Если внелегальная экономика в России будет окончательно истреблена, то вскоре окажется, что больше некому будет покупать аккуратно упакованные и изготовленные согласно всем правилам патентования и собственности товары. Нет среднего класса — нет и покупателей.
В правилах ведения дел мелкого бизнеса разобраться нелегко, международные этические нормы здесь не в ходу. Повышение уровня прозрачности мелкого бизнеса… не предвидится. Потому что российский мелкий бизнес — это прежде всего теневая неформальная экономика, а она зачастую не имеет прозрачной структуры собственности, не опирается на правовую базу, не рассчитывает на суды и прячется от СМИ……
Экспертом номер один по проблемам неформальных рынков в мире заслуженно считается перуанский экономист, директор Института свободы и демократии в городе Лиме Эрнандо де Сото. В работе 2001 года «Почему капитализм работает на Западе и нигде больше?» он утверждает, что не все бедные в странах третьего мира так уж и бедны. Просто доходы их нигде не зафиксированы, они не платят налогов, их собственность часто юридически не оформлена и т.д. Некоторая часть «бедных» в странах третьего мира являются на самом деле средним классом. Это не отменяет самого факта нищеты и разрухи, охватившей эти страны. Но этот некий «тайный» средний класс там, тем не менее, существует. Он просто уходит от невыносимых правил бюрократизации, драконовских юридических норм и рисковых прав собственности в зону неформальной экономики.
Эти люди часто не имеют никаких документов на то, чем владеют. К примеру, в России десятки тысяч домов построены без разрешений на строительство, без всякой документализации. Лишь участки, на которых стоят дома, законно принадлежат этим людям. Эти люди юридически не являются собственниками этой недвижимости, не платят налог на имущество, а потому и не торопятся ее «оформлять». При этом зачастую они могут без труда продать эту собственность, если участок, на котором она стоит, оформлен в их полную собственность надлежащим порядком. В масштабах страны это гигантские объемы капиталов.
… Де Сото считает, что стоимость собственности, которой пользуется, но не владеет население бедных и посткоммунистических стран, составляет около 10 трлн долларов, то есть в 20 раз больше, чем количество прямых иностранных инвестиций, поступивших в эти страны с момента разрушения Берлинской стены. И эта внелегальная экономика вынужденно набирает силу по мере ужесточения позиции властных структур. Де Сото понимает под термином «внелегальная экономика» тайные, незарегистрированные компании и промышленные предприятия, которые не платят налогов, используют неформальные методы ведения бизнеса и не соблюдают законы. Но, как доказывает Эрнандо де Сото, проблему создает не черный рынок, а само государство. Внелегальная экономика — это лишь стихийная реакция среднего класса, например владельцев мелких подпольных предприятий, на неспособность государства удовлетворять основные их потребности. К примеру, более 70% услуг по ремонту подержанных авто в России предоставляет так называемый гаражный ремонт. И он не выйдет из серой зоны, пока государство бряцает мускулами.
Де Сото показал, что именно чрезмерное усиление административного ресурса в контексте олигархизации экономики ведет к росту внелегальной экономики в сфере деятельности мелкого бизнеса. «Когда законность является привилегией тех, кто обладает политической и экономической властью, исключенные из этого числа бедняки не имеют другого выбора, кроме беззакония. Вот почему внелегальная экономика набирает силу...» — пишет Марио Варгас Льоса в предисловии к исследованию Эрнандо де Сото.
Главный стимулятор роста неформальной экономики — это коррупция. Именно она уводит деловых людей в тень внелегальной экономики. Варгас Льоса рассказывает, как это происходит: «Институт свободы и демократии учредил фиктивную фабрику по пошиву одежды, а затем прошел все процедуры бюрократического лабиринта, чтобы ее официально зарегистрировать. Авторы эксперимента решили не давать никаких взяток, за исключением тех, без которых процесс мог бы полностью остановиться. На регистрацию фиктивной фабрики потребовалось 289 дней, интенсивная работа специально созданной группы и взятки в сумме эквивалентной 32 минимальным месячным заработным платам. Институт выяснил, что если группа семей с низким доходом просит власти о выделении им свободного земельного участка для застройки, то для выполнения всех необходимых формальностей требуется шесть лет и одиннадцать месяцев хождения между министерствами и муниципальными офисами. Затраты при этом составляют приблизительно 2156 долларов США на человека. Даже получение лицензии на торговлю в уличном киоске или на продажу с ручной тележки сравнимо с ужасом из романов Кафки: сорок три дня беготни от бюрократа к бюрократу».
Де Сото прослеживает рост гигантских неформальных экономических образований, основанных на устных договорах, бартерных обменах, родственных и дружеских связях, незарегистрированных правах собственности и владения, и совершенно не засвеченных в области «большой» экономики образований, собственно и составляющих теперь контингент неоцененных имуществ и неформализуемых хозяйственных отношений.
