Уголовный процесс Франции и Германии построен на совершенно иных технических началах. В момент появления официальной информации о преступлении у соответствующего представителя государства возникает обязанность исследовать данный факт, собрать о нем все возможные сведения, аккумулировать их в едином уголовном деле (единое досье) и затем принять процессуальное решение о дальнейшем движении этого дела. В такой ситуации возникают типично континентальные процессуальные категории: производство по уголовному делу; лицо, ведущее производство по уголовному делу; процессуальное действие; следственное действие; процессуальное решение и т.д. Все эти категории прекрасно известны в России и других постсоветских странах. Важно, что в результате процессуальная власть над делом централизуется в руках должностного лица, обязанного действовать всесторонне, полно и объективно, что исключает одностороннюю обвинительную деятельность полиции, следствия и прокуратуры. Ни о каком параллельном расследовании речь идти не может - защита вправе быть сколь угодно активной, но она не осуществляет самостоятельного доказывания, поскольку не обладает должной мерой объективности и заинтересована в исходе дела (как, впрочем, и потерпевший). Нет здесь и никакого раскрытия доказательств сторонами (обмена доказательствами), поскольку уголовное дело едино (с его материалами можно лишь ознакомиться в определенный момент). Такой подход к доказыванию часто именуется принципом материальной истины - он закреплен и в УПК Германии, и в УПК Франции.
В судебном разбирательстве французский и германский уголовный процессы широко допускают полное рассмотрение дела профессиональными судьями. Участие непрофессионалов здесь также возможно, но является скорее второстепенным, нежели системообразующим. Поэтому непрофессионалы чаще всего составляют с профессионалами единую коллегию (немецкое понятие суд шеффенов), совместно решая как вопросы виновности, так и вопросы наказания. Суда присяжных в классическом понимании нет сейчас ни в Германии, ни во Франции. Кроме того, судебное разбирательство также построено на принципе материальной истины и теории активного судьи, обязанного установить все обстоятельства дела, независимо от доказательственной инициативы сторон. Поэтому судья вправе самостоятельно допрашивать свидетелей, назначать экспертизы и т.д., руководствуясь лежащей на нем обязанностью полно и объективно установить все обстоятельства дела. В такой ситуации не остается места никаким "сделкам с правосудием". Некие аналоги таких процедур в Германии и во Франции сегодня существуют, поскольку континентальные уголовно-процессуальные системы также испытывают влияние американского уголовного процесса, подчас следуя веяниям "моды", подчас - геополитической необходимости. Однако в любом случае заключение в Германии и во Франции разного рода "соглашений" между обвинением и защитой приводит лишь к ускорению и упрощению процесса, но не более того, поскольку не снимает с государства обязанность установить в лице своих органов материальную истину, т.е. соглашение существует здесь не само по себе, а в совокупности с собранными и исследованными материалами дела.
Наиболее существенная специфика, которая не только отличает континентальный процесс от англосаксонского, но и не позволяет говорить о единой "континентальной" модели, связана с организацией предварительного расследования.
Французский уголовный процесс сохранил классическую структуру предварительного производства, сложившуюся еще со времен великих кодификаций Наполеона. Полиция здесь осуществляет только дознание под контролем прокурора, не будучи при этом обязана непременно установить лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого. По окончании дознания материалы дела ложатся на стол прокурора, который решает вопрос о возбуждении уголовного преследования (дела) или об отказе в его возбуждении, причем дело может быть возбуждено в том числе в отношении неустановленного лица. В последнем случае, а также по всем опасным преступлениям (независимо от установления подозреваемого) прокурор, возбуждая дело, передает его не в суд, а следственному судье для производства предварительного следствия.
