– Айари! Кису! Вы понимаете язык барабанов?
– Нет, – ответил Айари.
– Нет, – ответил Кису.
– Эти барабаны бьют совсем не так, как в Ушинди и Укунгу, – добавил Айари.
Два дня назад мы покинули страну пигмеев, где познакомились с Тургусом и приобрели двух рабынь.
Прошел ан, а мы все еще слышали барабанный бой. Он доносился и спереди и сзади.
– Греби как следует, – прикрикнул я на Дженис.
– Хорошо, господин.
За эти дни мы вырезали из дерева новые весла. Теперь у каждого было свое весло – на случай, если вдруг придется сильно ускорить ход нашего каноэ. Обычно же на веслах одновременно сидело не более пяти человек – двое мужчин и две-три женщины. Остальные в это время отдыхали. Таким образом мы могли двигаться без перерывов. Кису подогнал новые весла по весу и по руке для Тургуса и бывших талун. Вдобавок мы смастерили еще одно запасное весло. Я уже говорил, что в речных путешествиях запасные весла никогда не бывают лишними.
Айари огляделся, вслушиваясь в бой барабанов.
– Лес оживился, – заметил он.
– Смотрите! – воскликнула Элис. На дереве прямо над водой раскачивалось тело висельника. Остатки синего платья выдавали в нем писца.
– Да.
Галера сильно обгорела; на бортах виднелись следы от мечей и копий, днище было изрезано пангами и изрублено топорами. Рядом валялись расколотые в щепки весла.
– Вряд ли Шаба продолжил путь по реке, – сказал Тургус.
Две новые рабыни оставались в каноэ; их лодыжки были привязаны к стойкам. Девушки бросили весла на дно и согнулись в изнеможении.
– Но у Шабы было три галеры, – напомнил я.
– Не нравятся мне эти барабаны, – покачал головой Айари.
– Верно, – задумчиво проговорил Тургус. – У него было три галеры.
– Обломки первой мы видели раньше, – сказал я. – Это – вторая…
– Наверняка Шаба не пошел дальше, – повторил Тургус. – Слышите барабаны?
– Остается третья галера, – прищурился я.
– Да, – нехотя согласился Тургус.
– Ты полагаешь, что Шаба повернул назад?
– Он был болен, – уклончиво ответил Тургус. – И потерял почти всех людей. Что ему оставалось делать?
– Ты считаешь, он повернул назад? – настаивал я.
– Нет, – признался Тургус.
– Значит, и мы пойдем вперед.
Мы столкнули каноэ на воду и продолжили путь по мутной, илистой воде Уа.
За следующий ан мы увидели на берегу более шестидесяти висельников. Шабы среди них не было. Над телами вились стервятники – маленькие желтокрылые джарды. Один из трупов терзали изогнутыми оранжевыми клювами птицы покрупней – тропические цады. Они не так агрессивны, как их пустынные собратья, но имеют такую же отвратительную привычку – выклевывать покойникам глаза. Надо сказать, что цады – заботливые родители. Вырывая из жертвы куски мяса, цады в клювах относят их в гнездо и кормят неоперившихся птенцов.
– По-моему, этот барабанный бой не имеет к нам отношения, – сказал я.
– Почему ты так думаешь? – удивился Айари.
– Мы услышали его далеко впереди, а потом уже весть понеслась вниз по течению.
– Что же это за весть?
– Возможно, – предположил Тургус, – о том, что Шаба наголову разбит.
– А ты что скажешь, Кису? – спросил я.
– Я думаю, ты прав: барабаны сообщают не о нас. Но и не о разгроме Шабы, иначе бой раздался бы несколькими днями раньше, когда была уничтожена вторая галера.
– Может быть, Шаба жив, – сказал я.
– Может быть, – пожал плечами Кису. – Кто знает…
– О чем все-таки говорят барабаны? – не унимался Айари.
– Кажется, я догадываюсь, – хмыкнул я.
– Я тоже, – угрюмо сказал Кису.
– Слушайте! – сдавленным шепотом произнес Айари. Мы бросили грести.
– Да, – сказал я.
– Да, – сказал Кису.
Откуда-то сверху доносилось пение.
– Быстро налево, – скомандовал я, – вон к тому островку!
Мы причалили к узенькому речному острову.
Едва мы успели спрятать каноэ в зарослях, как показались первые лодки. Они огибали наш островок с южной стороны.
