Замечательная стилистика или поэтические Серёжи Зверевы

1.
Из присылаемых на рецензию произведений я делаю разные выводы. Конечно, молодые и не очень авторы далеко не всегда знают, о чём писать. Конечно, их рифмы и размеры страдают от различных тяжёлых заболеваний. Но есть и ещё один момент, который стоит осветить отдельно.
Это вопрос полного неумения строить предложения и доступно излагать свои мысли. Почему-то все графоманы думают, что если это стихотворение, а не прозаическое произведение, то с порядком слов в предложении можно играться как угодно; что можно повсеместно использовать сокращённые прилагательные, существительные, частицы; что можно для попадания в размер вставлять совершенно бессмысленные слова и изобретать кошмарные неологизмы. В данной статье я хочу поднять вопрос порядка слов и формулировки предложений.
На самом-то деле, порядок слов в стихотворении должен быть максимально приближен к прозаическому. Да, конечно, стихотворение отличается от прозы повышенной «смыслоёмкостью», духовностью, формой и жёсткими правилами построения, но с чисто технической точки зрения стихотворение обязано удовлетворять стилистическим требованиям языка не менее любого прозаического опуса.
Рассмотрим канонический пример М.Ю.Лермонтова.
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далёкой,
Что кинул он в краю родном?
Если бы Лермонтов хотел сформулировать ту же самую мысль в прозе, он написал бы «В голубом тумане моря белеет одинокий парус. Что он ищет в далёкой стране? Что он кинул в родном краю?» Конечно, для поэтических целей Лермонтов изменяет привычный порядок слов, но при этом он не выходит за грань: мы не цепляемся за непривычный порядок слов, мы не чувствуем в подобном порядке ничего неестественного. Возникает невольный вопрос: где находится эта грань? Что можно, а что нельзя?
Кажется, я могу дать ответ на подобный вопрос. Он очень просто. Чем ближе формулировка предложения в поэзии к соответствующей формулировке в прозе, тем лучше. Почитайте, например, Иосифа Бродского. Многие его стихи воспринимаются не сложнее прозы, хотя мысли в них заложены невероятно глубокие. Аналогично я могу сказать насчёт Олега Медведева или Михаила Щербакова.
Конечно, это правило действовало не всегда. Конечно, при А.С.Пушкине существовали совершенно другие правила стихосложения, которые Пушкин, кстати, тоже гениально нарушал. Но даже «Мой дядя самых честных правил…» сформулировано идеально: очень близко к прозаическому литературному изложению мысли.
Напоминаю, что я говорю именно о технике, но никак не о содержании.
Блестящие исключения есть. Например, Цветаева — это натянутый, как струна, нерв, эти тире и двоеточия, рваные фразы и безумные, прекрасные образы. Мы просто не вправе судить такую поэзию. Но в целом — эти правила очень действенны для молодых поэтов.

2.
А теперь разбор полётов на конкретных примерах. Все примеры взяты из разных авторов, присылавших мне на рецензию свои произведения. Я не указываю имён, поскольку в данном случае это скорее антиреклама, да.

2.1.
Когда мы устаем сражаться с тенью,
Последней страсти наступает срок
К прозрачным и простым, как дождь над степью,
Словам, стихам и мыслям между строк.
В данном катрене совершенно жутчайшим образом изменен порядок слов, особенно во второй строке. Это приводит к тому, что смысл кардинально изменяется и получается что-то вроде «наступает срок к словам и стихам», что крайне неграмотно. Что к словам и стихам имеет отношение не срок, а страсть, доходит далеко не сразу. В данном случае имеет смысл полностью переформулировать весь катрен, чтобы получился «срок последней страсти к словам и стихам».

2.2.
Очарованный мудростью Бога
И живительной жертвой Голгофы
Он укажет, как жизнь вся убога
И какой нам всем ждать катастрофы.
Не вдаваясь в смысловые несуразности данного отрывка (из серии «живительная жертва Голгофы»), обратим внимание на замечательное построение фразы «и какой нам всем ждать катастрофы». Не считая того, что «нам всем» читается не без труда, так в нормальном литературном языке порядок слов должен бы быть «всем нам». Но аффтару так понравилось больше.

