Заправочная станция на Улице Радуги. Жизнь начинается! - подумал я и, взмахнув на прощание рукой своим папе и маме, отъезжая от тротуара на своём старом надежном Валианте

 

"Жизнь начинается!" - подумал я и, взмахнув на прощание рукой своим папе и маме, отъезжая от тротуара на своём старом надежном Валианте. Его поблекший белый кузов был набит пожитками, которые я захватил с собой на первый год учебы в колледже. Я чувствовал себя сильным, независимым, готовым ко всему.

Напевая под музыку из радио, я мчался на Север по скоростным шоссе Лос-Анджелеса, затем через Грэйпвайн до Шоссе 99, которое простирается по зеленым плодородным равнинам до самого подножья гор Сан -Гэбриэл.

Прямо перед сумерками, мой стремительный спуск с Окландских холмов привел меня к сверкающему виду на бухту Сан-Франциско. Мой трепет возрастал по мере приближения к студенческому городку (кампусу) Беркли.

Найдя свое общежитие и спальню, распаковав вещи, я выглянул из окна, любуясь на мост Голдэн Гейт и искрящиеся в темноте огни Сан-Франциско.

Пять минут спустя, я шел вниз по Телеграф Авеню, заглядываясь на витрины магазинов, вдыхая свежий воздух Северной Калифорнии, смакуя запахи, вылетающие из маленьких кафе. Ошеломленный всем этим, я гулял по прекрасно оформленным зеленью дорожкам кампуса до глубокой ночи.

На следующее утро, сразу после завтрака, я отправился в гимнастический зал Хармон Джимнезием, где мне предстояло тренироваться до седьмого пота по шесть дней в неделю, укрепляя мышцы, в надежде достичь своей мечты стать чемпионом.

Прошло два дня, и я уже тонул в море людей, бумаг и расписаний занятий. Вскоре месяцы стали сливаться вместе, проходя, и тихо меняясь, как и мягкие калифорнийские времена года. Я выживал во время занятий и ликовал в гимнастическом зале. Как-то один мой приятель сказал мне, что я прирожденный акробат. Я и вправду выглядел таким: ладно скроенный, с короткими каштановыми волосами, с гибким и выносливым телом. Я всегда имел склонность к головоломным трюкам; даже в детстве мне нравилось играть на краю страха. Гимнастический зал стал моим святилищем, где я находил восторг, вызов и свою меру удовольствия.

К концу второго года в колледже я летал в Германию, Францию и Англию, представляя Федерацию Гимнастики Соединенных Штатов. Я выиграл мировой чемпионат по прыжкам на батуте; мои гимнастические трофеи накапливались в углу комнаты; моя фотография стала появляться в Дэйли Калифорниан с такой периодичностью, что меня стали узнавать на улицах; моя репутация росла. Женщины улыбались мне. Сьюзи, моя восхитительная подружка, блондинка с короткой стрижкой и ослепительной улыбкой все чаще и чаще наносила мне амурные визиты. Даже моя учеба продвигалась отлично! Я был на вершине мира.

Однако, ещё на первом курсе, ранней осенью 1966 года, что-то темное и необъяснимое начало принимать форму. К тому времени, я переехал из общежития в маленький домик за хозяйским домом. Там я поселился один. Вот тогда, меня стали посещать приступы меланхолии, притом, на фоне всех моих достижений. Вскоре, начались кошмары. Практически каждую ночь я просыпался в холодном поту. Сон был, почти всегда, одинаков:

Я шёл один по пустынной улице темного города; высокие здания без дверей и окон печально взирали на меня из клочьев темно-серого тумана.

Стремительно, растущая тень в черном плаще приближается прямо ко мне. Я скорее ощущаю, чем вижу призрак под плащом, ослепительно белый череп с чёрными глазными ямами, которые уставились на меня в мертвой тишине. Палец из белой кости указывает на меня; белые костяшки пальца сгибаются, подманивая меня. Я замираю от страха.

Вдруг, какой-то человек с белыми волосами и совершенно спокойным лицом появляется позади этого кошмара в капюшоне. Шагов этого человека не слышно. Каким-то образом, я ощущаю, что он моя единственная надежда на бегство; он обладает силой спасти меня, но он не видит меня, и я не могу позвать его.

Ухмыляясь моему страху, Смерть в черном капюшоне поворачивается лицом к человеку с белыми волосами, а он смеется ей в лицо. Я смотрю неотрывно, словно зачарованный. Смерть яростно пытается схватить его. В следующий момент человек хватает призрак за плащ и с силой швыряет его вверх.

Вдруг Смерть с косой исчезает. Человек с сияющими белыми волосами смотрит на меня и протягивает ко мне обе руки, приглашая к себе. Я иду к нему, затем прямо сквозь него, растворяясь в его теле. Потом я опускаю глаза вниз и вижу, что я одет в черную мантию. Подняв руки, я вижу, как белые шишковатые кости рук соединяются в молитвенном жесте.

Я просыпался со сдавленным стоном.

Однажды ночью, в начале декабря, я лежал в кровати, прислушиваясь к стонам ветра, прорывающегося через маленькую трещину в окне моей комнаты. Оставив попытки заснуть, я поднялся, натянул футболку, свои выцветшие Levis, кроссовки и куртку, и вышел на улицу. Было 3:05 утра.

Я гулял бесцельно, глубоко вдыхая влажный, холодный воздух, поглядывая вверх на звездное небо, прислушиваясь к редким звукам ночных улиц. Проголодавшись от холода, я решил пройтись к ночной заправочной станции, чтобы купить немного печенья и какой-нибудь безалкогольный напиток. Я торопливо шёл через кампус, руки в карманах, мимо спящих домов к огням заправочной станции. Это был яркий оазис флуоресцентного освещения в темной пустыне закрытых магазинов и кинотеатров.