– Невероятно… – прошептал Айари.
– На живот, – приказал я новым рабыням, привязанным за лодыжки к стойкам. Они испуганно распластались на дне каноэ, не смея даже приподнять головы. Все остальные залегли в траве и наблюдали затаив дыхание.
– Сколько их там? – шепнул Айари.
– Нет числа, – откликнулся я.
– На это я и рассчитывал, – сказал Кису.
Сотни длинных боевых каноэ проплывали мимо островка, и в каждом сидело по полтора-два десятка гребцов. В полной боевой раскраске, украшенные яркими перьями, воины пели бодрую песню в такт ударам весел.
– Предводитель пигмеев говорил мне, – вспомнил я, – что все народы, живущие на реке, собираются для великой битвы.
Каноэ шли и шли, а барабанный бой становился все тревожней и настойчивей.
Наконец через пол-ана последние суда скрылись за изгибом реки.
Мы с Кису поднялись на ноги. Тенде тоже встала.
– Ну что ж, Кису, – сказал я, – ты оказался прав. Тебе действительно удалось заманить Билу Хуруму в ловушку. На каждого его человека приходится десять туземных воинов, а это – верная гибель. Твой план сработал. Кажется, ты выиграл битву с великим убаром.
Кису посмотрел вниз по течению и вдруг обнял Тенде за плечи.
– Пожалуй, сегодня я не стану связывать тебя на ночь.
ОЗЕРО. ДРЕВНИЙ ГОРОД
– Какое огромное! – воскликнул Айари. – Просто дух захватывает.
– Больше, чем Ушинди и Нгао, – заметил Тургус.
Каноэ легко скользило по сверкающей гладкой поверхности бескрайнего озера.
– Это – исток Уа, – уверенно сказал я.
– В него, должно быть, впадают сотни ручьев, – проговорил Кису.
Две недели назад мы подошли к водопаду, куда более высокому, чем тот, с вершины которого мы видели флот Билы Хурумы. Мы находились на высоте нескольких тысяч горианских футов над уровнем моря, над теми местами к западу от Нгао и Ушинди, где коричневые воды Камбы и Ниоки впадают в зеленые воды Тассы. С вершины водопада на краю безымянного озера открывался вид на много па-сангов вокруг. Река была пустынна.
То здесь, то там из озерной глади выступали громадные каменные фигуры – торсы и головы воинов со щитами и копьями, зеленовато-бурые, покрытые патиной веков, поросшие мхом и лишайником, увитые лианами. На головах и плечах каменных исполинов вили гнезда птицы. На подножиях скульптур грелись под солнышком тарларионы и водные черепахи.
Я не сводил глаз с огромных изваяний. Они возвышались над водой футов на сорок. Наше каноэ казалось щепкой в сравнении с ними.
– Эти люди были твоей расы, Кису. Или очень похожей, – сказал я, вглядываясь в каменные лица.
– Возможно, – откликнулся он. – На свете много чернокожих народов.
– Что же случилось с теми, кто изваял эти фигуры? – спросил Айари.
– Не знаю, – ответил я.
– Вперед, – решительно сказал Кису и ударил веслом по безмятежной озерной глади.
– Здесь так красиво! – зачарованно прошептала Дженис.
– Глядите! – указал Айари. – Вон пристань, а к ней пришвартована галера.
– Третья, – сказал Тургус. – Последняя галера Шабы.
У восточного берега огромного озера показался массивный каменный причал. На нем высились колонны с железными кольцами для швартовки судов, в глубь берега вела лестница с широкими площадками. На ее далекой вершине виднелось прекрасное каменное здание с белыми колоннами, перед которым застыли исполинские статуи воинов. А дальше… до самого горизонта простирались развалины огромного города.
При нашем приближении с увитой лианами пристани плюхнулся в воду небольшой тарларион.
– Шаба должен быть там, – предположил Тургус.
– Он первым вышел к верховьям Уа, – сказал Кису.
– Швартуемся рядом с галерой.
– Сдается мне, друг мой Тэрл, – улыбнулся Кису, – что твои долгие поиски подходят к концу.
Я шагнул на пристань с копьем в руке и пангой за поясом.
– Зачем ты ищешь Шабу? – встрепенулся Тургус. – Не нравится мне, как блестят твои глаза – глаза воина за миг до схватки.
