Истинное и ложное страдание

Вчера я разговаривала со своей подругой, которая недавно перенесла серьезную операцию и сейчас проходит восстановительный курс. Я спросила ее, какую тему она избрала бы для дхармической беседы. Она улыбнулась и сказала: «Терпение и Боль». Ей показалось интересным, что в первые послеоперационные дни боль — ясная, чистая и острая — не создавала никаких проблем. Затем, когда к ней стали возвращаться силы, когда заработал разум, начались страдания. Все ее мысли оказались заполненными тем, что с ней происходило.

Бесцельное сидение — лишь одна сторона практики. Другая ее сторона состоит в том, что мы хотим освободиться от страдания. Более того, мы хотим освободить от страданий остальных. Поэтому ключевым моментом практики является понимание того, что такое страдание. Если мы поймем, что такое страдание, мы научимся руководствоваться практикой не только во время сидения, но и на протяжении всей остальной жизни. Мы сможем понять повседневную жизнь и увидеть, что в ней нет проблем. Несколько недель назад кто-то показал мне интересную статью о страдании. В первой части этой статьи обсуждалось значение понятия «страдание» (suffering). Меня это сильно заинтересовало и показалось очень поучительным.

Автор статьи указывает, что слово «страдание» (suffering) имеет много значений. Вторая часть этого слова «fer» происходит от латинского ferre, означающего «нести». Первая же часть «sub» происходит от sub — «под». Таким образом, это слово означает то, что «находится под чем-либо», «несет что-либо», «подпирает нечто снизу».

С другой стороны, слова «огорчение» (affliction), «горе» (grief) и «депрессия» (depression) ассоциируются с весом, чем-то, что нагружает сверху. На самом деле, слово «grief» происходит от латинского gravare, что означает «давить вниз».

Итак, есть два вида страдания. Один из них мы переживаем как давление сверху, как будто источник страдания находится снаружи, словно существует нечто, заставляющее нас страдать. Другой тип страдания состоит в том, чтобы находиться под чем-то, выносить это, просто воспринимать. Эта разница в понимании страдания один из ключей к пониманию практики.

Когда-то я различала понятия «страдание» и «боль». Теперь же мне больше по душе использовать лишь слово «страдание», разделяя его на истинное и ложное. Эта разница в понимании очень важна. Основой нашей практики является первая из Четырех Благородных Истин: утверждения Будды, что «Жизнь есть страдание». Он не говорил, что мы страдаем от случая к случаю, вся жизнь — страдание. И мне хотелось бы заострить внимание на двух видах страдания.

Часто люди говорят: «Я согласен с тем, что жизнь — страдание, когда все идет плохо и кажется неприятным, однако ситуация меняется, когда мне хорошо и все получается». Но есть разные категории страдания. Когда, например, мы чего-то не добились, мы страдаем. Однако, получив желаемое, мы все равно страдаем, потому что знаем — все, что обрел, можно потерять. Безразлично, имеем мы что-то или нет, произошло с нами нечто или не произошло. Мы страдаем, потому что жизнь постоянно меняется. Мы знаем» что не в состоянии удержать приятные мгновения, а неприятности, исчезнув, могут появиться вновь.

Слово «страдание» не всегда подразумевает сильное драматическое переживание. Даже самый приятный день не может быть свободен от страдания. Например, вам могут подать великолепный завтрак, вы можете встретиться только с теми, кого хотите видеть, вы можете отправиться на работу, и все будет идти гладко. Таких прекрасных дней не так уж много, но даже тогда нас не оставляет мысль о том, что завтра будет все наоборот. Жизнь не дает никаких гарантий, мы знаем это и потому раздражены и беспокойны. Если серьезно изучить нашу ситуацию с обычной точки зрения, то жизнь, действительно, окажется страданием, в смысле бесконечных огорчений и разочарований.

Как заметила моя подруга, сама по себе физическая боль не является проблемой. То мгновение, когда она начала думать о боли, и стало началом страдания и несчастья. Все это заставляет меня вспомнить несколько строчек мастера Хуанг По: «Это сознание вовсе не является сознанием, мыслящим концептуально, оно полностью отделено от формы. Если вы освободитесь от концепций, вы достигнете всего. Если же вам не удастся освободиться от концепций, то вы не сможете достичь ничего, даже если будете стремиться к этому в течение многих эонов».

Суть проблемы заключена в игре сознания. Оно стремится концептуализировать все, что происходит. В самой концептуализации нет ничего плохого, но когда мы считаем свое мнение о чем-то абсолютной истиной и не можем разглядеть в нем мнения, мы страдаем. Это ложное страдание. «Чтобы нарушить порядок небес и земли, достаточно различия в одну десятую дюйма».

Здесь хотелось бы добавить, что все происходящее не имеет никакого значения. Со всеми происходили несправедливые, подлые, жестокие вещи. Обычно мы думаем: «Это ужасно!» Мы боремся, мы противостоим событиям. Как говорил Шекспир, мы стремимся «в смертной схватке с целым морем бед покончить с ними».

Конечно, было бы прекрасно действительно покончить с «пращами и стрелами яростной судьбы». День ото дня мы сталкиваемся с событиями, которые кажутся несправедливыми. Мы считаем, что лучший способ сдержать атаку — дать сдачи. Поэтому мы вступаем в схватку с собственным сознанием. Мы вооружаемся гневом, мнениями, уверенностью в собственной правоте, взгромождая на себя подобие пуленепробиваемого жилета. Мы думаем, что только так и можно прожить жизнь. Однако таким образом мы достигаем лишь еще большей разъединенности, усиления гнева, усугубления собственных несчастий и страданий окружающих людей. Но если подобный подход не работает, как же победить страдания? По этому поводу есть одна суфийская история.

Жил-был юноша, чей отец был величайшим учителем своего поколения, уважаемым и почитаемым человеком. Этот юноша вырос, постоянно слыша мудрые речи своего отца, и думал, что знает все, что необходимо знать. Однако отец сказал ему: «Нет, я не могу научить тебя тому, что ты должен знать. Я хочу, чтобы ты встретился с одним крестьянином, неграмотным человеком, обычным фермером. Пойди и найди его». Юноше это не слишком понравилось, он неохотно отправился в путешествие и бродил до тех пор, пока не пришел в деревню, где жил крестьянин. В это время крестьянин ехал верхом из своей деревни в соседнюю. Он заметил юношу, идущего навстречу.

Юноша приблизился и поклонился. Учитель посмотрел на него и сказал: «Недостаточно».

Тогда юноша поклонился ему в колени. «Недостаточно», — снова сказал крестьянин. Юноша поклонился в ноги коню, однако опять услышал: «Недостаточно». Юноша поклонился еще раз, теперь уже до земли, касаясь конских копыт. «Теперь ты можешь возвращаться. Ты уже всему научился», — сказал учитель. Вот и все.

Итак (вспомните определение слова «страдание»), когда мы научимся склоняться и выносить жизненные страдания, — не противостоять им, а принимать и воспринимать их, — мы сможем понять, что есть жизнь. Это ни в коем случае не подразумевает пассивности и бездействия. Наоборот, это активность при полном смирении. Само слово «смирение» не совсем точно, скорее можно сказать восприятие страдания. Дело не в том, чтобы защищаться и смиряться с чем-либо другим. Полная открытость и уязвимость является (как ни странно) единственным удовлетворяющим способом жизни.

Конечно, если вы похожи на меня, то станете избегать этого, как только сможете. Об этом легко говорить, но не так просто сделать. И все же, придерживаясь подобного образа жизни, мы обретаем мужество и становимся способными понять, кем являемся и какие барьеры отделяют нас от окружающих.

На протяжении жизни наша практика может выглядеть следующим образом. В любой конкретный момент у нас есть твердый взгляд на жизнь. Он включает одно и исключает другое. На протяжении долгого времени мы можем твердо придерживаться этого взгляда, однако добросовестная практика вскоре должна поколебать его. Как только мы начнем сомневаться в своей жизненной позиции, мы можем ощутить внутреннюю борьбу и беспокойство, потому что становится невозможно описать в привычных терминах новое видение. Такая борьба может занять много времени. Это часть практики. В конце концов, мы научимся принимать страдания, а не бороться с ними. В этот момент наши основные представления, видение жизни внезапно изменится. Мы придем к новому взгляду на жизнь, который некоторое время будет сопровождать нас, пока цикл не начнется вновь.

