ГАРТМАН (Hartman) Эдуард (1842—1906) — не­мецкий философ, один из представителей идейного пессимизма и иррационализма второй половины 19 в.

ГАРТМАН (Hartman) Эдуард (1842—1906) — не­мецкий философ, один из представителей идейного пессимизма и иррационализма второй половины 19 в. Был вынужден отказаться от военной карьеры и занял­ся философией. В 1869 Г. опубликовал труд, прославив­ший его: "Философия бессознательного", выдержав­ший много изданий еще при жизни автора (десятое из­дание — 1890). Это главное произведение Г., хотя за ним последовало почти 30 больших и меньших сочине­ний. Важнейшие философские работы Г.: "Неоканти­анство, шопенгауэрианство, гегельянство" (1877), "Фе­номенология нравственного сознания" (1878), "Религи­озное сознание человечества в его последовательном развитии" (1881), "Религия духа" (1882), "Эстетика" (в двух томах, 1886—1887), "Основная проблема теории познания" (1890), "Учение о категориях" (1896), "Исто­рия метафизики" (в двух томах, 1899—1900), "Совре­менная психология" (1901), "Мировоззрение современ-

ной физики" (1902), "Проблема жизни" (1906) и др. После смерти Г. была издана его "Система философии" в восьми томах. Г. писал также о спиритизме, о еврей­ском вопросе, о немецкой политике и т.д. Полное собра­ние его сочинений насчитывает около 40 томов. На формирование собственно философских взглядов Г. су­щественное влияние оказали идеи Шопенгауэра и Шел­линга, которые он намеревался соединить с концепцией Гегеля. Однако если Шеллинг и Гегель при построении философских систем придавали второстепенное значе­ние научным данным, то у Г. появляется новая черта: он стремился достичь согласованности умозрительно по­лученных данных с научными знаниями, добытыми ин­дуктивным путем. Суть своей философии Г. определил как "синтез Гегеля и Шопенгауэра, с решительным преобладанием Гегеля и понятия о бессознательном, имеющегося в системе Шеллинга; абстрактные резуль­таты этого синтеза соединены с индивидуализмом Лейбница и с современным естественнонаучным реа­лизмом в конкретный монизм. Устранение умозритель­ной дедукции и полный отказ от аподиктической досто­верности отличает мою философию от всех прежних рационалистических систем". Таким образом, в основа­нии философской системы Г. были заложены несовмес­тимые на первый взгляд идеи Шеллинга, Гегеля, Шо­пенгауэра и современные ему достижения в области ес­тественных и исторических наук. Труд Г. "Философия бессознательного" представляет собой первую попытку обобщения ранее существовавших представлений о фе­номене бессознательного, а также дальнейшее исследо­вание его на основе синтеза разноплановых точек зре­ния рационалистического и иррационалистического толка. Такой подход к бессознательному был осуществ­лен Г. через призму признания его абсолютной ценнос­ти, так как бессознательное необходимо для человека и "горе тому человеку, который, преувеличивая цель со­знательно-разумного и желая исключительно поддер­живать его значение, насильственно подавляет Бессоз­нательное". Итак, по Г., основа всего сущего — это бессознательное начало. Выдвигая аргументы в пользу признания бессознательного, Г. стремится определить его непреходящую ценность. Вот эти аргументы: бес­сознательное формирует организм и поддерживает его жизнь; бессознательное служит цели самосохранения всякого человеческого существа (это своего рода ин­стинкт); благодаря половому влечению и материнской любви бессознательное служит средством не только со­хранения человеческой природы, но и облагораживания ее в процессе истории развития человеческого рода; бессознательное руководит человеком в тех случаях, когда его сознание не в состоянии дать полезный совет; бессознательное способствует процессу познания и ве-