2.3.
И совесть поэту не даст уснуть,
Нарушит покой, бередя душой,
Пока перевода постигнет суть
Надежды народа, толкая в бой.
Этот глобальный пипец принадлежит тому же автору, что и случай 2.2. Родиной клянусь, я вообще не понял, о чём это. Суть перевода постигнет надежды народа… Да, не всех кривых трамвай догнал. На самом деле, это не рекорд корявой формулировки: поверьте, бывает и хуже. Отмечу, что в других стихотворениях данный товарищ отмечался замечательными шедеврами типа:
Видимо, долго в деревне я не был,
Что обомлели пейзажами очи.
* * *
В сердце из памяти плещутся лужи
* * *
Как можно мимо проходить,
Когда Господь нам в дар извека
Смог свыше заново родить
Убогий дух в лик человека.

- и многое другое:)

2.4.
Я пишу эти строки в ожиданье стервы-музы,
Она в музее восковых фигур.
Нескольких из нас не забудут после смерти,
Предполагаемой на время раскрашенных дур.
Этого автора после смерти точно не забудут. Смерть, предполагаемая на время раскрашенных дур, вау. То есть она вот будет предполагаться, на это непонятное простому человеку время, а потом она предполагаться перестанет. Кстати, не так давно упомянутое мной в одной из статей произведение, названное в народе «про многоярусные трусы» вышло из под того же пера.

2.5.
Душа поэта разрывалась,
Да, впрочем, как всегда,
И чуть улыбка показалась,
Раздался смех до Дна!
Прочувствуйте величие формулировки «раздался смех до дна». Я так и не понял, что имел в виду автор. Что имею, то и введу, как говорится. Этот же автор порадовал меня следующими фразочками:
Оно крадётся тихо в волосах…
* * *
Вино в бокале расплескалось
И выпилось до дна.
* * *
Почувствовать немой, слепой, глухой конец...

2.6.
Груша с прелью — привкус четверга,
лампочка набухшая течёт.
Я сижу с накалом утюга
у окна, играю в чёт-нечёт.
Прочувствуйте, с чем человек сидит у окна… Этот же автор порадовал меня потрясающей метафорой «…вороны — варёные — мчат через мост…» На самом деле, когда автор пытается написать о чём-то высоком и не знает, как это сформулировать, у него получается, в первую очередь, смешно.

2.7.
«Апофеоз войны» — всего лишь плач
В огромном хоре тысяч голосов,
Как мало в них добра, зато палач
Депрессией срывает с тормозов.
Палач, который депрессией срывает с тормозов, напомнил мне, в первую очередь, о Лорде Пневмослоне и Данечке Шаповалове, как квинтэссенции мирового разума.

Ну вот, ф-фух. Можно более или менее подводить итог.
Умение подобрать правильные слова, грамотно сформулировать, найти доступный и правильный порядок слов и предложений, человеческие, ненатянутые образы — это очень важно. Даже, наверное, важнее, чем все римфы и размеры, вместе взятые.
Вот так.

О ЧЕТВЕРОСТИШИЯХ

Почти каждая присылаемая на рецензию порция стихов навевает на меня разнообразные мысли, обращённые против графоманов. Иногда мне хочется над ними смеяться, иногда поучать, а иногда, excuse me, убивать, предварительно пытая на дыбе. Да, преамбула страшная. Но речь пойдёт совсем не об этом.
Четверостишие — это сложная форма. Ведь если вы пишете длинное произведение, вы можете украсить его какими вздумается финтифлюшками. И получить достаточно цельное и красивое произведение, порой совершенно не обременённое смыслом. В качестве примера давайте рассмотрим прозу. Например, рассказ «Здравствуй, Каин» является законченным литературным произведением (я не говорю о его художественной ценности). В нём есть завязка, основная часть, развязка. В нём есть даже какой-никакой намёк на мораль. А вот теперь давайте напишем просто какую-нибудь фразу. «Сидор Петрович поднялся со стула и выпил молока. Молоко было холодным. Сидор Петрович поперхнулся». Смысла в этой фразе нет, потому что она описывает фиг знает какое состояние фиг знает кого, она не остроумна, не имеет сюжета и морали. А вот фраза «Мы должны сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать» Роберта Пенна Уоррена является афоризмом. Потому что она закончена, имеет мысль, идею, в себе заключённую.
К кратким формам поэзии — четверостишиям, двустишиям — предъявляются те же самые требования. Четверостишие должно быть афористичным, остроумным, в конце концов, смешным просто, заключать в себе конечную мысль. Если четверостишие — это просто выдранные из контекста четыре строчки, как бы красиво и правильно они не были зарифмованы, — то такому четверостишию дороги две: или продолжать его до стихотворения покрупнее, или выбросить и забыть.
Рассмотрим на конкретных примерах, каким может быть четверостишие. Хорошее, интересное, являющееся полноценным стихотворением.