Вновь приходит беспокойство, и мы опять боремся. Каждый раз, когда мы так поступаем, когда встречаемся со страданием и позволяем ему существовать, видение жизни проясняется. Это похоже на карабкание в гору. Чем выше мы поднимаемся, тем больше видим. Это видение не минует ничего, что находится внизу, оно включает все и с каждым циклом подъема становится все шире. Чем больше мы видим, чем обширнее становится панорама, тем лучше мы понимаем, что должны делать, какие действия предпринимать.

Разговаривая со множеством людей, я всегда отмечаю, что почти никто не понимает, что такое страдание. Конечно, и у меня это получается не всегда. Иногда я, как и все, отчаянно пытаюсь избежать несчастий. Однако необычайно важно, особенно во время сесинов, иметь теоретические представления о страдании и знать, как с ним работать. Так мы можем лучше понять, чем является сесин и как его лучше использовать для правильной практики.

Во время сесина мы оперируем именно тем сознанием, которое порождает ложное страдание. Я заметила это прошлым вечером. Я слышала, как мое сознание жаловалось: «Что, еще один сесин? Я же уже проводила сесин на прошлой неделе!» Именно так работает сознание. Отметив эту бессмыслицу, мы спрашиваем себя: «Что в действительности нужно мне и окружающим?» После этого сознание снова успокаивается.

Сидя в дзадзэн, мы терпеливо отказываемся от мыслей и мнений о себе, о событиях, о людях. Мы постоянно обращены к единственно определенной реальности — настоящему моменту. Когда мы делаем это, наш фокус и самадхи постоянно углубляются. Самоотречение бодхисаттвы в дзадзэне состоит в отказе от фантазий и личных мечтаний и обращении к реальности настоящего. Во время сесина каждый момент практики дает что-то, что мы не можем получить другим путем. Он дает нам прямое знание о себе. Мы поворачиваемся лицом к настоящему моменту, лицом к страданию. Когда мы реально, окончательно и сознательно решимся на это, мы перестанем нуждаться в подсказках и точно узнаем, кто мы такие и кто нас окружает.

Многие могут сказать: «Это очень трудно». Однако не практиковать вообще намного-намного труднее. Отказываясь от практики, мы обманываем самих себя. Поэтому постарайтесь точно выяснить, что нужно сделать, чтобы прекратить страдания. Мы делаем это с помощью правильной, терпеливой, настойчивой практики. Этого никогда не достичь жалобами, желчностью и злобой. Однако не стоит их подавлять. Если они приходят, отметьте их, а затем немедленно займитесь дыханием, телом и сидением. Если все сделано правильно, то по окончании сесина не будет никого, кто останется не вознагражденным. Давайте сидеть.

САМООТРЕЧЕНИЕ

Судзуки Роси говорил: «Самоотречение—это не отказ от вещей этого мира, но принятие того, что они проходят». Ничто не постоянно, рано или поздно все уходит. Самоотречение — это состояние непривязанности, принятия этого ухода. Мимолетность — это лишь одно из имен совершенства. Листья опадают, превращаются в грязь, из нее вырастают зелень, цветы — то, что мы считаем привлекательным. Разрушение необходимо. Необходимы большие лесные пожары. То, что мы пытаемся предотвратить эти пожары, может оказаться неправильным. Без разрушения не может быть новой жизни, не может быть чуда постоянных перемен. Мы живем и должны умереть. И этот процесс сам по себе совершенен.

Тем не менее, сознанию подобные перемены не свойственны. Мы не можем оценить совершенство Вселенной. Каждый стремится достичь неизменной вечной славы. Это кажется смешным, но именно так мы и поступаем. Сопротивление переменам никак не согласуется с совершенством жизни — с ее мимолетностью. Менее всего мы можем смириться со своей мимолетностью. Кто из нас не вздыхал, заметив первый седой волос. Битва перекидывается на человеческое существование. Мы отказываемся видеть истину, которая находится рядом. Мы втянуты в бесконечную войну со своими страхами за себя и свое существование. Если мы хотим увидеть жизнь, мы должны быть к ней внимательны. Однако мы не заинтересованы в этом. Мы заняты борьбой за сохранение себя навсегда. Очевидно, это беспокойная и бесполезная борьба. Борьба, которую невозможно выиграть. Здесь всегда побеждает смерть — «правая рука» мимолетности.

Мы хотим, чтобы окружающие отражали нашу славу. Мы хотим, чтобы партнеры обеспечивали нашу безопасность, заставляли нас ощущать собственное великолепие, давали нам то, что нужно для того, чтобы беспокойство хоть ненадолго отступило. Мы подбираем друзей, которые могут отвести от нас лезвие страха. Мы не хотим замечать его. Забавно, что нам не удается одурачить своих друзей. Они прекрасно понимают все, что мы делаем. Как же им это удается? Дело в том, что и они поступают так же. Их не интересуют наши попытки стать центром Вселенной. И все же мы неустанно продолжаем свою борьбу. Мы ужасно заняты. Когда все попытки победить проваливаются, мы стремимся найти покой в ложных формах религии. Так богатеют люди, которые продают нам суррогаты. Мы отчаянно бросаемся к любому, кто говорит: «Не волнуйся. Все будет прекрасно». Даже в практике дзэн мы зачастую пытаемся найти обходной путь и достичь личной победы. Меня часто спрашивают: «Йоко, зачем ты так усердно занимаешься практикой? Почему тебя не удовлетворяют достигнутые успехи?» Но с точки зрения малой самости, практика может быть только усердной. Практика аннигилирует малую самость, которая в этом совершенно не заинтересована. Не стоит ожидать, что подобная аннигиляция будет сопровождаться радостью. Поэтому, оставаясь честными с самими собой, мы должны признать, что нет успехов, способных удовлетворить малую самость.

Тем не менее, есть и другая сторона практики. Когда умирает малая самость — то, в чем сосредоточена злость, требовательность, недовольство, появляются истинные успехи: радость и уверенность в себе. Мы начинаем понимать вкус заботы о других без ожидания вознаграждения.

Это и есть истинное сострадание. То, насколько мы обладаем им, зависит от степени аннигиляции малой самости. Когда она умирает, мы можем увидеть, что такое жизнь. Иногда мы можем действовать спонтанно и помогать окружающим. Вместе с этим ростом приходит раскаяние. Когда мы понимаем, что почти всегда приносим боль себе и другим, мы раскаиваемся, и это раскаяние — чистая радость.

Заметим, что все усилия во время сесина направлены на самосовершенствование. Мы хотим достичь просветления, мы хотим очиститься, мы хотим стать спокойными, мы хотим обрести мудрость. Мы усаживаемся и в каждый момент думаем: «Это утомительно! Шумят машины, болят колени, мешает отросший живот...» Нас не интересует бесконечное совершенство Вселенной. В действительности, бесконечным совершенством Вселенной может оказаться тот, кто сидит рядом с вами, громко дышит и потеет. Это неудобство («Мне никогда не достигнуть желаемого») и является бесконечным совершенством. В любой момент существует только то, что происходит. Однако нас это не интересует. Вместо этого мы ощущаем усталость. Внимание уходит в ином направлении. «Забудь о реальности! Я здесь, чтобы получить просветление!»

Но дзэн — тонкая практика. Даже если мы боремся с ней, сопротивляемся ей, искажаем ее, наши концепции стремятся к саморазрушению. И медленно, вопреки самим себе, мы начинаем интересоваться истинным значением практики, которое противоречит первоначальным представлениям. Смысл практики в столкновении стремлений к личному бессмертию, славе и властью над Вселенной, с тем, что есть на самом деле. Такое часто случается в нашей жизни. Моменты раздражения, гнева, возбуждения — это моменты столкновения того, чего мы хотим, с тем, что есть на самом деле. «Я ненавижу ее громкое дыхание. Как я могу осознать то, что есть, в такой обстановке?» «Как я могу заниматься практикой, когда ребята за соседней дверью играют рок-н-ролл?» Каждый момент предоставляет богатство возможностей. Даже в самые спокойные, непримечательные дни мы получаем множество возможностей заметить столкновение между тем, чего мы хотим, и тем, что есть на самом деле.