– Тебя это не касается, – отмахнулся я.
– Ты хочешь причинить Шабе зло? – не отставал Тургус.
– Зло? Вряд ли. Думаю, мне придется его убить.
– Не позволю! – вспыхнул Тургус. – Я служил ему!
– Сейчас ты служишь нам, – напомнил я. – Мне и Кису.
– Шаба хорошо обращался со мной. Он позволил мне и остальным уйти.
– Что это на тебя нашло? – усмехнулся я. – Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя, разбойника, есть честь и достоинство?
– Называй это как хочешь, – буркнул Тургус.
Кису без лишних слов ткнул Тургуса между лопаток торцом копья, и тот упал как подкошенный. Мы выволокли его на причал и уложили лицом вниз. Кису связал ему руки за спиной, заткнул рот кляпом и захлестнул шею петлей.
– На пристань, живо, – скомандовал я рабыням. – Лечь на живот!
Одна за другой все пять рабынь выбрались из каноэ и покорно вытянулись на каменном причале. Мы быстро спутали им руки, затем взяли длинную веревку и, накинув каждой на шею петлю, связали их караваном. Темноволосой рабыне Тургуса я в придачу заткнул рот кляпом. Она устремила на меня взгляд, полный мольбы и отчаяния, но я только усмехнулся. Цель моя была проста – уберечь девушку от искушения подать знак Шабе ради того, чтобы заслужить милость Тургуса. От моих глаз не ускользнуло то, как сладострастно извивалась она в его объятиях. Преданная рабыня зачастую рискует собой, лишь бы угодить хозяину. Я еще раз мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Не исключено, что кляп спасет девчонке жизнь. Вздумай она пикнуть, Кису или я мигом перерезали бы ей глотку.
– Вставай, Тургус! – Айари дернул за веревку. Тургус, пошатываясь, поднялся на ноги.
Я двинулся вверх по лестнице, Кису – за мной. Следом шагали Айари и Тургус, а за ними гуськом тянулись девушки: Тенде – старшая рабыня, Дженис и Элис, потом блондинка и, наконец, рабыня Тургуса. Бывшая гордая предводительница талун делала большие успехи на стезе рабской покорности, чувственность ее расцветала на глазах. А чудовищно разбухший кляп пригодился для ее длинноногой темноволосой подруги, понуро замыкавшей шествие.
БИЛА ХУРУМА
– Вот так? – спросила блондинка.
– Еще ниже, – скомандовала Дженис. – Пропусти привязь под левым коленом. Натяни потуже! А теперь шевели бедрами, вот так!
– Так?
– Ну да, почти, – снисходительно одобрила Дженис.
Я не сводил глаз с блондинки. Она невероятно расцвела и похорошела. Глаза ее блестели, щеки пылали, в лице не осталось и следа прежней суровости и непримиримости. Прежде все ее силы уходили на борьбу с собственной природой. Лицемерное отрицание своей подлинной сути в угоду чуждым, навязанным кем-то стандартам есть не что иное, как пытка, которая иссушает не только дух, но и тело. Человек – единственное из животных, умеющее мучить и терзать самого себя. Но зачем? Ради чего? Следовать по пути, указанному Природой, принять свою истинную сущность и радоваться жизни – что может быть проще и естественней?
– А с цепью это можно делать? – спросила блондинка.
– Я не пробовала. Вероятно, с цепью будет даже красивее, – задумчиво ответила Дженис.
– Гляди, камень просверлен насквозь. Наверняка это отверстие для цепи!
– Возможно, – сказала Дженис.
Блондинка замерла и выпрямилась. Ее ладное тело блестело от пота.
– Как ты думаешь, – робко произнесла она, – если я научусь делать это хорошо, мой господин позволит мне носить одежду?
Дженис пожала плечами:
– Если ему понравится твой танец и все остальное, что ты сделаешь, может, он и выделит тебе лоскут.
– Я буду очень стараться, – вздохнула блондинка.
– Посмотрим, – прищурилась Дженис. – Не забывай, что он в первую очередь мой господин, а потом уж твой.
– Да, госпожа, – потупилась блондинка.
Новые рабыни неизменно говорили «госпожа», обращаясь к Дженис, Элис или Тенде. Мы с Кису решили, что это поможет поддерживать порядок. В обучении рабынь необходима строгая дисциплина, поэтому девушек с самого начала заставляют называть женщину-инструктора «госпожа», независимо от того, рабыня она или свободная женщина.