Я свернул за угол примыкающего к станции гаража и почти споткнулся о человека, сидевшего в тени, на стуле, возле красной стены заправки. Испугавшись, я попятился. На нем была красная шерстяная шапочка, серые кордюровые шорты, белые носки и японские сандалии. Казалось, ему совсем не холодно в легкой ветровке, хотя термометр над его головой показывал 3 градуса Цельсия.

Не поднимая головы, он сказал сильным, почти музыкальным голосом:

- "Извини, если я напугал тебя".

"Ничего, все в порядке. Папаша, у вас содовой не найдется?"

"Здесь у меня только фруктовый сок. И не называй меня "папаша"!" Он повернулся ко мне, с полуулыбкой, снял свою шапочку, обнажая белые сияющие волосы. Затем засмеялся.

Этот же смех! Несколько секунд я продолжал тупо смотреть на него. Это тот самый старик из моего сна! Белые волосы, ясное, без морщин лицо, высокий, статный человек лет пятидесяти-шестидесяти. Он снова засмеялся. Замешкавшись, я все же как-то умудрился найти дверь с табличкой "Офис" и толкнул ее. Одновременно с тем, как открылась дверь конторы, я почувствовал, что открылась еще одна дверь в другое измерение. Дрожа, я свалился на старый диванчик, опасаясь того, что может хлынуть на меня, в мой обычный мир, через эту дверь. Мой ужас был смешан со странным очарованием, которому я не мог дать определение. Я сидел, мелко дыша, пытаясь восстановить мое привычное восприятие обычного мира.

Я осмотрелся. Офис сильно отличался от стерильности и канцелярщины рядового офиса на сервисных станциях. Диванчик, на котором я сидел, был покрыт полинявшим, но всё ещё колоритным мексиканским покрывалом. Слева от меня, рядом со входом, стоял шкаф с аккуратно разложенными дорожными мелочами: картами, батарейками, солнечными очками и прочим. За небольшим ореховым письменным столом стояло, покрытое тёмной кордюрой, кресло. Рядом с дверью с табличкой "Не входить", располагалась ёмкость для питьевой воды. По другую сторону от меня, находилась дверь, ведущая в гараж.

Более всего, меня поразила, домашняя атмосфера этой комнаты. Ярко-желтый, лохматый ковер устилал пол комнаты, уступая место только половичку у входа. Несколько пейзажей украшало свежевыкрашенные белым стены. Мягкий свет успокаивал меня, в отличие от резкого флуоресцентного освещения снаружи. В целом, комната давала ощущение тепла, уюта и безопасности.

Откуда же мне было знать, что именно эта комната должна была стать местом непредсказуемых приключений, волшебства, ужаса и романтики. В тот момент я подумал только: "Сюда бы очень подошел камин".

Вскоре, мое дыхание стало ровнее, а мой ум, если и не угомонился полностью, то, во всяком случае, приостановил вихрь мыслей. Конечно же, сходство этого беловолосого человека с тем человеком из моего сна было просто совпадением. Со вздохом, я встал, застегнул молнию на куртке и отправился наружу, на холодный воздух.

Он, по-прежнему, сидел там же. Проходя мимо, я украдкой бросил последний взгляд на его лицо, проблеск света в его глазах привлек меня. Таких глаз как у него я не видел раньше нигде. Поначалу, показалось, что в них накопились слезы; потом слезы превратились в сверкание, подобно отражению звездного света, а затем, еще приглядевшись, я увидел, что сами звезды стали отражением в его глазах. На какое-то время я полностью растворился в этих решительных и любопытных глазах младенца.

Не знаю, сколько времени я простоял так - секунды или минуты - может еще дольше. Вздрогнув, я пришел в себя и, бормоча прощание, повернулся и поспешил прочь.

Дойдя до тротуара, я остановился. Мой затылок покалывало, я чувствовал, что он наблюдает за мной. Прошло не более пятнадцати секунд. Я обернулся. Он смотрел на звезды, скрестив руки, стоя на крыше! С открытым ртом, я уставился на пустой стул, внизу у стены, потом снова наверх. Это невозможно! Даже если бы он менял колесо на карете из гигантской тыквы, которой бы правила огромная мышь, эффект не мог быть более поразительным!

В ночной тишине, я не мог оторвать глаз от его стройной фигуры, которая даже с такого расстояния производила сильное впечатление. Я услыхал, как на ветру, подобно колоколам, зазвонили звезды. Неожиданно, он резко повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза. Он был не менее чем в двадцати метрах от меня, однако, я почти почувствовал его дыхание у себя на лице. Меня стала бить дрожь, но не от холода. Дверь, за которой реальность растворялась во снах, опять раскрылся настежь.

"Да? - сказал он - Могу чем-нибудь помочь?" Пророческие слова!

"Простите, но….."

"Простил", - улыбнулся он. Я почувствовал, как горит мое лицо. Это начало раздражать меня. Он играл со мной в игру, а я не знал даже правил.

"Ну, ладно! Как ты взобрался на крышу?"

"Взобрался на крышу?" - невинно и озадаченно уточнил он.

"Да. Как ты попал с вот этого стула на эту вот крышу меньше чем за двадцать секунд? Ты сидел на этом стуле, спиной к стене. Я уходил. На углу я обернулся, а ты…"

"Я точно знаю, что я делал, - пророкотал он, - нет нужды мне об этом рассказывать. Вопрос в том, знаешь ли ты, что сам делал?"