Таким образом, если функция дознания принадлежит во Франции полиции, не слишком сильно отличаясь от англо-американского полицейского расследования, то функция предварительного следствия имеет здесь судебную природу. Следственный судья является полноправным членом судейского корпуса, обладает таким же статусом, которым обладают остальные судьи, в том числе с точки зрения независимости. Поэтому, передав дело следственному судье, прокурор вправе обращаться к нему лишь с ходатайствами. Французский следственный судья как следователь производит необходимые следственные действия, собирает доказательства, формирует материалы уголовного дела. Как судья он принимает процессуальные решения: рассматривает ходатайства сторон, прекращает дело, передает его в суд для судебного разбирательства и др. Поскольку следственный судья - полноценный судья, то ему не требуется внешний судебный контроль американского типа - он сам вправе решать вопросы, связанные с ограничением конституционных прав граждан, применять меры пресечения и т.д. До недавнего времени он был вправе принимать и решения о заключении под стражу. Впрочем, Закон от 15 июня 2000 г. изъял у него эту функцию, не только снизив его физическую и психологическую нагрузку, но и уменьшив излишнюю концентрацию процессуальной власти в руках этого представителя судейского корпуса. Теперь, сочтя необходимым применить меру пресечения в виде заключения под стражу, следственный судья обязан обратиться к другому специализированному судье - судье по свободам и заключению, который и рассматривает его обращение. Поскольку предварительное следствие во Франции имеет судебную природу, то оно, как и любая иная судебная деятельность, построено на инстанционных началах: действия и решения следственного судьи могут обжаловаться по второй инстанции в следственную камеру Апелляционного суда, состоящую из трех профессиональных судей. Это позволяет сторонам предъявлять все претензии к лицу, ведущему производство по делу (следственному судье), еще в ходе предварительного следствия, в силу чего стороны, в том числе сторона защиты, не имеют права ссылаться в ходе судебного разбирательства ни на какие нарушения уголовно-процессуального закона, якобы допущенные при производстве предварительного следствия.
Германское предварительное расследование значительно проще. До 1974 г. здесь также существовало предварительное следствие французского типа, однако законодатель решил от него отказаться в целях упрощения предварительного расследования. Упразднение судебного предварительного следствия привело к увеличению нагрузки на прокурорское дознание, т.е. деятельность полиции под надзором прокурора. Таким образом, расследование в Германии имеет полицейско-прокурорскую природу - полиция собирает доказательства, а прокурор на их основании принимает процессуальные решения. В то же время в такой ситуации полиция обязана самостоятельно раскрывать все преступления, не надеясь на следственного судью, а это, в свою очередь, часто требует ограничения конституционных прав граждан: применения мер пресечения, заключения под стражу, обысков, прослушивания телефонных переговоров и т.д. Поскольку в современном праве подобные меры требуют судебного решения, а института следственных судей французского типа в Германии более нет, то потребовалось усиление внешнего судебного контроля за полицией и прокурором (санкционирование обысков, арестов и т.п.). Такой контроль осуществляется ординарными судьями, которые при его осуществлении в процессуальном смысле именуются следственными (Ermittlungsrichter). Они не производят предварительное следствие и не рассматривают уголовные дела по существу <1>, но осуществляют контроль за полицейско-прокурорским дознанием, выдавая разрешение в соответствующих случаях на совершение действий, ограничивающих конституционные права и свободы.
--------------------------------
<1> В некоторых немецких судах такие судьи специально делегируются для осуществления судебного контроля за дознанием и вовсе не рассматривают уголовные дела по существу, в других - выполняют обычные судейские функции (т.е. рассматривают по существу другие дела и т.п.). Это зависит от практики того или иного суда, количества там судей, нагрузки на них и т.п.
В результате полиция проводит расследование под надзором прокурора, будучи обязана в соответствующих случаях обращаться в суд за разрешением на ограничение конституционных прав личности. Внешне такая структура очень похожа на англо-американский уголовный процесс. Действительно, после реформы 1974 г. Германия стала занимать в уголовно-процессуальном плане "промежуточное место" между США и Францией, представляя собой нечто вроде "компромиссной модели". Однако следует назвать по меньшей мере три существенных отличия между американской и германской уголовно-процессуальными моделями:
- во-первых, германское предварительное расследование основано на принципе материальной истины, который никто не отменял и которому подчиняются как полиция, так и прокуратура;
- во-вторых, германская полиция в отличие от американской действует под жестким "сплошным" надзором прокурора, т.е. для Германии характерна модель "сильной прокуратуры" в досудебном производстве, тогда как для США - модель "слабой прокуратуры", что, в свою очередь, значительно повышает процессуальную автономию полиции;
- в-третьих, если в США судебный контроль осуществляется рядовыми ординарными судьями при отсутствии для их обозначения специального процессуального понятия, то в Германии существует специальное процессуальное понятие - Ermittlungsrichter, которое часто переводится на русский язык как "следственный судья". Такое наименование возможно, но здесь важно не перепутать французских следственных судей, в полном объеме производящих предварительное следствие, раскрывающих уголовные дела, собирающих доказательства и т.д., с германскими следственными судьями, занимающимися исключительно судебным контролем. Поэтому для обозначения последних более предпочтительным кажется термин "судьи над следствием", также бытующий в западной литературе, прежде всего французской. Это позволяет без малейших теоретических затруднений разграничить французских следственных судей и германских судей над следствием (точнее над дознанием), принадлежащих разным континентальным моделям организации предварительного расследования: в первом случае - судебной, а во втором - полицейско-прокурорской.