– Ты почти такого же роста, как я, – заметила Дженис.
– Да, госпожа.
Бывшая талуна была ростом около пяти с половиной футов и весила около двадцати девяти горианских камней – сто шестнадцать фунтов.
– Теперь сядь и скрести лодыжки, – приказала Дженис. – Набрось на них петлю, словно тебя связали. Когда я подам знак, сбрось петлю, встань и потянись всем телом, как рабыня перед господином.
– Да, госпожа, – сказала блондинка.
Я мысленно усмехнулся. Могла ли Дженис, живя на Земле, представить, что когда-нибудь будет обучать другую женщину искусству услаждать мужчин? Гордые земные женщины выше этого… пока на Горе с них не сорвут одежду и не закуют в стальной ошейник. Тогда они, не жалея сил, начинают постигать науку наслаждений. И немудрено – от этого зависит их жизнь.
– Неплохо, – одобрила Дженис.
– А ты научишь меня ублажать господина губами и языком? – спросила блондинка. В голосе ее звучала мольба.
– Может быть, – произнесла Дженис, – если ты принесешь дров и выстираешь мою одежду. Только не смей трогать одежду господина!
– Хорошо, госпожа! – расцвела блондинка. Девушки обожают учиться друг у друга.
– Хватит, – сказал Кису и оттащил Тургуса от его темноволосой рабыни. Рты обоих были по-прежнему заткнуты кляпами, а руки связаны сзади. Кису связал им ноги – сначала Тургусу, потом девушке.
Я огляделся. Зал был огромен – двести футов в ширину и примерно столько же в длину. Свод его поддерживали огромные колонны. На полу громоздились каменные глыбы, видимо рухнувшие с потолка много веков назад. Но сам пол был ровным и гладким, только кое-где были просверлены сквозные отверстия, через которые, наверное, когда-то продевались цепи. Рядом валялись и сами цепи, проржавевшие настолько, что казалось, при малейшем прикосновении они рассыплются в прах. В глубине зала виднелась широкая лестница, такая же, как та, что привела нас сюда.
Стены были украшены потускневшей от времени мозаикой. Очевидно, когда-то, в незапамятные времена, в этом зале обучали рабынь, захваченных в плен во время бессчетных войн и набегов. Неведомый художник изобразил, как с несчастных пленниц срывают одежду, как их связывают и избивают плеткой, чтобы приучить к дисциплине, как их клеймят раскаленным железом и заковывают в ошейники, как они стоят на коленях перед хозяевами, низко склонив головы, как они танцуют перед своими господами и ублажают их самыми изощренными способами.
Мы выбрали этот зал для ночлега из-за девушек. Мозаичные изображения на стенах возбудили их донельзя. Изнемогая от желания, они выпрашивали разрешения танцевать перед нами и молили взять их. На примерах девушки обучаются особенно быстро. Видя лишь образцы мужского поведения, к тому же одобряемые обществом, волей-неволей начинаешь перенимать их. Такое подражание дается им с трудом, поскольку оно противоестественно. Зато женским моделям поведения девушки следуют совершенно органично. Понятие пола не есть нечто надуманное. Ни единой клеточкой своего тела женщина не напоминает мужчину!
Тенде млела в объятиях Кису. Он не связывал ее на ночь с того самого дня, как мимо нас по реке прошел объединенный флот речных народов, который наверняка уже стер с лица земли Билу Хуруму с его флотилией и отрядами аскари.
Я подошел к блондинке. Она послушно встала на колени и склонила голову. Я заставил ее подняться и связал ей руки за спиной. На шею ее уже была наброшена караванная петля.
– Ложись, – приказал я, и она опустилась на каменный пол.
– Ты свяжешь меня, господин? – спросила Элис. Я спутал ей запястья, привязал к темноволосой рабыне и тоже велел лечь. Следующей была Дженис.
– Готовься, – приказал я.
– Не связывай меня, господин! – взмолилась она, жалобно глядя на меня снизу вверх.
– Ты знаешь, что бывает за непослушание! Девушка проворно опустилась на колени и прижала лицо к моим ногам.
– Пожалуйста, господин, не бей меня! – Она подняла голову, обнимая мои ноги. – Позволь мне доставить тебе удовольствие!
– Вы сегодня уже потанцевали.