"Конечно, я знаю, что я делал!" - сейчас я рассердился; я не ребенок, которого нужно поучать! Однако, мне отчаянно хотелось узнать секрет трюка этого старика, поэтому я придержал свой норов и вежливо обратился: "Пожалуйста, сэр, расскажите мне, как вы попали на крышу?"

Он лишь посмотрел на меня сверху вниз, пока у меня опять не закололо в затылке. Наконец он ответил: "Взял лестницу. Она там, с другой стороны". Затем, потеряв ко мне интерес, он стал снова созерцать звёзды.

Я быстро обошел строение. Действительно, здесь, у задней стены косо стояла старая лестница, но ее верхушка не доставала до края крыши, по меньшей мере, метра на полтора; если он ее и использовал, что было, само по себе, очень сомнительно, то это все равно не объясняет, как он взобрался на крышу за считанные секунды.

В темноте что-то опустилось на мое плечо. Я схватил воздух ртом и резко повернулся. Это была его рука. Он умудрился, как-то, спуститься с крыши и подкрасться ко мне. Вдруг меня осенил единственно возможный, в данной ситуации, ответ. У него был двойник! То-то они повеселились на славу, запугивая невинных посетителей до полусмерти. Немедленно, я перешел в наступление.

"Так, Мистер, где ваш двойник? Я вам - не дурак какой-нибудь".

Он немного нахмурился, а потом разразился хохотом. Ну все! С меня хватит! Я раскрыл его. Но его ответ поколебал мою уверенность.

"Ты думаешь, если бы у меня был двойник, то я бы тратил свое время, стоя тут, разговаривая с "каким-то дураком"? Он засмеялся снова и пошел обратно к гаражу, так и оставив меня стоять с открытым ртом. Нервы у этого парня просто железные.

Я поспешил за ним вдогонку. Он зашел в гараж и стал возиться с карбюратором, под капотом старого пикапа Форд. "Так я что дурак, да?" - сказал я даже более воинственно, чем хотел.

"Мы все дураки, - ответил он, - просто немногие люди об этом знают, другие вообще не знают. Ты, кажется, из последних. Подай мне, пожалуйста, вот тот маленький ключ".

Я подал его чертов ключ и развернулся, чтобы уйти. Но прежде, чем уйти я должен был узнать. "Ну, пожалуйста, скажи, как ты забрался на крышу так быстро? Я теряюсь в догадках".

Он отдал мне ключ, со словами: "Мир - это загадка; не стоит пытаться искать в ней смысл". Он указал на полку позади меня. "Сейчас, мне нужен молоток и отвертка оттуда".

Я смотрел на него еще минуту, раздосадованный, гадая, как же заставить его сказать то, что я хотел знать, но, казалось, он не обращал никакого внимания на мое присутствие. Я сдался и пошел к выходу, тогда он заговорил: "Останься". Он не просил; он не командовал. Это было простое утверждение. Я посмотрел на него, выражение его глаз было мягким.

"Почему я должен остаться?"

"Я могу быть полезным для тебя", - сказал он, умело извлекая карбюратор, как опытный хирург при пересадке сердца. Он осторожно положил его и повернулся ко мне лицом.

Я мог только стоять и смотреть.

"Вот, - сказал он, вручая мне карбюратор, - Разбери его и сложи части в это ведро, чтобы они могли откиснуть. Это отвлечет твой ум от вопросов".

Моя обида растворилась в смехе. Этот старик может быть очень грубым, однако, интересным тоже. Я решил быть общительным.

"Меня зовут, Дэн, - сказал я, протягивая руку для рукопожатия и неискренне улыбаясь, - А тебя как?"

Он вложил отвертку в мою протянутую руку. "Мое имя не имеет значения; твое также. То, что действительно важно лежит за пределами имен и вопросов. Тебе понадобится эта отвертка, чтобы разобрать карбюратор" - заметил он.

"Ничего не может находиться вне вопросов, - резко возразил я, - "Например, как ты взлетел на крышу?"

"Я не взлетел. Я прыгнул, - ответил он с выражением игрока в покер, - Это не волшебство, так что не обнадеживай себя чересчур. С тобой, однако, нужно совершить волшебство посерьёзнее. Похоже, мне придется заниматься превращением осла в разумное существо".

"Да кто ты, черт подери, такой, чтобы говорить мне подобные вещи?"

"Я - воин! - выпалил он, - Вне этого понятия, ты способен видеть меня только тем, кем хочешь видеть.

"Ты что, не можешь ответить на прямой вопрос?" - я со злостью набросился на карбюратор.

"Задай мне прямой вопрос, и я попытаюсь ответить", - сказал он, невинно улыбаясь. Отвертка соскользнула, и я поранил палец. "Проклятье!" - завопил я, бросившись к умывальнику, чтобы промыть порез. Сократ подал мне бинт.

"Ну ладно. Вот тебе простой вопрос, - я решил сохранять терпение в голосе, - Как ты можешь быть полезным мне?"

"Я уже оказался тебе полезен", - ответил он, указывая на повязку на моем пальце.

Это была последняя капля. "Послушай, я не стану больше терять здесь время. Мне нужно идти домой спать", - я положил карбюратор и собрался уходить.

"Откуда ты знаешь, что ты не спал всю свою жизнь? Откуда ты знаешь, что ты не спишь сейчас?" - с блеском в глазах, нараспев произнес он.

"Как скажешь", - я слишком устал от спора, - Хотя, все-таки, скажи мне, прежде чем я уйду: как ты провернул этот трюк с крышей?"