3. Геополитическая конкуренция западных моделей уголовного процесса. Право представляет собой серьезный фактор не только политического, но и геополитического влияния. Страны, создавшие привлекательные правовые модели, всегда прилагали максимальные усилия для их "экспорта", что означает вполне естественное стремление крупных мировых держав к расширению через "мягкие инструменты" своего культурного и политического присутствия на мировой карте. Не меньшую заинтересованность проявляют иногда "страны-импортеры", которые таким образом пытаются модернизировать собственные правовые системы, а иногда и обозначить некоторую лояльность тому или иному влиятельному государству. В исторической перспективе достаточно вспомнить победоносное шествие по Европе французских наполеоновских кодификаций (ГК, УК и др.) в течение почти всего XIX в. или имплементацию советских правовых механизмов в странах народной демократии.
Не является исключением и уголовно-процессуальное право. Более того, сегодня трудно найти какую-либо другую отрасль права, которая имела бы столь ярко выраженный геополитический характер. Это, скорее всего, объясняется тем, что именно в сфере уголовного процесса на техническом уровне до сих пор сохраняется условное противостояние континентальной и англо-американской моделей. Кроме того, уголовный процесс стал сегодня такой же "визитной карточкой" англосаксонской правовой семьи в целом (суд присяжных, судебный контроль, "сделки с правосудием"), которой для континентального права долго являлся Гражданский кодекс.
Как бы то ни было, но не совсем правильно видеть в современных уголовно-процессуальных реформах, происходящих в разных уголках земного шара, исключительно проявление воли национального законодателя и результат его кропотливой работы над усовершенствованием собственного уголовного процесса. Почти во всех странах (от Южной Америки до Китая, включая постсоветское пространство) новейшие уголовно-процессуальные реформы являются результатом спокойной, цивилизованной, но от того не менее напряженной конкуренции западных моделей уголовного процесса.
Такого рода влияние западных уголовно-процессуальных моделей на проведение, а иногда и инициирование национальных реформ в сфере уголовного процесса проявляется в трех формах.
1. Путем изучения зарубежного опыта самим национальным законодателем, для которого в уголовно-процессуальном плане западные модели были и остаются лидирующими, с чем, пожалуй, нельзя не согласиться.
2. Путем прямого участия иностранных экспертов в национальных законопроектных работах в сфере уголовного процесса. Иногда такое участие является результатом индивидуальной деятельности, но чаще - сотрудничества национального законодателя с представительствами иностранных учреждений, оказывающих консультативную помощь при проведении уголовно-процессуальных реформ. В качестве характерного примера подобного рода иностранных учреждений и организаций приведем Американскую ассоциацию юристов (ABA) или Германское общество международного сотрудничества (GIZ), оказавших немалую помощь при проведении многих уголовно-процессуальных реформ, в том числе на постсоветском пространстве. Достаточно вспомнить новый УПК РФ, вступивший в силу с 1 июля 2002 г. и в значительной мере подготовленный при непосредственном участии экспертов из США, что, несомненно, сказалось на его содержании <1>.
--------------------------------
<1> См. Об этом подробнее п. 1 § 3 гл. 4 настоящего курса.
3. Путем имплементации международных стандартов в сфере уголовного процесса, относящихся к категории так называемого мягкого права (soft law). Такие стандарты являются примером косвенного влияния западных уголовно-процессуальных моделей на законодателей иных стран. Они разрабатываются в рамках деятельности ведущих международных организаций и в большинстве случаев используют позитивный опыт различных западных государств. К числу таких организаций, наиболее активно влияющих на национальных законодателей в сфере уголовного процесса, относятся Организация Объединенных Наций (ООН), Управление ООН по наркотикам и преступности (ЮНОДК), офис Верховного комиссара ООН по правам человека, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ ОБСЕ), Европейский союз, Совет Европы, чуть в меньшей степени (в основном только в том, что касается процессуальных вопросов борьбы с коррупцией, уголовной ответственности юридических лиц и обеспечения независимости судей) - Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и Мировой банк. Без учета международных стандартов в сфере уголовного процесса, вырабатываемых названными международными организациями, невозможно понять роль западных моделей уголовного процесса в развитии современного уголовного судопроизводства во всем мире и прежде всего в Европе и на постсоветском пространстве, как невозможно понять и вектор последующего развития уголовно-процессуальных систем и точки их потенциальной унификации. В то же время сами международные стандарты в сфере уголовного процесса нередко являются результатом определенной конкуренции внутри западного уголовно-процессуального мира, поскольку их принятию предшествуют открытые или скрытые дискуссии экспертов "стран-экспортеров", напряженная выработка согласованной позиции, а иногда и стремление отстоять собственную модель уголовного процесса в качестве "лидирующей" и единственно приемлемой.
