Лекции.Орг


Поиск:




Агрессивность и принятие риска




 

Недостаток котенка в том,

Что однажды он станет котом.

Огден Нэш

 

Понятие агрессии многозначно (Берковиц, 2002; Реан, 2002, 2003а). В общем виде, агрессивными называются действия, умышленно направленные на причинение вреда кому‑либо другому (или самому себе). По способу действия различают агрессию физическую и вербальную, активную и пассивную, прямую и косвенную, а по мотивации – враждебную (когда главной целью является причинение вреда жертве) и инструментальную (когда агрессия является не самоцелью, а только средством достижения каких‑то других целей, например приобретения господства, власти и т. п.). В рамках косвенной агрессии выделяют вербальную агрессию (словесные оскорбления и причинение душевной травмы), социальную агрессию, направленную на причинение вреда социальному статусу и самоуважению жертвы, и реляционную (от англ. relation – отношение) агрессию – причинение вреда другому путем умышленного манипулирования и ухудшения его взаимоотношений с третьими лицами (например, сплетни). Кроме того, нужно различать агрессивность как индивидуальное свойство (одни люди агрессивнее других) и агрессию как специфический способ достижения целей и разрешения конфликтов.

Частота и типичные формы проявления агрессии у детей меняются с возрастом (Dodge, Coie, Lynam, 2006; Farrington, 2004). У младенцев преобладают выражения гнева и зачатки физической агрессии. На втором году жизни физическая агрессия становится одним из способов разрешения межличностных конфликтов (например, средством отнять чужую игрушку). Лонгитюдные исследования больших выборок детей от младенчества до зрелости показывают, что пик физической агрессии приходится на возраст между 2 и 4 годами. К счастью, возможности ребенка причинить серьезный вред другому невелики. С появлением речи физическая агрессия дополняется и частично вытесняется вербальной, в связи с чем возникают гендерные различия; у младенцев и ползунков их еще мало, зато у дошкольников и в любых естественных детских группах они становятся заметными.

С возрастом частота физической агр ессии уменьшается. Например, в отчетах обследованных Национальным Институтом детского здоровья США матерей 1 195 детей самая распространенная форма ранней детской агрессии – ребенок кого‑то бьет – присутствует в описаниях 70 % 2‑3‑годовалых детей, в 20 % описаний 4‑5‑летних и в 12 % описаний третьеклассников. Ослабление физической агрессивности объясняется не столько внешним контролем, сколько усилением эмоционального самоконтроля. Этот процесс имеет свои психофизиологические предпосылки: созревание центров мозга, ответственных за самоконтроль, ослабляет спонтанную агрессию. Одновременно ребенок обретает способность отсрочить получение ожидаемого удовольствия, что делает его поведение более рациональным. Агрессивное поведение от этого не исчезает, но становится более дифференцированным и мотивационно сложным.

Кроме того, дети начинают предвидеть и принимать во внимание реакцию окружающих – родителей, учителей и сверстников.

Психологи первой половины XX в. были склонны считать повышенную агрессивность всеобщим свойством мальчиков. Современная картина выглядит более нюансированной. При тестировании в школах США 491 ребенка с 3‑го по 6‑й класс подавляющее большинство детей (почти 80 % мальчиков и девочек) оказались неагрессивными, а у агрессивных детей различие между мальчиками и девочками обнаружилось не столько в уровне агрессивности, сколько в способах ее проявления: мальчики, желающие кому‑то навредить, чаще прибегают к физической агрессии, стараются ударить, причинить боль, а девочки – к агрессии реляционной, пытаясь испортить своим врагам отношения с другими детьми (Crick, Grotpeter, 1995). Это соответствует старой теории, утверждающей, что у женщин, в отличие от открытой мужской агрессии, проявлением которой является гнев, чаще наблюдается скрытая враждебность. А поскольку реляционная агрессия менее заметна, чем физическая, девочки выглядят менее агрессивными, чем мальчики.