Он подошел, протянул свою руку, взяв мою: "Завтра, Дэн, завтра". Он тепло улыбнулся, и весь мой страх и раздражение как ветром сдуло. Мою кисть, мою руку, затем все мое тело начало покалывать. "Было приятно увидеть тебя снова", - добавил он.

"Что ты подразумеваешь под этим "снова"? - начал было я, но спохватился, - Понял, понял - завтра". Мы оба засмеялись. Я пошел к двери, остановился, обернулся, посмотрел на него внимательно и сказал: "До свидания, Сократ".

Мгновение он колебался, затем добродушно пожал плечами. Я думаю, ему понравилось это имя. Я вышел, не сказав больше ни слова.

На следующее утро я проспал первое занятие на восемь утра. К началу моей послеобеденной тренировки я окончательно проснулся и чувствовал себя бодро.

После пробежки вверх и вниз по трибунам, Рик, Сид и я, вместе с другими членами команды, потея и пыхтя, лежали на полу, растягивая ноги, плечи и спины. Обычно я молчал во время этой процедуры, но сегодня меня просто распирало рассказать им о прошлой ночи. Все что я мог им сказать: "Я повстречался с одним очень необычным парнем на заправке вчера ночью".

Моих друзей больше занимала боль от растяжки, чем мои россказни.

Мы разогревались, выполняя отжимания в стойке на руках, приседания, подъемы ног, а затем перешли к сериям акробатических упражнений. В то время как я, рассекая воздух снова и снова, вращался на перекладине, делал ножницы на гимнастическом коне и боролся, осваивая новый комплекс на кольцах, меня не покидала мысль о загадочных проделках человека, которого я назвал "Сократ". Мои чувства раздражения и досады толкали меня прочь от него, однако, мне хотелось понять его таинственную личность.

После ужина, я бегло просмотрел свои задания по истории и психологии, написал черновик сочинения по английскому и бегом устремился из комнаты. Было 11 вечера. По мере приближения к станции, меня начали одолевать сомнения. В самом ли деле, он хотел меня видеть снова? Что бы такого сказать ему, что внушило бы ему мысль о том, что я высокоорганизованная личность?

Он стоял в дверном проеме. Поклонившись, он сделал широкий жест рукой, приглашая меня к себе в офис. "Пожалуйста, сними обувь - такой у меня обычай".

Я присел на диван, поставив обувь рядом, на случай внезапного ухода. Я, по-прежнему, относился с опаской к этому таинственному незнакомцу.

Снаружи начинался дождь. Свет и тепло этой конторы приятно контрастировал с темной ночью и зловещими тучами снаружи. Я начал расслабляться. Откидываясь на спинку дивана, я сказал: "Знаешь, Сократ, у меня такое чувство, что я уже встречался с тобой".

"Встречался, - ответил он, опять открыв в моих мыслях дверь, где сливались сны и реальность. Помолчав, я добавил:

"М-м, мне снился сон, Сократ, и ты, был в нем". Я внимательно следил за ним, но на его лице ничего не отражалось.

"Я бывал во снах многих людей; ты тоже. Расскажи-ка мне лучше о своем сне", - улыбнулся он.

Я рассказал ему, во всех деталях, которые только смог припомнить. Казалось, в комнате потемнело, когда ужасные сцены вновь оживали в моем воображении, и мой привычный мир стал пятиться.

Когда я закончил, он сказал: "Да, это очень хороший сон". Не успел я спросить, что он имеет в виду, как зазвонил станционный колокольчик - один раз, потом другой. Он накинул армейский плащ-пончо и вышел наружу, в промозглую ночь. Я смотрел на него через окно.

Было как раз "горячее" вечернее время: Пятница, час-пик. Развивалась активная деятельность, один клиент сменял другого. Я почувствовал, что глупо просто сидеть на диване, и тоже вышел, чтобы помочь ему, однако, кажется, он этого не замечал.

Передо мной шла бесконечная вереница машин: двухцветные, красные, зеленые, черные, с твердым верхом, пикапы, а также спортивные иностранные машины. Настроения клиентов варьировались также как и их машины. Только один или двое, похоже, знали Сократа, но большинство бросало на него один или два взгляда, как будто заметив что-то необычное, но не определяемое.

Некоторые люди веселились вовсю, громко смеясь, на полную врубив музыку, пока мы ждали их снаружи. Сократ смеялся вместе с ними. Один или два угрюмых посетителя прилагали особые усилия, чтобы нагрубить. Однако Сократ принимал всех одинаково сердечно, как будто, каждый человек был его персональным гостем.

После полуночи поток посетителей и машин стал иссякать. После разноголосого шума и движения, холодный воздух казался неестественно безмолвным.

Когда мы вошли в контору, Сократ поблагодарил меня за помощь. Я безразлично пожал плечами, но мне было приятно, что он заметил. Много воды утекло с тех пор, когда я хоть кому-то чем-то помог.

Снова оказавшись в теплом офисе, я вспомнил о нашем незавершенном деле. Свалившись на диван, я тотчас же принялся говорить: "Сократ, у меня есть парочка вопросов".

Он сложил руки в молитвенном жесте, глядя вверх, на потолок конторы, будто прося божественной помощи или божественного терпения.

"Давай, - вздохнул он, - свои вопросы".

"Итак, я, по-прежнему, хочу узнать про крышу, а также, почему ты сказал "было приятно увидеть тебя снова", а еще я хочу знать, что я могу сделать для тебя и, как ты можешь быть для меня полезен. И, я хочу знать, сколько тебе лет".

"Давай начнем с самого простого. Мне девяносто шесть лет, по твоему времени".

Ему никак не могло быть девяносто шесть. Пятьдесят шесть, может быть; шестьдесят шесть, в крайнем случае; семьдесят шесть, возможно, но невероятно. Но девяносто шесть. Он лгал. Но зачем ему лгать? И потом, мне еще нужно узнать о том, другом, о чем он пока умалчивал.

