Развитие высших форм внимания в детском возрасте 13 страница

 

Э. РУБИН. НЕСУЩЕСТВОВАНИЕ ВНИМАНИЯ

 

Представление о внимании характерно для наивного реализма. В психологии оно становится источником псевдопроблем. Для наивного реализма внимание означает субъективное условие или активность, содействующую тому,чтобы предметы переживались с высокой познавательной ценностью,т.е. чтобы вещи переживались такими, какими они согласно представлениям наивного реализма и являются в действительности. Уже из-за этой оценочной точки зрения представление о внимании непригодно для психологии. Впрочем, внимание есть взрывчатое вещество и для самого наивного реализма, поскольку его основнаяустановка состоит в

144 том, что субъективность и видимость совпадают. Если внимание есть обозначение субъективных условий переживания, которым и ограничиваются, то вместо того, чтобы проводить реальные исследования, закрывают глаза на главную тему психологии, а именно на раскрытие и исследование этих субъективных условий переживания. А поскольку эти условия, которые частично анализируются в \психологии задачи>, от случая к случаю изменяются, то и внимание означает, хотя над этим, как правило,не задумываются, либо нечто весьма неопределеное,либо нечто неоднородное, в разных случаях различное. Поэтому-то ни одно определение внимания и не могло удовлетворить психологов,тогда как внешне можно было все объяснить вниманием. Поэтому-то в действительности внимание как объяснительный принцип должно было исчезать всякий раз там,где исследование проникало в феномены и раскрывало их условия и факты. Поскольку термин внимание не обозначает ничего определенного и конкретного,то чтобы всё-таки поставить ему в соответствие некую реальность,лег-комысленое предположение вызывает к жизни фикцию формальной и абстрактной деятельности души. Слово внимание является в большинстве случаев излишним и вредным. Когда,например,некто Майер смотрит в свою тетрадь, то псевдонаучно это можно выразить так: "Майер направил своё внимание на тетрадь". По-видимому,говорят так не только ради изысканности выра-жения,но также и для того,чтобы открыть дорогу опасному недоразумению, Будто в нашей познавательной жизни имеется некий прожектор,который перемещается то туда,то сюда по воспринимаемому предмету. Воспринимаемых предметов нет в нали-чии,но они как-будто только того и ждут,чтобы внимание как некий прожектор высвитило их,они возникают лишь при содействии всех субъективных условий. Так называемые типы внимания суть лишь описательные характеристики поведения различных людей и не имеют объяснительной силы. Вместо того чтобы сказать просто,что Майер не-устойчив,говорят,что Майер относится к неустойчивому типу вниманию. В докладе будет сказано о том,какого рода переживания и факты обнаруживаются при одновременном воздействии двух голосов.

Результаты будут приводится в виде конкретных примеров, с тем,чтобы в каждом отдельном случае показать,сколько недостаточным и ничего неговорящим является обычный способ объяснения работой внимания.

Коффка (Koffka) Курт ( 18 марта 1886 - 22 ноября 1941) - немецкий психолог, один из основателей гештальтпсихологии. Родился в Берлине. Первоначальное увлечение философией (Кант, Ницше) сменилось интересом к экспериментальной психологии. после получения докторской степени у К. Штумпфа (1908) Коффка работает ассистентом О. Кюльпе и К. Мар-бе в Вюрцбурге, затем - Ф. Шумана во Франкфурте (1910). Во Франкфурте Коффка сблизился с М. Верт-геймером и В. Келером, совместно с которыми начал разрабатывать основные положения гештальтпсихологии. В 1911-1924 гг. Коффка - приват-доцент университета в Гиссене, с 1927 г. - профессор колледжа Смит-та в Нортхемптоне (США). Неоднократные поездки с лекциями в США и Англию в начале 20-х годов и особенно участие Коффки в Международном психологическом конгрессе в Оксфорде (1923) имели решающее значение для распространения и признания гештальтпсихологии. Коффка первым среди гештальт-психологов обратился к проблемам психического развития ребенка (1921) и памяти (1935). Его фундаментальные <Принципы гештальтпсихологии> (1935) по своей полноте и мастерству изложения до сих пор остаются непревзойденным сводом достижений гештальтпсихология с тонким и детальным анализом основных ее проблем. Многие годы Коффка был издателем журнала <Psychologische For-schung> (\Психологические исследования>),

 

