрочных и долгосрочных планов по выведению подруги из депрессии. Потому что так нельзя, потому что жизнь продолжается, и на свете есть люди, которым мы еще нужны.

Мерлин! А ведь она сейчас так же увлеклась похоронами своей души.

— Сириуса этим не вернешь! Неужели ты думаешь, что он был бы счастлив, видя тебя такой?

Нарцисса опускает взгляд. Тонкие пальцы сами выводят неведомые узоры на синей скатерти. Внезапно возникает мысль: «Ни один оттенок синего не может повторить цвет его глаз». И следом за ней осознание. Ведь не обязательно изо дня в день пытаться убедить себя в том, что Сириуса не вернешь. Ведь этот спор с собственной душой можно отложить на время. И просто жить. Есть Драко, Мариса, Северус. Есть сотни детей, которым нужна помощь.

— Мариса, можно вопрос?

Мариса кивает. Нарцисса видит, что подруга еще злится, — в такие моменты она нервно покусывает нижнюю губу.

— Ты смирилась со смертью Патрика? До конца?

На миг Мариса прикрывает глаза, а потом начинает медленно говорить:

— Знаешь, порой мне до сих пор кажется, что он жив. И каждый поступок проходит через призму того, как бы он посмотрел на это: согласился бы, возразил. И если да, то что бы сказал. Думаю, наши близкие живы в нас, пока мы их помним. Но они в нас, а жизнь идет рядом. Жизнь — вот она. И не стоит кидаться, как в омут, в дела или же наоборот плакать, забившись в угол. Нарцисса, я дала тебя время. А теперь хватит. Подумай о нас.

— Извини, ты права…

Почему этот тяжелый разговор всплыл сейчас? Потому что нужно было любыми средствами не дать человеку, сидящему за этим столом, повода действовать.

Нарцисса Малфой постаралась придать лицу бесстрастное выражение. Она прекрасно понимала, что Темный Лорд может читать мысли людей. Подтверждение этому факту она находила не раз и не два еще до того, как Северус сказал об этом, дав несколько очень ценных советов. Говорил, что как раз сам занялся изучением способов защиты. Нарцисса не очень надеялась на успех, но привыкла верить Северусу. Итак, мысли нужно и можно защищать. Сначала эта мысль шокировала, вызывала страх и омерзение. Словно обнажаешь душу. Все наизнанку. И перед кем? Перед бездушным чудовищем. А потом однажды она поняла, что этого человека не интересует ее душа. Он опасается ее самой. Сколько раз Нарцисса перехватывала взгляды Темного Лорда, в которых за налетом скуки и равнодушия нет-нет да и проскальзывало нечто похожее на любопытство. Порой для разнообразия она даже не пыталась скрыть то, что думает об этом человеке. Наверное, в те моменты, когда ей казалось, что жизнь закончена, когда она просто уставала бояться. Отчасти она надеялась на… смерть? Она не знала. Но с его стороны не было никакой реакции, и постепенно Нарцисса перестала об этом думать.

А вот сегодня навыки блокирования мыслей пригодились, как никогда. Очень важно было не позволить Лорду узнать о разговоре с Люциусом. В том, что Люциус будет молчать об этом, она почти не сомневалась. Возможно, у него даже хватит ума скрыть свои мысли от Лорда. Впервые Нарцисса пожалела о том, что не подумала поделиться с Люциусом умением, перенятым от Северуса.

Что именно она хотела скрыть? Разговор в библиотеке, состоявшийся час назад. Лорд решил, что Драко должен принять Метку именно сегодня. Конечно, Нарцисса понимала, что рано или поздно это случится. Но никак не думала, что этот день наступит так скоро. Она знала о слабости Лорда делать все символично. Семнадцатилетие — идеальный повод. Но… не так. Не сейчас. Да кого она обманывала? Когда она выпалила резкое: «Только через мой труп!», это не было фигурой речи. Все бесконечные обтекаемые «не сейчас» вдруг сформировались в отчетливое «никогда». Только не ее сын. В тот миг она даже не подумала, что по этому поводу считает сам Драко. Она забыла обо всем, кроме безотчетного желания помешать. И вот сейчас, сидя за этим семейным завтраком, она отчаянно хотела хоть на миг остаться наедине с сыном. Драко сидел напротив, методично намазывая тост, словно масло было виновато в чем-то перед ним лично. За столом царило молчание. Молчал Люциус, напряженно разглядывающий свою тарелку, молчал Лорд, размешивающий сахар в дымящейся чашке, молчал Фред Забини, вопреки всем правилам этикета, наматывающий на палец салфетку, молчала сама Нарцисса, пытаясь поймать взгляд сына.

