Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 2 страница

«Искра» № 5, июнь 1901 г. Печатается по тексту

газеты «Искра»

ГОНИТЕЛИ ЗЕМСТВА И АННИБАЛЫ ЛИБЕРАЛИЗМА

 

Написано в июне 1901 г.

Впервые напечатано в декабре 1901,

в журнале «Заря» № 2 — 3

Подпись: Т. П.

Печатается по тексту журнала,

сверенному с текстом сборника:

Вл. Ильин. «За 12 лет», 1907

Обложка журнала «Заря» № 2—3, 1901 г., в котором были

напечатаны работы В. И. Ленина: «Гонители земства и Аннибалы

либерализма», первые четыре главы работы «Аграрный вопрос и

«критики Маркса»» (под заглавием «Гг. «критики» в аграрном

вопросе») и «Внутреннее обозрение»

Если про русского крестьянина было сказано, что он всего более беден сознанием своей бедности, то про русского обывателя или подданного можно сказать, что он, бу­дучи беден гражданскими правами, особенно беден сознанием своего бесправия. Как мужик привык к своей безысходной нищете, привык жить, не задумываясь над ее при­чинами и возможностью ее устранения, так русский обыватель вообще привык к все­властию правительства, привык жить, не задумываясь над тем, может ли дальше дер­жаться это всевластие и нет ли рядом с ним таких явлений, которые подтачивают за­старелый политический строй. Особенно хорошим «противоядием» против этой поли­тической бессознательности и спячки являются обыкновенно «секретные документы», показывающие, что не только какие-нибудь отчаянные головорезы или завзятые враги правительства, но и сами члены правительства, до министров и царя включительно, сознают шаткость самодержавной формы правления и изыскивают всяческие способы улучшить свое положение, совершенно их не удовлетворяющее. К таким документам принадлежит записка Витте, который, повздорив с министром внутренних дел, Горе-мыкиным, из-за вопроса о введении земских учреждений на окраинах, решил особенно

Я говорю, разумеется, только о том — далеко не единственном и далеко не особенно «сильно дейст­вующем» — роде «противоядий», который состоит из произведений печати.

26___________________________ В. И. ЛЕНИН

выставить свою проницательность и преданность самодержавию составлением обвини-

* тельного акта против земства.

Обвиняется земство в том, что оно несовместимо с самодержавием, что оно консти­туционно по самому своему характеру, что существование его неизбежно порождает трения и столкновения между представителями общества и правительства. Обвини­тельный акт составлен на основании очень (сравнительно) обширного и очень недурно обработанного материала, а так как это обвинительный акт по политическому делу (и притом довольно своеобразному), то можно быть уверенным, что его будут читать с не меньшим интересом и с не меньшей пользой, чем печатавшиеся некогда в наших газе­тах обвинительные акты по политическим процессам.

I

Попробуем же рассмотреть, оправдывается ли фактами утверждение, что наше зем­ство конституционно, и если да, то в какой мере и в каком именно смысле.

В этом вопросе особенно важное значение имеет эпоха введения земства. Падение крепостного права было таким крупным историческим переломом, который не мог не надорвать и полицейской завесы, прикрывающей противоречия между классами. Са­мый сплоченный, самый образованный и наиболее привыкший к политической власти класс — дворянство — обнаружил с полной определенностью стремление ограничить самодержавную власть посредством представительных учреждений. Напоминание об этом факте в записке Витте чрезвычайно поучительно. «Заявления о необходимости общего дворянского «представительства», о «праве земли русской иметь своих выбор­ных для совета верховной власти» делались уже в дворянских собраниях 1859—1860 годов». «Произносилось даже слово «консти-

«Самодержаеие и земство. Конфиденциальная записка министра финансов С. Ю. Витте, с преди­словием и примечаниями Р. П. С.» Печатано «Зарей». Stuttgart, Verlag von J. H. W. Dietz Nachf. (Штут­гарт, издание наследников И. Г. В. Дитца. Ред.) 1901, стр. XLIV и 212.