Сочинения: <Основы психического развития>. М.-Л., 1934; <Самонаблюдение и метод психологии>. В сб.: \Проблемы современной пси хологии>. Л., 1925; <Против мех" цизма и витализма в сопре" психологии>. <Психология <Perception: an Introdl>" stalt-Theorie>. <Рзус\ vol. 19, pp. 551- Gestalt Psycho"

 

О ВНИМАНИИ

 

... Ясное расчленение оказывается функцией поля в целлом и его отдельных характеристик, а не результатом предсуществующих анатомических условий. Из множества других в высшей степени показательных экспериментов упомяну лишь об одном, чтобы под-

твердить положение о том, что структура поля в целом, а тем самым и ясность его частей определяются не размещением стимулов или фактором внимания, но фактическими единицами, порождаемыми организацией. Если составленная из штрихов вертикальная линия (рис.13) удаляется от точки фиксации настолко, что воспринимается ещё совершенно ясно, а наблюдатель сосредоточивает затем своё внимание на одной из центральных частей этой линии, то в результате оказывается, что эта часть вместо того чтобы подчёркиваться, редуцируется и видится теперь уже неясно. Больше того, если надлежащим образом подобрать соотношение размеров целого и его частей то эта часть может вовсе исчезнуть, так что наблюдатель будет видеть пробел в том месте, где раньше видилась эта линия, изолируя часть структурного целого, наблюдатель разрушает эту часть. Здесь мы видим бесспорное доказательство тому, что именно более широкое целое как некий объективный факт определяет видимость своих частей, а вовсе не установка наблюдателя (...). Красивый эксперимент выполнил Гельб (1921). На большом листе картона было нарисовано двойное черное кольцо внешним диаметром 36 см с толщиной черных линий 8 мм и величиной зазора 5 мм. Испытуемый фиксирует монокулярно центр кольца. Сверху накладывается еще одно белое кольцо, в котором имеется щель примерно в 12Ї, и объект удаляется от испытуемого настолько, чтобы две дуги, видимые в щель, слились в одну, полностью поглотив разделяющее их белое поле. Если теперь верхнее кольцо снять, то можно ясно видеть двойное целое кольцо с белым промежутком между двумя черными окружностями. Аналогично, если вместо двойного черного кольца использовать цветное одинарное, а объект поместить на таком расстоянии от испытуемого, чтобы через наложенную сверху маску он видел уже бесцветную дугу этого цветного кольца, то когда маска будет снята,

испытуемый вновь увидит вполне отчетливо окрашенную окружность (рис. 14). Противоположный эффект наблюдается, когда мы вместо колец и окружностей используем двойные прямые линии. Если при том же самом удалении, что и в предыдущих экспериментах, один из концов такой линии фиксируется, то без маски прямые будут сливаться на расстоянии около 10 см от точки фиксации, тогда как небольшой их отрезок будет видеться двойным и при расстоянии 20 см. Это показывает, что степень организации частей поля зависит от рода их организации, от их формы. Хорошие формы будут и лучшими фигурами, т. е. они будут обладать более ясным расчленением и окраской, нежели плохие формы. Тот факт, что небольшие участки двойных прямых линий получают при этом преимущество перед линиями в целом, проистекает из концентрации внимания на их небольших участках. Внимание, подобно установке (attitude), представляет собой силу, которая берет свое начало в Эго (Ego) и будет поэтому рассматриваться нами ниже. Но уже из данного эксперимента мы должны извлечь вывод о том, что внимание, добавляя энергию к той или иной части поля, будет увеличивать ее расчлененность, если только она и без того не расчленена уже настолько, насколько это вообще возможно в данном случае. Поскольку же в случае с окружностями малые части даже проигрывают по сравнению с целой фигурой, хотя они должны были бы выигрывать от возрастания внимания в той же мере, что и малые отрезки прямых линий, то мы должны признать, что внутренние силы организации должны оказываться более сильными, чем эффект, создаваемый энергией, которую добавляет внимание (...). Если же эмпирицист намерен возражать против нашего положения о том, что расчленение поля на фигуру и фон есть дело организации, то он должен прежде всего объяснить,что же это такое. Поскольку мне известна только одна попытка такого рода объяснения, прибегающая к гипотезе о внимании, несостоятельность которой обнаруживалась уже неоднократно, я воздержусь здесь от какого бы то ни было её обсуждения (см., к примеру, Коффка, 1922) (...). Мы слышим телефонный звонок и бросаемся к телефону или, если мы погружены при этом в приятную послеобеденную дрему, мы испытываем потребность подойти к телефону и растущий гнев из-за подобного беспокойства, даже если на самом деле мы и не подчиняемся звонку. Такой своеобразный "характер требования" звонка является, очевидно, результататом опыта; очевидно также, что он апеллирует при этом к определенным нашим потребностям. Но все это еще не дает нам полной картины происходящего. По отношению к этому <сигналу>, так же как и по

Соответствующий фрагмент работы Коффки см. ниже, стр. 149 (прим. ред.).