В заключение следует отметить, что на сегодняшний день наиболее влиятельными в геополитическом смысле стали уголовно-процессуальные модели США и Германии. Французская и английская уголовно-процессуальные системы, господствовавшие на "мировой карте" в течение очень длительного времени, заметно уступили свои позиции, что вряд ли говорит об их качестве. Скорее всего, дело здесь в том, что чем сложнее уголовно-процессуальная модель, чем в большей мере она является результатом исторического развития, тем сложнее ей стать образцом для подражания и "международным стандартом". Американский и германский уголовные процессы явно превосходят французский и английский с точки зрения простоты и компактности, поэтому "экспортировать" их значительно легче, не говоря уже о том, что уголовно-процессуальные системы Франции и Англии сами испытывают в последние годы "сравнительно-правовой натиск", который привел, в частности, к утрате судебных полномочий британской Палатой лордов или дебатам об упразднении следственных судей во Франции <1>. Более того, в последние годы именно уголовно-процессуальная модель Германии добилась в геополитическом смысле наиболее заметного прогресса, в определенной степени даже вытеснив американский уголовный процесс с условного уголовно-процессуального Олимпа. Связано это, наверное, с отмеченным выше "компромиссным" характерном германской модели: она в значительной мере напоминает американскую, вызывает меньше отторжения у экспертов из США, но в то же время легко усваивается странами, исторически приверженными континентальным традициям. Так, германская модель уголовного процесса легла в основу новых уголовно-процессуальных систем тех из бывших социалистических стран, которым пришлось модернизировать свое право перед вступлением в Европейский союз (Восточная Европа, страны Прибалтики, некоторые Балканские государства). Сейчас, насколько известно, к ней обратились многие законодатели постсоветских стран, хотя с точки зрения влияния на постсоветский уголовный процесс борьба между американской и германской моделями продолжает оставаться достаточно напряженной, что ощущается, в частности, на Украине, в Казахстане, Армении, Таджикистане, Киргизии и других странах.
--------------------------------
<1> Пока институт следственных судей, который планировал упразднить президент Н. Саркози, во Франции сохранился, что в немалой степени связано с жесткой позицией по этому вопросу французского судейского корпуса.
§ 2. Современное развитие уголовного процесса
в странах бывшего СССР (на постсоветском пространстве)
1. Реформы уголовного процесса на постсоветском пространстве и роль международных (иностранных) организаций в их проведении. К моменту распада СССР все бывшие советские республики подошли с автономными, но почти идентичными уголовно-процессуальными системами. Каждая из республик имела свой национальный УПК, принятый в начале 1960-х годов и в обязательном порядке разработанный с учетом общесоюзного рамочного закона - Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик от 25 декабря 1958 г. Речь шла об уголовно-процессуальных системах, отражавших традиции уголовного процесса Российской империи и прошедших через "сито" советской уголовно-процессуальной эволюции. Каковы бы ни были особенности досоветского исторического развития той или иной республики, ее место в Российской империи, причины вхождения в СССР и т.п., но говорить о какой-либо существенной специфике национального уголовно-процессуального развития в такой ситуации не приходится <1>.
--------------------------------
<1> О генезисе развития досоветского и советского уголовного процесса на территории Российской империи и СССР см. § 1 и 2 гл. 4 настоящего курса (этот материал позволяет понять и истоки развития уголовного процесса в каждой республике бывшего СССР до 1991 г.).