__________________ ГОНИТЕЛИ ЗЕМСТВА И АННИБАЛЫ ЛИБЕРАЛИЗМА_________________ 27

туция»». «На необходимость призыва общества к участию в управлении указывали и некоторые губернские комитеты по крестьянскому делу, и члены комитетов, вызванные в редакционные комиссии. «Депутаты явно стремятся к конституции», писал в 1859 г. в дневнике своем Никитенко».

«Когда, после обнародования Положения 19-го февраля 1861 г., эти надежды на самодержавие оказа­лись далеко не осуществленными, и вдобавок от исполнения этого Положения были удалены более «красные» элементы из самой администрации (как Н. Милютин), то движение в пользу «представитель­ства» стало единодушнее. Оно выразилось в предложениях, внесенных во многие дворянские собрания 1862 г., и в целых адресах этих собраний в Новгороде, Туле, Смоленске, Москве, Петербурге, Твери. Из адресов более замечательный московский, который просил местного самоуправления, гласного судопро­изводства, обязательного выкупа крестьянских земель, публичности бюджета, свободы печати и созва­ния в Москве Земской думы из всех классов для приготовления цельного проекта реформ. Резче всех были постановления и адрес тверского дворянства от 2-го февраля о необходимости ряда гражданских и экономических реформ (например, уравнения прав сословий, обязательного выкупа крестьянских зе­мель) и «созвания выборных всей земли русской, как единственного средства к удовлетворительному разрешению вопросов, возбужденных, но не разрешенных Положением 19-го февраля».

Несмотря на административные и судебные наказания, которым подверглись инициаторы тверского адреса", — продолжает

* Драгоманов. «Земский либерализм в России», стр. 4. Автор записки г-н Витте частенько не указыва­ет, что он списывает Драгоманова (ср., напр., «Записку», стр. 36—37 и назв. статью, стр. 55—56), хотя в других местах он на него ссылается.

" Драгоманов, 5. Сокращенный пересказ в «Записке», стр. 64, с ссылкой не на Драгоманова, а на ци­тируемые Драгомановым «Колокол»¹⁵ № 126 и «Revue des deux Mondes»¹⁶, 1862, 15-го июня.

Кстати. Недавно (19-го апреля настоящего года, т. е. 1901 г.) скончался в своем родном имении Тверской губернии один из этих инициаторов, Николай Александрович Бакунин, младший брат знамени­того М. А. Бакунина. Н. А. вместе с своим младшим братом Алексеем и другими посредниками подписал адрес 1862 г. Этот адрес — сообщает автор заметки о Н. А. Бакунине в одной из наших газет — навлек кару на подписавшихся. После годового ареста в Петропавловской крепости заключенные были освобо­ждены, причем Н. А. и брат его Алексей остались непрощенными (они не подписали просьбы о помило­вании), вследствие чего им более не разрешили занимать общественных должностей. После этого Н. А. никогда более не выступал, да и не мог более выступать на общественном поприще... Вот как расправля­лось во время самых «великих реформ» наше правительство с легально действовавшими дворянами-помещиками! И это было в 1862 г., до польского восстания¹⁷, когда даже Катков предлагал созвание все­российского Земского собора.

28________________________________ В. И. ЛЕНИН

Драгоманов, — (впрочем, не прямо за адрес, а за резкую мотивировку коллективного выхода из должно­сти мировых посредников) заявления в духе его делались в разных дворянских собраниях 1862 и начала 1863 г., в которых в то же время вырабатывались и проекты местного самоуправления.

В это время конституционное движение шло и среди «разночинцев» и выразилось здесь тайными об­ществами и прокламациями, более или менее революционными: «Великорусе» (с августа по ноябрь 1861 г.; в издании принимали участие офицеры, как Обручев и др.), «Земская дума» (1862 г.), «Земля и воля» (1862— 1863 гг.)... Пущен был при «Великоруссе» и проект адреса, который должен быть пред­ставлен государю, как говорилось многими, к празднованию 1000-летия России в августе 1862 г.». В этом проекте адреса, между прочим, говорилось: «Благоволите, государь, созвать в одной из столиц на­шей русской родины, в Москве или Петербурге, представителей русской нации, чтобы они составили конституцию для России...»