отношению ко многим другим, мы должны поставить вопрос о том, почему же он оказался выделенным. Пытаясь ответить на этот вопрос, мы обнаруживаем,что довольно часто выбираем сигналы только потому, что они оказываются наиболее пригодными для того, чтобы быть сигналами, потому что сами по себе они уже несут определенный "характер требования", который позволяет им наполняться специфическим значением. Неожиданность, интенсивность и навязчивость телефонного звонка являются именно такого рода характеристиками.

Внимание. Эти три характеристики перечислялись прежде в качестве "условий внимания" вместе с целым рядом других, которые мы лишь упомянем: определенные качества, такие как горький вкус, запах мускуса, жёлтый цвет, оказывают особенно сильное действие на внимание. Спор об условиях внимания, который четверть века назад был столь напряжённым и играл ведущую роль в психологической драме, вскоре потерял всякий интерес для психологов. Причина этого, как мне представляется лежит не столько в тех фактах, которые давали материал для этого спора, сколько в самом понятии или понятиях внимания, которые накладывали на него свой отпечаток. Мы не видим никакой пользы от разбора этих старых представлений. Вместо этого мы определим внимание в соответствии с нашей общей системой; вместе с тем мы получим такое его определение, которое находится в полном соответствии с тем значением этого слова, в котором оно употребляется в обыденном языке. Когда мы однажды столкнулись с фактом внимания, мы сказали, что оно представляет собой силу, исходящую от Эго и направленную к объекту. Это, конечно, и есть то, что обычно обозначается словом внимание, когда мы, например, говорим: <пожалуйста, обратите внимание на то, что я говорю> или: <пожалуйста, сосредоточте внимание на своей проблеме>. Рассматривать внимание (как это делает Титченер, 1910) как просто качество, атрибут или некое измерение (dimension) объектов в поле, называемое ясностью – значт лишать внимание его главной характеристики, а именно его Эго-объектной взаимосвязанности. И если мы определяем внимание как Эго-объектную силу, то мы можем считать это справедливым в соотношении не только так называемого произвольного, но также и непроизвольного внимания. В первом случае силы исходят от Эго; во втором – преимущественно от объекта. Этот способ рассмотрения внимания не является, естественно, абсолютно новым. Он просто не получил должного признания у тех психологов, которые желали исключить из своей науки Эго, а вместе с Эго и всю психологическую динамику. Но когда мы читаем определение Стаута (1909): <Внимание есть направленность мысли на тот или нной особенный объект, предпочитаемый другим>, - мы узнаем ту же общую идею. Действительно, мы должны предполагать определенное Эго для стаутовской <мысли>.

Интенсивность, неожиданность, навязчивость как условия внимания вносят в наше определение весьма определенный смысл. Внимание как некоторая сила внутри целостного поля может пробуждаться не непосредственно стимуляцией, но объектами поля, которые, в свою очередь, обязаны своим существованием стимуляции. Следовательно, мы должны сказать, что объекты, которые продуцируются сильными, неожиданными и навязчивыми стимулами, а также стимулами с особыми качествами, приобретают свой особый характер благодаря тому, что они воздействуют на Эго. Если эти старые положения об условиях внимания истинны, они вновь указывают на то, что <характер требования> может принадлежать не только потребностям Эго, но также и объектам в поле, которые этим Эго продуцируются.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Gelb A. Grundfragen der Wahrnehmungs psychologie. Ber. ub. d. VII, Kongr. f. exp. Psych. lena, SS. 114-116.

2. К off k a K. Perception: An Introduction to Gestalt-Theorie. <Psychol. Bull.>, 1922, pp. 551-585.