Более высокая агрессивность мальчиков может объясняться не только свойствами их эмоциональной реактивности, но и тем, что они отстают от девочек по способности выражать свои чувства и по умению улаживать конфликты путем переговоров. При сравнении агрессивных и неагрессивных 9‑11‑летних школьников выяснилось, что девочки знают больше конструктивных способов разрешения конфликтов, чем мальчики, причем разница между агрессивными и неагрессивными девочками в этом отношении была больше, чем между мальчиками (Keltikangas‑Jarvinen, Kangas, 1988. Цит. по: Реан, 2002. С. 310). Наиболее важные различия между агрессивными и неагрессивными детьми, независимо от их пола, не столько в силе агрессивной мотивации, сколько в умении находить конструктивные решения. Это очень важно с социально‑педагогической точки зрения: если вы хотите ослабить мальчишескую агрессивность, нужно не столько осуждать и подавлять ее, сколько помочь детям находить более эффективные способы разрешения конфликтных ситуаций.

Типичные формы проявления агрессии имеют свои гендерно‑возрастные особенности. В младшем подростковом возрасте у мальчиков преобладает физическая агрессия, тогда как девочки отдают предпочтение вербальной агрессии. В 12–13 лет самой выраженной формой агрессии у детей обоего пола становится негативизм, оппозиционная манера поведения, направленная против любого авторитета; второе место по частоте у мальчиков занимает физическая, а у девочек вербальная агрессия. У14‑15‑летних мальчиков лидируют негативизм и физическая агрессия, а у девочек – вербальная агрессия (Семенюк, 1996; Реан, 2003а. С. 286).

Исследования мальчишеской агрессивности высвечивают взаимосвязь психофизиологических и социокультурных аспектов маскулинности. На биологическом уровне агрессивность тесно связана с секрецией тестостерона, который стимулирует агрессивное поведение как у животных, так и у человека, причем у подростков и юношей от 13 до 20 лет уровень тестостерона и агрессия связаны значительно теснее, чем у мужчин старше 35 лет (Archer, 2004). О наличии такой связи говорит и пальцевый индекс: мужчины, у которых второй палец намного короче четвертого, имеют больше спортивных достижений и воспринимаются женщинами как более доминантные и маскулинные, в то же время эти мужчины подвержены повышенному риску аутизма и иммунодефицита. Но этот показатель относителен: низкий пальцевый индекс коррелирует у мужчин (только у мужчин!) с физической агрессией, другие формы агрессивного поведения (вербальная агрессия, гнев, общая враждебность) с ним не связаны (Bailey, Hurd, 2005).

Еще проблематичнее поведенческие корреляты тестостерона. У животных уровень тестостерона обычно повышается вместе со статусом или успехом в разрешении конфликтной ситуации. У людей все сложнее. Сравнение уровней тестостерона, агрессии и социального статуса 13‑летних мальчиков, которых систематически обследовали на протяжении семи лет, показало, что он теснее связан с социальным статусом, чем с агрессией (Schaal et al., 1996). Психологи предлагали незнакомым сверстникам оценить по первому впечатлению степень «крутизны» и лидерских качеств мальчиков. Мальчики, которых их новые знакомые сочли «крутыми» и лидерами, действительно имели более высокий уровень тестостерона, но постоянные сверстники и учителя этих мальчиков не считали их физически агрессивными. Напротив, у мальчиков, которые выглядели «крутыми», но не лидерами, уровень тестостерона был не выше среднего, даже если соученики и учителя считали этих «крутых нелидеров» очень агрессивными. Это значит, что лидерство, агрессивность и те внешние признаки, по которым мальчики определяют то и другое, не совпадают, а их корреляции с уровнем тестостерона неоднозначны. Не вполне ясны и возрастные тенденции. Например, мальчики, которые были очень агрессивными между 6 и 12 годами, в 13 лет, вопреки ожиданиям, обнаружили более низкий уровень тестостерона, чем мальчики, которые в начальной школе дрались редко.

 

У 106 английских подростков, которые были объектом лонгитюдного исследования с 1983 по 1987 г., в период полового созревания все формы агрессивного поведения, кроме агрессивных импульсов, ослабели. Если в начале пубертата мальчики были агрессивнее девочек, то к концу его различия исчезли, и это привело ученых к заключению, что ни гендерный, ни пубертатный статус, ни гормоны сами по себе, по отдельности, подростковую агрессию не объясняют.