Цель любой хорошей практики — осознать ложность мечтаний, чтобы в физическом и духовном мире не осталось больше неизвестных нам переживаний. Нужно не только узнать свой гнев, но и найти собственные способы преодоления этого гнева. Если реакция неосознанна, мы не можем изучить ее и избавиться от нее. Любая защитная реакция (которая возникает у нас каждые пять минут) является практикой. Если мы практикуем с мыслями и физическими ощущениями, которые сопровождают эту реакцию, мы открываемся навстречу целостности или, если хотите, святости.

Хорошая практика всегда представляет собой процесс преобразования сосредоточенного на себе человека (скованного личными реакциями) в канал для вселенской энергии, которая изменяет Вселенную миллион раз в секунду. Все, что мы видим в нашей феноменальной жизни, — мимолетно. Однако добросовестно занимаясь практикой, мы расширяем канал вселенской энергии, и смерть теряет свое жало.

Основным препятствием к видению является непонимание того, что любая практика включает сильный элемент сопротивления. Мы обречены на него до тех пор, пока наша самость полностью не умрет. Только Будда не сопротивляется, а я сомневаюсь, что среди людей есть Будды. До самой смерти мы оказываем сопротивление, о котором нужно знать.

Вторым основным препятствием является недостаток честности по отношению к тому, чем мы являемся в каждое мгновение. С этим очень тяжело согласиться: «Я наказан» или «Я самоуверен». Такая честность дается с трудом. Мы не должны всегда делиться с окружающими наблюдениями за самим собой. Однако ничто происходящее не должно оставаться неосознанным. Мы должны видеть, что преследуем идеалы совершенства, вместо того чтобы осознать свое несовершенство.

Третьим препятствием является ложная значимость, которой мы наделяем те небольшие открытия, которые иногда случаются. Это уводит нас в сторону. Эти открытия — обыкновенные плоды, которые не имеют смысла, пока мы не используем их в жизни.

Четвертым препятствием является недостаточное понимание размеров задачи. Эта задача не неразрешима, она не слишком сложна, но она бесконечна.

Пятое препятствие особенно актуально для тех, кто проводит много времени в дзэн-центрах. Оно заключается в подмене настоящей практики бесконечными разговорами, дискуссиями и чтением. Чем меньше мы говорим о практике, тем лучше. Вне прямого общения со студентами, я почти никогда не говорю о практике. Я не говорю о дхарме. Зачем об этом говорить? Мое дело отмечать, как я разрушаю ее. Вы знаете старое высказывание: «Кто знает — не говорит, кто говорит—не знает». Если мы постоянно говорим о практике, разговоры превращаются в сопротивление, барьер, чехол. Это похоже на ученых, которые каждый вечер спасают мир за обеденным столом. Они говорят, говорят, говорят, но что от этого меняется? С другой стороны, находятся люди, которые напоминают Мать Терезу. Я не думаю, что она много говорила. Она занималась дедом.

Хорошая практика всегда имеет дело лишь с одним — со страхом, коренящимся в основе человеческого существования. Со страхом, что «меня нет». Конечно же, меня нет, но мне меньше всего хочется это знать. Я мимолетен по своей сути и заключен в человеческую форму, которая постоянно меняется, хотя и кажется неизменной. Я боюсь увидеть то, чем являюсь, — изменчивое энергетическое поле. Я не хочу быть этим. Поэтому хорошая практика занимается страхом. Страх принимает форму постоянных размышлений, спекуляций, анализа, фантазий. Подобной активностью мы создаем туманное прикрытие, чтобы обеспечить себе безопасность с помощью воображаемой практики. Истинная практика не стремится к безопасности, это все, что угодно, но не безопасность. Однако нам это не нравится, и мы становимся одержимыми собственными лихорадочными попытками достичь собственного варианта личного счастья. Такая одержимая практика — лишь еще одно облако, заслоняющее реальность. Единственное, что имеет смысл, — это видеть в безличностном свете, видеть вещи такими, какие они есть. Когда личностные барьеры рушатся, это не нужно как-то называть. Мы просто живем. Умирая, мы просто умираем. Нигде нет никаких проблем.

ЭТО НОРМАЛЬНО

 

Просветление — ядро всех религий. Однако зачастую у нас складывается довольно странное представление о том, что это такое. Мы отождествляем состояние просветленности с состоянием совершенства, спокойствия, доброты и принятия. Но это не так.

Я хочу задать несколько вопросов, касающихся некоторых неприятных состояний. Я не хочу сказать, что этим состояниям нужно противостоять или пытаться их изменить. Я не хочу сказать, что мы не должны испытывать в этих состояниях сильных чувств или предпочтений. Тем не менее в этих примерах находится ключ, обладая которым мы сможем яснее понять практику. Вот эти вопросы:

Если мне скажут: «Йоко, у тебя остался день жизни», нормально ли это для меня? Если кто-то скажет подобное вам, все ли с вами будет нормально?

Если я попала в серьезную автокатастрофу и мои руки и ноги должны быть ампутированы, нормально ли это для меня? Если подобное случится с вами, нормально ли это?

Если бы я никогда больше не встретила доброго и дружеского отношения к себе, было бы это нормально для меня?

Если бы, по какой-то причине, я оказалась прикованной к постели и вынуждена была бы испытывать боль до конца жизни, нормально ли это для меня?

Если я «сваляла дурака» в самых неподходящих условиях, нормально ли это?

Если не складываются близкие отношения, о которых вы мечтали и на которые надеялись, нормально ли это?

Если, по какой-то причине, мне приходится вести жизнь нищего, лишенного пропитания и крыши над головой, нормально ли это для меня? Для вас?

Я теряю того, о ком заботилась. Нормально ли это?

Я не могу ответить «да» на все эти вопросы. И думаю, что, оставаясь до конца честными, вы тоже не сможете сделать этого. Если вы хорошо понимаете, что значит «нормально», то подобный ответ может стать индикатором просветленного состояния. Нормальное отношение к чему-либо не исключает слез, протеста или ненависти. Танцы и пение — это голос дхармы, но слезы и рыдания тоже голос дхармы. Поэтому относиться «нормально» к чему-либо не значит быть счастливым. Но что значит «нормально»? Что такое просветленное состояние? Когда нет разделения между мной и обстоятельствами жизни, все, что происходит, просто существует.

Конечно, я представила набор определенно неприятных состояний. Вместо этого я могла бы спросить: «Нормально ли для вас получить миллиард долларов?» Вы могли бы ответить: «О, да!» Однако у того, кто обладает миллиардом долларов, сложностей не меньше, чем у нищего. В любом случае, вопрос состоит в том, нормально ли жить в тех обстоятельствах, которые предоставляет жизнь? Это не подразумевает слепого принятия. Это не означает, что, заболев, не нужно лечиться. Но иногда происходит неизбежное. И мы ничего не можем поделать. Нормально ли это?

Вы можете сказать, что тот, для кого любые условия нормальны, не может называться человеком. В каком-то смысле вы правы, такой человек — не человек. Но с другой стороны, можно сказать, что это и есть настоящий человек. Однако человек, который не испытывает неприязни ни к каким обстоятельствам, не является человеком в обычном смысле этого слова. Я знаю несколько людей, которые попадают под такое определение. Это состояние просветления — состояние, в котором человек может принять любые условия. Я говорю не о святых, я говорю о том состоянии (которому зачастую предшествует невероятная борьба), когда человеку все кажется нормальным. Например, мы часто беспокоимся о том, как принять смерть. Суть не в том, чтобы принять ее смело. Суть в том, чтобы осознать, что нет необходимости принимать ее смело. Иногда мы можем это понимать, однако чаще мы стремимся быть не теми, кто мы есть на самом деле. Это довольно интересная способность: не пытаться сладить с любыми обстоятельствами, а понять, что нет необходимости определять конкретное отношение к обстоятельствам.