3. T itchener E. В. A Text-Book of Psychology, N. Y" 1910.

4. Stout G.F. Analitic Psychology, vol. 1. L., 1909.

Келер (Kohler) Вольфганг (21 января 1887 - II июня 1967) - немецкий психолог, один из создателей гештальтпсихологии. Учился в университетах Тюбингена, Бонна и, наконец, Берлина, где занимался физикой у М. Планка и психологией у К. Штумпфа. Степень доктора получил в 1909 г. за исследование по психологии слуха. В 1910 г.-ассистент, а с 1911 г.-приват-доцент во Франкфурте. Решающей для Кёлера, как и для К, Коффки, оказалась встреча во Франкфурте с М. Вертгеймером. Взаимопонимание и сотрудничество этих психологов положили начало гештальтпсихологии. С 1913 по 1920 г. Келер был директором Тенерифской антропоидной станции на Канарских островах. Здесь он выполнил свои исследования по решению проблемных ситуаций шимпанзе, которые привели его к полевой теории поведения и к важному для гештальтпсихологии понятию <инсайта>. Одновременно Ке-лер заканчивает свое сочинение: <Die physischen Gestalten in Ruhe und stationaren Zustand> (<Физические гештальты в покое и равновесном состоянии>). Brunswick, 1920. Выявляя существование динамических саморегулирующихся физических систем, структурно подобных феноменальным гештальтам, Келер разрабатывает так называемый принцип изоморфизма, во многом определивший характер его последующих работ, своеобразие его позиции внутри гештальтпсихологии. После возвращения в Германию (1920) Келер - профессор в Геттпнгене (1921), а с 1922 по 1935 г. - директор Психологического института и профессор философии и психологии Берлинского университета. В 1921 г. совместно с Вертгейме-ром, Коффкой, К. Гольдштейном и Г. Груле Келер основывает журнал <Psychologische Forschung> (<Психологические исследования>, выходил до 1938 г.), ставший главным органом гештальтистского движения. В 1929 г. Келер выпускает на английском языке свою <Гештальтпсихо-логию>, в которой дает критику бихевиоризма, интроспективной и ассоциативной психологии. В 1934- 1935 гг. в Гарвардском университете Келер прочел так называемые Джем-совские лекции, вышедшие в 1938 г. отдельной книгой под названием <The place of Value in a World of Facts> (<Место ценности в мире фактов>). Здесь наиболее строго и развернуто изложены взгляды Кёлера на проблемы эпистемологии и дан всесторонний феноменологический анализ понятия <потребности> (requiredness). В 1935 г. Келер вынужден покинуть Германию. С этого времени вплоть до отставки в 1957 г. Келер-профессор философии и психологии в Свотморском колледже (Пенсильвания). В 40-х годах Келер выполнил важное исследование последействия фигуры. В дальнейшем интересы Кёлера сосредоточиваются почти исключительно в области электрофизиологии и электрохимии мозга. В 1955-1956 гг. Келер - член Института перспективных исследований в Принстоне.

 

Сочинения: <Исследование интеллекта человекообразных обезьян>. М., 1930; <Gestalt-Psychology>.

 

N.Y. - L., (1929); 3ed., 1959; <Psy-chologische Probleme>. Berlin, 1933; <Dynamics in Psychology>. N.Y., 1940; <Dynamische Zusammenhange in der Psychologie>. Bern, 1958; <Werte und Tatsachen>. Berlin, 1968; <Die Aufga-ben der Gestaltpsychologie>. Berlin, 1971; <The Selected Papers of Wolfgang Kohler (ed. M. Henie)>. N.Y., 1971.

 

Литература: W. С. H. Pren-t i с e. <The systematic psychology of Wolfgang Kohler>, in S. Koch (ed.). <Psychology>, vol. 1. N.Y., 1959.

 

Включенная в хрестоматию работа Кёлера <Perception and attention> (<Amer. J, of Psychol.>, vol. 71, No. 3, 1958) выполнена им совместно с Полиной Адаме (P. Adams) и отражает характер его поздних работ. Так, особенностью данного исследования является, в частности, обращение Кё-лера к идеям общей теории систем, а также попытка установить тесную связь наблюдаемых психологических феноменов с электрохимическими процессами, протекающими в мозговой ткани. Перевод А. А. Пузырея

 

В. Келер и П. Адаме

ВОСПРИЯТИЕ и ВНИМАНИЕ

 

РАСЧЛЕНЕНИЕ И ВНИМАНИЕ

 

В одной из работ, посвященных проблеме перцептивной организации и научению, мы пришли к следующим выводам.