"Сократ, что это значит "по твоему времени"? Ты что живешь по Восточному Времени или, - попытался пошутить я, - ты из Внешнего Космоса?"

"Разве мы все не оттуда?" - ответил он. К этому моменту, я уже считал это твердой возможностью.

"Но я, всё равно, хочу знать, что мы можем сделать друг для друга".

"Только одно: Я не возражаю против еще одного последнего ученика, а тебе определенно нужен учитель".

"У меня много учителей", - поспешил сказать я.

"В самом деле?". Он помолчал. "Подходящий у тебя учитель или нет зависит от того, чему ты хочешь научиться". Он легко поднялся с кресла и пошел к двери. "Пошли со мной. Я тебе кое-что покажу.

"Мы вышли на угол, откуда, вниз по авеню, открывался вид на деловой район, и дальше, на огни Сан-Франциско".

"Мир перед нами, - сказал он, взмахнув рукой вдоль горизонта, - это школа, Дэн. Жизнь является единственным настоящим учителем. Она предлагает много различного опыта, и если бы опыт, сам по себе, приносил бы мудрость и совершенство, тогда бы все люди в возрасте были бы счастливыми, просветленными существами. Однако, уроки опыта скрыты. Я могу помочь тебе получить уроки из твоего опыта, чтобы ты мог видеть мир ясно, а ясность это именно то, чего тебе сейчас отчаянно не хватает. Твоя интуиция знает, что это правда, но твой ум сопротивляется; ты много испытал, но мало чему научился".

"Я ничего не смыслю в этом, Сократ. И я бы не заходил так далеко".

"Пока, Дэн, ты не знаешь об этом, но ты узнаешь много больше этого, могу тебя уверить".

Мы как раз направлялись к заправке, когда подъехала красная "Тойота". Сократ продолжал говорить, открывая крышку бака. "Как большинство людей, тебя учили собирать информацию вне себя: из книг, журналов, от экспертов. Он вставил заправочный пистолет в горловину бака. "Подобно этой машине, ты открываешься и позволяешь фактам вливаться. Иногда, информация высокого качества, иногда нет. Ты покупаешь свои знания по текущим рыночным ценам, практически также как ты покупаешь бензин".

"Спасибо, что напомнил. Через два дня мне нужно оплатить счет за учебу в университете.

Сократ только кивнул и продолжал заливать бак клиента. Когда бак наполнился, Сократ продолжил закачивать топливо, пока оно не начало выливаться на землю. Поток бензина побежал по тротуару.

"Сократ! Бак - полный! Смотри, что ты делаешь!"

Не обращая внимания на бегущий поток, он продолжал: "Дэн, как и этот бак, ты переполнен предубеждениями, тебя переполняют бесполезные знания. Ты хранишь много фактов и мнений, однако ты мало знаешь о себе. Прежде чем учиться, тебе придется опорожнить свой бак". Он усмехнулся, подмигнул мне и, щелкнув выключателем насоса, добавил: "Пожалуйста, наведи порядок".

У меня появилось такое чувство, будто он подразумевал нечто большее, чем пролившийся бензин. Я спешно смыл топливо струей воды. Сок взял у водителя деньги и, улыбнувшись ему, дал мелочь на сдачу. Мы вошли обратно в контору и устроились.

"Что ты собираешься делать? Наполнишь меня своими фактами?", - ощетинился я.

"Нет, я не собираюсь обременять тебя другими фактами; я собираюсь показать тебе "мудрость тела". Все, что тебе понадобится узнать, находится внутри тебя; секреты Вселенной отпечатаны в клетках твоего тела. Но ты еще не знаешь внутреннего видения; ты не знаешь, как читать тело. Твоим единственным источником были книги и эксперты, и тебе оставалось полагаться на них в надежде, что они правы. Когда ты овладеешь мудростью тела, ты будешь Учителем среди учителей".

Я криво усмехнулся. Этот заправщик обвинял моих профессоров в невежестве и намекал, что мое образование в колледже было бессмысленным. "Ах, Сократ, конечно, я понимаю, что ты имеешь в виду под идеей "мудрость тела", но я не стану ее покупать".

Он медленно покачал головой. "Ты понимаешь много вещей, но практически ничего не осознаешь".

"Как прикажешь это понимать?"

Понимание - это одна плоскость. Это - интеллектуальное осмысление, ведущее к знаниям, которые у тебя накопились. Осознание - это три измерения. Это одновременное постижение "всей целостности тела" - головы, сердца и физических инстинктов. Оно приходит только из непосредственного переживания".

"Я, по-прежнему, в недоумении".

"Ты помнишь, как впервые ты научился водить машину? До этого момента, ты был пассажиром; ты только понимал этот процесс. Но осознал ты его только, когда впервые сделал это сам".

"Правильно! - сказал я, - Помню, как я почувствовал: "Так вот, что это такое!"

"Точно! Эта фраза описывает опыт осознания в совершенстве. Однажды, ты скажешь её в отношении жизни".

Какое-то мгновение я сидел в задумчивости, затем встрепенулся: "Ты еще не объяснил смысл идеи "мудрость тела".

"Пойдем со мной, - Сократ поманил меня пальцем к двери с табличкой "Не входить". Внутри, было абсолютно темно. Я даже напрягся, но страх уступил место жгучему предвкушению. Сейчас, я узнаю свой первый секрет: мудрость тела.