Большинство терапевтических подходов стремятся привести в соответствие мои и ваши нужды и желания, чтобы хоть как-то примирить нас. Но предположим, что для осуществления и моих, и ваших желаний нет никаких препятствий. Что в таком случае нужно мирить?

Вы можете сказать, что человек, ответивший «да» на один из моих вопросов, мог бы показаться странным. Я так не думаю. Если бы вы встретили такого человека, то не заметили бы ничего странного. Возможно, вы бы отметили в нем невероятное спокойствие. Человек, лишенный самомнения, согласный принимать себя и окружающее таким, каким оно есть, по-настоящему может быть назван любящим. В зависимости от обстоятельств, такой человек может оказать поддержку или полностью отказать в помощи. Этот человек будет понимать разницу. Он будет знать, что делать, потому что этот человек будет вами.

Я хочу, чтобы вы поняли, в чем смысл способности сказать себе в любых жизненных ситуациях: «Все нормально. Я ни на что не жалуюсь». Это не значит, что вы никогда не расстраиваетесь. Но это тот фундамент, на котором строится вся жизнь. И с помощью практики (знаем мы это или нет, хотим этого или нет) мы пытаемся осознать этот фундамент, позволяющий сказать: «Все нормально». Или, как в молитве к Господу: «Все движимо Твоей Волей».

Один из критериев эффективности практики — способность замечать, что жизнь становится все более и более нормальной. Однако отсутствие заметных результатов тоже может быть полезным и составляет неотъемлемую часть практики. Когда нечто становится нормальным, мы принимаем это. Мы принимаем свой протест, борьбу, заблуждения, принимаем тот факт, что не способны действовать согласно собственному взгляду на вещи. Мы разрешаем продолжаться борьбе, боли, заблуждениям. В этом смысл упражнений сесина. Пока мы сидим, медленно возрастает понимание: «Да, я терплю это. Это мне не нравится. Я хочу убежать. Однако, почему-то, это нормально». Мы можем наслаждаться жизнью с партнером и думать: «Это то, что мне нужно!». Внезапно ваш спутник покидает вас. В подобной ситуации острое страдание и переживание этого страдания нормальны. Пока мы сидим в дзадзэн, мы прорубаем себе путь сквозь этот коан, сквозь парадокс, на котором основана жизнь. Мы все больше и больше понимаем, что все, что происходит, независимо от нашей нелюбви к нему, независимо от нашего сопротивления, — в каком-то смысле нормально. Из моих слов вы можете заключить, что практика сложна. Однако она действительно сложна. Невероятно, но люди, которые практикуют, получают огромное наслаждение от жизни. Встречаясь с обстоятельствами, которые другие назвали бы гибельными, такие люди борются, волнуются, но все-таки получают удовольствие. И это нормально.

Если мы полностью понимаем смысл практики сесина, то все больше и больше начинаем ценить борьбу, усталость и боль, даже если они нам не нравятся. Не стоит забывать, что прекрасные мгновения сесина — радость и ощущение ценности — могут напугать. Подобная практика оставляет осадок, которым является понимание. В переживании просветления я заинтересована меньше, чем в практике, которая порождает подобное понимание. Потому что постепенный рост понимания радикально меняет жизнь. Однако совсем необязательно, что изменения будут проходить так, как мы ожидаем. Возрастает понимание и способность ценить совершенство каждого мгновения: боль в коленях и спине, щекотание в носу, пот. Мы становимся способными сказать: «Да, это нормально». Чудо сидения в дзадзэне — это чудо осознания ценности.

Мне было бы тяжело больше никогда не ощутить чье-то добро, не услышать приветливых слов. Нормально ли это? Конечно нет, но что же тогда стало бы с практикой? Если бы меня похитили в какой-нибудь варварской стране и заточили в тюрьму, что бы стало с практикой? С большинством из нас таких ужасов не случается. Нас поджидают меньшие несчастия, но и они разрушают привычные представления о жизни. Мы оказываемся перед выбором: повернуться к неприятностям лицом и превратить их в практику или снова бежать, не научившись ничему и умножая сложности. Что нужно делать, чтобы жить спокойно и продуктивно? Нужна готовность (которой мы учимся медленно и неохотно) воспринимать жизнь такой, какая она есть. Я полагаю, что вы, так же как и я, в большинстве случаев не хотите делать этого. Но мы здесь именно для того, чтобы научиться этому. Почти каждый ощущает себя счастливее после сесина. Может быть, потому что он заканчивается. Но не только из-за этого. После сесина обычная прогулка по улице кажется великолепной. Это может продолжаться очень долго. Однако уже через три дня мы ищем новое решение. И все-таки мы уже немного поняли ошибочность поиска. Чем более нормальной мы считаем жизнь во всех ее проявлениях, тем менее склонны отвернуться от нее в поисках иллюзорного совершенства.

ТРАГЕДИЯ

 

Согласно словарю, трагедия — «драматическое литературное произведение, повествующее, как главный герой борется за моральные идеалы. Его борьба, как правило, заканчивается крахом или глубоким разочарованием». С обычной точки зрения, жизнь — трагедия. Однако мы проводим ее в безнадежных попытках спрятаться от этой трагедии. Каждый из нас является главным героем, играющим ведущую роль на своей маленькой сцене. Каждый ощущает себя вовлеченным в борьбу за моральные идеалы. Однако никто не хочет соглашаться с тем, что борьба неминуемо завершится крахом. Наряду со многими «неприятностями», поджидающими нас на жизненном пути, есть одна, которой никому не удастся избежать. Для нее мы и созданы. С момента оплодотворения наша жизнь начинает свой путь к концу. С точки зрения личности — это трагедия. Поэтому всю нашу жизнь мы посвящаем бессмысленной борьбе со смертью. В этой безадресной борьбе и состоит истинная трагедия.

Предположим, что мы живем в теплом климате, возле океана. В океане можно купаться круглый год, но в нем водятся акулы. Если мы будем благоразумны, то найдем места, в которых акулы появляются чаще всего, и станем их избегать. Но акулы есть акулы. Когда-нибудь одна из них проникнет на нашу территорию и найдет нас. Мы никогда не можем быть уверены в безопасности. Если нас не съест акула, то может накрыть огромной волной. Мы можем проплавать всю жизнь и ни разу не встретиться с акулой. Однако одно лишь опасение может отравить все удовольствие от плавания.

Каждый из нас определил в своей жизни такие места возможного обитания акул и проводит все время в опасениях. Некоторые меры безопасности, конечно, имеют смысл: мы покупаем страховку, прививаем детей, понижаем уровень холестерина. Однако в наше мышление закрадывается ошибка. Что это за ошибка?

В чем различие между разумной предосторожностью и постоянным беспокойством? Существует известная буддистская притча о человеке, которого преследовал тигр. В отчаянии он прыгнул со скалы и ухватился за виноградную лозу. Потом он посмотрел вниз и увидел второго тигра, который ждал, когда он упадет. Две мышки влезли на лозу и стали грызть ее ствол. И тут человек заметил ароматную ягоду земляники. Держась одной рукой за лозу, он сорвал ягоду и съел ее. Вкус был великолепен. Что же, в конце концов, случилось с этим человеком? Вы, наверное, прекрасно поняли. Было ли трагедией все, что с ним произошло?

Заметьте, что человек, которого преследовал тигр, не сдался, не сказал: «О, прекрасное животное. Мы с тобой едины. Пожалуйста, ешь меня». Эта история не учит нас вести себя глупо, хотя в какой-то степени человек и тигр действительно едины. Человек сделал все возможное, чтобы спастись. Так же стоит поступать и нам. Повиснув на лозе, мы можем потратить зря последнее мгновение жизни. Но можем и оценить его. Каждое мгновение последнее. Нет иных мгновений, кроме «сейчас».

Вполне разумно заботиться о теле и разуме. Проблема заключается в нашей исключительной идентификации с ними. За всю историю человечества только считанные личности могли идентифицировать себя с другими формами жизни так же, как и с самим собой. В их жизни не было трагедии, потому что не было противника. Если мы едины с жизнью — не важно, кто мы и что делаем, — то нет ни главного героя, ни соперника, ни трагедии. И ягода земляники всегда будет оценена по достоинству.

Если мы относимся к практике твердо, последовательно и ревностно, то вскоре начинаем понимать, что чрезмерная идентификация с разумом и телом — это ошибка (конечно, степень этого понимания будет меняться, а иногда оно будет исчезать полностью). Это не интеллектуальное постижение. Современная физика убеждает нас в том, что мы — «одно» и являемся лишь различными проявлениями единой энергии. Это не сложно понять с помощью интеллекта. Но способны ли мы—человеческие существа, наделенные телом, разумом и эмоциями, — понять это каждой клеткой своего организма?

Когда отождествление с телом и разумом ослабляется, мы становимся более открытыми для других, даже если не согласны с ними. Возрастает способность принимать во внимание другую сторону картины, точку зрения другого человека. Как только это происходит, немедленно исчезает главный герой, противостоящий врагам.

Практика позволяет все яснее и яснее видеть сквозь иллюзию чрезмерного отождествления — концептуальной болезни, которая управляет нашими действиями. Во время дзадзэн мы получаем превосходную возможность обратиться к самому себе и увидеть природу ложных мыслей, которые создают иллюзию отдельности эго.

Человеческий разум способен на невероятное коварство, если не подвергать его деятельность сомнению. Однако благодаря сесину — неподвижному многочасовому сидению — становится очевидной обманчивость и уклончивость разума. Напряжение, созданное коварным разумом, начинает спадать. Нас может ошеломить тот факт, что ничто во внешнем мире никогда не собиралось нападать на нас. Мы находимся под постоянным давлением собственных мыслей, собственных привязанностей, всего, что порождается идентификацией с ложными мыслями и делает жизнь замкнутой, обособленной и несчастной. Если мы практикуем сидение от случая к случаю, то можем убежать от подобного осознания. Однако, сидя восемь часов в день, избежать этого сложно.

Терпеливая практика (контроль дыхания, наблюдение мыслительного процесса) рождает осознание. Не интеллектуальное, а осознание каждой клеткой тела. Ложные мысли тают, как облака в лучах солнца, и сквозь дымку страдания мы видим открытость, простор и радость, о которых раньше и не подозревали.

Как-то раз один человек возразил мне: «Однако проблему смерти решить невозможно. Мы все равно умрем». Да, это так. Но если за секунду до смерти мы сможем сказать: «О, какая замечательная земляника!», — значит, проблемы не существует. Если акула съедает нас, значит, она отлично пообедала. Возможно со временем какой-то рыбак поймает эту акулу. С точки зрения акулы — это трагедия. С точки зрения жизни — нет.

Я не предлагаю вам новый идеал, за которым стоит бросаться в погоню. Человек, убегающий от тигра и трясущийся от страха, является дхармой. Все, чем вы являетесь, — тоже дхарма. Поэтому, и если вы сидите, и если боретесь, страдаете или смущены, просто будьте собой. Если вы счастливы, будьте счастливы, но не держитесь за свое счастье. Каждое мгновение такое, какое оно есть. Такая терпеливая практика поможет увидеть ошибки чрезмерного отождествления с разумом и телом. Мы начнем понимать.

Трагедия всегда подразумевает главного героя, вовлеченного в борьбу. Однако мы не должны постоянно оставаться героем, сражающимся с внешними силами. Борьба — это наша личная интерпретация, она заканчивается крахом лишь тогда, когда мы сами так считаем. Как говорит «Сердечная Сутра»: «Нет старости и смерти, и нет прекращения старости и смерти... Нет страдания, и нет прекращения страдания». Человек, которого преследует тигр, рано или поздно будет съеден. Это нормально. Никаких проблем.

НАБЛЮДАЮЩАЯ САМОСТЬ

«Кто это?» — спросил Бог.

«Это я».

«Уходи прочь», — сказал Бог.

...Позже...

«Кто это?» — спросил Бог.

«Это Ты».

«Входи», — ответил Бог.

 

Наше обычное представление о самости имеет множество аспектов. Существует думающая самость, эмоциональная самость, функциональная самость, которая действует. Все вместе составляет нашу целостную самость. В этой области нет ничего неподвластного описанию. Например, можно описать наши физические действия: мы гуляем, мы приходим домой и садимся. Что касается эмоций, то мы можем описать то, что чувствуем, когда возбуждены или раздражены. Мы можем отметить рост, пик и спад эмоциональной напряженности. Мы можем описать наше мышление. Все аспекты описываемой самости являются основными факторами нашей жизни.

Тем не менее существует еще один аспект, с которым мы медленно соприкасаемся, практикуя дзадзэн, — это наблюдающая самость. Некоторые западные терапевтические школы считают этот аспект очень важным. Именно его правильное использование делает эти терапии эффективными. Однако при этом не всегда правильно осознается радикальное отличие наблюдающей самости от других аспектов и не понимается ее природа. Все описываемые части нашей самости ограничены. Они линейны и проявляются в рамках времени. Наблюдающую самость, при всех усилиях, невозможно подвести под эту категорию. То, что наблюдает, невозможно обнаружить и невозможно описать. Поиски заканчиваются ничем. Мы ничего не можем об этом узнать. Мы можем назвать это иным измерением.

С помощью практики мы наблюдаем (или осознаем) описываемые самости настолько, насколько это возможно. Многие терапевтические школы в большей или меньшей степени занимаются тем же. Однако дзадзэн, практикуемый годами, развивает наблюдающую самость глубже всего. Практикуя, мы должны наблюдать, как работаем, как занимаемся любовью, как развлекаемся на вечеринке, как ведем себя в новой ситуации с незнакомыми людьми. Ничто в нашей жизни не должно оставаться без присмотра. Это не значит, что активность прекращается. Наблюдение продолжается даже тогда, когда мы полностью втянуты в повседневную активность. Любой аспект самости, оставленный без наблюдения, окажется тусклым, запутанным и загадочным. Будет казаться, что это не зависит от нас, происходит само по себе. Затем мы будем ловить себя на этом и оказываться в смятении.

Рано или поздно, каждый из нас разозлится. (Под «злостью» я также подразумеваю раздражение, желчность, досаду, депрессию.) Годы сидения постепенно откроют нам анатомию злости и остальных эмоций-мыслей. В случае со злостью нам необходимо понять все мысли, связанные с событием. Эти мысли не реальны, но они связаны с чувствами, телесным ощущением напряжения. Нам необходимо заметить, где мышцы сокращены, а где нет. Некоторые люди злятся яйцом, некоторые спиной, некоторые всем вместе. Чем больше мы знаем (чем опытнее наблюдатель), тем и загадочны для нас наши эмоции и тем больше возможностей избежать их влияния.

Существует несколько способов практики. Один подразумевает полную концентрацию (он очень распространен в дзэн-центрах). Мы берем коан и изо всех сил стараемся сквозь него прорваться. Истинный смысл этого заключается в попытке сорвать личины с ложных мыслей и эмоций. Они нереальны, и мы ощущаем себя вправе убрать их со своего пути. Действительно, если мы будем настойчиво и упорно работать над коаном, то иногда сможем прорваться сквозь временную зависимость к чуду жизни, которым является свободное эго. Другой путь, которого мы придерживаемся здесь, состоит в медленном раскрытии самости с помощью тщательного внимания к анатомии текущего мгновения. Шаг за шагом мы становимся более искушенными и умудренными. Так, например, мы можем заметить, что когда нам кто-то не нравится, левый угол нашего рта опускается вниз. Таким образом, все — плохие и хорошие события, возбуждение, депрессия, разочарование, раздражение — становится зерном на мельницу. Мы не ищем избавления от борьбы и проблем. Опытные ученики почти рады им, потому что мы учимся на опыте. Когда становится ясной анатомия проблем, возрастает ощущение свободы и сострадания.

Третий способ практики (который я считаю наихудшим) состоит в замене негативных мыслей позитивными. Например, чувство гнева мы заменяем чувством любви. Такая подмена условностей может заставить нас почувствовать себя лучше. Но она слабо выдерживает давление жизни. Замена одной условности другой приводит к утере смысла практики. Смысл не в том, что позитивная эмоция лучше негативной, а в том, что все мысли и эмоции непостоянны, способны изменяться и (используя буддистскую терминологию) пусты. В них нет ничего реального. Личная свобода сосредоточена в понимании, приходящем с годами наблюдения и экспериментирования, того, что все эгоцентричные мысли и эмоции (а так же действия, которые они порождают) пусты. Они пусты, но если не видеть этой пустоты, то могут быть и вредны. Когда мы понимаем это, мы можем избавиться от вреда и, в буквальном смысле, войти в пространство чудес.

Это пространство—врата небес — открывается тогда, когда мы больше не цепляемся за собственную самость, когда вместо: «Это я», способны ответить: «Это Ты». Если нет барьеров, то я — это все. Это жизнь полная сострадания, и никто не может жить подобной жизнью все время. Во время практики «взгляда в глаза», когда мы медитируем, смотря в лицо друг другу, и можем оставить в стороне собственные мысли и эмоции, честно глядя в глаза другого человека, мы видим пространство, в котором отсутствует самость. Мы становимся свидетелями чуда и видим, что этот человек, в действительности, является нами. Это воздействует исцеляюще, особенно на тех, в чьих взаимоотношениях недоставало взаимопонимания. На мгновение мы видим, кем является другой человек. И мы и он — это отсутствие самости, и оба мы — чудо.

Несколько лет назад, на одном из семинаров, я занималась «взглядом в глаза» с одной молодой женщиной. После смерти отца она считала свою жизнь разбитой. Она говорила, что, после этой потери, ничто не приносит ей облегчение. Целый час мы с ней смотрели друг другу в глаза. Благодаря практике дзадзэн, у меня было достаточно сил, чтобы твердо и уверенно держать взгляд. Когда моя напарница сдавалась, мне удавалось вернуть ее обратно. Наконец, она разразилась рыданиями. Мне показалось, что что-то не так. Однако она сказала: «Мой отец никуда не ушел от меня! Я не потеряла его. Это великолепно, я, наконец, успокоилась». Девушка увидела, кем была она и кем был ее отец. Отец не был просто исчезнувшим телом. Девушка нашла умиротворение с помощью чуда.

Мы можем практиковать наблюдающую самость во время нарастания гнева. Можно следить за появляющимися мыслями, изменениями в теле, жаром, давлением. Обычно мы не замечаем этого во время раздражения, потому что отождествлены со своим желанием быть «правыми». Если быть откровенными, то в такие моменты нас абсолютно не интересует практика. Гнев опьяняет. Когда он полностью поглощает сознание, заниматься практикой становится очень трудно. Бывает очень полезно прорабатывать любые малейшие раздражения, возникающие ежедневно. Практикуя с ними по мере возникновения, мы учимся не оказываться слишком сметенными во время появления сильных приступов гнева. Со временем мы будем поддаваться им все меньше и меньше.

Есть старый коан о монахе, который пришел к учителю и сказал: «Я очень раздражительный человек, помогите мне». Учитель ответил: «Покажи мне свое раздражение». «Я не могу этого сделать. Сейчас раздражения нет», — сказал монах. «Так как его нет, очевидно, это не ты». У нас много лиц, но ни одно из них не является нами.

Меня спросили: «Не является ли наблюдение дуалистической практикой? Так как процесс наблюдения подразумевает, что некто наблюдает нечто». На самом деле здесь нет дуализма. Наблюдатель пуст. Место наблюдателя занимает наблюдение. Место слушателя занимает слушание. Место видящего занимает видение. Но за это не стоит хвататься. Упорная практика, со временем, приведет нас к заключению, что не только субъект, но и объект наблюдения пуст. В этот момент наблюдатель (свидетель) полностью исчезает. Это финальная стадия практики; не следует беспокоиться по этому поводу. Почему наблюдатель исчезает? Что остается, когда никто не видит ничего? Только чудо жизни. Нет никого, кто бы был отделен от остального. Есть только жизнь, проживающая саму себя; звуки, прикосновения, образы, запахи, мысли. Это состояние любви и сострадания — не «я», но «Ты».

Поэтому самой эффективной практикой я считаю повышение способности к наблюдению. Все, что заставляет нас терять самообладание, оказывается утерянным. Во время наблюдения мы не можем выйти из себя, наблюдатель никогда не теряет самообладания. «Ничто» не может ощутить раздражение. Оказываясь в позиции наблюдателя, мы следим за драмой с интересом и симпатией, но без раздражения. Я никогда не встречала человека, который был бы абсолютным наблюдателем. Но между тем, кто является наблюдателем большую часть жизни, и тем, кто становится им лишь изредка, — огромная разница. Цель практики в расширении неличностного пространства. Несмотря на то что это звучит холодно, практика не делает человека равнодушным. Совсем наоборот. Когда мы достигаем уровня, на котором наблюдатель исчезает, мы начинаем понимать, что такое жизнь. И это не пустые слова. Когда я смотрю на человека, я просто смотрю, но не добавляю к образу десятки тысяч собственных мыслей. Это пространство сострадания. Не нужно пытаться отыскать его. Это наше естественное состояние, в котором эго отсутствует.

Мы стали слишком неестественными существами. Но несмотря на все трудности, у нас есть возможность, которой лишены все остальные животные. Кот — это чудо, но он не знает этого, он просто живет. Как человеческие существа, мы в состоянии осознать это. Насколько я знаю, мы единственные на Земле обладаем подобной способностью. Получив такую способность, данную нам божьей милостью, мы должны быть бесконечно благодарны за возможность понять, что такое жизнь и кем мы являемся.

Поэтому не только во время сесинов, но и каждый день нашей жизни необходимо терпение, чтобы смело взяться за выполнение трудной задачи — тщательного наблюдения всех аспектов жизни, выявления ее природы, пока каждый взгляд не станет отражать ничего, кроме самой жизни и ее бесконечного чуда. У каждого из нас бывают такие моменты. После сесина мы смотрим на цветок, — и на секунду барьеры исчезают. Практика состоит в подобном прогрессирующем раскрытии жизни. Это то, чего мы должны достигнуть, находясь здесь, на Земле. Все религии в своей основе содержат то же самое: я и мой Отец — едины. Кто такой Отец? Это не нечто отдельное от меня, это сама жизнь: люди, вещи, события, свечи, трава, бетон, я и мой Отец едины. Во время практики осознание этого расширяется в нашем сознании.

Сесин — тренировочная площадка. Мне интересно, что вы будете делать через две недели, столкнувшись с очередным кризисом. Будете ли вы тогда знать, как продолжать практику? Наблюдение за своими мыслями, тренировку тела необходимо противопоставить пугающим мыслям, ощущению спазмов в животе, напряжению в мышцах и погружению в мрак кризиса. Жизнь кажется пугающей из-за того, что мы позволяем себе увлекаться мусором, принесенным водоворотом сознания. Мы не обязаны делать это. Пожалуйста, сядьте ровнее.

Глава VI

ИДЕАЛЫ

БЕГ НА МЕСТЕ

 

Я встречаюсь со многими людьми, и разговоры сними снова и снова навевают на меня печаль. Мне грустно, что мы до сих пор не поняли истинного смысла жизни и практики. Мы заблуждаемся относительно основной сути практики, и ошибочные мнения постоянно выбрасывают нас на обочину. Степень этой запутанности определяет степень страдания.

Практику можно определить очень просто. Это движение от жизни, причиняющей боль мне и окружающим, к жизни, не причиняющей никакой боли. Это кажется простым, пока мы не заменяем реальную практику некоей идеей, которая требует улучшить или изменить себя или свою жизнь. Когда идеи о том, что должно быть (например, «Я не должен быть раздражительным, сомневающимся или безвольным»), подменяют жизнь в ее истинном смысле, мы лишаемся фундамента, и практика становится бесполезной.

Предположим, мы хотим представить, что чувствует марафонец. Пробежав пару кварталов, пару миль, пять миль, мы узнаем нечто о беге на такие дистанции. Но никогда не поймем, что же такое марафон. Мы можем изучать теории о марафоне, мы можем составлять таблицы физиологического состояния бегунов, мы можем переработать горы информации. Но это совсем не значит, что мы узнаем, что же такое марафон. Мы узнаем лишь тогда, когда сделаем это. Мы узнаем жизнь, только если будем жить, оставив в стороне размышления о возможных последствиях того или иного поступка. Это можно назвать бегом на месте, существованием в настоящем — здесь и сейчас.

Первая стадия практики заключается в понимании того, что мы не бежим на месте. Мы всегда думаем о том, какой может быть наша жизнь (или какой она когда-то была). Что в нашей жизни не дает нам примириться и продолжить бег на месте? Нечто рутинное, скучное, болезненное, неприятное, вместе с которым мы бежать не хотим. Но это не так! Первая стадия практики состоит в понимании того, что мы редко живем настоящим. Мы не проживаем жизнь, мы думаем о ней, концептуализируем ее, составляем собственное мнение. Это боязнь бежать на месте. Основным компонентом практики является осознание того, как страх и безволие доминируют над нами.

Усердно и упорно практикуя, мы выходим на вторую стадию. Медленно мы начинаем осознавать барьеры эго. Мысли, эмоции, отговорки, манипуляции становятся зримыми и легко поддаются объективизации. Эта объективизация болезненна и разоблачительна, однако она заставит стать более прозрачными облака, закрывающие пейзаж.

В чем же состоит критическая и исцеляющая третья стадия? Это непосредственное восприятие жизненного пейзажа, в любой его форме, в любое мгновение бега на месте. Просто ли это? Да. Легко ли это? Нет.

Я вспоминаю то субботнее утро, когда мы на двадцать минут задержали начало семинара и получили возможность наблюдать финал марафонского забега в Сан-Диего. В 9:05 появились лидеры. Я была поражена тем, что даже на последних пяти милях, движения лидера были плавными, он словно скользил вперед. Оценить его мастерство мог и неспециалист. Но значит ли это, что и мы должны стремиться к достижению подобных результатов? Мы должны практиковать с самими собой, с теми, кто мы есть сейчас. Зрелище высококлассного бегуна вдохновляет. Но стремление стать таким же, и немедленно, зачастую вредно. Мы должны бежать там, где находимся, мы должны учиться здесь и сейчас, извлекая уроки из самих себя.

Мечтая о будущих чудесах или вспоминая о прошлых подвигах, мы никогда не вырастем. Мы растем, лишь оставаясь теми, кто мы есть, воспринимая жизнь в ее настоящем виде. Мы должны воспринимать гнев, печаль, неудачу или опасения. Эти переживания могут стать нашими учителями, если только мы не отделяем себя от них. Убегая от данного нам, мы не сможем ничему научиться, мы не сможем вырасти. Это несложно понять, но сложно сделать. Тот, кому хватит настойчивости, сможет взрастить в себе понимание и сострадание. Как долго может быть необходимой такая практика? Всегда.

ВДОХНОВЕНИЕ И ОЖИДАНИЕ

 

Вдохновение — основной элемент практики. Можно сказать, что вдохновение — источник всей практики дзэн, без него ничего не может произойти. В то же время, все мы слышали, что следовать по пути практики можно, лишь отбросив любые ожидания. Это звучит противоречиво, потому что мы привыкли смешивать вдохновение и ожидание.

В смысле практики, вдохновение — это не что иное, как стремление истинной природы реализовать и выразить себя. Изначально, все мы — Будды, однако природа Будды скрыта от нас. Вдохновение — ключ к практике, потому что без него природа Будды похожа на прекрасный автомобиль: пока кто-нибудь не сядет в водительское кресло и не включит зажигание, он бесполезен. В начале практики вдохновение может быть очень слабым. Однако с опытом оно растет. Через полгода практики ваше вдохновение будет намного превосходить первоначальное, а через десять лет вырастет еще больше. Индивидуальная форма вдохновения изменчива, но его сущность всегда остается постоянной. Оно продолжает расти, пока продолжается жизнь.

Существует один точный признак, отличающий мотивацию вдохновением от мотивации ожиданием. Действия, совершаемые вдохновенно, не всегда приятны, но всегда приносят удовлетворение. Ожидание, напротив, никогда не приносит удовлетворяющих результатов, потому что обусловлено нашим маленьким разумом, нашим эго. Начиная с раннего детства, мы живем в постоянном поиске удовлетворения во внешнем мире. Мы пытаемся притупить страх, что нечто ускользает от нас. Мы кидаемся от одной вещи к другой, пытаясь заполнить вымышленную дыру.

Существует множество способов, с помощью которых мы стремимся спрятаться от неудовлетворенности. Один из них — это борьба за достижение чего-либо. Само по себе достижение — естественная вещь, и оно важно для обучения управлению жизнью. Но чем больше будущих наград мы ищем в окружающем мире, тем больше оказываемся обреченными на крушение собственных ожиданий. Жизнь хорошо с этим справляется, она умеет эффективно и регулярно разочаровывать нас.

Обычно мы смотрим на жизнь с позиции двух вопросов: «Получу ли я от этого что-либо?» и «Не причинит ли это мне боли?» Мы можем казаться спокойными, но под поверхностью спокойствия кипят и бурлят эти два вопроса. В различные духовные практики, например в дзэн, мы приходим в поисках спокойствия и удовлетворения, которых никак не можем найти. И что мы делаем? Мы приобретаем такие же привычки, с какими жили всю жизнь и помещаем практику в те же рамки. Мы ставим одну цель за другой, продолжая придерживаться излюбленной привычки постоянно что-то искать: «Интересно, сколько коанов мне удастся осилить во время этого сесина?», или «Я сижу больше, чем она, однако, похоже, она прогрессирует быстрее», или «Мой вчерашний дзадзэн был великолепен, только бы мне удалось снова его повторить». Так или иначе, наше отношение к практике основано на той же пресловутой борьбе за достижение чего-либо: признания среди окружающих, известности в дзэн-кругах, способности спрятаться в безопасную нору. Мы делаем то же, что и всегда. Мы ожидаем, что получим нечто (в данном случае дзэн-практику), что обеспечит нам удовлетворение и безопасность.

Доген Дзэндзи говорил: «Искать дхарму Будды вне себя все равно что посадить дьявола себе на голову». Мастер Риндзай говорил: «Не ставь ничью голову выше своей». Таким образом, попытки найти истинное спокойствие и удовлетворение вовне безнадежны.

Очень важно постоянно исследовать себя и пытаться увидеть, что мы ищем и где оно находится? Что мы ищем вовне? Во имя чего мы это делаем? Во имя положения? Связей? Осмысления коанов? Снова и снова дзэн-мастера повторяют, что не стоит ставить ничью голову выше своей и вводить нечто особенное в жизнь.

Каждое мгновение само по себе целостно и полно. Если мы видим это, то сможем позволить существовать всему, что бы ни происходило. Что представляет собой ваше нынешнее мгновение? Счастье? Беспокойство? Удовольствие? Обескураженность? Мы постоянно движемся вверх-вниз, но каждое мгновение именно такое, какое оно есть. Практика и вдохновение и есть это мгновение. Позволим ему оставаться самим собой. Если вы боитесь — просто бойтесь, и в этот момент вы становитесь бесстрашными.

Есть история о том, как три человека наблюдали за монахом, стоящим на вершине холма. Один из них сказал: «Должно быть, это пастух, он ищет потерянную овцу». «Нет, он не смотрит по сторонам, — возразил второй. — Я думаю он ожидает друга». «Вероятно, это монах, — сказал, наконец, третий". — Могу поспорить, он медитирует». Они стали спорить, каждый отстаивал свою позицию. В конце концов, чтобы разрешить спор, они решили подняться на холм и спросить самого монаха. «Ты ищешь овцу?» — «Нет, у меня нет овец, и мне нечего искать». — «Тогда ты, наверное, ждешь друга?» — «Нет, я никого не жду». — «Ты медитируешь?» — «Конечно, нет. Я ничего не делаю. Я просто стою».

Нам очень трудно понять, что кто-то может просто стоять и ничего не делать. Мы всегда неистово стремимся куда-то добраться и что-то сделать. Невозможно выбраться за пределы текущего мгновения, однако именно это мы обычно и пытаемся сделать. Такое же отношение мы переносим и в практику дзэн: «Я точно знаю, что природа Будды должна быть где-то вовне. Если хорошо поискать и терпеливо посидеть, я, в конце концов, ее отыщу!» Однако природа Будды требует, чтобы мы оставили все это и начали существовать только нынешним мгновением. Таким образом, чем бы мы ни занимались — поиском пропавшей овцы, ожиданием друга или медитацией, — мы должны просто стоять здесь и сейчас, ничего не делая.

Если с помощью дзэн-практики мы хотим стать спокойными, мудрыми и совершенно просветленными, мы не достигнем понимания. Каждое мгновение, такое, какое оно есть, является внезапным проявлением абсолютной истины. И если вдохновение и практика ведут нас к осознанию текущего мгновения, то постепенно жизнь прекрасно преобразуется и расцветет. Озарения могут приходить много раз, но гораздо важнее заручиться вдохновением и практиковать мгновение за мгновением.

Когда мы согласны быть здесь, сейчас и такими, какие есть, жизнь всегда нормальна. Когда хорошо — это нормально; когда плохо — тоже нормально; все идет отлично —нормально; ничего не клеится—нормально. Переживаемые душевные потрясения кажутся проблемами только потому, что мы не согласны с обычным течением вещей. У всех нас есть ожидания. Но, по мере совершенствования практики, они высыхают и опадают, подобно листьям с деревьев. Все чаще и чаще мы остаемся с тем, что происходит прямо здесь и сейчас. Это может показаться пугающим, ожидающий разум желает направить жизнь в определенное русло: мы хотим хорошо себя чувствовать, не хотим ошибаться, раздражаться—у каждого свой список.

Однако если вы устали после работы, вы — уставший Будда; если от сидения в дзадзэн у вас болят ноги, вы — Будда, у которого болят ноги; если вас разочаровывают какие-то ваши качества, вы — разочарованный Будда.

В свете вдохновения все вещи кажутся не такими, как в свете ожидания. Появляется смелость остаться в текущем мгновении. Это все, что у нас когда-либо было. Если в состоянии ожидания разум выходит за пределы текущего мгновения, то вдохновение мягко возвращает его обратно. Разум всегда будет выходить за рамки времени. Если это случилось, спокойно и сосредоточенно верните его обратно. Такая практика поможет вам естественно и неизбежно развить самадхи, сосредоточенность и целостность. А вдохновение станет сильнее и чище.

ВИДЕТЬ СКВОЗЬ НАДСТРОЙКУ

 

Предположим, что жизнь — это дом. Мы живем в этом доме, и жизнь идет своим чередом. Дни бывают ненастными, бывают солнечными, иногда дом нужно покрасить. Драмы, возникающие среди жителей этого дома, тоже идут своим чередом. Нам может быть плохо или хорошо. Мы можем быть счастливы или нет. Это похоже на жизнь многих из нас. Мы живем своей жизнью, — в доме, в квартире, — и события разворачиваются своим чередом. Однако наш дом находится внутри другого, большего дома. (Понять это особенно важно, когда мы приступаем к практике.) Это похоже на то, как клубника, опущенная в шоколад, превращается в клубнику в шоколаде. У нас есть прекрасный дом, но над этим домом есть еще один, включающий его.

И все же жизнь (дом) прекрасна. Обычно мы так не думаем, однако в ней нет ничего плохого. Она такая, какая есть. Но вокруг своего дома мы возводим надстройку. Если, к тому же, мы делаем это неумело, надстройка получается тесной и темной. После этого дом, в котором мы живем, кажется тусклым и безрадостным, потому что мы окутали его чем-то тяжелым. Эта завеса может казаться непроходимой, пугающей и давящей. Самая большая ошибка, которую мы делаем в жизни и практике, — представление о том, что с нашим домом (жизнью, идущей своим чередом, наполненной проблемами, взлетами и падениями) что-то не так. Эта ошибка и заставляет нас суетиться многие годы и добавлять к дому новые пристройки.

Дзэн-практика, в первую очередь, открывает глаза на этот процесс, а потом заставляет увидеть надстройку, понять как она действует, из чего сделана, что нужно или чего не нужно с ней делать. Обычно мы думаем: «Это неприятно, я должен от этого избавиться». Нет, я не думаю, что это выход. По своей сути, надстройка, покрывающая наш дом, нереальна. Она создана из отбросов деятельности разума. Нет смысла избавляться от того, что нереально. Но имеет смысл увидеть его природу. Когда мы понимаем эту природу, надстройка становится более прозрачной. Появляется возможность видеть сквозь нее. С практикой приходит просветление (способность воспринимать больше света). На самом деле мы не избавляемся от надстройки, мы просто видим сквозь нее, понимаем ее природу, ее роль в нашей слабости. В то же время мы получаем возможность более точно увидеть то, что происходит в повседневной жизни. Таким образом, мы совершаем полный оборот. Жизнь всегда в порядке. В ней нет ничего плохого. Даже самые ужасные проблемы, возникающие перед нами, просто являются нашей жизнью. Но мы постоянно гонимся за приятными вещами и отказываемся принять жизнь такой, какая она есть. Другими словами, мы не намерены принимать ту жизнь, которая нам не подходит.

Каждый из вас имеет свой набор событий, допустить которые в свою жизнь он ни за что бы не согласился. «Это не так! Это не должно быть так!» Например, когда я была подростком, я ни в коем случае не хотела считать нормальным, если в субботу вечером мне никто не назначал свидания. Я искала разнообразные способы, чтобы не допустить такого разочарования: «Что-то не так. Мне нужно сменить прическу. Мне нужно подобрать другой цвет лака для ногтей. Мне нужно... Мне нужно....» Конечно, это простой пример. Но в большинстве травмирующих случаев мы поступаем именно так. Мы не желаем принимать обычный ход жизни. Мы всегда ищем что-то еще. Здесь нет ни одного человека, который бы так не поступал. Ни одного. В лучшем случае на протяжении всей жизни мы покрываем основную структуру своей жизни тонкой оболочкой.

Не стоит считать дзэн-практику особым местом или особым миром, который отличается от обычного течения жизни. Людям бывает очень трудно понять одну вещь — уже сами трудности начального этапа являются совершенством. «Что это значит? Я же собирался заниматься практикой для того, чтобы от них избавиться». Нет мы не должны от них избавляться, мы должны видеть их природу. Надстройка становится тоньше (она кажется тоньше), она становится прозрачнее, и, случайно, мы проламываем в ней дыру. Случайно. Я хочу от вас лишь одного — понимания настоящей жизни и способности принять ее такой, какая она есть. В результате могут возникнуть проблемы с партнерами, работой, разочарование в целях, которых вы стремились достигнуть. Даже если то, что случится, будет пугающим и неприятным, все равно оно прекрасно. Чтобы в привычном взгляде на жизнь появилась хотя бы небольшая трещинка, придется приложить немало упорства в практике. Бывает очень трудно понять, что не стоит избавляться от бедствий. Бедствия — это прекрасно. Они не должны нравиться, но они прекрасны.

Первый шаг практики — осознать, что именно мы воздвигли эту надстройку. И когда мы сидим в дзадзэне (особенно, когда контролируем мысли), мы начинаем понимать, что почти никогда не жили своей жизнью. Жизнь затерялась среди эгоцентрических мыслей. Они и есть надстройка. (Мы предполагаем, что все хотят видеть сквозь надстройку. Однако это не всегда так. И это тоже нормально. Не всем подходит заниматься практикой дзэн. Эта практика требовательна, она разрушает иллюзии. Новичку она может показаться отталкивающей. Однако это просто одна из ее сторон. Другая сторона практики в том, что жизнь становится шире и выразительней