1. Во многих ситуациях научение не менее существенно для перцептивного расчленения, чем высокая степень организации.

2. Высокая степень организации оказывает на материал сильное давление, противодействующее его расчленению. Такая сильная организация должна, по-видимому, преодолевать действие научения и препятствовать ему. Однако давление сильной организации может быть в известной мере преодолено испытуемым.

3. Порог расчленения внутри более сильной организации должен быть высоким [2]. Этот порог будет, вероятно, ниже, но все-таки еще довольно высоким в том случае, когда испытуемый воспринимает материал, имея установку, облегчающую расчленение [4, стр. 311-312].

Эти заключения относятся к перцептивной фазе научения. Насколько нам известно, до сих пор выполнено только два исследования, непосредственно относящихся к затронутой нами проблеме: одно, более раннее, - Кречевским [9] и другое, не так давно, - Кречем и Кэльвином [8]. Результаты в обоих случаях не противоречат нашим выводам.

Начиная с работы Вертгеймера [II] о перцептивной группировке, для демонстрации феномена перцептивной организации ис-

пользуются особого рода объекты, один из которых представлен на рис 15. Такой объект в целом воспринимается как некая крупная единица, имеющая форму квадрата. Когда внутри этого квадрата образуются горизонтальные (или вертикальные) ряды точек, они всё-таки остаются частями этой более крупной организации. Действительно, тот факт, что в таких объектах те или иные ряды пятен образуют горизонтальные (или вертикальные) линии, является демонстрацией феномена расчленения. Это было подчеркнуто Кречем и Кэльвином, которые использовали такие объекты в своих экспериментах. Эти исследователи не измеряли порог расчленения объектов Вертгеймера, тем не менее их результаты показывают, что он должен быть очень высоким: даже когда между пятнами в расстояния между пятнами в одном направлении были значительно больше, чем в другом, испытуемые нередко совершенно не замечали этого, несмотря на многократное предъявление объектов. Можно было бы возразить, что это обусловлено тем, что время предъявления объектов очень мало (0,06 сек). Это возражение неверно. Порог расчленения таких объектов столь же высок и тогда, когда время экспозиции значительно больше. Недавно мы показали это в очень простых экспериментах, где объекты предъявлялись в течение одной или даже нескольких секунд. Чтобы получить величину порога расчленения, мы меняли отношение расстояний между пятнами по горизонтали и вертикали. Одни наблюдения были сделаны, когда испытуемый рассматривал объект как фон, что означало отвлечение внимания от объекта, другие – когда от испытуемого настойчиво требовали обращения к объекту как таковому. В первой серии наших экспериментов мы предлагали первое задание. Объекты были составлены из черных кружочков (1/8 дюйма в диаметре), которые прикреплялись к квадрату из белого картона (со стороной в 7 дюймов). В одном направлении (вертикальном либо горизонтальном) расстояние между кружочками сохранялось неизменным, а именно 13/16 дюйма. В другом направлении оно уменьшалось от 12/16 до 4/16 дюйма. Для предохранения объектов они закрывались сверху целлофаном. Контраст между кружочками и фоном при этом почти не менялся.

Объекты использовались как фон для картонной фигуры значительно меньшего размера, и испытуемый должен был сообщить о том, нравится ему фигурка или нет, перемещая ее в одну или в другую сторону. Фигурки не нарушали сколько-нибудь существенно восприятия объектов. Больше того, объекты оставались свободными перед испытуемыми все время, пока снималась одна фигурка и предъявлялась следующая. Каждый испытуемый производил последовательно шесть выборов. Фоновый объект при этом не менялся. В данных опытах использовались четыре различных объекта. Каждый служил фоном в опытах с 5 испытуемыми. Один и тот же испытуемый имел дело только с одним объектом.