Вспыхнул свет. Мы находились в туалетной комнате, и Сократ громко писал в унитаз. "Это и есть, - гордо сказал он, - мудрость тела". Его раскатистый смех эхом отражался от кафельных стен. Я вышел, присел на диван и тупо уставился в пол, на ковер.

Когда он появился, я сказал: "Сократ, я все еще хочу знать…"

"Если ты собираешься звать меня "Сократ, - перебил он, - то, по меньшей мере, ты бы мог отдать дань уважения этому имени и позволить мне, время от времени, задавать тебе вопросы и получать ответы. Как тебе такое предложение?"

"Прекрасно! - отозвался я, - Ты только что задал свой вопрос, и я на него ответил. Теперь моя очередь. Поговорим о трюке с полетом, который ты проделал недавно вечером…"

"Ты упорный молодой человек, не правда ли?"

"Да, я такой. Я не стал бы тем, кто я есть сегодня без упорства и это второй вопрос, на который ты получил прямой ответ. Давай перейдем теперь к моим вопросам".

Игнорируя меня, он спросил: "Где ты находишься сегодня, в настоящий момент?"

Запальчиво, я стал рассказывать о себе. Хотя и заметив, что отвлекаюсь от теперешних своих вопросов, я рассказал ему о своем далеком и недавнем прошлом, а также о своих необъяснимых депрессиях. Он слушал терпеливо и внимательно, как будто располагал всем временем в мире, до тех пор, пока я не закончил несколько часов спустя.

"Очень хорошо, - сказал он, - Но ты, по-прежнему, не ответил мне, где ты находишься".

"Нет, ответил. Помнишь, я говорил тебе, посредством чего я оказался тем, кто я есть сегодня: посредством тяжелого труда".

"Где ты находишься?"

"Что ты хочешь сказать, где я нахожусь?"

"Где ты находишься?" - тихо повторил он.

"Я - здесь".

"Где это здесь?"

"В этой комнате, на этой заправочной станции!" - от этой игры у меня кончалось терпение.

"Где эта заправочная станция?"

"В Беркли".

"Где находится Беркли?"

"В Калифорнии".

"Где находится Калифорния?"

"В Соединенных Штатах"

"Где находятся Соединенные Штаты".

"На земной поверхности, на одном из континентов Западного Полушария. Сократ, я…".

"Где находятся континенты?"

Я вздохнул: "На планете Земля. Мы еще не закончили?"

"Где находится планета Земля?"

"В Солнечной системе, третья планета от Солнца. Солнце - это маленькая звезда в галактике Млечный Путь, всё уже?".

"Где находится Млечный Путь?"

"О, боже, - нетерпеливо вздохнул я, закатывая глаза, - Во Вселенной". Я откинулся на спинку и скрестил руки, дав исчерпывающий ответ.

"А где, - улыбнулся Сократ, - находится Вселенная?"

"Вселенная находится… Ну, в общем, есть разные теории относительно того, как она сформировалась…"

"Это не то, о чем я спрашивал. Где она находится?"

"Я не знаю! Как я могу ответить на этот вопрос?"

"Вот именно. Ты не можешь ответить и никогда не сможешь. Этого нельзя узнать. Ты в неведении относительно того, где находится Вселенная и, следовательно, где находишься ты. Фактически, у тебя, вообще, нет представления о том, что где находится, а равно ты не знаешь, как оно туда попало. Это тайна.

"Моё невежество, Дэн, основывается на этом понимании. Твое понимание основывается на невежестве. Я - дурак с чувством юмора. Ты же - осел с серьёзным видом.

"Послушай, - сказал я, - есть вещи, которые тебе следует знать обо мне. Во-первых, я уже, своего рода, воин. Я очень хороший гимнаст". Чтобы подчеркнуть свои слова и показать ему, что и я могу быть спонтанным, я встал с дивана и сделал обратное сальто, грациозно приземлившись на ноги.

"Ух, ты, - сказал он, - класс. Покажи еще разок!"

"Знаешь, это далеко не самый трудный трюк, Сок. Для меня это - раз плюнуть". Я приложил все усилия, чтобы исключить снисходительность из своего голоса, но мне не удалось удержать улыбку гордости. Я привык показывать подобного рода вещи детям на пляже или в парке. Они тоже хотели увидеть это снова.

"Ну, хорошо, Сок. Смотри внимательно". Я подпрыгнул вверх и, в ту секунду, когда я, в воздухе, переворачивался через голову, кто-то или что-то сильно толкнуло меня. Я свалился на диван, и мексиканское покрывало обмотало меня с ног до головы. Я быстро вынул голову из-под покрывала, ища Сократа. Он, по-прежнему, сидел на стуле, в другом конце комнаты, в двенадцати футах от меня, и озорно улыбался.

" Как ты сделал это?" Мое смятение было таким же полным, как и его невинный вид.

"Тебе понравился полет?" - спросил он. "Хочешь еще попробовать?" И добавил: "Не расстраивайся Дэн из-за своего промаха. Даже такие великие воины как ты, могут, время от времени, облажаться.

В оцепенении, я поднялся и принялся поправлять покрывало: мне нужно было чем-то занять руки и собраться с мыслями. Как ему это удалось? Еще один вопрос останется без ответа.

Неслышно ступая, Сократ вышел из комнаты, чтобы заправить пикап, полный всякой домашней утвари. "Вышел, чтобы подбодрить еще одного путника", - подумал я. Затем закрыл глаза и стал раздумывать над очевидным несоответствием Сока естественным законам или, по крайней мере, здравому смыслу.

"Хочешь узнать еще секретов?" Я даже не слышал, как он вошел. Он устроился в своём кресле, скрестив ноги.