– Но я только начала возбуждаться, господин!
Я поднял ее за волосы и подволок к Элис и темноволосой рабыне. Там я бросил ее на колени, связал ей руки и присоединил к каравану.
– Прошу тебя, господин…
– Лечь, – приказал я.
Она опустилась на левый бок и тут же перевернулась на спину. Я задумчиво посмотрел на нее, прикидывая, стоит ли ее высечь.
– Позволь, позволь мне ублажить тебя! – Она приподняла бедра и потянулась ко мне.
– А ты хороша, рабыня…
– Господин! Умоляю…
– Ладно, – сказал я.
Конечно, следовало бы выпороть ее за то, что она осмелилась возражать хозяину. Придется хорошенько потаскать ее по шкурам.
– Славно стонет, – одобрил Кису.
– Горячая рабыня, – улыбнулся я.
Кису, скрестив ноги, сидел у костра в руинах огромного здания. Тенде лежала рядом, подложив ладони под голову
Я сел и оглянулся на Дженис. Рабыня лежала на боку, с караванной петлей на шее, со связанными за спиной руками. Я снова улыбнулся. Для мужского уха нет музыки слаще, чем жалкие, но жаркие стоны насилуемой рабыни.
– Видишь, Тенде, – сказал Кису, – из всех рабынь только ты одна не связана.
– Да, господин! – Она расцвела – Благодарю тебя, господин!
– Поэтому, – продолжил он, – подбрось-ка дров в костер. Она рассмеялась.
– Как ты жесток и суров, господин! – Тенде встала, принесла дров, бросила их в огонь и снова вытянулась на земле у ног хозяина.
– Можно ли мне повернуться лицом к господину? – спросила Дженис.
Она лежала спиной к нам, так, как я оставил ее. На теле ее виднелись синяки – я взял ее прямо на камнях.
– Можно, – позволил я.
Дженис не без труда повернулась и робко изобразила губами поцелуй. Глаза ее были влажны от слез. Я по горианскому обычаю подул в ее сторону, возвращая поцелуй, и отвернулся.
– Господин! Я люблю тебя!
– Заткнись, рабыня, – приказал я.
– Хорошо, господин, – всхлипнула Дженис.
Она стала бесподобной чувственной рабыней. Такая будет переходить из рук в руки бессчетное множество раз, пока однажды не встретит того, кого полюбит беззаветно и самозабвенно, кто, по тайным законам любовной химии, станет для нее идеальным хозяином – властным, суровым и непреклонным, способным жестоко избить за любую провинность и в то же время любящим и нежным. Этот человек больше никогда не продаст ее.
– Город большой, – задумчиво произнес Кису. – Может статься, что мы не отыщем здесь Шабу.
– Нужно искать, – отрезал я. – Я уверен, что он где-то здесь.
Внезапно Дженис отчаянно вскрикнула. Мы вскочили.
В зал ворвалось не меньше двух сотен вооруженных аскари. Я сразу заметил среди них Мсалити. А возглавлял воинов могучий чернокожий человек огромного роста, со щитом и копьем.
– Била Хурума! – воскликнул Кису.
ПИСЕЦ
Тенде с плачем бросилась в ноги Биле Хуруме.
– Я пойду с тобой! Только пощади их! Не убивай! Ты нашел меня, и я пойду с тобой по доброй воле! Но не причиняй им зла, великий убар! Отпусти их, умоляю!
– Кто эта женщина? – недоуменно поднял брови Била Хурума.
Кису отшатнулся, потрясенный. Тенде, онемев от изумления, смотрела на убара. Наконец она обрела дар речи.
– Разве не меня ты искал, великий убар? Разве не за мною ты пустился в опасный путь по реке?
– Где Шаба? – спросил Била Хурума.
– Не знаю, – ответил я.
– Великий убар! – вскрикнула Тенде.
– Кто это? – с досадой спросил Била Хурума.
– Не знаю, – пожал плечами Мсалити. – Я вижу ее в первый раз.
Била Хурума взглянул на припавшую к его ногам полунагую рабыню.
– Я видел тебя когда-нибудь?
– Нет, господин.
– Так я и думал. Вряд ли бы я позабыл такое тело.
– Раньше меня называли Тенде из Укунгу.
– Тенде из Укунгу? Кто такая Тенде из Укунгу?