дет людей к откровению; бессознательное является сти­мулом для художественного творчества и доставляет удовлетворение в созерцании прекрасного. "Созна­тельный разум действует отрицательно, критически, контролируя, поправляя, измеряя, сравнивая, комбини­руя, упорядочивая и подчиняя, выводя общее из частно­го, приводя частный случай к общему правилу, но ни­когда он не действует производительно, творчески, ни­когда не изобретает. В этом отношении человек вполне зависит от бессознательного, и если он теряет бессозна­тельное, то он теряет источник своей жизни, без кото­рого он в сухом схематизме общего и частного будет од­нообразно влачить свое существование". Признавая ценность бессознательного, Г. говорит и о тех минусах, которые свойственны этому феномену: руководствуясь им, всегда бродишь в потемках, не зная, куда оно заве­дет; следуя бессознательному, всегда ставишь себя в за­висимость от случая, ибо заранее неведомо, придет ли к тебе вдохновение или нет; не существует никаких критериев для выявления вдохновения через бессозна­тельное, поскольку только результаты человеческой де­ятельности дают возможность судить об их ценности; в отличие от сознания, бессознательное представляется чем-то неизвестным, туманным, чуждым; сознание яв­ляется верным слугой человека, в то время как бессоз­нательное заключает в себе нечто страшное, демониче­ское; сознательной работой можно гордиться, а бессоз­нательная деятельность — вроде дара богов; бессозна­тельное всегда предуготовлено, сознание же можно из­менять в зависимости от приобретенных знаний и об­щественных условий жизни; бессознательная деятель­ность приводит к результатам, не поддающимся совер­шенству, в то время как над результатами сознательной деятельности можно продолжать работать, улучшая и совершенствуя их; бессознательное зависит исключи­тельно от аффектов, страстей и интересов людей, со­знание руководствуется разумом, его можно ориентиро­вать в нужном направлении. И вывод, который делает Г.: "Из этого сравнения несомненно вытекает, что для нас сознание важнее...". Казалось бы, вывод о важном значении сознания в жизни человека подводит к мысли о необходимости овладения бессознательным и расши­рения сферы сознательной деятельности. Однако каж­дый шаг на пути к победе сознания над бессознатель­ным расценивается Г. не как торжество человеческого разума, а как продвижение от жизни к Ничто, когда "безумный карнавал бытия" превращается в "мировую скорбь". Таков основной вывод, вытекающий из гартмановской философии бессознательного. Вывод обос­новывает важность бессознательного в жизнедеятель­ности каждого человека и человеческого рода, и, вмес­те с тем, переплетающиеся взаимосвязи между созна-

нием и бессознательным, которые существуют во внут­реннем мире человека, но не всегда осознаются им. В том же метафизическом духе размышляет Г. и о целях развития мира и человеческого духа, о ценностях мира и жизни. Согласно Г., первоначально дух находился в состоянии покоя: существование воли и разума было обусловлено только потенциально. Однако в опреде­ленный момент времени абсолют переходит в деятель­ное состояние, обнаруживается. Результатом этого все­го является творение мира, которое начинается с бес­причинного и случайного перехода воли к жизни из по­тенции в акт, увлекая за собой и разум. Таким образом, возникает мир. Что такое природа, для кого светится звездное небо, какое дело нам, собственно говоря, до объективно-реальной единой природы? — ставит во­просы Г. Она совсем не касалась бы нас, если бы ее дей­ствия не побуждали дух к произведению субъективного мира явлений. Все чудеса природы, которые испокон веков поэты на тысячи ладов восхваляют на всех язы­ках, только чудеса духа, которые он сам в себе произво­дит. Как электрическая искра происходит от прикосно­вения наэлектризованных тел, так и жизнь духа вытека­ет из его взаимодействия с этой, самой по себе, без­молвною природой. Она (природа) пробуждает в духе дремлющую прометеевскую искру самосознания; она же открывает ему общение с другими духами. "Чудо природы" в том, что она, нагая, бедная содержанием, чуждая поэзии и по-видимому лишенная духовного со­держания, открывает духу его бесконечное богатство и своим давлением побуждает его (дух) к произведению субъективных миров. "Чудо природы" разрешается только в том случае, если сам дух бессознательно уст­роил эту гармонию внешнего механического мира с внутренним миром субъективный явлений, т.е. посред­ством телеологии. Познание природы есть только по­средствующая умозаключаемая переходная стадия для самосознания духа, имеющая для нас цену только как средство, а не как цель. От духа к духу через природу — таков девиз, которым Г. оканчивает свой анализ приро­ды как средства для духа. Но тогда возникает вопрос: какова цель мирового процесса? Целью процесса не мо­жет быть свобода, потому что она есть только страда­тельное понятие, т.е. отсутствие принуждения. Если где и искать цель мирового процесса, то это на путях разви­тия сознания. Почему на пути сознания? Потому что именно здесь мы четко фиксируем решительный и по­стоянный прогресс, постепенное повышение (начиная с возникновения первичной клеточки до современного состояния человечества). Но остается еще один вопрос: сознание действительно конечная цель, т.е. цель сама по себе, или же в свою очередь она служит только дру­гой цели? Целью само по себе сознание, разумеется, не