Я тоже скрестил ноги и с нетерпением подался корпусом вперёд. Неверно оценив мягкость дивана, я наклонился чуть-чуть больше чем нужно и потерял равновесие. Прежде чем мне удалось расцепить ноги, я плюхнулся на ковер прямо лицом вниз.

Сократ разразился заразительным хохотом. Я быстро выпрямился, усевшись прямо, словно жердь. Один взгляд на флегматичное выражение моего лица, сделал Сократа почти беспомощным от веселья. Более привыкший к аплодисментам, чем к насмешкам, я вскочил на ноги, стыдясь и гневаясь. Сок, внезапно остановился; его лицо и голос выражали только авторитет.

"Сядь на место!" - скомандовал он, указывая на диван. Я сел. "Я спросил тебя, хочешь ли ты узнать секрет".

"Хочу. О крышах".

"Ты выбираешь слушать тебе секрет или нет. Я выбираю, о чем будет этот секрет".

"Почему мы должны все время играть по твоим правилам?"

"Потому что это моя заправка, вот почему". Сок произнес это преувеличенно раздраженно, возможно, еще больше поддразнивая меня. "Теперь, повнимательнее. Кстати, тебе удобно? Ты, э-э, уравновешен?" - подмигнул он. Я только сжал зубы.

"Дэн, у меня есть, что тебе показать и рассказать. Я могу открыть тебе много секретов. Но прежде чем мы начнем это путешествие вместе, ты должен принять во внимание то, что ценность секрета заключается не в том, что ты знаешь, но в том, что ты делаешь".

Сок достал из своего ящика старый словарь и поднял его в воздух. "Используй любые знания, но узри их ограничения. Одного знания недостаточно. У знаний нет сердца. Никакое количество знаний не воспитает и не поддержит твой дух; оно никогда не принесет тебе высшего счастья или умиротворения. Жизнь требует больше чем знаний, она требует интенсивного чувствования и постоянной энергии. Жизнь требует правильного действия, если знанию суждено войти в жизнь".

"Я это знаю, Сок"

"Именно в этом - твоя проблема - ты знаешь, но не действуешь. Ты - не воин".

"Сократ, я просто не верю своим ушам. Знаешь, временами, я действовал как воин, когда наваливалась масса проблем; а видел бы ты меня в гимнастическом зале!"

"Тебе, в самом деле, дарована возможность, иногда, испытывать состояние сознания воина - непоколебимого, гибкого, ясного и свободного от сомнений. Ты можешь развить тело воина - податливое, упругое, чувствительное, наполненное энергией. В редких случаях, ты можешь даже чувствовать сердце воина - любящее всех и всё возникающее перед тобой. Но эти качества разрознены в тебе. Тебе не хватает целостности. Моя задача заключается в том, чтобы собрать тебя в целое снова, Мишка Косолапый".

"Минуточку, черт подери, Сократ. Хотя, я и не сомневаюсь в том, что ты обладаешь некоторыми необычными талантами и, тебе нравится окружать себя ореолом таинственности, я не понимаю, каким образом ты собираешься собирать меня в целое. Давай посмотрим на вещи прямо: я - студент ВУЗа; ты обслуживаешь машины. Я - чемпион мира; ты копаешься в гараже, завариваешь чай и ждешь, пока к тебе зайдет какой-нибудь простофиля, чтобы ты мог его хорошенько попугать. Может, это я могу помочь тебе собраться в целое", - я не совсем отдавал себе отчет в словах, но ощущение у меня было хорошее.

Сократ только засмеялся и затряс головой, будто не до конца веря тому, что я говорил. Затем он приблизился ко мне и опустился передо мной на колени со словами: "Ты соберешь меня в целое? Может быть, тебе, однажды, представится такая возможность. Но сейчас, ты должен понимать разницу между нами". Он ткнул меня в ребра, потом еще и еще, приговаривая: "Воин действует…".

"Проклятье, прекрати! - завопил я, - Ты достал меня!"

"…, а дурак реагирует".

"А чего же ты ожидаешь?".

"Я тыкаю тебя в ребра, и ты раздражаешься; я грублю тебе, и ты отвечаешь мне гордыней и гневом. Я поскальзываюсь на банановой кожуре, и…". Он отступил на два шага и поскользнулся, приземлившись на коврик с глухим стуком. Я не смог сдержаться и хрюкнул от смеха.

Он приподнялся, сел на ковре, и, повернувшись ко мне лицом, сказал в завершение. "Твои чувства и реакции, Дэн, автоматические и предсказуемые; мои никогда. Я творю свою жизнь спонтанно; твоя же предопределена твоим прошлым".

"Как ты можешь делать подобные предположения относительно меня и моего прошлого?"

"Потому что, я годами следил за тобой".

"Ну, разумеется!" - сказал я, ожидая следующей шутки. Её не последовало.

Становилось поздно, и мне многое нужно было обдумать. Я почувствовал, будто связан новым обязательством, которое, может, и не в состоянии буду выполнить. Вошел Сократ, вытер руки и налил себе в чашку чистой воды. Пока он пил ее маленькими глотками, я сказал: "Мне нужно уходить, Сок. Уже поздно, а в колледже мне задали много важных домашних заданий".

Сократ не шелохнулся, когда я вставал и надевал свою куртку. И когда я уже был готов выйти за дверь, он заговорил медленно, с расстановкой: каждое его слово, словно мягкий шлепок мне по щекам.

"Тебе лучше пересмотреть свои "важности", для того, чтобы у тебя появился, хотя бы, шанс стать воином. У тебя разум осла, а твой дух - пюре. Тебе, в самом деле, предстоит много работы, но в другой классной комнате, и не так, как ты это себе сейчас представляешь".

