Понятие уголовного дела и обстоятельства, ему препятствующие. 10 страница

В-третьих, УПК РФ несет на себе очевидный отпечаток англосаксонского влияния, легко объяснимый с учетом событий, связанных с разработкой Кодекса, особенно на завершающем этапе. Так, законодатель, как говорилось выше, отказался закреплять обязанность дознавателя, следователя, прокурора и суда вести производство по делу всесторонне, полно и объективно (принцип материальной истины), постарался сконструировать полностью состязательное предварительное расследование, объявив следователя, дознавателя и прокурора участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения, заметно снизил активность суда, который ныне не обязан собирать доказательства в полном объеме в ходе судебного следствия, допустил рассмотрение уголовных дел в особом порядке без проведения судебного следствия в случае согласия обвиняемого с обвинением. Этот перечень обнаруживаемых в УПК РФ англосаксонских конструкций можно без труда продолжить.

Как видно, новый УПК РФ оказался очень эклектичен, будучи результатом трехстороннего влияния: советского, континентального и даже англосаксонского. Само по себе недостатком это не является. Вопрос в другом: если УПК РФ формально нельзя однозначно причислить ни к одной из существующих моделей уголовного процесса, то можно ли сказать, что в России появилась новая автономная уголовно-процессуальная модель, которую теперь можно именовать российской или постсоветской и которая призвана обеспечить развитие отечественного уголовного процесса в ближайшие десятилетия? Если это так, то критика УПК РФ за "эклектизм" оправданной не выглядит. Однако на поставленный вопрос следует дать скорее отрицательный ответ. Автономная российская уголовно-процессуальная модель могла бы состояться только в том случае, если бы по-новому собранные из разных моделей элементы не выглядели взаимоисключающими и несовместимыми между собой. Но, к сожалению, несовместимость здесь очевидна. Скажем, положения об обязанности суда собирать доказательства в целях установления всех обстоятельств, подлежащих доказыванию (ст. ст. 73, 85 и 86 УПК РФ), предусмотренные доказательственными нормами и основанные на принципе материальной истины, противоречат изложенному в ст. 15 УПК РФ принципу чистой состязательности и структуре судебного следствия, закрепленной в гл. 37 Кодекса. Отнесение следователя к участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения (п. 47 ст. 5 УПК РФ) противоречит обязанности того же следователя устанавливать как обвиняющие, так и оправдывающие обвиняемого обстоятельства (ст. 73 УПК РФ) или, допустим, юридической природе выносимого следователем решения о прекращении уголовного дела, имеющего квазисудебный реабилитирующий характер (гл. 29 УПК РФ). Список такого рода примеров институционально взаимоисключающих процессуальных подходов можно продолжить, и со многими подобными противоречиями нам еще предстоит столкнуться далее.

Таким образом, действующий УПК РФ не создал нового стройного образца уголовного процесса, который мог бы занять автономное достойное место на сравнительно-правовой карте мира. Поэтому он в большей мере является символом переходного характера современного российского уголовного процесса, находящегося в поиске оптимальной для себя модели. По-видимому, данный поиск будет продолжаться еще в течение определенного времени. Свидетельством тому являются заметная нестабильность нового УПК РФ и многочисленные реформы, подчас системные, которым он подвергся почти сразу после принятия. Наиболее крупными из них стали реформа следствия (Закон от 5 июня 2007 г. <1>), сопряженная с созданием Следственного комитета при прокуратуре РФ (СКП), ныне преобразованного в автономный Следственный комитет (СК) РФ, а также реформа судебных инстанций, направленная на появление апелляционной формы пересмотра приговоров по всем уголовным делам и трансформацию традиционных с советских времен кассации и надзора (Федеральный закон от 29 декабря 2010 г. N 433-ФЗ, вступивший в силу с 1 января 2013 г.). Не удовлетворила полностью новая уголовно-процессуальная кодификация и Конституционный Суд РФ, вынесший после вступления УПК РФ в силу немало решений о признании неконституционными тех или иных положений Кодекса.

--------------------------------

<1> Федеральный закон от 5 июня 2007 г. N 87-ФЗ "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации".

 

В завершение нельзя не отметить, что в мире нет удачных примеров искусственной смены модели уголовного процесса, допустим, с континентальной (смешанной) на англосаксонскую (обвинительно-состязательную) или наоборот, что показал опыт Италии, Грузии, Украины, других стран <1> и, видимо, России. Как правило, исторически присущая форма уголовного судопроизводства оказывается институционально сильнее и долговечнее, чем кажется многим реформаторам. При любых попытках навязать той или иной стране противоположную модель происходит скорее неудачная деформация старой модели, нежели ее замена на новую. Поэтому российский уголовный процесс, особенно если не ограничивать его только текстом УПК РФ, а принимать во внимание все составляющие уголовно-процессуальной системы (судебную и правоприменительную практику, доктрину, позиции КС РФ и т.д.), в целом продолжает развиваться в русле смешанной формы уголовного судопроизводства континентального типа, хотя деформации данной формы (модели), накопившиеся в силу разных причин в советский и постсоветский периоды отечественной уголовно-процессуальной истории, становятся все более ощутимыми.

--------------------------------

<1> Об этом см. также гл. 5 настоящего курса.

 

3. Основные дискуссии в современной российской науке уголовного процесса. В отличие от советского периода современная российская уголовно-процессуальная наука последние 20 лет развивается в условиях законодательной нестабильности и постоянных реформ. Это определяет ее специфику. Если в советское время многолетние теоретические дискуссии, как правило, предшествовали крупным реформам уголовного процесса, обеспечивая их научной базой (скажем, введению в 1985 г. протокольной формы досудебной подготовки материалов предшествовала длительная дискуссия о возможности и необходимости дифференциации уголовно-процессуальной формы), то сегодня, напротив, научное обсуждение реформ чаще всего проводится либо уже в ходе законопроектных работ, либо даже после их проведения. К тому же не всегда понятны перспективы реформ, т.е. идет ли речь о промежуточном шаге, определяющем лишь переходное состояние, или об окончательной реформе на долгий период. Это затрудняет проведение фундаментальных научных исследований, в силу чего многие институты нового российского уголовного процесса оказываются не обеспечены серьезными монографическими исследованиями, требующими определенной стабилизации законодательства и практики его применения. Скажем, до сих пор нет крупных монографий, посвященных современному состоянию предварительного следствия, прокурорского надзора в ходе досудебного производства, системы пересмотра приговоров и т.д. В таких условиях отчасти меняются и формы научного творчества: цейтнот времени и динамизм реформ приводят к большей востребованности иногда не столько даже монографических исследований или объемных курсов, сколько материалов круглых столов и конференций, научных статей, аналитических записок, разнообразных сборников и др., не говоря уже о специализированных научных сайтах, блогах и т.п. Возможно, налицо объективная тенденция, обусловленная необходимостью адаптации уголовно-процессуальной науки к информационному обществу, однако даже если это так, реальная потребность в фундаментальных исследованиях в любом случае меньше не становится и требует поиска баланса между классическими и новейшими формами научной работы.

Обращает на себя внимание также определенная инфляция научного творчества. Дефицит качественных исследований сопровождается количественным ростом диссертаций, монографий, учебников, научных журналов и др. Возникает парадоксальная ситуация, когда по той или иной проблеме невозможно, как говорилось выше, обнаружить крупное монографическое исследование надлежащего уровня, однако общее количество изданных монографий и защищенных диссертаций исчисляется сотнями или даже тысячами, что делает невозможным не только их содержательный обзор, но и элементарный перечень. Это вынуждает с определенной осторожностью относиться ко многим опубликованным трудам, формально именуемым научными, и требует от уголовно-процессуальной науки своего рода "естественного отбора" и неформальной саморегуляции для отделения подлинных исследований от научного "спама", которого предостаточно <1>.

--------------------------------

<1> Сложно считать случайностью тот факт, что последнее крупное исследование, посвященное истории самой науки уголовного процесса, датируется 1980 г. (Алексеев Н.С., Даев В.Г., Кокорев Л.Д. Указ. соч.). Сегодня проведение аналогичного исследования, подводящего итоги научного развития за последние 20 - 30 лет, выглядит много более проблематичным и труднореализуемым именно по причине отмеченной "инфляции".

 

С содержательной стороны основная линия ведущихся сегодня в уголовно-процессуальной науке дискуссий является продолжением споров вокруг оптимальной модели российского уголовного процесса и магистрального пути его дальнейшего развития, характеризовавших период разработки действующего УПК РФ, о чем уже говорилось, и не утихающих по сей день. В самом общем виде можно сказать, что в современной отечественной науке уголовного процесса сложилось два направления.

Представители первого из них являются сторонниками развития российского уголовного процесса в русле континентальных традиций, сложившихся в России еще в дореволюционный период и характерных для классического уголовного судопроизводства романогерманской семьи (Франция, Германия, Швейцария и т.п.). Данное направление отличается более умеренным отношением к советскому уголовно-процессуальному наследию, в частности УПК 1960 г., не столько из-за политических пристрастий, сколько в силу того, что советский уголовный процесс, невзирая на существенные деформации, сохранил континентальную инфраструктуру судопроизводства и основные присущие ей институты. Сторонники континентальных ценностей выступают за построение уголовного процесса на основе принципа материальной истины, в соответствии с которым дознаватель, следователь и прокурор в досудебных стадиях не являются сторонами, будучи обязаны вести производство по уголовному делу всесторонне полно и объективно, а суд в ходе судебного разбирательства остается активен, имея право самостоятельно собирать доказательства. Именно принцип материальной истины является своего рода символическим кодом данного научного направления или его квинтэссенцией, определяющей подходы к решению многих более локальных процессуальных проблем.

Представители второго направления вольно или невольно являются сторонниками смены парадигмы развития российского уголовного процесса с отказом от континентальных ценностей и заимствованием чисто состязательной уголовно-процессуальной идеологии, характерной для англосаксонской процессуальной семьи (Англии, США и др.). В таком контексте наиболее жесткой критике подвергается советский уголовный процесс (УПК 1960 г.), причем опять-таки не столько из политических соображений, сколько в силу его приверженности процессуальным конструкциям смешанной формы судопроизводства. Не меньшей критике подвергается и принцип материальной истины, характерный для дореволюционного, советского и западного континентального уголовного процесса. На его место ставится принцип состязательности, который должен пронизывать не только судебные, но и досудебные стадии уголовного процесса, превращая следователя (дознавателя) и прокурора в сторону обвинения, с которой состязается сторона защиты (обвиняемый и его адвокаты). Для сторонников данного направления суд должен быть пассивен, бесстрастно наблюдая за противоборством сторон и не имея права самостоятельно собирать доказательства. Здесь уже символическим кодом или квинтэссенцией становится принцип состязательности в его абсолютном понимании, в свою очередь, определяющий подходы к решению конкретных процессуальных проблем.

В еще более общем плане можно сказать, что подчас речь идет даже не столько о техническом противостоянии сторонников "истины" и сторонников "состязательности", сколько об отражении в уголовно-процессуальной науке глобальной политико-экономической дискуссии между представителями социально ориентированного (консервативного) крыла, настаивающего на определяющей роли государства в регулировании общественных отношений, и представителями индивидуалистического (либерального) крыла, убежденного в необходимости минимизации роли государства как социально-экономического регулятора.

С учетом сложившейся в советское время и сохранившейся в постсоветский период организации науки вокруг крупнейших учебных и научных учреждений нельзя не заметить, что основными центрами "состязательного направления" стали в 1990-е годы Институт государства и права (ИГиП) РАН и МГЮУ им. О.Е. Кутафина. Не случайно, что в состав "малой рабочей группы", завершавшей разработку проекта УПК РФ, включая привлекавшихся к ее работе экспертов, входили главным образом представители этих научных школ (И.Л. Петрухин, П.А. Лупинская, Л.Н. Масленникова) <1>. В свою очередь, "континентальное направление" оказалось в основном представлено несколькими кафедрами уголовного процесса классических университетов, включая МГУ им. М.В. Ломоносова и СПбГУ (Э.Ф. Куцова, К.Ф. Гуценко, В.З. Лукашевич), а также научными школами Института проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ (А.Д. Бойков, А.Г. Халиуллин, А.Б. Соловьев), Академии ФСБ России (В.И. Зажицкий), Академии МВД России (В.П. Божьев, В.А. Михайлов) и др. В то же время подобное разделение научных школ можно проводить только с изрядной долей условности, учитывая индивидуальную творческую независимость любого конкретного ученого, в каком бы учебном или научном учреждении он ни работал или преподавал.

--------------------------------

<1> Мизулина Е.Б. Указ. соч. С. 6 - 7.

 

В последнее время к дискуссии об "истине" или "состязательности" подключилась группа исследователей (А.В. Смирнов, А.С. Александров), которые пытаются обновить ее через призму теории коммуникации, дискурсивного подхода и прочих атрибутов философского постмодернизма, опираясь прежде всего на переводы работ М. Фуко, Р. Барта, Ш. Перельмана и др. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что в уголовно-процессуальном смысле постмодернистское направление лишено автономного содержания или, говоря современным языком, контента. Если отвлечься от философской постмодернистской фразеологии, то выясняется, что в уголовно-процессуальной плоскости данные авторы приходят к все тем же выводам о необходимости замены континентального процесса на англосаксонский и дальнейшей имплементации чисто состязательных ценностей в духе современной неолиберальной идеологии. Ничего нового с точки зрения сложившейся в науке еще в 1990-е годы дискуссии данное направление не дает.

На новом этапе развития начались также вызванные потребностями времени дискуссии о структуре российского уголовного процесса, системе и содержании его стадий, что не в последнюю очередь связано с новейшими реформами предварительного следствия, наполнением новым содержанием стадии возбуждения уголовного дела и появлением сокращенного дознания (Закон от 4 марта 2013 г. <1>), распространением апелляции на все уголовные дела, изменением подходов к кассации и надзору. Ставятся и обсуждаются, в частности, вопросы о необходимости сохранения стадии возбуждения уголовного дела, унификации форм предварительного расследования, деформализации досудебного производства, имплементации в уголовный процесс оперативно-розыскной деятельности и др.

--------------------------------

<1> Федеральный закон от 4 марта 2013 г. N 23-ФЗ "О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации".

 

Автономное направление научных исследований, возникшее в постсоветский период, связано с появлением разнообразных альтернатив уголовному преследованию в духе "третьего пути", когда государство реагирует на не слишком опасные для общества нарушения уголовного закона не в форме традиционного уголовного преследования, а путем применения иных (альтернативных) механизмов. Особое внимание в этом плане уделяется возможности имплементации в уголовный процесс института медиации, а также в более общем плане проблемам так называемой восстановительной юстиции.

В завершение следует также отметить, что сегодня российская уголовно-процессуальная наука имеет значительно менее замкнутый характер, чем в советское время. Помимо общего изменения политического контекста, это, в частности, вызвано вступлением России в Совет Европы, необходимостью изучения разнообразных европейских и международных рекомендаций, а также судебной практики Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) в сфере уголовного судопроизводства. В таких условиях значительно увеличилась роль сравнительно-правовых исследований. Впрочем, иного и не может быть с учетом отмеченных дискуссий об оптимальной модели развития российского уголовного процесса, предполагающих прежде всего адекватный не только исторический, но и сравнительно-правовой выбор.

 

Глава 5. ОСНОВНЫЕ МОДЕЛИ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА

И СОВРЕМЕННАЯ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНАЯ КАРТА МИРА

 

Литература

 

Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Уголовный процесс западных государств. 2-е изд. М., 2002; Правосудие в современном мире / Под ред. В.М. Лебедева, Т.Я. Хабриевой. М., 2012; Criminal Procedure Systems in the European Community / Ed. C. Van den Wyngaert. Butterworths (London; Brussels; Dublin; Edinburgh), 1993; European Criminal Procedures / Ed. M. Delmas-Marty, J.R. Spencer. Cambridge, 2002; Vogler R. A World View of Criminal Justice. Ashgate (Farnham; London; Burlington), 2005; Criminal Procedure. A Worldwide Study. 2^nd ed. / Ed. by C.M. Bradley. Durham (North Carolina), 2007.

 

§ 1. Современное развитие уголовного процесса

в Западной Европе и США

 

1. Идеологическая конвергенция западных моделей уголовного процесса. При всем разнообразии национальных моделей западный уголовный процесс является в настоящее время идеологически монолитным. Он построен на философии прав человека и фундаментальных демократических принципах: презумпции невиновности, праве на справедливый суд, обеспечении обвиняемому права на защиту, гарантиях прав личности при применении мер процессуального принуждения и др. Данные ценности считаются универсальными и не могут подвергаться сомнению национальным законодателем при конструировании уголовно-процессуальных норм и институтов. В этом смысле, каковы бы ни были исторические традиции и технические пристрастия носителей той или иной национальной уголовно-процессуальной культуры (английской, германской, французской и т.д.), любая уголовно-процессуальная система обязана сегодня обеспечивать идеологические ценности современного общества. Таким образом, одной из неуклонных тенденций развития западных моделей уголовного судопроизводства является их конвергенция (от лат. convergo - "сближаю") на уровне уголовно-процессуальной идеологии.