В большом 10‑летнем лонгитюде в Северной Каролине (GreatSmokyMountainsStudy – GSMS), где 1 073 ребенка и их родители обследовались с 1992 по 2002 г., увеличение числа поведенческих расстройств у мальчиков с 9 до 15 лет проявилось прежде всего в усилении нефизического агрессивного поведения, которое коррелировало с увеличением свободного тестостерона и дружбой с девиантными сверстниками, тогда как связи тестостерона с физической агрессией не обнаружено. Хотя, в целом, высокий тестостерон связан с социальной доминантностью, у мальчиков, имеющих девиантных друзей, он коррелирует с симптомами неагрессивных поведенческих расстройств, а у мальчиков с недевиантными друзьями – с лидерством. Иначе говоря, важен социальный контекст: с кем обследуемые мальчики дружат (Roweetal., 2004).

Другой лонгитюд (179 мальчиков обследовали с 12 до 22 лет) показал, что высокий тестостерон положительно коррелирует с социальным влиянием и с одобрением агрессивного/антисоциального поведения, причем это связь опосредствована темпом полового созревания, но ключевым фактором и здесь является наличие в подростковом возрасте контактов с девиантными сверстниками (Reynoldsetal., 2007).

В рамках большого нидерландского лонгитюда (1 160 подростков) у 96 мальчиков с 12 лет до 21 года регулярно брали пробы тестостерона и оценивали социальное поведение. Результаты оказались противоречивыми: мальчики с криминальным опытом имели в 16 лет более высокий уровень тестостерона, чем остальные, подтверждая наличие связи между тестостероном, агрессией и правонарушениями, но в целом по выборке период драматического роста тестостерона сопровождался снижением агрессивного и противоправного поведения (VanBokhovenetal., 2006).

 

Короче говоря, связь между тестостероном, агрессией и доминантностью неоднозначна. Повышение тестостерона чаще коррелирует у мальчиков не с агрессивностью, а с одержанной победой и связанным с нею ростом уверенности в себе (то же самое установлено в экспериментах с животными). После соревнований по дзюдо и по некоторым чисто интеллектуальным соревнованиям тестостерон заметно повышался у победителей, а у проигравших оставался таким же, что и до соревнования. В серии из двух экспериментов (McCaul et al., 1992) юноши‑студенты колледжа в зависимости от успеха в игре, результаты которой были чисто случайными (подбрасывание монеты), могли выиграть или проиграть по пять долларов. В обоих экспериментах настроение у победителей становилось лучше, чем у проигравших и у тех, кто в соревновании не участвовал. Уровень тестостерона у победителей также был существенно выше, чем у проигравших, однако уровень кортизола (гормон, связанный со стрессом и возбуждением) у обеих групп оставался одинаковым. Это доказывает, что выигрыш может повышать уровень тестостерона у мужчин, причем посредствующим звеном здесь служит настроение, но никаких жестких прогнозов и заключений о соотношении тестостерона и агрессивности, тем более на длительные сроки, ученые не делают. Это верно и относительно принятия риска.

 

Прирожденные брокеры?

 

Интересны данные о связи пренатального тестостерона и финансовых рисков (Coates, Gurnell, Rustichini, 2009; Stein, 2009). Хотя биржевая игра выглядит делом строгого расчета, в действительности брокеры вынуждены принимать ответственные решения в спешке, и эти решения во многом зависят от их эмоционального настроя, связанного с секрецией тестостерона. Изучив поведение 17 молодых брокеров, кембриджские нейрофизиологи нашли, что больше всего денег эти брокеры делали в такие дни, когда уровень тестостерона у них был особенно высок. Но насколько стабильна такая связь? Чтобы ответить на этот вопрос, ученые замерили пальцевый индекс 44 лондонских брокеров, участников самых «шумных» и «быстрых» торгов, и сравнили их доходы за 20 месяцев, с 2004 по 2007 г. Оказалось, что мужчины, которые в зародышевой фазе развития подверглись самому сильному воздействию тестостерона, заработали в 6 раз больше тех, у кого это воздействие было минимальным. Таким образом, избыток пренатального тестостерона не только предрасполагает взрослых молодых мужчин к принятию риска, но и улучшает их способность принимать быстрые решения. Однако это вовсе не значит, что они будут успешными всегда и во всем. В тех сферах деятельности, где важна не столько быстрота реакции, сколько тщательное обдумывание, такие мужчины могут оказаться уязвимыми, а в периоды финансовых кризисов – нести наибольшие потери.