Непосредственно после шести оценок испытуемого экспериментатор убирал объект и просил испытуемого описать фон, на котором воспринималась фигура. Результаты, полученные при таких условиях, мало отличались друг от друга. Иногда сообщалось, что кружочки были размещены случайным образом; более часто – что они организованы в вертикальные или горизонтальные ряды. Наконец, в отдельных случаях отмечалась только горизонтальная или только вертикальная организация. Поскольку фактическая расчлененность по одному направлению сопровождалась подавлением соответствующих отношений в другом направлении, то лишь этот последний случай можно рассматривать как указание на то, что расчленение действительно произошло. В одной половине наших опытов изменялись промежутки по вертикали, в другой – по горизонтали. Испытуемыми были студенты разных колледжей. В опытах, где объект выступал в качестве фона, результаты 20 испытуемых были следующими. При постоянстве промежутков по горизонтали или вертикали – 12/16 дюйма и сокращении промежутков по вертикали или горизонтали – до 7/16, 6/16, 5/16, 4/16 дюйма расчленение в вертикальном направлении отмечалось соответственно 0,1,2,4 раза, а в горизонтальном направлении – 0, 0, 1 и 4 раза. Поскольку каждый испытуемый имел дело лишь с одним соотношением промежутков, эти результаты не зависели от какой-либо особой <установки>. Известное совпадение результатов в обеих сериях указывает на то, что в условиях наших опытов и для сравниваемых испытуемых верхняя граница порога расчленения лежит между 5/16 и 4/16 дюйма. Определенный таким образом порог оказывается чрезвычайно высоким. Будем считать, что в среднем порог лежит в области 9/32 дюйма. В следующей серии наших опытов испытуемым предъявлялись объекты того же типа с инструкцией описать каждый из них сразу же после предъявления. Теперь объект выступал уже не в качестве фона восприятия - на него прямо направлялось <внимание>. Мы даже и не пытались ввести какую-либо специальную установку помимо этого простого требования внимания к объекту.

В опытах участвовало 10 студентов. Каждому из них последовательно предъявлялся весь набор объектов, начиная с тех, где промежутки по горизонтали и вертикали были равны между собой (12/16 дюйма). Объекты, в которых укорачивались промежутки либо по горизонтали, либо по вертикали, предъявлялись попеременно. Все объекты предъявлялись в течение 1 сек. Поскольку оказалось, что расчленение как по вертикали, так и по горизонтали происходит при одном и том же соотношении промежутков, результаты для этих двух ситуаций здесь объединены, По 10 испытуемым они получились следующими:

 

Предел уменьшения промежутков

{в дюймах} 12/16 10/16 9/16 8/16 7/16 6/16 5/16 Число случаев расчленения... 0 0 1 2 8 9 10

 

Можно сказать, что для группы в целом порог лежал теперь в промежутке между 8/16 и 7/16 дюйма, т. е. при разности расстояний (по горизонтали и по вертикали), заметно меньшей, нежели в том случае, когда объект выступал в качестве фона. Считая ее равной 15/32 дюйма, мы получаем для нее значение примерно 37% от наибольшего промежутка. Следовательно, установка, которая требует внимания к объекту, понижает порог, хотя он остается еще достаточно высоким. Расчленение редко наблюдается до тех пор, пока промежутки по одному направлению не уменьшатся более чем на одну треть. Поскольку может показаться, что экспозиция длительностью в 1 сек все еще слишком коротка для того, чтобы расчленение происходило легко, эксперименты были повторены при экспозиции в 3 сек. Опять было 10 испытуемых. Результаты оказались следующими:

 

Предел уменьшения промежутков

(в дюймах) 12/16 10/16 9/16 8/16 7/16 6/16 5/16 Число случаев расчленений.,. 0 0 0 2 8 9 10

 

Трудно увидеть какое-либо различие между этими результатами и теми, что были получены при более коротких экспозициях. Можно поэтому довериться результатам Креча и Кэльвина. Креч и Кэльвин показали, что легкость, с которой расчленение осуществляется различными людьми, не связана с остротой зрения. Величина порога в нашей группе может рассматриваться как еще одно подтверждение этого факта. Ни один из двадцати испытуемых не обнаружил расчленения, когда расстояния по двум направлениям были соответственно 12/16 и 10/16 дюйма,