Молчание было настороженным и выжидательным.

Сегодня Драко исполнилось семнадцать лет. Так как официально их поместье было закрыто для визитов, а Люциус до сих пор находился в розыске, празднование проводилось в имении Присциллы Малфой двумя днями ранее. Люциус посчитал, что лишать сына праздника из-за происходящего нелепо, вот и предложил Нарциссе организовать торжество в доме своей матери.

Праздник получился более удачным, чем можно было предположить. Почти два года над их семьей висело нелегальное положение Люциуса. Со временем авроры смирились и, казалось, отступили в ожидании удачного момента. А в том, что он наступит, никто не сомневался, даже Нарцисса. Не сомневался в этом, похоже, и сам Люциус. Иначе как объяснить его раздражение в последнее время. Вообще за эти два года в имении он провел в общей сложности около месяца. Внезапно появлялся, справлялся о делах, подолгу сидел в кабинете, рылся в библиотеке и вновь уходил. Во время визитов он почти не пересекался с Нарциссой, потому что с исчезновением Люциуса она почти не входила в его кабинет, предпочитая заниматься делами в гостиной. Наверное, это было не слишком «по-деловому», но Нарцисса просматривала свитки пергамента, устроившись на мягком диване. И писала здесь же на невысоком журнальном столике. Занимать кабинет Люциуса казалось ей неприемлемым. Да и признаться, она вообще не любила этот дом. Сейчас, спустя почти восемнадцать лет после того, как вступила в него женой Люциуса, Нарцисса могла сказать об этом вот так просто. Она не любила этот холодный и неприветливый дом, увешанный портретами нескольких поколений надменных волшебников. Порой, разглядывая изображения предков Люциуса, она задавалась вопросом: «Были ли эти люди счастливы при жизни?». Из фамильных летописей казалось: вряд ли. Почему-то так сложилось, что из века в век мужчины этой семьи строили свою жизнь, исходя из простого понятия — «долг». Подоплека и формулировка целей их пути была разной, но неизменным оставалась вера в этот непонятный и часто не подходящий под общепринятые ценности «долг». Они словно проходили по какому-то давно известному пути. Неужели это именно то, чего может хотеть сам человек? Не так давно, повинуясь внезапному порыву, она все же задала этот вопрос одному из портретов…

Ответ удивил…

А вот сегодня Драко исполнилось семнадцать, и Нарцисса хотела одного — увести сына отсюда. Как можно дальше. На край света.

Она подняла взгляд на Фреда. Мужчина чуть заметно хмурился. Интересно, для чего Лорд пригласил его? Наверное, в свете объявления суженой Драко. По лицу Фреда нельзя было сказать, что он рад перспективе. При этом Нарцисса прекрасно знала, что к Драко Фред всегда относился с симпатией, но со дня смерти Фриды в нем что-то изменилось окончательно. И не только внешне. Нарцисса в очередной раз заметила, как чужеродно смотрится серебро висков на темных волосах Фреда. Он будто постарел за это время. Особенно взгляд. А еще он стал реже улыбаться. Пожалуй, в их доме он улыбался лишь Нарциссе. Ну и еще, рассказывая о дочери. Нарцисса посетила их дом неделю назад, уже зная о выборе Лорда, и присмотрелась к девочке повнимательнее. Она и раньше часто видела Блез, но не придавала этому особого значения. А вот в тот раз разглядывала с пристрастием. Красива, умна, язвительна и… влюблена в Драко. Последнее обстоятельство настораживало. В случае благоприятного исхода, у Драко был неплохой шанс прожить жизнь с любящей женщиной. Впрочем… Драко проявлял симпатию к Блез, но, пожалуй, ничуть не большую, чем к ее подруге. Создавалось впечатление, что он симпатизирует Блез Забини и Пэнси Паркинсон одинаково. Разве, что с Блез они, видимо, в более близких отношениях. Все это настораживало. Во что со временем превратится любовь, не находящая выхода и подтверждения? Нарцисса не могла предположить. А может, она напрасно переживает? Может, все будет хорошо, и эта огненно-рыжая девочка сделает ее сына счастливым? Внутренний голос твердил об обратном. Но он у Нарциссы был субстанцией крайне вредной. Смешно. Фред и Алин были темноволосы. Равно как и Фрида с Аланом, но их дети почему-то унаследовали цвет волос отца близнецов. Забавно бывает…