Таким образом, к моменту обретения независимости постсоветские страны имели приблизительно одинаковые уголовно-процессуальные системы, обладавшие абсолютно однотипными достоинствами и страдавшие абсолютно однотипными недостатками. С одной стороны, каждая из новых постсоветских систем унаследовала укоренившиеся континентальные европейские уголовно-процессуальные ценности, разработанный уголовно-процессуальный инструментарий, устойчивую структуру уголовного процесса, развитую систему уголовно-процессуальной техники. С другой стороны, каждой из них достались в "наследство" советские деформации европейских уголовно-процессуальных институтов, избавиться от которых оказалось даже сложнее, чем от советской идеологии, поскольку они плотно вошли в ткань советско-постсоветской уголовно-процессуальной доктрины и до сих пор часто воспринимаются в качестве "нормального" положения вещей.
Поэтому после провозглашения политической независимости в связи с распадом СССР новые постсоветские страны столкнулись с необходимостью решать в уголовно-процессуальном плане две основные и взаимосвязанные задачи: 1) по созданию национальных уголовно-процессуальных систем, разработке и принятию новых УПК, которые являлись бы уже не УПК "союзных республик", а УПК новых независимых государств; 2) по очищению уголовного процесса от советских идеологических "наслоений" и наиболее одиозных институтов. Однако решение данных задач, обусловившее последующее развитие каждой постсоветской уголовно-процессуальной системы, проходило уже разновекторно и разными темпами с учетом географического положения, политических задач, состояния уголовно-процессуальной доктрины и т.п. соответствующих стран. Нельзя сбрасывать со счета и далеко не одинаковый международный контекст, в котором оказались постсоветские государства, что, в частности, проявилось в разной степени интенсивности зависимости их уголовно-процессуальной эволюции от потенциального членства в европейских организациях (Совет Европы и Евросоюз), а также заинтересованности в соответствующих реформах со стороны международных организаций (ООН, ОБСЕ, БДИПЧ ОБСЕ) и крупнейших иностранных держав, прежде всего США. В этом смысле сейчас уже можно говорить о нескольких вариантах развития постсоветского уголовного процесса, проявившихся в тех или иных странах (группах стран).
Прибалтийские государства (Латвия, Литва, Эстония) не стали сразу приступать к разработке новых уголовно-процессуальных кодификаций, на первом этапе лишь ограничившись внесением срочных "десоветизирующих" изменений в свои "старые" УПК советского происхождения. Не требовал от них принятия новых УПК и Совет Европы, куда они вступили в 1993 - 1995 гг. Здесь стратегия была направлена на неизбежное вхождение в Европейский союз и создание не переходных, но окончательных постсоветских уголовно-процессуальных кодификаций, направленных на приведение уголовно-процессуального законодательства в соответствие с высокими стандартами Евросоюза и разрабатывавшихся при непосредственном участии европейских экспертов, прежде всего из Германии. Так, Литва приняла новый УПК в 2002 г., Эстония - в 2003 г., а Латвия - в 2005 г. При этом, невзирая на относительно позднее появление в прибалтийских государствах новых УПК, речь шла не об отставании в развитии, а, напротив, об опережающем развитии, свидетельством чему явилась тщательность работ, сопровождавших уголовно-процессуальные кодификации, и отсутствие кодексов "переходного этапа". С точки зрения стратегии уголовно-процессуального развития к прибалтийским государствам отчасти примыкает Молдавия (Молдова), чьи шансы на вступление в Евросоюз не выглядят полностью иллюзорными. Эта страна также вступила в Совет Европы (1995 г.) со "старым" УПК, ограничившись внесением в него в 1990-е годы необходимых изменений. Она также приняла новый УПК лишь в 2003 г., причем опять-таки при активном участии европейских экспертов, в данном случае прежде всего из Франции и иных романских государств.
Несколько иначе проходило уголовно-процессуальное развитие в закавказских республиках бывшего СССР (Азербайджан, Армения, Грузия). В силу того что данные государства не рассматривались в качестве серьезных кандидатов на вхождение в Евросоюз, принятие новых УПК стало одним из условий их приема в члены Совета Европы, т.е. именно данная международная организация осуществляла своего рода "европейский контроль" за закавказскими уголовно-процессуальными реформами. Так, Грузия и Армения приняли новые УПК в 1998 г., вступив затем в Совет Европы соответственно в 1999 и 2001 гг. Азербайджан принял новый УПК в 2000 г., что открыло ему дорогу в Совет Европы в 2001 г., куда он был принят одновременно с Арменией, по политическим причинам вынужденной дожидаться появления азербайджанского кодекса. Однако на тот момент к новым закавказским УПК никто не предъявлял в Европе завышенных требований - важен был сам факт их принятия, в силу чего эти кодексы были разработаны с участием не только европейских, но и российских экспертов. Более того, они не только учитывали достижения советской уголовно-процессуальной теории, но и в значительной мере базировались на Модельном УПК для стран СНГ, принятом Постановлением Межпарламентской Ассамблеи государств - участников СНГ 17 февраля 1996 г. Поэтому, с точки зрения западных дипломатических кругов и международных организаций, речь в данном случае могла идти лишь о "кодексах первой волны" или, иначе говоря, неких УПК переходного периода. Долгая жизнь им уготована не была, за исключением, быть может, УПК Азербайджана 2000 г., который более или менее стабилен. Что касается Грузии и Армении, то разработка новых уголовно-процессуальных кодификаций (УПК "второй волны") началась там буквально через несколько лет после принятия в 1998 г. первых национальных кодексов этих стран. Характерно, что к работе над новыми УПК подключились не столько даже европейские, сколько американские эксперты. В особенности это коснулось Грузии, где в 2009 г. был принят новый УПК, почти полностью воспроизводящий американскую модель уголовного процесса со всеми ее атрибутами и институтами (сделки о признании, суд присяжных, автономия полиции, прокурорская дискреция при осуществлении уголовного преследования и т.п.). В Армении также началась работа над новым УПК, причем центр тяжести деятельности по международному контролю за его разработкой перешел с Совета Европы на БДИПЧ ОБСЕ, что, как правило, свидетельствует о большей международной включенности США. При этом немалую активность проявил также Евросоюз, поставивший принятие нового УПК в качестве условия партнерских отношений с Арменией. Однако работа над проектом нового УПК оказалась несколько сложнее, чем представлялось вначале, прежде всего в силу нежелания многих армянских специалистов, задействованных в ней, полностью отказываться от континентальных ценностей и следовать в этом смысле примеру Грузии.
В постсоветских странах Средней Азии (Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан) развитие уголовного процесса по географическим причинам не могло определяться европейскими интеграционными тенденциями. В то же время сам среднеазиатский уголовный процесс гомогенным не является. Здесь надо выделить две группы стран. В первую из них входят Казахстан и Киргизия (Кыргызстан). Они также приняли на волне первых постсоветских кодификаций свои национальные УПК в 1997 г. (Казахстан) и в 1999 г. (Киргизия), основанные на Модельном УПК для стран СНГ и достаточно бережно воспринявшие советскую уголовно-процессуальную инфраструктуру. Примерно десятилетие спустя здесь также начались работы по разработке новых УПК, которые ведутся при активном участии иностранных экспертов (прежде всего из США и Германии) и международных организаций. Если в Киргизии эта работа еще продолжается, то в Казахстане она завершилась принятием нового (уже второго постсоветского) УПК, вступившего в силу с 1 января 2015 г. Однако в целом с точки зрения тенденций развития казахский и киргизский уголовный процессы находятся в общем русле развития с такими странами, как Армения, Молдавия, Украина (о ней см. далее), отчасти Грузия и др., не забывая, разумеется, и о России. Скажем, в Казахстане в 2011 г. была подготовлена краткая Концепция нового УПК РК, на основе которой писался новый Кодекс и которая выполнена не без влияния германской модели. В Киргизии активная деятельность по разработке нового УПК началась после принятия Конституции 2010 г. при участии различных структур ООН и ОБСЕ. Во вторую группу среднеазиатских стран входят Узбекистан и Туркменистан, отличающиеся едва ли не максимальной стабильностью уголовно-процессуальных систем на постсоветском пространстве. Здесь ничего не меняет даже тот факт, что Узбекистан принял новый (первый постсоветский) УПК одним из первых (1994 г.), а Туркменистан - одним из последних (2009 г.). В обоих случаях речь идет о достаточно консервативных реформах, сохраняющих даже такие положения, от которых законодатели остальных постсоветских стран отказались, скажем, право суда самостоятельно возбуждать уголовное дело. Промежуточное положение занимает среди среднеазиатских государств Таджикистан, принявший новый УПК в 2009 г. С одной стороны, речь также идет о достаточно умеренной кодификации, которую в определенном духе можно назвать консервативной и которая выдержана скорее в духе постсоветских УПК "первой волны" (1990-х годов). С другой стороны, при разработке нового УПК Таджикистан в значительно большей мере, нежели, допустим, Туркменистан, следовал реформаторским тенденциям, прислушивался к мнению зарубежных экспертов и стремился отказаться от советской уголовно-процессуальной инфраструктуры.