Я

Если мы припомним еще прокламацию «Молодой России», многочисленные аре­сты и драконовские наказания «политических» преступников (Обручева, Михайлова и др.), увенчавшиеся беззаконным и подтасованным осуждением на каторгу Чернышев­ского, то для нас ясна будет та общественная обстановка, которая породила земскую реформу. Говоря, что «мысль при создании земских учреждений была несомненно по­литическая», что с либеральным и конституционалистическим настроением общества в правящих сферах «несомненно считались», «Записка» Витте говорит лишь половину правды. Тот казенный, чиновнический взгляд на общественные явления, который обна­руживает везде автор «Записки», сказывается и здесь, сказывается в игнорировании ре­волюционного движения, в затушевывании тех драконовских мер репрессии, которыми правительство защищалось от натиска революционной «партии». Правда, на наш со­временный взгляд кажется странным говорить о революционной «партии» и ее натиске в начале 60-х годов. Сорокалетний исторический опыт сильно повысил нашу требова­тельность насчет того, что можно назвать революционным движением и революцион­ным натиском. Но не надо забывать, что в то время, после тридцатилетия николаевско­го

Ср. «За сто лет» В. Бурцева, стр. 39.

__________________ ГОНИТЕЛИ ЗЕМСТВА И АННИБАЛЫ ЛИБЕРАЛИЗМА_________________ 29

режима, никто не мог еще предвидеть дальнейшего хода событий, никто не мог опре­делить действительной силы сопротивления у правительства, действительной силы на­родного возмущения. Оживление демократического движения в Европе, польское бро­жение, недовольство в Финляндии, требование политических реформ всей печатью и всем дворянством, распространение по всей России «Колокола», могучая проповедь Чернышевского, умевшего и подцензурными статьями воспитывать настоящих револю­ционеров, появление прокламаций, возбуждение крестьян, которых «очень часто» при­ходилось с помощью военной силы и с пролитием крови заставлять принять «Поло­жение», обдирающее их, как липку, коллективные отказы дворян — мировых посред­ников²⁶ применять такое «Положение»,

Л. Пантелеев. «Из воспоминаний о 60-х годах», стр. 315 сборника «На славном посту»¹⁹. В этой ста­тейке сгруппированы некоторые очень интересные факты о революционном возбуждении 1861—1862 гг. и полицейской реакции... «К началу 1862 г. общественная атмосфера была до крайности напряжена; ма­лейшее обстоятельство могло резко толкнуть ход жизни в ту или другую сторону. Эту роль и сыграли майские пожары 1862 года в Петербурге». Начались они 16-го мая, особенно выделились 22 и 23-го мая — в этот последний день было пять пожаров, 28-го мая запылал Апраксин двор и выгорело громадное пространство вокруг него. В народе стали обвинять в поджогах студентов, и эти слухи повторялись газе­тами. Прокламацию «Молодой России», которая объявляла кровавую борьбу всему современному строю и оправдывала всякие средства, рассматривали как подтверждение слухов об умышленных поджогах. «Вслед за 28-ым мая в Петербурге было объявлено нечто вроде военного положения». Учрежденному особому комитету было поручено принятие чрезвычайных мер к охране столицы. Город был разделен на три участка, с военными губернаторами во главе. По делам о поджоге введен военно-полевой суд. При­остановлены на 8 месяцев «Современник»²⁰ и «Русское Слово»²¹, прекращен «День»²² Аксакова, объяв­лены суровые временные правила о печати (утвержденные еще 12-го мая, т. е. до пожаров. След., «ход жизни» резко направлялся в сторону реакции и независимо от пожаров, вопреки мнению г. Пантелеева), правила о надзоре за типографиями, последовали многочисленные аресты политического характера (Чернышевского, Н. Серно-Соловьевича, Рымаренко и др.), закрыты воскресные школы и народные чи­тальни, затруднено разрешение публичных лекций в С.-Петербурге, закрыто 2-ое отделение при Литера­турном фонде²³, закрыт даже Шахматный клуб²⁴.