Какая только ерунда не лезла в голову за этим столом?

Нарцисса бросила взгляд на сына и принялась старательно «вышивать» в уме очередное полотно. Подбирала нитки, оттенки. Пусть Темный Лорд приобщается к искусству. Злорадство мелькнуло на грани сознания. Спасибо Северусу. Благодарность, впрочем, тоже пряталась глубоко под узором. Нужно было как-то отвлечь Драко, поговорить. Что сказать, она не знала. Знала лишь, что обязана защитить своего сына любой ценой.

Внезапно Темный Лорд прервал молчание. Пристально глядя на Драко, он произнес:

— Семнадцать лет — важный возраст для волшебника. Возраст, когда понимаешь, кто ты, зачем пришел в этот мир. Сегодня великий день, Драко. Не правда ли?

— Да, — Драко кивнул, торопливо отодвигая кубок с соком, словно собираясь выбежать из-за стола.

— Есть ли какой-то желанный для тебя подарок? Тот, что затмит все, полученные ранее?

Краем глаза Нарцисса увидела, как беспокойно поправил манжет Люциус, как перестал мять салфетку Фред. Сама же она не отрывала взгляд от сына.

Узор был забыт. Отчаянно захотелось как-то обратить его внимание. Видимо, мальчик почувствовал взгляд, потому что посмотрел на нее. На миг в его глазах мелькнуло смятение, потом растерянность. Лорд ждал ответа, а Драко все вглядывался в глаза матери, словно ища там ответ на свои невысказанные мысли. Если бы Нарцисса могла сейчас говорить… Если бы…

— Я хотел бы провести сегодняшний день с… матерью.

Нарцисса даже не нашла в себе сил улыбнуться. Она просто на миг прикрыла глаза и отложила вилку, выпрямляя судорожно сжатые пальцы. Рука чуть подрагивала. За столом воцарилось молчание. В какой-то момент Нарцисса с беспокойством подумала, что ослышалась, и этой неожиданной фразы не было.

— Странное желание, однако.

Облегчение то того, что это все-таки явь, сменилось нехорошим предчувствием относительно последствий.

— Драко, — голос Люциуса был холоден.

«Вот сейчас сказка закончится, так и не начавшись», — мелькнуло в мозгу Нарциссы. Но Лорд вдруг произнес:

— У мальчика день рождения, Люциус. Может, удовлетворим его просьбу?

Нарцисса увидела, как Люциус бросил испепеляющий взгляд на сына, а потом почтительно обратился к Лорду.

— Я не возражаю, мой Лорд.

Еще бы он возражал. Возражать — означало идти наперекор желанию Лорда.

Нарцисса отвернулась от мужчин и вновь посмотрела на сына. Он по-прежнему был растерян, но теперь к растерянности добавилось упрямство. Нарцисса вдруг подумала, что было бы, если бы они запретили. И сразу же восхвалила Мерлина, что он не позволил ей это узнать.

— Надеюсь, Нарцисса не возражает? — тонкие губы Лорда искривились в подобие усмешки.

— Нет. Ни в коем случае…

Фраза повисла в воздухе. «Мой Лорд» так и не было сказано, и это, казалось, заметили все.

 

* * *

Люциус Малфой сидел за обеденным столом и просто закипал от гнева. Он мог убеждать себя, что злится на Нарциссу, но на самом деле это был самый бесполезный гнев — гнев на себя. За то, что все сложилось так. В это утро Люциус признал свое поражение. Признал еще до того, как увидел разъяренный взгляд жены. Еще раньше, когда в той же библиотеке беседовал с Лордом.