– А-а! – припомнил Мсалити. – Ее послал тебе вождь Аибу для укрепления союза между империей и Укунгу.
– Но Укунгу и так часть империи, – сказал Била Хурума.
– Нет! – взревел Кису, выхватывая копье. Била Хурума даже не покосился в его сторону.
– Хорошенькая рабыня, – пробормотал он, глядя на Тенде. – Такую приятно получить в подарок, но при чем тут укрепление политического союза?
– Она – дочь Аибу, – пояснил Мсалити. – Ее прочили тебе в жены.
– В жены? – недоверчиво переспросил Била Хурума. – Уж не хочешь ли ты сказать, что эта славная зверушка была когда-то свободной женщиной9
– Именно, – подтвердил Мсалити.
– Это верно, милая? – обратился Била Хурума к Тенде.
– Да, господин.
– Ты Тенде из Укунгу?
– Так меня звали раньше. Теперь я рабыня, и меня зовут Тенде. Это имя пришлось по нраву моему господину.
– Ты когда-то носила одеяния свободной женщины? – спросил убар.
– Да, господин.
– Теперь на тебе лохмотья и дешевые бусы.
– Да, господин.
– Они тебе к лицу, – усмехнулся Била Хурума.
– Благодарю тебя, господин.
– Лохмотья и дешевые безделушки больше идут женщине, чем пышные наряды, верно?
– Да, господин.
– Хорошо, что ты стала рабыней, Тенде, – похвалил Била Хурума. – Твое тело вполне достойно этого.
– Спасибо, господин.
– Я только одного не понимаю, – продолжил убар.
– Да, господин? – встрепенулась Тенде.
– Мои писцы, должно быть, допустили ошибку. Я читал в их докладах, что Тенде из Укунгу холодна и надменна.
– Они не ошиблись, господин! – улыбнулась рабыня. – Тенде из Укунгу действительно была холодна и надменна.
– Ты на нее не похожа.
– Да, господин. Я – просто Тенде, рабыня моего господина Кису.
– Теперь ты стала пылкой и податливой? – спросил Била Хурума.
– Да, господин, – потупилась девушка. Била Хурума усмехнулся.
– Мой господин покорил меня, – сказала Тенде, не поднимая головы.
– Отлично, – похвалил убар
Тенде внезапно подняла голову. Большие черные глаза ее блестели от слез.
– Молю тебя, великий убар, не причиняй зла моему господину Кису!
– Замолчи, рабыня! – рявкнул Кису.
– Да, господин. – Она расплакалась.
– Теперь ты всего-навсего презренная рабыня, Тенде, – процедил Мсалити. – Ты не смеешь обращаться с просьбами к убару. Он может взять тебя, если вдруг ему того захочется, вот и все.
– Да, господин.
– У меня сотни рабынь, – сказал Била Хурума, – и многие из них красивее тебя. На живот!
– Да, господин, – пролепетала Тенде.
– Ползи назад к своему хозяину, – приказал убар.
– Да, господин!
Мы с Кису стояли плечом к плечу перед Билой Хурумой. Кису сжимал в руке копье. Чуть поодаль застыл Айари. Рабыни давным-давно проснулись и вскочили – все, кроме брюнетки, у которой были связаны лодыжки. Тургус тоже лежал на земле, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту.
– Давай сразимся! – выкрикнул Кису, обращаясь к Биле Хуруме.
– Мы не ожидали тебя тут увидеть, – сказал я убару.
– Мне нелегко дался этот поход, – ответил он. – Уцелели всего двести десять человек, три галеры и четыре каноэ.
– Я отдаю должное твоему искусству полководца и твоей несгибаемой воле, убар, – сказал я.
– Сразись со мной, убар! – снова крикнул Кису, потрясая копьем.
– Кто этот человек? – спросил Била Хурума.
– Это – Кису, мятежник из Укунгу, – сказал Мсалити. – Ты видел его однажды в зале суда. Он стоял перед тобой на коленях, закованный в цепи, – в тот день, когда ты впервые увидел Мвогу, верховного визиря Аибу, вождя Укунгу. Если припомнишь, мой убар, как раз тогда Мвога сказал, что Аибу посылает тебе в подарок свою дочь Тенде.
– Ах да, припоминаю, – протянул Била Хурума и посмотрел на Кису. – Парень с характером кайлуака?
– Да, – кивнул Мсалити.