Следственная комиссия не открыла никакой связи пожаров с политикой. Член комиссии, Столбов-ский, рассказывал г. Пантелееву, «как удалось ему в комиссии вывести на свежую воду главных лжесви­детелей, которые, кажется, были простым орудием полицейских агентов» (325—326). Итак, есть очень веское основание думать, что слухи о студентах-поджигателях распускала полиция. Гнуснейшее экс­плуатирование народной темноты для клеветы на революционеров и протестантов было, значит, в ходу и в самый разгар «эпохи великих реформ».

30___________________________ В. И. ЛЕНИН

студенческие беспорядки — при таких условиях самый осторожный и трезвый политик должен был бы признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание — опасностью весьма серьезной. При таких условиях самодержавное прави­тельство, которое свое высшее назначение видело в том, чтобы, с одной стороны, от­стоять во что бы то ни стало всевластие и безответственность придворной камарильи и армии чиновных пиявок, а с другой стороны, в том, чтобы поддерживать худших пред­ставителей эксплуататорских классов, — подобное правительство не могло поступать иначе, как беспощадно истребляя отдельных лиц, сознательных и непреклонных врагов тирании и эксплуатации (т. е. «коноводов» «революционной партии»), запугивать и подкупать небольшими уступками массу недовольных. Каторга — тому, кто предпочи­тал молчать, чем извергать тупоумные или лицемерные хвалы «великому освобожде­нию»; реформы (безвредные для самодержавия и для эксплуататорских классов ре­формы) тем, кто захлебывался либерализмом правительства и восторгался эрой про­гресса.

Мы не хотим сказать, что эта рассчитанная полицейско-реакционная тактика была отчетливо сознаваема и систематически преследуема всеми или хотя бы даже несколь­кими членами правящей клики. Отдельные члены ее могли, конечно, по своей ограни­ченности не задумываться над этой тактикой в ее целом и наивно восторгаться «либе­рализмом», не замечая его полицейского футляра. Но в общем и целом несомненно, что коллективный опыт и коллективный разум правящих заставлял их неуклонно пресле­довать эту тактику. Недаром же большинство вельмож и сановников прошло длинный курс николаевской службы и полицейской выучки, прошло, можно сказать, огонь и во­ду и медные трубы. Они помнили, как монархи то заигрывали с либерализмом, то явля­лись палачами Радищевых и «спускали» на верноподданных Аракчеевых; они помнили 14-ое декабря 1825 г. и проделывали ту функцию европейской жандармерии, которую (функцию) исполнило русское правительство в 1848—1849 годах²⁸.

__________________ ГОНИТЕЛИ ЗЕМСТВА И АННИБАЛЫ ЛИБЕРАЛИЗМА_________________ 31

Исторический опыт самодержавия не только заставлял правительство следовать такти­ке запугивания и развращения, но и многих независимых либералов побуждал реко­мендовать правительству эту тактику. Вот в доказательство правильности этого по­следнего мнения рассуждения Кошелева и Кавелина. В своей брошюре: «Конституция, самодержавие и Земская дума» (Лейпциг, 1862 г.) А. Кошелев высказывается против конституции за совещательную Земскую думу и предвидит такое возражение:

«Созывать Земскую думу — значит вести Россию к революции, т. е. к повторению у нас Etats generaux*, превратившихся в Конвент и заключивших свои действия событиями 1792 года, с проскрип­циями, гильотиной, noyades" и пр.» «Нет! господа, — отвечает Кошелев, — не созвание Земской думы открывает, подготовляет поприще для революции, как вы ее понимаете; а скорее и вернее ее производят действия со стороны правительства нерешительные и противоречащие, шаг вперед и шаг назад, повеле­ния и законы неудобоисполнимые, оковы, налагаемые на мысль и слово; полицейское (явное и тем еще хуже тайное) наблюдение за действиями сословий и частных людей, мелочные преследования некоторых личностей, расхищения казны, чрезмерные и неразумные ее расходы и награды, неспособность государ­ственных людей и их отчужденность от России и пр. и пр. Еще вернее могут довести до революции (опять в вашем смысле) в стране, только очнувшейся от многолетнего гнета, военные экзекуции, казема­ты и ссылки: ибо раны наболевшие несравненно чувствительнее и раздражительнее, чем раны новые. Но не опасайтесь: революции, произведенной во Франции, как вы полагаете, журналистами и другими писа­телями, — у нас не будет. Надеемся также, что в России не составится (хотя за это отвечать труднее) об­щество горячих, отчаянных голов, которые изберут убийство средством к достижению своих целей. Но гораздо вероятнее и опаснее то, что возникнет, незаметно для земской, городской и тайной полиции, под влиянием раскола, согласие между крестьянами и мещанами, к которым присоединятся молодые и немо­лодые люди, сочинители и приверженцы «Великорусса», «Молодой России» и пр. Такое согласие, все уничтожающее и проповедующее равенство не перед законом, а вопреки ему (какой бесподобный либе­рализм! Мы, разумеется, за равенство, но за равенство не вопреки закону, — закону, разрушающему ра­венство!), не народную, историческую общину, а болезненное ее исчадие, и власть не разума, которую так боятся