Сейчас Лорд отбыл в сопровождении Фреда, и в зале воцарилось молчание. Все участники обеда смотрели в свои тарелки, и Люциусу казалось, что стоит хоть одному из них произнести слово — любое, и тогда поток не остановить. Он не сомневался, что все, накопившееся за десятки лет, смоет этот зал, этот дом, этот мир. Поэтому он молчал. Злился, с мстительным удовольствием разрезал пудинг на мелкие кусочки и молчал.

Молчала Нарцисса, теребя сережку. Молчал Драко, делая вид, что ест фруктовый салат. Люциусу не нужно было даже поднимать головы, чтобы видеть их. Казалось, их напряженные позы запечатлелись в мозгу навечно.

Люциус мысленно оглянулся на два последних года. Когда-то давно он завел разговор о легилименции.

Тогда они сидели в гостиной семьи Забини. Люциус, Фред и Северус. Потягивали виски и беседовали ни о чем. Люциус вскользь заикнулся о способности Лорда читать мысли, на что Северус Снейп вдруг ответил:

— Мысли — не книга. Их нельзя читать.

— В смысле? — уточнил Люциус.

— Понимаешь, человек, обладающий этим умением, видит лишь то, что ты позволяешь увидеть.

Люциус тогда непонимающе посмотрел на Снейпа. Как это позволяешь? Ведь мысли — они и есть мысли. Или же их можно…

— То есть, ты хочешь сказать, — Фред подался в кресле, — что можно заменить мысли? Выбросить на поверхность что-то неважное.

— Ну да.

— А ты откуда знаешь? — Люциус снисходительно улыбнулся.

Он вообще как-то очень снисходительно относился к Снейпу. Никогда не мог понять, почему Нарцисса воспринимает того всерьез, советуется. Его вообще удивляло то, что они могли болтать часами. О чем? Как удивляла и явная склонность Лорда к Снейпу.

— Много читал, — чуть пожал плечами зельевар.

— Подожди, — взмахнул Фред в сторону Люциуса. — Как? Объясни?

— Фред, тебе есть что скрывать? — Люциус усмехнулся явному интересу Фреда.

— Нечего скрывать только дуракам.

Люциус хотел съязвить, но удержался.

Взгляд Фреда был серьезен. То, что он вот так опрометчиво говорит о необходимости защититься от Лорда (ведь понятно, что речь именно об этом), заставило промолчать. Фред показывал доверие? Или он просто устал, и ему плевать на последствия? Вряд ли. Фред производил впечатление железного человека. Сложно объяснить, но так всегда казалось Люциусу. То, что спустя столько лет в среде Пожирателей, он все еще дышал, умудряясь при этом сохранить какие-то принципы, наталкивало на мысль о его несгибаемости. При этом он не блистал на вершине, но и не был среди тех, кого Лорд использовал в качестве ручных собачек. Он был где-то в середине, неотличимый от прочих, но при этом сам по себе.

— Самое основное — научиться думать об отвлеченных вещах.

Фред задумчиво потер подбородок:

— То есть, если тебе нужно скрыть, например, разбитую вазу, у тебя в голове вертится: «Мне нужно не думать о вазе», и ты думаешь. Так?

— Да.

— Значит, нужно искренне думать о других вещах?

— Именно, что искренне.

Фред задумчиво откинулся на спинку стула.

— Искренне, — пробормотал он. — Спасибо, Северус.

На памяти Люциуса, это было первое «спасибо» от Фреда Северусу. Почему-то Фред прохладно относился к Снейпу еще со школьных времен.

— Не за что. Только… Все это действует до тех пор, пока человек просто незаметно копается у тебя в голове.

— А если он захочет...

Люциус не договорил. Снейп допил виски одним глотком и с тихим стуком поставил стакан на столик.

— Тогда тебе не поможет ничто.

Позже Люциус много думал об этом разговоре, и не мог не признать правоту Снейпа. Вскоре он понял, что это очень полезное умение. Со временем он научился думать об охоте, мелких делах, Нарциссе. Порой, когда нужно было непременно не выдать Лорду свою злость, сомнения, неуверенность, он прибегал к самому последнему средству. Думал о Фриде. И это помогало, как ничто другое. Мысли уносили его с собой так далеко, что порой нужно было время, чтобы вернуться. Это было кардинальное средство, после применения которого Люциус какое-то время не мог прийти в себя.