 

Как и эволюционная психология, экспериментальные исследования современных детей показывают, что мальчишеская агрессивность – не только индивидуальный, но и групповой, социально‑психологический феномен. Отождествление маскулинности с доминированием и агрессией присуще любой мальчишеской субкультуре. Иерархии, основанные не столько на разнице в физической силе, сколько на драчливости (желание и готовность драться), существуют уже у 6‑летних мальчиков, эта тенденция зафиксирована не только у европейцев, но и в Эфиопии, у индейцев хопи, японцев и др. Половое созревание лишь усиливает уже существующий между мальчиками дух соперничества. Но поскольку мотивы этого соперничества могут быть разными, обсуждать его возрастные пики без серьезных лонгитюдных и сравнительных данных бессмысленно.

Представления мальчиков о маскулинности как о доминантности с возрастом корректируются и усложняются. Обычно они ассоциируются с определенным телесным образом, соединяющим «крутизну» (toughness), физическую привлекательность, атлетизм, физическую силу и раннее половое созревание. Эти ценности отличаются удивительной стабильностью от 6 до 16–17 лет и практически одинаковы в разных культурах. Русское слово «крутизна» более или менее эквивалентно английским cool и tough (слово «кул» вошло в русский молодежный сленг), но здесь есть важные смысловые оттенки. Cool означает, прежде всего, абсолютную невозмутимость, решительность и хладнокровие, которое ничем не перешибешь («холодный как огурец»). Tough – не просто самодостаточность, но и сила, жесткость и грубость (американское tough значит опасный хулиган, бандит). Это как бы разные оттенки или типы маскулинности.

Более агрессивным мальчикам легче завоевать господствующее положение в иерархической структуре мальчишеской группы, потому что их облик и поведение соответствуют нормативному канону «гегемонной маскулинности», который предъявляется остальным в качестве нормы. Нравится это им самим или нет, мальчики учат друг друга драться, быть «крутыми» и не допускать «нежностей телячьих». Они значительно чаще девочек бывают как агентами (субъектами) насилия, так и, за исключением сексуального насилия, его объектами (жертвами). Об этом говорит не только педагогическая, но и криминальная статистика. Например, в США мальчики в 4 раза чаще девочек вовлекаются в драки, вдвое чаще совершают насильственные преступления и т. д. Среди опрошенных обычных московских школьников 7, 9 и 11‑х классов в последние два месяца участвовали в драках 43,4 % мальчиков, не участвовали 31,2 %, вообще не дерутся 25,3 % (у девочек соответствующие цифры 14,3, 24,9 и 60,8 %). Среднее количество драк в течение 3 месяцев на каждого мальчика 483, а на девочку 170(Собкинидр., 2005).

Но здесь есть важные смысловые нюансы. «Драться», «бить» и «избивать» – совсем не одно и то же. Драка – «нормальный» способ выяснения отношений между равными, «бьют» слабых и зависимых, а «избивают» чужаков и нелюбимых.

Внутригрупповое неравенство и межгрупповое соперничество усугубляются макросоциальными факторами. В бедной и социально неблагополучной среде насилие – необходимое средство выживания. Формированию хронической агрессивности способствуют также неблагоприятные семейные условия: отсутствие материнского тепла, отрицательная оценка ребенка родителями, завышенные или непоследовательные дисциплинарные требования и особенно телесные наказания. В частности, недавний метаанализ показал последовательную корреляцию между телесными наказаниями и агрессивным поведением ребенка (Gershoff, 2002).

Развитию детской агрессивности немало способствуют СМИ, которые гипертрофируют и усугубляют реальные поведенческие различия. Например, на российском телеэкране, который вообще перегружен сценами агрессии, ее субъектом, как правило, является мужчина (соотношение сцен мужской и женской агрессивности выглядит как 57,4 % к 12,3 %). Половина конфликтов между мужчинами на телеэкране завершается убийством, треть – дракой или избиением (Собкин, Хлебникова, Грачева, 2000). Не удивительно, что мальчики начинают считать такое поведение нормальным и даже обязательным.