- Генеральные штаты. Ред.

- массовым потоплением. Ред.

32________________________________ В. И. ЛЕНИН

некоторые государственные дельцы, а власть грубой силы, к которой они сами так охотно прибегают, — такое согласие, говорю, у нас гораздо возможнее, и оно может быть гораздо сильнее, чем умеренная, бла­гомыслящая и самостоятельная оппозиция правительству, которая так противна нашим бюрократам и которую они всячески теснят и стараются удушить. Не думайте, что партия внутренней, тайной, безы­менной печати малочисленна л слаба, и не воображайте, что вы захватили ее ветви и корни; нет! воспре­щением молодежи доучиться, возведением шалостей и чин государственных преступлений, всякими ме­лочными преследованиями и наблюдениями вы удесятерили силу этой партии, рассеяли и размножили ее по империи. При взрыве такого согласия к чему прибегнут наши государственные люди? — К военной силе? Но можно ли будет на нее наверное рассчитывать?» (стр. 49—51).

Разве из пышных фраз этой тирады не вытекает с очевидностью тактика: истребить «отчаянные головы» и приверженцев «согласия между крестьянами и мещанами», а «благомыслящую умеренную оппозицию» удовлетворить и разъединить уступками? Только правительство оказалось умнее и ловчее, чем воображали гг. Кошелевы, и отде­лалось меньшими уступками, чем «совещательная» Земская дума.

А вот частное письмо К. Д. Кавелина к Герцену от 6-го августа 1862 года: «... Вести из России, на мой взгляд, не так плохи. Арестован не Николай, а Александр Соловье-вич. Аресты меня не удивляют и, признаюсь, не кажутся мне возмутительными. Рево­люционная партия считает пригодными все средства, чтобы ниспровергнуть правитель­ство, а правительство защищается всеми средствами. Другое дело были аресты и ссыл­ки при подлом Николае. Люди гибли за свои мысли, убеждения, веру и слова. Я хотел бы, чтобы ты был на месте правительства, и посмотрел бы я тогда, как стал бы ты по­ступать против партий, которые и тайно и открыто работают против тебя. Я люблю Чернышевского, очень, очень люблю, но такого brouillon» (задиру, сварливого, неу­живчивого человека, сеющего раздоры), «такого бестактного, самоуверенного человека я еще никогда не видал. Погибать из-за ничего, ровно-таки из-за ничего! Что пожары находятся в связи с прокламациями, это не подлежит теперь никакому

__________________ ГОНИТЕЛИ ЗЕМСТВА И АННИБАЛЫ ЛИБЕРАЛИЗМА_________________ 33

сомнению». Вот образчик профессорски-лакейского глубокомыслия! Виноваты во всем эти революционеры, которые так самоуверенны, что освистывают фразерствую­щих либералов, так задорны, что тайно и явно работают против правительства, так бес­тактны, что попадают в Петропавловку. С подобными людьми и он, либеральный про­фессор, расправлялся бы «всеми средствами», если бы был у власти.