За два года, прошедших с момента ее гибели, он пользовался им пять или шесть раз. Слишком больно.

Порой перед сном он пытался думать об этом. Спокойно, отстраненно. Анализировать свои чувства, мысли. Очень хотел делать это беспристрастно, да только не получалось. Если бы его спросили, какими были эти два года, он бы без запинки ответил: пустыми.

И это притом, что над ним все это время довлела угроза встречи с аврорами. Он был вне закона. Каждый раз, возвращаясь в собственное имение, он рисковал наткнуться на отряд авроров. Родовая защита — величайшая из ветвей магии, но время не стоит на месте. Вдруг ее научатся обходить уже сейчас или через месяц, через два? Нет, разумеется, он испытывал страх, дискомфорт, злость от того, что приходилось жить в одном из самых нелюбимых своих домов, в компании Лорда и таких же, как Люциус, беглых волшебников. Порой в голову приходила мысль: давным-давно Лорд выбрал его именно из-за этого. Ведь что отличало Люциуса от людей, которые окружали его в небольшом доме на севере Швейцарии? Почти все они принадлежали к богатым старинным родам. Однако не таким богатым, как род Малфоев. В свое время Лорд с легкостью прервал род Блэков, например. Несмотря на то, что он был не менее знатен. И что произошло в итоге? Наследство досталось Нарциссе и Беллатрикс, потому что Андромеду Фаргус вычеркнул из завещания. Зная Фаргуса Блэка, Люциус не сомневался, что это мера была временной, чтобы заставить дочь одуматься. Со временем он бы изменил завещание в пользу всех дочерей. Но Лорд не отвел ему этого времени. В итоге состояние Люциуса лишь увеличилось. Ну не самого Люциуса, но его семьи. Все чаще и чаще в голову приходила мысль, что все это продумано заранее. Под безликим «это» Люциус в какой-то момент стал подразумевать свою жизнь. И когда он это понял окончательно, стало совсем пусто. Что было бы, осознай он все чуть раньше? Люциус не знал, а история, как известно, не терпит сослагательного наклонения.

И вдруг получилось, что вместо избранного он оказался «одним из». Тем, на кого возлагали чуть больше надежд. И единственный плюс: к нему относились чуть мягче и снисходительней, чем к остальным. Люциус не сомневался, что руководи в тот злосчастный день операцией в Министерстве кто-то другой, за провал он заплатил бы жизнью. А Люциус заплатил небольшим количеством крови в прокушенной губе и болевшими несколько часов от круцио мышцами. И все. Однако даже этого он не почувствовал, потому что успел побывать в доме Фреда Забини.

Странно получилось. Потеряв Фриду, Люциус точно прозрел. Он стал замечать то, чего не видел раньше. Но как же страшно — стать мудрым такой ценой.

Он мог бы сказать, что перестал жить, перестал радоваться солнечному свету, перестал смотреть в будущее. Да вот только это было бы неправдой. Его жизнь совсем не изменилась. Ну разве что появились вынужденное заточение и необходимость оглядываться по сторонам. А в остальном все было так же, как и в предыдущие годы. С той лишь разницей, что жить стало просто незачем. Двенадцать лет существования. Взрыв. Всплеск. Забрезжившая надежда. И все это где-то рядом. Лишь руку протянуть, сладко-запретное, но неизменное. Дотянуться, прикоснуться. И знать, что обязательно дотянешься. Через миг, через год, через век. Что это никуда не денется и всегда будет раскрашивать жизнь в яркие тона сладостного ожидания.

А вот теперь этого не стало. Не стало чего-то неуловимого, эфемерного, находившегося на грани подсознания. Уже не получалось убеждать себя в том, что завтра или послезавтра он наконец решится и будет самым счастливым человеком в мире. Потому что решаться стало не на что. И все это разом: потеря Фриды, прозрение, вынужденное заточение — опустошили душу. И не осталось сил бороться. Хотя... разве сил? Силы можно найти всегда. Даже, когда кажется, что ты уже на грани. У Люциуса же просто не осталось желания. Пропал смысл его борьбы.

За эти два года он почти не виделся с сыном. Пара выездов на летних каникулах, несколько писем в год. Он не участвовал в инсценировке дня рождения для гостей. И вот сегодня, объявив сыну имя невесты — рыжей своенравной дочери Фреда, — вдруг понял, что совсем не знает мальчика напротив. Драко кивнул. Просто кивнул, и все. Люциус вмиг вспомнил собственный страх, боль, ступор в тот далекий день. Драко же просто кивнул, словно ему сообщили о том, что сейчас пойдет дождь. С одной стороны, можно было бы порадоваться смирению. Да вот только Люциус вдруг понял, что это не смирение и не уважение выбора. Это просто неосознанная реакция. Да, Драко догадывался, что это будет Блез. Наверняка. Но Люциус вдруг подумал, что будь у него на сердце другая девушка, реакция была бы другой. Не эта вежливая безучастность.

А потом Лорд вдруг озвучил необходимость принятия Драко Метки именно в этот день.

И Люциус внезапно почувствовал, что в комнате стало как-то душно. Так душно, что захотелось рвануть ворот камзола. Конечно, он не мог списать это на волнение за сына. В конце концов, к этому мальчика и готовили. Но когда Лорд вышел, бросив в дверях на Люциуса взгляд, от которого сразу пробрала дрожь, мужчина вдруг понял, что это был страх. За сына? Нет. Все так и должно быть. Драко к этому готовили. Люциус с самого начала знал, что его сын — избранный.

Да кого он обманывал? За эти два года непрерывного прозрения он отчетливо понял, что и он, и Нарцисса, и его сын — лишь никому не нужные пешки. Да, ими будет, пожалуй, жаль пожертвовать. Это принесет немного больше огорчения Лорду. Но не из чувства сострадания. Нет. А потому что на них ушло чуть больше сил, чем на других.

И на миг мелькнет шальная мысль — рассказать все мальчику. Но ее привычно сменит здравая. Это будет означать смертельный приговор всей его семье.

Да и поверит ли Драко? Нет, конечно, поверит. Но на этом все закончится. Разве сможет он доверять? Тоже нет.

Значит, нужно постараться выиграть время. А заодно вспомнить навыки, которыми сто лет назад делился Северус Снейп.

А потом был яростный взгляд Нарциссы.

— Метка? Сегодня? Драко не готов.

— Что ты можешь об этом знать? — в голосе снисходительные нотки. Мол, женщина, знай свое место.

Но уже ясно, что эта тактика не поможет. Взгляд, подобный острию клинка. Давно позабытый, но очень быстро вспомнившийся. Нарцисса Блэк. Женщина, способная доставить массу проблем.

Рассказать ей? А что, собственно, рассказывать? Уж она-то в отличие от него никогда не была одурманена властью и перспективой господства. Она видела все происходящее отнюдь не в радужных красках. Подтвердить ее правоту? Да Мерлин с ней, с правотой. Что они смогут сделать? Поплакать в объятиях друг друга об утерянных возможностях? Бред! Они упустили свой шанс стать друг для друга кем-то большим, чем формальные супруги. Они отбросили этот шанс за ненадобностью. Причем повторив эту глупость не единожды. В темном коридоре Хогвартса, когда Сириус Блэк упал на пол под градом заклятий, в карете с фамильным гербом, когда два подростка молча ехали на помолвку, в день, когда говорили о еще не родившемся ребенке в библиотеке этого самого поместья, в день рождения Драко, в день падения Лорда, в день похорон Патрика Делоре, два года назад за большим обеденным столом…

Сколько было этих самых дней за их совместную жизнь. Порой жизнь просто сама подкидывал эти шансы. Ну же! Возьми! Используй! Но каждый из них загораживался своей обидой, своими принципами, своим одиночеством. И вот сейчас, когда шанс был не слишком явный, они снова его не использовали.

— Нарцисса, Драко наделен от рождения способностями, благодаря которым можно…

— Не смей говорить о нем, как о вещи! Он — твой сын!

Мерлин! Как давно он не слышал этих ноток в ее голосе. И предпочел бы не слышать вообще. Неужели она со всем своим умом не понимает, что пойти против — значит умереть.

— Прекрати истерику. Лорд оказал нам великую честь, даруя Драко от рождения то, чего никому другому не добиться. Ты…

Люциус понимал, что продолжать этот разговор бессмысленно. Он просто раздраженно передернул плечами и повернулся уйти. Он хотел лишь поставить ее в известность. Конечно, предполагал, что она может отреагировать в таком духе, но у него не было желания вести этот разговор. С него хватило утреннего взгляда Темного Лорда.

— Так знай, Люциус Эдгар Малфой, вы добьетесь своей цели только через мой труп.

Люциус резко развернулся в дверях. С одной стороны, злость на ее безрассудство. Она для Драко — лишь номинальный член семьи и материнская жертвенность здесь неуместна. С другой — осознание того, что она не шутит. Ну почему все так!

— Милая, не бросайся столь опрометчивыми фразами. К тому же твоя жертва будет бессмысленна. Драко вряд ли ее оценит

Голос холоднее льда. Увидеть, как к ярости в серых глазах добавилась боль. Еще один неиспользованный шанс.

 

* * *

Драко и Нарцисса вместе вышли из обеденного зала в неловкой тишине.

Наконец Драко набрался смелости и резко остановился на лестнице, хлопнув ладонью по перилам.

— Я, правда, не придумал, куда мы отправимся.

— Может, на пляж, — не подумав, проговорила Нарцисса.

Просто пляж был тем самым местом, где она была счастлива. Давно. Почти в детстве.

— Здорово, — Драко немного нервно пожал плечами. — Ты о каком-то конкретном пляже? Знаешь, как на него попасть?

— У меня есть портключ. Правда я не была там давно.

— Ну… сегодня есть шанс.

Они поднялись на один пролет.

— Тогда встретимся в холле? — Драко наконец поднял напряженный взгляд.

— Давай лучше у западного выхода.

— Да, точно.

— И еще, Драко…

— Да?

— Пляж… маггловский.

Брови сына удивленно взлетели.

— Ты против?

— Нет… нет. Нормально. Значит, нужно одеться соответственно.

— Да. Думаю, да.

— Ну, я пошел.

Спустя двадцать минут, Нарцисса вышагивала по своей комнате, нервно заламывая руки. Все случилось так быстро, что до сих пор не верилось.

Утренний разговор с Люциусом. Глухое отчаяние, последовавшее за ним, завтрак… неживой, пронизанный недомолвками. И вдруг звонкий голос Драко. Что все это значит? А еще не давал покоя взгляд Темного Лорда. Словно он что-то решил для себя в тот самый момент, когда Драко озвучил свою неожиданную просьбу. Или он решил еще раньше, просто ждал подтверждения.

Сумасшедший мальчик. С ними так нельзя!

И все же волновалась Нарцисса Малфой не только поэтому. Впервые за последние семнадцать лет ей предстояло провести почти целый день с собственным сыном. Раньше она и помыслить о подобном не могла. С того момента, когда возвращение Темного Лорда стало очевидным, Нарцисса с ужасом ожидала возобновления действия заклятия. Годы не стерли воспоминания о тех днях, когда она не могла приблизиться к собственному сыну. Заклятие не вернулось. Нарцисса не знала, было ли это рассчитано заранее — ослабление действия со временем, или же Лорд после возвращения просто не пожелал прилагать усилия. Заклинание не вернулось, но оно успело сделать свое дело. Сейчас, через семнадцать лет после его создания сердце Нарциссы Малфой сжималось от волнения перед предстоящим днем. Чего она боялась? Боялась не оправдать ожиданий Драко. Боялась оказаться неумелой матерью, неловкой, тягостной в общении. Боялась, что после этого дня снова всплывут сомнения и мелочная, некогда почти задушенная в душе, ревность по отношению к Марисе, когда Нарцисса замечала, как Драко смотрит на тетю, как они порой перемигиваются или вдруг улыбаются, словно оба что-то вспомнили. Как Нарцисса мечтала, чтобы у них с Драко появились такие же маленькие тайны. И как боялась того, что что-то пойдет не так. Ведь никто не дает готовых ответов, как себя вести.