т. е. когда разница приближалась к 1/8 дюйма. Расстояния как таковые большинство испытуемых могло сравнивать с большей точностью. В этой связи мы обнаружили очень простой и выразительный факт. Если поместить перед собой один из наших объектов, который, несмотря на значительное различие между вертикальными и горизонтальными промежутками, все-таки не кажется нам расчлененным, то нетрудно выделить три кружка, которые вместе образуют прямоугольный треугольник, и отстроиться от окружающих кружков. Резкое различие между вертикальными и горизонтальными сторонами треугольника совершенно очевидно при этих условиях. В той последовательности, в которой представлялись объекты, очередное уменьшение промежутков между кружочками могло произойти как по вертикали, так и по горизонтали. Результаты не позволяют говорить о том, что расчленение более легко осуществлялось по горизонтали, хотя можно было бы думать, что вертикально-горизонтальная иллюзия будет действовать именно в этом направлении. Очевидно, это не оказывало заметного влияния на результаты наших экспериментов. Иллюзия проявлялась, однако, когда выделялся прямоугольный треугольник. В этом случае, хотя объективно промежутки были равными, вертикальный промежуток казался заметно большим. Отметим, что в то время как вертикальные (или горизонтальные линии образуются в наших объектах лишь с большим трудом, эти же самые объекты содержат компоненты, которые воспринимаются как таковые все время, а именно пятна или кружочки. Условия сохранения их в качестве самостоятельных образований, конечно, столь благоприятны, что на них почти никак не сказывается включение в общую структуру объекта либо, при определенных условиях расчленения, - в вертикальные или горизонтальные линии. Последовательность, в которой предъявлялись объекты в том случае, когда на них обращалось внимание, могла привести к определенной установке, благоприятной для нерасчлененной организации. Порог, полученный при этих условиях, мог оказаться выше, чем при других условиях. Если это так, то результаты наших опытов не показывают расчленяющего действия внимания во всей его полноте, однако вряд ли в нашей ситуации такого рода увеличение порога могло быть сколько-нибудь большим. Когда мы сами рассматривали объект, который только немногими воспринимался как расчлененный, он и нам вовсе не казался расчлененным, и только после настойчивого усилия ввести <пра-

Это более легкое задание, чем задача расчленения целого объекта с образованием вертикальных (или горизонтальных) линий. По-видимому, расчленение, с которым мы имеем дело в наших опытах, легче происходит при определенных условиях. Изредка мы наблюдали, что объект, который воспринимался нерасчлененно, приобретал расчлененность, когда при полностью тождественных условиях его величина заметно уменьшалась.

вильное> расчленение иногда возникало очень неустойчивое расчленение отдельных областей объекта. Соглашаясь с результатами Креча и Кэльвина, мы не можем согласиться с некоторыми замечаниями в адрес гештальтпсихологии. Во-первых, можно утверждать, что и их собственные наблюдения, и наши едва ли значат, что при определенных условиях принципы гештальтпсихологии не действуют. Конечно, гештальт-психологи никогда не настаивали на том, что близость всегда оказывается решающим фактором, даже когда силы организации, действующие в ином направлении, предельно сильны. Разве является возражением против закона притяжения тот факт, что самолет может оторваться от земли и часами парить в воздухе? Во-вторых, на основании своих данных эти авторы возражают против положения о том, что эффекты близости воспринимаются <непосредственно>. Когда много лет назад гештальтпсихологи сделали предположение такого рода, они использовали термин <непосредственно>, дабы возразить против представления о том, что организация является просто результатом научения, которое якобы постепенно трансформирует так называемые ощущения в объекты или группы. Этот термин вовсе не отрицает того, что организации требуется определенное время (очень короткое), чтобы завершить свою работу. Напротив, определенные феномены, такие, как φ-движение, всегда рассматривались как указания, подтверждающие этот факт. В этой связи остается еще заметить, что эти авторы всего лишь подтвердили в частном виде тот факт, что даже простые перцептивные структуры являются продуктом некоторого быстро протекающего развития, которое направлено от более однородного ко все более расчлененному. Гештальтпсихологи вполне знакомы и с этим представлением. Действительно, в работе Вертгеймера, где рассматривались вопросы перцептивной группировки, это положение было ясно выражено много лет назад. Тенденция более крупной организации препятствовать возникновению более дробных структур не ограничивается случаем объектов, состоящих из множества пятен. В последующих опытах мы использовали объекты иного рода, которые в свое время предложил также Вертгеймер. Буквы и слова как самостоятельные единицы с их знакомыми характеристиками могут исчезать, когда к ним присоединяется их зеркальное отображение. Только немногие люди, воспринимая этот объект, непроизвольно осознают тот факт, что верхняя часть объекта представляет слово (man). В маскировках такого типа ведущей является тенденция организации к образованию замкнутых фигур, которые настолько изменяют некоторые характеристики частей, что непроизвольно они уже не могут быть узнаны. Например, когда наш объект воспринимается как целое, то контур слова <man> и его зеркальное отображение образуют связную область, приобретающую характер фигуры (что в свое время было описано Рубином). Когда каждое слово