II

Итак, земская реформа была одной из тех уступок, которые отбила у самодержавно­го правительства волна общественного возбуждения и революционного натиска. Мы остановились особенно подробно на характеристике этого натиска, чтобы дополнить и исправить изложение «Записки», бюрократический автор которой затушевал борьбу, породившую эту уступку. Но половинчатый, трусливый характер этой уступки доволь­но ясно обрисован и «Запиской»:

«Вначале, когда только что приступлено было к земской реформе, несомненно, имелось в виду сде­лать первый шаг по пути к введению представительных учреждений; но потом, когда графа Ланского и Н. А. Милютина сменил граф Валуев, проявилось весьма ясно желание, которое не отрицал и сам быв­ший министр внутренних дел, действовать в духе «примирительном», «мягко и уклончиво». «Правитель­ство само не выяснило себе своих видов», говорил он в это время. Словом, была сделана попытка, кото­рая, к сожалению, весьма часто повторяется государственными людьми и всегда дает отрицательные для всех результаты, — попытка действовать уклончиво между двумя противоположными мнениями и, удовлетворяя либеральным стремлениям, сохранить существующий порядок...»

* Цитируем по немецкому переводу драгомановского издания переписки К. Д. Кавелина и И. С. Тур­генева с А. И. Герценом: Bibliothek russischer Denkwürdigkeiten, herausgegeben von Th. Schiemann, Bd. 4, S. 65—66. Stuttgart, 1894 (Библиотека русских литературных памятников, издаваемая Т. Шиманом, т. 4, стр. 65—66. Штутгарт, 1894. Ред.).

«Несомненно», что автор «Записки», говорящий со слов Леруа-Болье, впадает в обычное бюрокра­тическое преувеличение. «Несомненно», что ни Ланской, ни Милютин ничего действительно определен­ного в виду не имели, и принимать за «первый шаг» уклончивые фразы Милютина («в принципе сторон­ник конституции, но считает введение ее преждевременным») смешно.

34___________________________ В. И. ЛЕНИН

Презабавно здесь это фарисейское «к сожалению»! Министр полицейского прави­тельства выставляет здесь случайностью тактику, которой это правительство не может не следовать, которую оно проводило при издании законов о фабричной инспекции, закона о сокращении рабочего дня (2-го июня 1897 г.), — которую оно проводит и те­перь (1901 г.) посредством заигрывания генерала Ванновского с «обществом»²⁹.

«С одной стороны, в объяснительной записке к положению о земских учреждениях говорилось, что задача проектируемого закона — по возможности полное и последовательное развитие начал местного самоуправления, что «земское управление есть только особый орган одной и той же государственной власти»... Тогдашний орган министерства внутренних дел, «Северная Почта», в своих статьях делал весьма ясные намеки, что создаваемые учреждения явятся школой учреждений представительных.

С другой стороны... земские учреждения называются в объяснительной записке частными и общест­венными, подчиняющимися общим законам на том же основании, как отдельные общества и частные лица...

Как самые постановления Положения 1864 г., так в особенности все последующие мероприятия ми­нистерства внутренних дел по отношению к земским учреждениям довольно ясно свидетельствуют, что «самостоятельности» земских учреждений весьма опасались, и боялись давать надлежащее развитие этим учреждениям, вполне понимая к чему оно поведет». (Курсив везде наш.)... «Несомненно, что те, кому пришлось завершить земскую реформу, проводили эту реформу лишь в уступку общественному мнению, чтобы, как значилось в объяснительной записке, «положить предел возбужденным по поводу образования земских учреждений несбыточным ожиданиям и свободным стремлениям разных сосло­вий»; в то же время лица эти ясно понимали ее (?реформу?) и стремились не давать земству надлежа­щего развития, придать ему частный характер, ограничить его в компетенции и проч. Успокаивая либе­ралов обещаниями, что первый шаг не будет последним, говоря или, вернее, повторяя сторонников либе­рального направления о необходимости сообщить земским учреждениям действительную и самостоя­тельную власть, граф Валуев уже при самой выработке Положения 1864 г. всячески старался ограни­чить эту власть и поставить земские учреждения под строгую административную опеку...