может быть, потому что сознание, согласно мнению Г., — это страдание, в том смысле, что уже рождается оно на свет через боль, не говоря о том, что через труднос­ти и муки сознание поддерживает свое существование. Каждый новый этап в развитии сознания преисполнен и искуплен болью. И что дает оно (сознание) взамен этой боли? Пустое самоотражение? В этом смысле можно не сомневаться, что конечная цель мирового процесса, которому сознание служит средством, состо­ит в том, чтобы осуществить возможно большее дости­жимое состояние счастья, т.е. безболезненность. Итак, конечная цель мирового процесса есть отсутствие ми­рового страдания, зла. Но как это возможно? Учитывая, что строй мира целесообразен, то слепая воля будет в конце концов побеждена и уничтожена. Это произойдет через рост сознания. Сознание вступит в борьбу с волей и искупит бытие мира через посредство коллективного самоубийства всего человечества. Итак, через развитие сознания и умножение числа сознательных индивидуу­мов, в человечестве сосредоточится большая часть про­являющегося в мире духа и тогда исчезновение челове­чества уничтожит и весь вообще мир. Таким образом, разум должен исправить то, что испортила неразумная воля. Итак, полная победа логического над нелогичес­ким (сознания над волей) должна совпасть, согласно Г., с временным концом мирового процесса — со свето­преставлением. Иначе говоря, наш мир можно рассмат­ривать как наилучший из возможных, но из этого еще не следует, что этот мир хорош, напротив — в нем столько зла, что его существование следует рассматри­вать как дело неразумной воли, и поэтому он должен быть уничтожен. Таким образом, оценка действитель­ного бытия оказалась у Г. в конечном счете совершенно пессимистической, а его этика объявила всякое стрем­ление людей к счастью недостижимой иллюзией. В сво­их поздних работах Г. неоднократно возвращался к уточнению содержательного смысла бессознательного, говоря о необходимости рассмотрения нескольких зна­чений данного понятия. Необходимо различать, по Г., физически, гносеологически, психически и метафизи­чески бессознательное. "Физически бессознательное" относится к сфере физиологической деятельности че­ловека, "гносеологически бессознательное" рассмат­ривается в плоскости познавательных способностей че­ловека, "метафизически бессознательное" — это пре­рогатива "абсолютного сознания". Кроме этого Г. раз­личает "относительное" и "абсолютное" бессознатель­ное. Философия бессознательного Г. оказала заметное влияние на дальнейшее изучение данной проблемати­ки. К примеру, сравнительный анализ теоретических положений Г. и фрейдистских конструкций показыва­ют, что в гартмановской философии содержатся многие

элементы, позднее вошедшие в психоаналитическое учение Фрейда. Важным оказывается в данном случае то, что Г. выдвинул понятие "психически бессознатель­ного", которое стало основным концептом психоанали­тического учения Фрейда. В этом отношении теорети­ческие постулаты и утверждения Г. о бессознательном часто рассматриваются как один из важных философ­ских истоков возникновения психоаналитических идей.

A.A. Легчилин, Т.В. Медведок