Данная тенденция начала проявляться еще с конца XVIII в., в эпоху Великой французской революции и разработки "отцами-основателями" Конституции США: французская Декларация прав человека и гражданина и американский Билль о правах включили многие уголовно-процессуальные принципы, которым в дальнейшем суждено было стать универсальными в мировом масштабе. Но окончательно современная уголовно-процессуальная идеология сформировалась после Второй мировой войны с принятием Всеобщей декларации прав человека 1948 г., Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г., Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. Ни одна западная уголовно-процессуальная система не может открыто игнорировать принципы, содержащиеся в этих и многих других международно-правовых актах. Даже в случаях, когда возникает реальная или мнимая потребность в определенном ограничении тех или иных фундаментальных уголовно-процессуальных гарантий (например, в ходе борьбы с терроризмом и прочими угрозами глобального порядка), то такое ограничение, во-первых, чаще всего происходит за пределами институциональных <1> и даже территориальных <2> границ классического национального уголовного процесса, а во-вторых, для всех западных уголовно-процессуальных моделей оно, как правило, является почти "синхронным", что еще более подчеркивает их идеологическую конвергенцию.

--------------------------------

<1> Скажем, Закон США от 5 августа 2007 г. (с последующими дополнениями), известный как Закон о защите Америки (Protect America Act), разрешающий прослушивание телефонных переговоров, просмотр электронной почты и сбор иной информации личного характера без судебного решения, безусловно, противоречит традиционным уголовно-процессуальным гарантиям. Однако непосредственного отношения к уголовному процессу он не имеет, регулируя некую оперативно-розыскную (в очень широком смысле) или разведывательную деятельность.

<2> Характерный пример: печально известная тюрьма в Гуантанамо находится на острове Куба за пределами национальной территории США, что позволяет формально избежать действия соответствующих уголовно-процессуальных гарантий, предусмотренных правом США.

 

Поэтому нередко до сих пор ведущиеся споры о том, в какой стране уголовный процесс "лучше", "демократичнее" или "либеральнее" - в США, в Германии или во Франции, безнадежно устарели. Немецкие процессуалисты с достоинством называют свой процесс инквизиционным, о чем можно прочитать в любом современном учебнике по уголовному процессу Германии. Их американские коллеги в не меньшей степени гордятся своей национальной моделью уголовного процесса, которую чаще всего называют обвинительной (accusatorial) <1>. Но в обоих случаях мы имеем дело с двумя западными моделями уголовного процесса, в одинаковой мере стремящимися к уважению прав личности и современных демократических ценностей, т.е. основанными на единых идеологических началах. Таким образом, противопоставление состязательного (обвинительного) и инквизиционного (розыскного), англосаксонского и континентального, американского и германского уголовных процессов давно уже является противопоставлением не идеологическим, а сугубо техническим.

--------------------------------

<1> В постсоветских странах данную модель процесса принято называть состязательной, что само по себе возможно, но создает неверное представление, будто принцип состязательности полностью чужд современному "инквизиционному" французскому или германскому уголовному процессу (см. также § 2 гл. 3 настоящего курса).

 

2. Техническое разнообразие западных моделей уголовного процесса. На техническом (сугубо уголовно-процессуальном) уровне западные модели уголовного процесса по-прежнему разнообразны с точки зрения как общей структуры, так и конкретных институтов. Это показывает, что современные универсальные правовые принципы не требуют единого технического оформления - их надлежащая реализация может быть осуществлена в рамках разнообразных уголовно-процессуальных моделей, в том числе с учетом национальных традиций.

Не вдаваясь в детали, отметим, что в техническом уголовно-процессуальном плане первостепенное значение по-прежнему сохраняет разграничение англосаксонской и континентальной уголовно-процессуальных моделей. Наиболее влиятельными представителями первой выступают США и Великобритания (прежде всего Англия и Уэльс <1>), второй - Франция и Германия. При этом если исходить из максимально допустимой степени обобщения, то англосаксонская и континентальная модели отличаются между собой в двух основных аспектах: 1) с точки зрения организации доказывания и отношения к так называемому принципу материальной истины; 2) с точки зрения механизма разграничения полицейской, прокурорской и судебной функций, в частности понимания юридической природы предварительного следствия и роли в уголовном процессе прокурора. В то же время уточним, что необходимость "уголовно-процессуального разделения властей", т.е. разграничения функций полиции, прокурора и суда, сама по себе не вызывает сомнений ни в одной западной уголовно-процессуальной системе. Вопрос, связанный с разграничением англосаксонской и континентальной моделей, заключается только в том, как эти функции разграничены и на кого возложены.

--------------------------------

<1> Уголовно-процессуальная система Великобритании не является монолитной и состоит из трех элементов: 1) уголовного процесса Англии и Уэльса; 2) специального законодательства, принимаемого для Северной Ирландии; 3) автономного уголовного процесса Шотландии, исторически более близкого континентальной традиции.

 

Уголовный процесс США и Англии технически отрицает наличие единого центра процессуальной власти, в руках которого была бы сконцентрирована вся полнота полномочий по совершению уголовно-процессуальных действий и принятию уголовно-процессуальных решений и который осуществлял бы доказывание с целью полного, всестороннего и объективного установления всех обстоятельств дела. При таком подходе ни английскому, ни американскому уголовному процессу не известны такие категории, как "уголовное дело", "производство по уголовному делу", "лицо, ведущее производство по уголовному делу" и т.д. Каждая из сторон (обвинение и защита) осуществляет здесь свое собственное доказывание, собирая "досье" для дальнейшего представления в суд. Процедура досудебного собирания доказательств максимально похожа на собирание доказательств истцом и ответчиком в гражданском процессе. Именно в этом смысле принято говорить, что англо-американский уголовный процесс отрицает принцип "материальной истины", что, конечно, не означает, что полицию, суд или даже защиту не интересуют фактические обстоятельства происшедшего. Просто здесь нет лица, которое было бы обязано установить эти обстоятельства волею закона (ex officio) и собрать в рамках единого уголовного дела. В то же время наличие принципа "двух досье" приводит к появлению особых доказательственных процедур, обязывающих стороны раскрывать друг другу доказательства, в том числе в случаях, когда такие доказательства невыгодны той стороне, которой они стали известны. Такого рода механизмы смягчают отсутствие принципа материальной (объективной) истины и позволяют достаточно точно устанавливать фактические обстоятельства дела. В досудебных стадиях обвинение представлено полицией, которая передает материалы, если считает уголовное преследование целесообразным, представителям Атторнейской службы в США и Королевской службы уголовного преследования в Англии. Последние, являясь аналогом прокуратуры, тем не менее не осуществляют надзор за уголовно-процессуальной деятельностью полиции. Они лишь представляют обвинение в суде. Потерпевший не является в США и Англии самостоятельной процессуальной фигурой - он привлекается к делу лишь в качестве свидетеля.

Если продолжить анализ уже в аспекте организации расследования, то ясно, что в США и Англии оно имеет полицейскую природу. В силу этого сотрудники полиции вправе самостоятельно совершать лишь те следственные действия, которые не ограничивают конституционные права граждан. В противном случае им необходимо обратиться в суд и получить соответствующее разрешение на обыск в жилище, прослушивание телефонных переговоров и т.д., для чего требуется выдвинуть предварительное обвинение. Кроме того, полиция не вправе применять меры процессуального принуждения, кроме кратковременного полицейского задержания. Для применения любой меры пресечения также требуется обратиться в суд. В результате расследование представляет собой обвинительную полицейскую деятельность с развитой системой судебного контроля, но без прокурорского надзора. Защита осуществляет свое расследование, причем за собственный счет, в силу чего на практике оно имеет место далеко не всегда. Попадание материалов обвинения к прокурору означает, что с точки зрения полиции деяние заслуживает наказания. Но прокурор самостоятельно решает, поддерживать ему обвинение или нет, причем без малейших консультаций с потерпевшим. Если он приходит к выводу, что уголовное преследование перспективно и необходимо, то выдвигает обвинение перед судом.

Судебное разбирательство в США сегодня имеет место примерно по 3% уголовных дел (в Англии - чаще). В остальных случаях обвинение и защита заключают "сделку": обвиняемый признает свою вину, а прокурор "снимает", например, часть обвинения или переквалифицирует его на менее тяжкое. В такой ситуации признание вины означает своеобразное "признание иска" - суд сразу определяет меру наказания, даже не ознакомившись с доказательствами, поскольку он не обязан устанавливать "истину", а является лишь "арбитром в споре" (нет спора - нет процесса). Но в тех случаях, когда судебное разбирательство все-таки проводится, оно чаще всего является непрофессиональным. Дело рассматривается присяжными заседателями, которые выносят вердикт о виновности или невиновности подсудимого. Англосаксонский уголовный процесс крайне негативно относится к профессиональному составу суда и к определению вины лица профессиональными судьями. Профессиональный судья лишь председательствует в суде присяжных и иногда рассматривает мелкие уголовные дела (например, профессиональные магистраты в Лондоне). Роль профессионального судьи в уголовном процессе Англии и США - это не столько рассмотрение уголовных дел по существу, сколько защита индивидуальных прав граждан от возможных злоупотреблений со стороны полиции в ходе досудебного собирания доказательств и контроль за соблюдением надлежащей правовой процедуры.