– Готов ли ты биться со мной? – грозно вопросил Кису.
– Наша война окончена, – бросил убар. – Ты проиграл.
– Моя война не окончена до тех пор, пока я в силах держать копье!
– Кису! – вмешался я. – Перед тобой две сотни аскари!
– Сразись со мной один на один, если посмеешь! – с – вызовом обратился он к Биле Хуруме, даже не глянув на меня.
Я снова попытался воззвать к его здравому смыслу:
– Убары не воюют один на один с простыми солдатами!
– Но я – мфалме Укунгу!
– Ты низложен, – сказал я. – Я уважаю тебя, Кису, но с политической точки зрения ты недостойный противник для убара.
– Тогда назначь меня снова мфалме Укунгу и сразись со мной! – нашел выход Кису.
– Кису, перестань! – попытался утихомирить его Айари.
– Видел ли ты Шабу? – спросил меня Била Хурума.
– Только его галеру – как и ты. Мы давно ищем его.
– Он не мог уйти далеко, – задумчиво произнес убар.
– Я тоже на это рассчитываю.
– Где золотая цепь, которую я тебе подарил? – спросил Била Хурума.
– В нашем каноэ.
– Уже нет, – хитро прищурился убар. Он подал знак одному аскари, и тот бросил мне золотое ожерелье. – Я сразу узнал его, – сказал Била Хурума, – и понял, что ты где-то здесь.
– Благодарю тебя, убар, – улыбнулся я и надел ожерелье.
– Я вызываю тебя на бой! – не унимался Кису.
– А я ищу Шабу, – сказал Била Хурума, – и не хочу задерживаться из-за всяких мелочей.
– Защищайся! – крикнул Кису, потрясая рейдерским копьем.
– Ну, разве можно сражаться таким неуклюжим оружием? – усмехнулся убар. – Ты видел копья моих воинов?
– У нас есть и такие! – запальчиво возразил Кису. Действительно, у нас были копья аскари – одно у Айари и еще два в каноэ.
– А ты умеешь обращаться с ними? – спросил убар. – Это не так-то просто.
– Не важно! – отрезал Кису. – Я все равно буду драться с тобой!
– Кису! – попытался урезонить его я. – Ты сильный, отважный, благородный человек. Но Била Хурума – опытный воин. Не упорствуй!
– Уничтожив Билу Хуруму, я уничтожу империю!
– Вряд ли. Империя не может пасть от руки одного человека.
– Я не желаю сражаться с тобой, – сказал убар. – А если ты нападешь на меня, я убью тебя или прикажу убить тебя своим людям.
– Била Хурума – искусный воин, Кису, – сказал я. – Не упрямься.
– Что же мне делать? – в отчаянии воскликнул Кису.
– На твоем месте, – шепнул Айари, – я бы набросился на него, когда он спит, или подлил бы яду в его вино.
– Но это подло! Я не могу! Что, что мне делать?
– Брось копье, – посоветовал я.
Все взгляды были устремлены на Кису. Он в ярости ударил древком копья по камню и низко опустил голову. Плечи его задрожали – Кису, бывший мфалме Укунгу, плакал от бессильного гнева. Тенде подползла к нему и, тоже плача, принялась покрывать поцелуями его ноги.
– Зачем ты ищешь Шабу? – спросил меня Била Хурума.
– Думаю, по той же причине, что и ты. Мсалити вздрогнул.
– Великий убар! – горячо зашептал он. – Наше странствие было трудным и опасным. Эта жалкая горстка людишек – последнее препятствие на твоем пути. Убери его! Прикажи аскари уничтожить проходимцев!
Била Хурума задумчиво смерил меня взглядом.
– Била Хурума! – донеслось откуда-то сверху.
Я обернулся. За спиной у меня, на верхней площадке огромной каменной лестницы, стоял человек. Голубые одежды, когда-то бывшие нарядом писца, превратились в лохмотья, но в голосе и осанке ощущалось достоинство.
– Я – Била Хурума, – сказал убар.
– Это мне известно, – сказал писец. – Я хочу знать, есть ли среди вас человек по имени Тэрл Кэбот?
– Это я, – отозвался я.
Мсалити встрепенулся. Мое имя явно было ему знакомо. Рука его скользнула к ножнам, но он не осмелился выхватить кинжал.
– Я отведу тебя к Шабе, – сказал писец.