Школьные драчуны и хулиганы, издевающиеся над более слабыми детьми, прежде всего над другими мальчиками (побить девочку не подвиг, на этом можно даже потерять лицо – «молодец среди овец»), чаще происходят из неблагополучных семей. Их повышенная агрессивность – следствие и бессознательная компенсация и гиперкомпенсация отсутствия понимания и эмоционального тепла, а также чувства своей социальной неполноценности. Эти установки очень устойчивы. 12‑летний канадский лонгитюд (1 037 мальчиков из бедной среды изучали с детсадовского возраста) показал, что группу повышенного риска ранней включенности в девиантные группы составляют в первую очередь гиперактивные, бесстрашные и несклонные к просоциальным действиям мальчики из бедных районов и выросшие в неблагоприятной семейной среде (Lacourse et al., 2006).

Как повышенная агрессивность мальчика влияет на его взаимоотношения со сверстниками? Многочисленные исследования показывают, что большинство детей, будь то дошкольники, младшие школьники или подростки, не любят агрессивных сверстников, считают их неприятными и предпочитают не общаться с ними (Реан, 2002, 2003а). Нелюбовь сопровождает их даже при переходе в другой коллектив. В одном исследовании психологи в течение шести недель наблюдали за общением группы переведенных из другой школы и ранее не знакомых мальчиков‑четвероклассников, которые в прежней школе считались «отверженными». Теперь они получили новый старт, но уже на третьей неделе новые товарищи также отвергли большинство из них, потому что эти мальчики часто проявляли физическую и вербальную агрессию, затевали драки и т. п.

Чтобы добиться господствующего положения в классе или игровой группе, агрессивные мальчики обычно группируются с себе подобными, это помогает им терроризировать остальных детей. Но стоит им потерпеть поражение в драке, как созданная ими иерархия разваливается, а сами они оказываются внизу социальной пирамиды (вспомним «Очерки бурсы»). Это напоминает взаимоотношения самцов в животных сообществах.

Однако далеко не все агрессивные дети отвергаются ровесниками. Многое зависит от характера и мотивов агрессии. Агрессия в ответ на прямой вызов воспринимается детьми, и особенно мальчиками, положительно, как умение постоять за себя. Хорошие лидерские и вообще социальные навыки также могут компенсировать мальчику агрессивность и тем самым помогут избежать отторжения коллективом. Очень важен и соционормативный контекст: корреляция между агрессивностью ребенка и его отвержением сверстниками у девочек вдвое выше, чем у мальчиков, для которых агрессивность нормативно более приемлема, причем разные мальчишеские подгруппы имеют на сей счет собственные правила и нормативный порог терпимости к агрессии.

Отношение детей к агрессии меняется с возрастом. Если маленькие дети, как правило, не любят агрессивных сверстников, то в среднем детстве агрессивные подростки часто приобретают популярность, занимают центральное положение в своих группах, становятся предметом восхищения и подражания. Полуторагодичное лонгитюдное исследование 334 американских школьников 11–12 лет показало, что более агрессивные мальчики, а также мальчики, которые выделяются из общей массы, становятся более популярными у сверстников, особенно у девочек. Напротив, мальчики, поведение которых выглядит детским (например, они хорошо ведут себя в классе), популярность теряют (Bukowski et al., 2000). Исследователи объясняют это теорией «разрыва в созревании» (Moffitt, 1993): младшие подростки хотят дистанцироваться от детства и используют отношения в группе как средство приобретения некоторых признаков взрослого статуса. Лонгитюдное исследование социального развития 905 детей от 10 до 14 лет показало, что по мере того, как дети становятся старше, агрессия все реже вызывает у них неприязнь, наоборот – она становится групповой нормой (Cillessen, Mayeux, 2004). А если ребенок поступает в соответствии с групповыми нормами, каковы бы они ни были, он уже не вызывает неприязни ни на игровой площадке, ни в школьном классе. Поскольку у младших подростков агрессия становится нормативной, более агрессивные мальчики все чаще становятся групповыми лидерами. По данным П. А. Ковалева (Цит. по: Реан, 2003а), среди подростков с высоким социометрическим статусом («эмоциональные лидеры», которым сверстники оказывают предпочтение) 48 % составляют лица с уровнем агрессии выше среднего. Это способствует криминализации подростковой культуры и росту демонстративно‑агрессивного поведения отдельных мальчиков. Кроме того, в подростковой среде появляется насилие, связанное с сексуальными и романтическими мотивами, которого раньше не было.