1) Четверостишие может нести мудрость, мораль, быть остроумным явлением в остросоциальном контексте. Тут, вне всякого сомнения, можно и нужно приводить в качестве примера бесподобные гарики Игоря Губермана, как неубиенного классика жанра.

Сквозь королей и фараонов,
Вождей, султанов и царей,
Оплакав смерти миллионов
Идёт со скрипочкой еврей. (Игорь Губерман)

Писать на стенках туалета,
Увы, друзья, немудрено:
Среди говна мы все — поэты,
Среди поэтов — все говно. (Игорь Губерман)

Вторая штука вообще блестящая:) В любом случае, гарик либо другое подобное четверостишие, должен быть остроумным. Без этого — ни-ку-да. При этом, заметьте, оба вышеприведенных гарика совсем не смешные. Они трагичные. И необычайно справедливые.

2) Если откреститься от общесоциальных проблем, можно создать четверостишие, связанное с собственными переживаниями, но эффектное и такое, какое может в той или иной степени касаться большого количества читателей. Это не проще, это — просто иначе. В данном случае главное — вывод, наверно.

Либо совесть приучишь к пятнам,
Либо будешь ходить босой:
Очень хочется быть понятной
И при этом не быть попсой. (Вера Полозкова)

От Кишинёва и до Сент-Луиса
Издевается шар земной:
Я ненавижу, когда целуются,
Если целуются не со мной. (Вера Полозкова)

Когда мне дикий ветер подрезал стропы,
Когда я с громким криком упала в пропасть,
Бог молвил: «Вот такие, Кристин, дела:
У ангела-хранителя два крыла,
Но руки, к сожаленью, растут из жопы». (Кристина Эбауэр)

Бывает, выйдешь на дорогу,
Посмотришь в радостную высь,
И снова обратишься к Богу,
И вновь услышишь: «Отъебись!» (Александр Габриэль)

По собственному опыту (пусть и небольшому) сочинения четверостиший, могу примерно указать, как они пишутся. Обычно сначала приходит в голову идея, которая реализуется в последних двух строках, а потом к ним «подгоняются» первые строки. Но это лишь мой метод, он не касается всех, безусловно. Мне так проще.

3) Ну, четверостишие может быть ржачным. Вызывать именно смех и быть направленным именно на это. Это не освобождает четверостишие от необходимости иметь в себе какую-то мысль, хотя, впрочем, если о-очень весело получается, то и с мыслью, фиг с ней:)

В весёлом сне, что мне приснился снова
Так ясно, что не верил я глазам,
Любили дружно Нату Королёву
Я, Игорь Николаев и Тарзан. (Александр Габриэль)

«Наука! Ты умеешь много гитик!
Воистину чудны твои дары!» —
Подумал одноногий паралитик,
Слезая с утомлённой медсестры. (Александр Габриэль)

Товарищи! Будьте бдительны! Одноногие паралитики не спят, ага.

4) Все вышеупомянутые четверостишия, по сути, вечны и вневременны. Но можно кратко и ёмко писать на злободневные темы. Может, лет через сто никто и не поймёт ничего. А может, их просто переиначат потомки, чтобы сделать более достпными для будущей аудитории, ещё не рождённой в наше время.

Сижу, штудирую Минаева,
Проходят главы мимо, мимо...
Не понимаю, как хуйня его
Так популярна и любима. (Александр Габриэль)

По улицам освещённым гуляют парочки,
Согбен и грустен вечер — как плетью выпорот.
Махнуть бы в прошлое и раздавить там бабочку,
Чтоб кто-нибудь поприличнее выиграл выборы. (Тим Скоренко, то есть я)

Вот так, вкратце.
Итог. Если пишете что-нибудь краткое, то постарайтесь сделать его ёмким. У меня, на деле, есть в загашнике несколько примеров того, как четверостишия писать не следует. Но эти примеры я попридержу, потому как не хочу подавать отрицательных примеров, ага.