Во всем мире средний класс (точнее, его часть — например, владельцы малых предприятий) уходит в тень из-за чрезмерной концентрации и жесткости власти. И, как это ни парадоксально, роль государства не усиливается, а ослабевает, потому что власть не может контролировать серые рынки, которые подчиняются только своим неписаным законам. И во главе этой неформальной экономики стоит, по сути, малый бизнес. Именно он обеспечивает производство в этой зоне.
Эрнандо де Сото считает, что неформальная экономика — продукт меркантильной власти, занимающейся дележом уже имеющихся ресурсов и властных полномочий. «Эта система не только аморальна, но и неэффективна. В ее рамках успех зависит не от изобретательности и трудолюбия, но от умения предпринимателя заручиться симпатиями и поддержкой президента, министров и других функционеров (что обычно означает умение их подкупить)». Эрнандо де Сото показывает, что для большинства дельцов из сферы законного бизнеса крупнейшей статьей расходов (времени и денег) являются бюрократические интриги. И это подрубает экономическую жизнь под самый корень. «Система, представляющая собой в конечном счете собственность замкнутого круга тех, кто получает от нее пользу, сводит на нет любые попытки поощрять производство нового богатства и предпочитает простое воспроизводство постоянно тающего капитала. В данном контексте неизменно расширяется только непроизводительная паразитическая деятельность нашей слоноподобной бюрократии», — пишет он в книге «Иной путь».
Выводы де Сото парадоксальны. Конечно, он не апологет черных рынков. Но он настаивает на определенной позитивной роли подобных рынков в странах, где властные олигархические структуры тормозят развитие демократии и свободных рынков, где есть только крупный бизнес, а средний класс удушается и исчезает.
Для России, как и для всего постсоветского пространства, неформальная экономика имеет большое значение, поскольку она позволила выжить тысячам людей в условиях массового закрытия предприятий в 1990-е годы. Именно тогда возникли неофициальные базары, неформальные магазинчики, толкучки, барахолки, челночный бизнес и мн. др. Только в официальных цифрах денежный оборот от нерегулируемой торговли составляет более 20% всего денежного оборота. Всякого рода челночная торговля хотя и означает тяжелый труд «без праздников», но зато представляется зоной относительной свободы бизнеса. И это и есть лицо российского среднего класса 1990-х, так он зарождался.
Кроме того, нужно отметить, что прозрачная экономика использует в качестве собственного структурного компонента непрозрачную и нерегулируемую область. Так что теневой рынок и нелегальные экономические отношения фактически не являются таким уж однозначно непримиримым врагом чистому, стерильному и прозрачному рынку экономической глобализации.
Именно эти зоны взаимопроникновения и диффузии легальной и нелегальной экономик представляют на сегодня особый интерес с точки зрения прозрачности. Иногда по отношению к ним употребляется выражение «смешанная экономика», а не так давно в мировой практике они получили более яркое название — «серые рынки» (grey markets).
Полное «опрозрачивание» бизнеса на всех уровнях едва ли возможно. Другое дело, что сам процесс «опрозрачивания» безусловно позитивен и необходим. Но нужно честно признаться, что только крупный корпоративный бизнес может стать действительно прозрачным. Чем ниже мы перемещаемся в иерархии бизнеса, тем менее прозрачным он становится. И там, где заканчивается крупный российский бизнес и начинает расти удельный вес среднего и мелкого бизнеса, всё более увеличивается удельный вес нелегальной экономики, серых рынков. И постепенно наступает полная юридическая тьма.
Однако жесткое «опрозрачивание» этой нелегальной экономики, как правило, приводит либо к ее уничтожению, либо к полному уходу мелкого бизнеса в зону черных рынков. И чем жестче законы, тем шире зона нелегальной экономики. Между тем именно из нелегальной экономики растет мелкий бизнес, именно он в значительной степени подпитывают рост среднего класса. Другое дело, что власть должна предоставить этому мелкому бизнесу возможности для роста и выхода из серой зоны. Однако если законодательная жесткость сопровождается властными репрессиями, то мелкий бизнес ложится на дно. В зоне репрессий неформальная экономика и мелкий бизнес либо еще дальше уходят в тень, либо начинают вымирать. Но если эта неформальная экономика будет окончательно истреблена, то вскоре окажется, что больше просто некому будет покупать аккуратно упакованные и изготовленные согласно всем правилам патентования и собственности товары. Потому что владельцы мелких предприятий — это основа среднего класса. А нет среднего класса — нет и покупателей.
http://www.chaskor.ru/article/tajny_srednego_klassa_i_malogo_biznesa_1987
Ответьте на вопросы:
1. Можно ли обеспечить полную прозрачность малого бизнеса?
2. Почему, по мнению автора, ликвидация внелегального сектора приведет к ликвидации среднего класса?
3. Как происходит диффузия легального и внелегального секторов экономики? К каким последствиям это ведет?