 

Соотношение агрессивности и популярности у сверстников в разных средах варьирует. Недавнее обследование учащихся (101 мальчик и 111 девочек от 11 до 15 лет) нескольких московских школ показало, что мальчики больше склонны к физической, а девочки к непрямой агрессии. Но у мальчиков связи между агрессивностью и популярностью среди соучеников не обнаружено, а у девочек она отрицательна, они отвергают агрессивных сверстниц (Бутовская, Тименчик, Буркова, 2006). В другом исследовании, сравнивавшем русских и армянских подростков, агрессия коррелирует с популярностью у мальчиков, но не у девочек. Популярные дети во всех возрастах имеют более высокие показатели по кооперации, дружественному поведению и соблюдению правил поведения. Более богатый репертуар коммуникативных навыков и способов примирения позволяет им успешно манипулировать другими и поддерживать социальное равновесие в группе, что и делает их популярными.

 

Иными словами, в более высокоорганизованной среде агрессивность не вознаграждается. По мере усвоения детьми новых социальных ролей и коммуникативных навыков специфически подростковая агрессия, связанная с необходимостью отстаивать свою автономию от старших и завоевывать статус у сверстников, ослабевает, уступая место более сложным формам соперничества и кооперации (Moffitt, 1993).

Разница между мальчиками и девочками в этом отношении также сильно преувеличена. Соревновательность, иерархия и агрессивность присутствуют не только в мужском, но и в женском мире. Знаменитый антрополог Сара Хрди еще в 1981 г. показала, что поведение самок обезьян не менее эгоистично, соревновательно и ориентировано на господство, чем поведение самцов, и может быть не менее жестоким. Самки нарушают друг другу репродуктивные циклы, монополизируют ресурсы, подчиняют и сексуально манипулируют самцами и даже убивают чужих детенышей. Нет никаких оснований идеализировать и девочек. Хотя они уступают мальчикам в открытой физической агрессии, непрямая агрессия может быть не менее жестокой. С ослаблением гендерной поляризации мы все чаще видим воинственно агрессивных девочек.

То, что мальчики чаще прибегают к физическому принуждению, а девочки к хитрому манипулированию, зависит не столько от гендерной принадлежности и индивидуальных особенностей, сколько от социальной ситуации, причем девочки и мальчики, стоящие на вершине групповой иерархии, имеют между собой много общего. Изучение 1 723 учащихся (913 девочек и 810 мальчиков) с 5‑го по 10‑й класс (средний возраст 14 лет) из пяти разных школ Западного Берлина подтвердило, что мальчики считают себя и воспринимаются сверстниками как более «крутые», доминантные, чаще прибегающие к физической агрессии, чем девочки. Мальчики чаще признают, что для них очень важно влияние и что они успешно добиваются признания сверстников. Однако многое зависит от положения подростка в иерархической системе его группы. Мальчики и девочки, обладающие наибольшим контролем над групповыми ресурсами, социально‑психологически мало отличаются друг от друга и применяют одни и те же стратегии манипулирования другими (Hawley, Little, Card, 2008). Хотя в среднем для мальчиков нормативна прямая, а для девочек непрямая агрессия, социально‑доминирующие мальчики и девочки могут, не теряя популярности и авторитета у сверстников, пользоваться обеими стратегиями: «топ‑мальчики» могут интриговать и распускать сплетни, а «топ‑девочки» – драться. Иначе говоря, гендерные нормативы, представления о том, что подобает или не подобает мальчику и девочке, обязательны не для всех, а только для «средних», не самых влиятельных подростков. «Бистратегические» мальчики и девочки социально успешнее тех, кто жестко следует своему гендерному стереотипу.

 





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2016-12-06; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 723 | Нарушение авторских прав


Лучшие изречения:

Люди избавились бы от половины своих неприятностей, если бы договорились о значении слов. © Рене Декарт
==> читать все изречения...

1029 - | 842 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.01 с.