Не проникнутые одной руководящей мыслью, будучи компромиссом двух противоположных направ­лений, земские учреждения в той форме, в какой создало их Положение 1864 г., когда началось их при­менение, оказались не отвечающими

ГОНИТЕЛИ ЗЕМСТВА И АННИБАЛЫ ЛИБЕРАЛИЗМА____________________ 35

ни основной идее самоуправления, положенной в их основание, ни тому административному строю, в который они были механически вставлены и который к тому же остался нереформированным и непри­способленным к новым условиям жизни. Положение 1864 г. пыталось совместить несогласимые вещи и тем одновременно удовлетворить сторонников и противников земского самоуправления. Первым предла­галась внешность и надежды на будущее, в угоду вторым компетенция земских учреждений была опре­делена крайне эластично».

Какие иногда меткие слова бросают нечаянно наши министры, когда они хотят под­ставить ножку какому-нибудь коллеге и выказать свое глубокомыслие, и как полезно было бы всем прекраснодушным русским обывателям и всем поклонникам «великих» реформ повесить себе на стену в золотой рамке великие заветы полицейской мудрости: «успокаивать либералов обещаниями, что первый шаг не будет последним», «предла­гать» им «внешность и надежды на будущее»! Особенно в настоящее время полезно было бы справляться с этими заповедями при чтении каждой газетной статьи или за­метки о «сердечном попечении» генерала Ванновского.

Итак, земство с самого начала было осуждено на то, чтобы быть пятым колесом в телеге русского государственного управления, колесом, допускаемым бюрократией лишь постольку, поскольку ее всевластие не нарушалось, а роль депутатов от населе­ния ограничивалась голой практикой, простым техническим исполнением круга задач, очерченных все тем же чиновничеством. Земства не имели своих исполнительных ор­ганов, они должны были действовать через полицию, земства не были связаны друг с другом, земства были сразу поставлены под контроль администрации. И, сделав такую безвредную для себя уступку, правительство на другой же день после введения земства принялось систематически стеснять и ограничивать его: всемогущая чиновничья клика не могла ужиться с выборным всесословным представительством и принялась всячески травить его. Свод данных об этой травле, несмотря на явную неполноту его, представ­ляет собой очень интересную часть «Записки».

36___________________________ В. И. ЛЕНИН

Мы видели, как трусливо и как неразумно поступали либералы по отношению к ре­волюционному движению начала 60-х годов. Вместо того, чтобы поддерживать «согла­сие мещан и крестьян с приверженцами «Великорусса»», они боялись этого «согласия» и стращали им правительство. Вместо того, чтобы подняться на защиту преследуемых правительством коноводов демократического движения, они фарисейски умывали руки и оправдывали правительство. И они понесли справедливое наказание за эту предатель­скую политику широковещательного краснобайства и позорной дряблости. Расправив­шись с людьми, способными не только болтать, но и бороться за свободу, правитель­ство почувствовало себя достаточно крепким, чтобы вытеснять либералов и из тех скромных и второстепенных позиций, которые ими были заняты «с разрешения началь­ства». Пока серьезно грозило «согласие мещан и крестьян» с революционерами, само министерство внутренних дел бормотало о «школе представительных учреждений», а когда «бестактные и самоуверенные» свистуны и «задиры» были удалены, — «школя­ров» без церемонии взяли в ежовые рукавицы. Начинается трагикомическая эпопея: земство ходатайствует о расширении прав, а у земства неуклонно отбирают одно пра­во за другим и на ходатайства отвечают «отеческими» поучениями. Но пусть говорят исторические даты, хотя бы даже только приведенные в «Записке».

12-го октября 1866 г. циркуляр министерства внутренних дел ставит служащих зем­ства в полную зависимость от правительственных учреждений. 21-го ноября 1866 г. выходит закон, ограничивающий право земств облагать сборами торговые и промыш­ленные заведения. В Петербургском земском собрании 1867 г. резко критикуют этот закон и принимают (по предложению графа А. П. Шувалова) решение ходатайствовать пред правительством, чтобы вопросы, затронутые этим законом, обсуждались «сово­купными силами и одновременным трудом центральной администрации и земства». На это ходатайство правительство отвечает закрытием петербургских земских учреждений и репрессиями: