Научиться замечать грусть у мальчика - не то же самое, что научиться распознавать депрессию. Хотя между ними есть много общего, важно отличать нормальные средства, которые здоровый мальчик задействует, чтобы справиться с печалью, от симптомов депрессии. Разница тут - в степени, интенсивности: как часто он ведет себя определенным образом, насколько его поведение резкое, напряженное, как долго это длится. Например, мальчик, который изредка запирается в комнате, когда ему плохо, вероятно, просто грустит. Напротив, мальчик, который часто приходит домой из школы, идет в свою комнату, запирается и отказывается поговорить, определенно демонстрирует поведение, которое находится в рамках депрессивного спектра. Это все равно, что сравнить мальчика, который отказался от ужина потому, что у него был трудный день, и мальчика, который регулярно отказывается ужинать с семьей. Диагностика депрессий у мальчиков особенно сложна в ситуациях, когда поведение мальчиков занимает промежуточное положение между временно "плохим настроением" и очевидно неадекватным поведением. Кроме того, как мы видели, взрослые не узнают у мальчиков депрессию, когда она принимает вид гнева или возбуждения, а не грусти, тоски, безучастности и отчаяния.
Грусть, но не депрессия
Нужно признать, что заметить печаль и депрессию у мальчиков сложнее, чем у девочек. Когда девочкам грустно, они справляются со своей печалью не так, как мальчики. Девочки, по наблюдениям психолога Сьюзен Нолен-Хексема (Стэнфордский университет), стремятся "прожевать" свою грусть, ее симптомы и возможные причины. Исследование показывает также, что большинство девочек стремятся выплакать, выпустить свое разочарование, беспомощность, несчастливость и ищут поддержки друзей и семьи. В недавнем опросе ученые узнали, что когда девочки грустят, почти половина (45%) из них говорит с друзьями. И только 26 % мальчиков в ходе опроса сказали, что обратятся к другу за поддержкой.
Мальчики, напротив, не пытаются обжить, "прожевать" свое несчастье. И хотя некоторые сразу идут к друзьям или родственникам за утешением и поддержкой, большинство пытаются просто "забить" на свои болезненные переживания и вместо этого выбирают поведенческую стратегию, основанную на действии, чтобы справиться с ними. Четырнадцатилетний Росс рассказал мне, как он поступает, когда ему грустно: "Хотя бы раз в неделю мне бывает грустно, но я довольно быстро об этом забываю. Я иду к другу и мы играем в мяч или просто тусуемся. Я отгораживаюсь от всего и живу дальше".
Иногда, по словам Росса, на него находят приступы ярости. Он рассказал мне, как однажды он подрался с другом. "Я пришел домой очень расстроенным и поднялся в свою комнату. Я просто сидел на кровати и слушал музыку. Мне было грустно, и вдруг я почувствовал ярость, такую сильную, что я с криком стал колотить подушку. Грустить и бушевать - одно и то же для меня".
Поведение Росса типично для мальчиков, которые справляются с легкой грустью, отвлекаясь от нее. Они играют в мяч, болтают с друзьями, слушают музыку или смотрят телевизор. Когда эмоции слишком сильны и отвлечься не удается, мальчики стремятся на какое-то время уединиться, чтобы в одиночестве пережить шторм и выплыть из своей грусти только тогда, когда самая сильная волна боли схлынула. Многие мальчики в проекте "Слушая голоса мальчиков" говорили о том, что проблему нужно "выбросить из головы".
Послушайте, например, Марка, талантливого и энергичного пятнадцатилетнего юношу:
- Есть такая формочка, в которую ты должен вписаться, если ты парень. Ты должен быть напористо агрессивен, общителен, силен духом и телом. Ты не должен ломаться, как тростинка на ветру.
- А что ты делаешь, когда чувствуешь себя слабым, когда не все так прекрасно? - спросил я.
- Когда я злюсь,- ответил Марк,- я пытаюсь просто отпустить проблему. Я обычно обдумываю все, чтобы объяснить себе, почему мне не стоит из-за этого злиться. Я стараюсь либо обдумать все спокойно, либо вообще не думать, чтобы это больше меня не касалось. Когда мне грустно, ищу кого-нибудь, чтобы увидеть все со стороны... Все проходит или я переключаюсь на что-то другое.
Из-за того, что он интериоризировал представление о том, что обнаружение неконтролируемых чувств нежелательно, Марк критически относится к тем мальчикам, которые не умеют сдерживать свои эмоции. "Некоторые ребята носятся с какими-то неприятностями в своей жизни, но если бы они просто выкинули их из головы, жизнь была бы намного лучше. Это не так уж трудно - выкинуть из головы. Я бы хотел, чтобы они рассуждали логически и успокоились, вели себя потише и поменьше болтали, как им все это говорят".
Марк ставит знак равенства между обнаружением уязвимости и острым чувством стыда, страха возмездия, которое настигает тех, кто не может вписаться в "форму". "Если ты не вписываешься, то ты неудачник, ты ничего не стоишь, выглядишь дураком и никому не нравишься. Люди не хотят иметь с тобой дело. Они отталкивают тебя от себя, в уголок. Через какое-то время, если ты плохо реагируешь, если ты все глубже увязаешь в депрессии, людям это не понравится". Наблюдения Марка отражают то, как любая брешь в самозащите мальчика - любое допущение, что он слаб и депрессивен,- становится для окружающих поводом отвергнуть его. И затем снова, если мальчик продолжает интериоризировать чувства грусти и боли и не учится подавлять их, у него появляется страх, что это только все ухудшит. Марк объясняет:
- Если ты пытаешься держать все в голове и никак не показывать, будет только хуже. Так от этого вообще не избавиться.
Но если некоторые мальчики, как Марк, справляются с печалью просто "выкидывая ее из головы", другие полагаются на "синдром необходимого молчания", о котором мы говорили раньше. Когда мальчик несчастен, когда его душа ранена, он предпочитает зализывать свои раны в одиночестве, где никто не сможет его пристыдить. Он выходит наружу глотнуть воздуха и может искать помощи родителей или друзей, но только после того, как закончился период тишины и одинокого горева-ния. Преимущество этой тактики для мальчика в том, что никто не видит его грусть. Он охраняет себя от стыда. Недостаток - в том, что если родители не знают об этом синдроме, не узнают его, им будет трудно увидеть его грусть.
Мое мнение, что мальчики, которые успешно отвлекаются и отказываются от своих переживаний, все-таки нуждаются в том, чтобы другие люди помогли им восстановиться после пережитой эмоциональной боли. После того, как стратегия отвлечения помогла им пережить самые страшные бури, большинство мальчиков ищут пути воссоединения с семьей и друзьями. Когда мальчик готов вернуться, ему нужно взаимодействие с другими: погонять мяч с друзьями, услышать мамины слова "я рада, что все налаживается", сходить с отцом поесть мороженого или возобновить давний спор с сестрой о телепрограмме. Когда это происходит, мальчик знает, что жизнь продолжается. Его стыд тает. Люди, которые заботятся о нем, по-прежнему рядом и на них можно положиться.
Один десятилетний мальчик рассказал нам, что он всегда чувствует себя лучше рядом с дедушкой. После того, как у Джима диагностировали серьезное нарушение зрения, он, по его словам, был "расстроен" необходимостью носить толстые очки и ходить в специализированный класс для детей со слабым зрением. Он совсем загрустил: приходил домой и ни с кем не разговаривал. И дедушка заметил это. Он не стал спрашивать в чем дело, он просто попросил Джима принести ему пальто. Они пошли в парк и покидали бейсбольный мячик - то, чем они занимались каждый день. "Он рассказывал мне истории о своей жизни, о том, как он плавал на корабле и работал в ресторане. У него была тяжелая жизнь. И мне стало лучше",- говорит Джим. Джим не смог облечь это в слова, но дедушкины истории, вероятно, так помогли ему, потому что в них был ясный урок: у всех бывают испытания, которые нужно пережить, я тоже грустил и чувствовал себя потерянным, но я сумел с этим справиться и ты тоже сможешь, мы по-прежнему любим тебя.
Когда у мальчика есть семья и друзья, от которых он может получить такую искреннюю поддержку, он чаще всего справляется даже с самыми трудными проблемами. Следующие советы могут помочь, если мальчику нужно дополнительное внимание:
Создайте безопасное пространство. Создайте безопасное пространство, в котором ваш мальчик сможет открыто выражать свои чувства, без страха быть осмеянным или опозоренным. Обычно это означает, что надо найти время, когда вас ничто не отвлекает и объяснить мальчику, что он может говорить обо леем, что никто не будет судить его или наказывать за то, о чем он расскажет.
Слушайте внимательно. Слушайте очень внимательно все, о чем мальчик рассказывает. Возможно, он не захочет открываться сразу, и вам нужно просто терпеливо слушать и ждать, пока он не почувствует себя достаточно уверенно, чтобы честно объяснить, что с ним происходит. Если вы поняли, что это именно такой случай, просто дайте мальчику время и постарайтесь быть полностью в его распоряжении, когда период молчания закончится и он будет искать вашей поддержки (то есть в этот момент уделите ему все свое внимание, а не слушайте в пол-уха, занимаясь чем-то еще).
Будьте особенно осторожны с провоцированием чувства стыда. Когда приходит ваша очередь говорить, избегайте фраз, которые могут унизить или смутить вашего сына. Пожалуй, самое лучшее, что вы можете сказать, это то, что вы понимаете его чувства и что вы всегда готовы помочь ему всем, что в ваших силах. Дайте ему понять, как сильно вы ему сочувствуете. И хотя иногда кажется, что легче слегка подшутить над ним или сказать "все будет отлично", такие реакции могут уничтожить у мальчика способность искренне выражать свои чувства. Вместо этого, скажите мальчику "да, это очень тяжело", дайте ему понять, что вам небезразлична его боль. В конце концов, все, что вам нужно, это быть рядом, задавать продуманные вопросы, показывающие вашу заинтересованность, внимательно слушать, избегать осуждений и нравоучений и показывать свою искреннюю любовь и заботу.
Когда ситуация ухудшается
Если мальчик не находит поддержки или травмирующие обстоятельства выходят за пределы, которые он в состоянии контролировать, его обычная стратегия "пережить через действие" становится неэффективна. Он больше не может заглушить свою печаль баскетболом, битьем подушки или музыкой, которую слушает в одиночестве. Попытки задавить свое несчастье и стыд могут вместо этого толкнуть его к бурному внутреннему конфликту, болезненные эмоции смешают его мысли и скрутят желудок. Мальчик может стать неугомонным, импульсивным, быть не в состоянии сконцентрироваться и вести себя адекватно. Он может стать раздражительным и недружелюбным, выражая свое внутреннее замешательство попытками причинить боль другим или рискованным поведением типа скоростного вождения. Он может выражать свои трудности физически - болеть, страдать от хронической головной или желудочной боли. Или он может отстраниться, становясь все более угрюмым и далеким от тех, кто его любит. Все это - нормальные компенсаторные механизмы, помогающие справиться с болью. Но когда мальчик ведет себя так, очень важно заглянуть под маску, задавать вопросы, выражать свою озабоченность и пытаться понять, что переживает мальчик; если такое поведение становится постоянным или ярко выраженным - мальчик, вероятно, находится на пути к депрессии.
Шестнадцатилетнему Кении Робинсону повезло: его мама увидела за его озлобленностью и агрессивным поведением крик о помощи и сделала все, что могла, чтобы помочь ему. Кении начал раз в неделю ходить к психологу. На этих встречах Кении сумел снять маску гнева и рассказал о своей скрываемой грусти по поводу того, что его отец так неожиданно бросил их.
"Без папы все не так,- сказал он. - И у мамы теперь никогда нет времени. Она слишком занята разговорами по телефону со своим адвокатом или с сестрой".
"Тебе кажется, что ты лишился одновременно и матери, и отца",- предполагает терапевт.
Глаза Кении наполняются слезами: "Да. Я не понимаю, что происходит".
Психотерапевт пригласил маму Кении на несколько консультаций и помог ей увидеть, как сильно Кении нуждается в ней в это ужасное время. Миссис Робинсон была очень сильно расстроена и обеспокоена семейным кризисом, но она также волновалась и о Кении.
Психотерапевт предложил, чтобы они установили "особое время", когда миссис Робинсон поддерживала бы любую игру, которую предложит Кении, если это безопасно для окружающих (и с оговоренной максимальной суммой расходов, если нужно). Они начали с одного часа "особого времени" в неделю. Сначала миссис Робинсон трудно было найти силы, чтобы участвовать в активных играх Кении, но она увидела, как это важно для него.
В течение нескольких недель у них родилась особая игра. Кении был детективом, который ищет пропавших людей и возвращает домой хороших людей, которые потерялись. Миссис Робинсон играла свою роль со все возрастающим энтузиазмом. Они догадалась, что Кении хочет по-своему "отыграть" уход отца.
Она также поняла, как мало она рассказала Кении о причинах ухода. Сейчас она организовала разговор и рассказала ему обо всем, что сама знала. Они воображали, как бы встретились снова с отцом. Она разговаривала с Кении и помогала ему разобраться в непонятных вопросах. Она сказала ему, что знает, что его отец старался быть хорошим человеком, но иногда люди совершают неправильные поступки, даже если они очень стараются.
Кении, его мама и психотерапевт несколько консультаций посвятили разговорам о том, как Кении прекратить драться с другими ребятами. Он прошептал: "Я дерусь, потому что они говорят гадости о папе". Миссис Робинсон заплакала и обняла Кении, который тоже начал плакать. Кении согласился попробовать поговорить с ребятами о своем отце, вместо того, чтобы бить их.
Несколько месяцев терапии, и школьные проблемы Кении пошли на убыль. Их семье предстояли непростые времена, но, по крайней мере, сейчас мать и сын будут переживать их вместе.
Кенни повезло, что в ответ на его неуправляемое поведением мама отправила его на терапию, а не в его комнату. Слишком часто даже самых благожелательных родителей и учителей компенсаторная активность мальчиков сбивает с толку. Мы судим о поведении по внешним признакам и реагируем соответственно. Мы наказываем импульсивного и недовольного ребенка и даем таблетки гиперактивному. Мы отталкиваем "симулянта", чтобы он "закалялся", сам осваивался в ситуации. И, хуже всего, мы стараемся изолировать замкнутого или разозлившегося мальчика. Мы видим жесткую, колючую внешнюю сторону и говорим: "Он подросток, чего вы ожидали? Это такой возраст. Просто он мальчик". Мы отпускаем их дрейфовать.
Некоторые из нас не замечают признаков грусти у мальчиков отчасти потому, что не хотят. Очень больно признавать, что тот, кого мы любим, страдает. Трудно осознавать, что мальчик, которого мы хотели бы видеть уверенным и сильным, подавлен горем. Некоторые родители просто смиряются с буйным поведением, как если бы было неизбежностью, что все мальчики ведут себя импульсивно и что все подростки бунтуют. Но за многими из этих внешних выплесков мальчишеской энергии скрываются мальчики в беде, мальчики, которым больно.
