Завершенный идеализм есть также и завершенный

РЕАЛИЗМ]

[...] Система, стремящаяся вскрыть истоки всех вещей в деятельности духа, являющейся одновременно как иде­альной, так и реальной, эта система, будучи самым завер­шенным идеализмом, по этой самой причине должна быть также и самым завершенным реализмом. А именно если завершенность реализма можно видеть только в том, что он объясняет нам, каким образом мы в состоянии позна­вать непосредственно вещи в себе, -то подобного рода

явление становится возможным лишь в случае такого при­родного склада, при котором вещи оказываются лишь нашей собственной и притом благодаря нашей деятель­ности ограниченной реальностью. Ибо при таком устрой­стве ума мы были бы в состоянии устремить наши взоры на самое душу вещей. Перед нами предстала бы непосред­ственно вся ограниченность их строения и самым непри­крытым образом выступил бы весь их внутренний меха­низм. Так, ведь и художник лучше, чем кто-либо другой, познает свое творение.

[ФИЛОСОФИЯ ПРИ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОМ ПРОВЕДЕНИИ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ИДЕАЛИЗМ]

[...] В такой науке, как философия, ничто не может браться за предпосылку, но [...] скорее, наоборот, здесь в первую очередь нуждаются в дедукции те понятия, ко­торые обычно представляются самыми обычными и оби­ходными. Таково, например, и различение между тем, что привходит извне и что подымается изнутри: это различие, вне всякого сомнения, нуждается в обосновании и объяс­нении. Но именно по той причине, что я пускаюсь тут в объяснение, мной постулируется существование такой сферы сознания, где этот распад на внутреннее и внешнее еще не осуществился и где, следовательно, мы имеем взаимную пронизанность одного другим. Вот с какой не­сомненностью обнаруживается, что философия, которая законом для себя ставит ничего не оставлять недоказан­ным и невыведенным, помимо своей воли, просто стре­мясь быть последовательной, превращается в идеализм.

[«СОЗЕРЦАНИЕ» НЕ СЛЕДУЕТ ПОНИМАТЬ КАК ЧУВСТВЕННОЕ СОЗЕРЦАНИЕ]

Что касается самого термина «созерцание», «нагляд­ность», то следует отметить, что не нужно придавать этому понятию никаких оттенков, связанных с чувствен­ностью, словно, например, то созерцание, о котором мы здесь говорим, ограничивалось бы только зрением, хотя словоупотребление и наталкивает нас исключительно на такое отождествление. Так случается не без причины, и притом достаточно глубокой. Невежественная толпа видит объяснение зрению в световом луче; но что такое этот луч? Он сам уже зрение, и при этом зрение изначаль­ное — само созерцание (1, стр. 130—134).

[ВСЯКОЕ ПОЗНАНИЕ ИЗНАЧАЛЬНО ЭМПИРИЧНО, А НЕ АПРИОРНО]

Все наше познание изначально эмпирично именно по­тому, что понятие и объект возникают для нас одновре­менно в неразрывной связи. Ибо если бы первоначально наше познание было априорным, то сначала у нас должно было бы возникать понятие объекта, а затем уже в сооб­разности с ним и сам объект, что единственно давало бы возможность подлинного проникновения в объект ап­риори. Наоборот, эмпирическим именуется всякое такое знание, которое наподобие, например, эксперимента в фи­зике, исход которого заранее я не могу предвидеть, скла­дывается совершенно без всякого моего содействия. Но ведь нужно сказать, что все наше знание об объектах пер­воначально настолько от нас не зависит, что мы, лишь по­лучив его в наше распоряжение, извлекаем отсюда поня­тие о нем, но и само это понятие не бываем в состоянии передать, не прибегая снова к совершенно непроизволь­ному созерцанию. Значит, всякое познание носит искони чисто эмпирический характер.

[ПО, БУДУЧИ ИЗНАЧАЛЬНО ЭМПИРИЧНЫМ, ЗНАНИЕ ОДНОВРЕМЕННО И СПЛОШЬ АПРИОРНО]

Но именно по той причине, что все наше познание первоначально насквозь эмпирично, оно же сплошь и ап­риорно. Будь оно не целиком нашим порождением, то все нам известное проистекало бы либо извне, что невоз­можно, ибо так никакая необходимость и никакая обще­значимость не были бы свойственны нашему знанию, либо же остается та возможность, что кое-что дается тут извне, часть же нам известного мы почерпаем из самих себя. Значит, наше знание может быть насквозь эмпиричным лишь потому, что оно целиком черпается из нас самих, т. е. сплошь априорно (1, стр. 256).

[АБСОЛЮТНАЯ СВОБОДНАЯ ВОЛЯ СТАНОВИТСЯ ЯВЛЕНИЕМ В ФОРМЕ ПРОИЗВОЛА]

[...] Воля может быть названа свободной в трансцен­дентальном смысле этого слова именно постольку, по­скольку она эмпирична или выступает в качестве явления. [...] Но поскольку абсолютная воля становится явлением, для того чтобы выступить здесь "в качестве абсолютной,

она должна принять форму произвола. Эта - феноменаль­ность — произвол — не нуждается поэтому ни в каком дальнейшем объяснении своей объективности, ибо в ней нет ничего объективного, что обладало бы реальностью, но одно только абсолютно-субъективное, созерцание самой абсолютной воли, благодаря которому последняя беско­нечно объективируется для самой себя (1, стр. 322).

[ДВА ЕСТЕСТВЕННЫХ ЗАКОНА]

Следовательно, над первой природой должна воздви­гаться вторая и как бы высшая, в которой царит закон природы, но совсем иной, нежели в природе зримой, а именно закон природы, существующий ради свободы. С той же неуклонностью и железной необходимостью, с какими в природе чувственной следуют друг за другом причина — действие, в этой второй природе вслед за пося-ганием на свободу другого должно тотчас же возникать преткновение своекорыстию. Правовой закон и оказы­вается таким естественным законом, каким мы его сейчас обрисовали, вторая же природа, в которой царит этот за­кон, оказывается не чем иным, как правовым строем, ка­ковой в виду этого выводится здесь в качестве предпо­сылки существования сознания (1, стр. 329).