Я стоял, уставившись в пол. Потом резко вскинул голову, но не смог выдержать его взгляда и опустил глаза.

"Чтобы остаться в живых после предстоящих уроков, - продолжал он, - тебе потребуется гораздо больше энергии, чем у тебя когда-либо было. Тебе необходимо вычистить тело от напряжения; освободить свой ум от закоснелого знания и открыть свое сердце энергиям истинных эмоций".

"Сок, похоже, мне придется объяснить, какой плотный у меня график и насколько я занят. Мне хотелось бы навещать тебя чаще, но у меня так мало времени".

Он мрачно посмотрел на меня. "У тебя намного меньше времени, чем ты думаешь".

"Что ты имеешь ввиду?" - от удивления у меня перехватило дыхание.

"Не бери в голову, - сказал он, - Иди".

"Ладно, я скажу тебе. У меня есть цели. Я хочу быть гимнастом-чемпионом. Я хочу, чтобы наша команда побеждала на соревнованиях. Я хочу успешно закончить колледж - это значит читать книги и писать контрольные. Похоже, что взамен, ты собираешься предложить мне торчать до утра на заправочной станции, слушая, я надеюсь, ты не обидишься, очень странного человека, который хочет втянуть меня в мир своих фантазий. Это - безумие!"

"Да, - грустно улыбнулся он, - это безумие". Сократ откинулся на спинку своего стула и смотрел в пол. Мой ум бунтовал от выходок этого старикашки, но сердцем меня тянуло к этому грубоватому эксцентрику, который хотел считаться каким-то "воином". Я снял куртку, снял обувь и сел обратно на место. Тотчас же мне вспомнилась история, которую рассказывал мой дедушка.

Жил да был любимый король в своем замке на высоком холме, посреди своих владений. Он был так популярен, что люди из близлежащего города присылали ему подарки каждый день, а его день рождения был всеобщим праздником по всему королевству. Подданные любили его за его знаменитую мудрость и справедливые суждения.

Однажды в городе произошла трагедия. Система городского водоснабжения загрязнилась, и все мужчины, женщины, старики и дети сошли с ума. Только король, у которого был отдельный родник, избежал этой участи.

Вскоре после трагедии, горожане стали поговаривать о том, как "странно" ведет себя их король, что его суждения были несправедливыми, а от мудрости не осталось и следа. Многие даже говорили о том, что король безумствует. Его популярность быстро исчезала. Люди уже не приносили ему подарков и не праздновали его дней рождения.

Король остался совсем один на своем высоком холме. Однажды он решился оправиться в город. Был жаркий день, и он напился из городского фонтана.

Той же ночью в городе состоялся великий праздник. Люди радовались: к их любимому королю "вернулся ум".

Тогда до меня стало доходить, что безумие, о котором говорил Сократ принадлежало не его миру, а моему.

Я встал, готовясь уйти. "Сократ, ты говоришь мне слушать интуицию моего собственного тела и не зависеть от того, что я читаю или от того, что говорят мне другие люди. Почему, тогда, я должен сидеть тихо и слушать то, что говоришь мне ты?"

"Очень хороший вопрос, - ответил он, - Есть на него и хороший ответ. Прежде всего, я обращаюсь к тебе с позиции моего собственного опыта; я не полагаюсь на абстрактные теории, о которых я читал в книгах или слышал от посторонних знатоков. Я тот, кто действительно знает свое собственное тело и ум, и следовательно, тела и умы других людей. К тому же, - улыбнулся он, - откуда тебе знать, что я не голос твоей телесной интуиции, обращающейся к тебе в этот момент?" Он повернулся к своему письменному столу и принялся за какую-то бумажную работу. В ту ночь, это было всё - меня отпустили. Вихрь моих мыслей вынес меня прочь.

Последующие два дня я находился в расстроенных чувствах. Я чувствовал себя слабым и нелепым в присутствии этого человека. Я злился на то, как он со мной обращается. Казалось, он хронически меня недооценивал. Я не ребенок, в конце концов! "Почему я должен выбирать роль осла на заправочной станции, - размышлял я, - в то время как в моём мире мною восхищаются и меня уважают?".

В спортивном зале я тренировался так, будто сорвался с цепи. Тело пылало жаром, пока я выполнял одну серию упражнений за другой. Однако, по какой-то причине, это приносило меньше удовольствия, чем раньше. Каждый раз, когда я осваивал новое движение или получал комплимент, мне вспоминалось, как этот старик толкнул меня чем-то в воздухе, и я упал на диван".

Хал, мой тренер, стал беспокоиться, спрашивая все ли со мной в порядке. Я заверил его, что все было прекрасно. Но, увы! Мне уже больше не хотелось дурачиться с друзьями по команде. Я был просто в смятении.

В ту ночь я видел свой сон со Старухой Смертью снова, только с одним отличием.

Сократ, посмеиваясь, сам принарядился в грустный костюм Старушки. Он наставил на меня пистолет и нажал курок. Вместо пули из ствола вылетел маленький флажок с надписью "Бабах!". В этот раз, я проснулся от смеха, а не от стона.

На следующий день я обнаружил в своем почтовом ящике записку. Там были только два слова: "Секреты крыши". Тем вечером, к моменту прихода Сократа, я уже поджидал его, сидя на ступеньках заправки. Я пришел пораньше специально, намереваясь разузнать у сменщика настоящее имя Сократа, а может даже и его адрес; но им ничего не было известно о нем. "Да какая разница? - зевая, сказал сменщик, - Просто еще один чудак, которому нравится работать в ночную смену".

Пришел Сок и снял свою ветровку.

"Ну? - набросился я, - Ты расскажешь мне, наконец, как ты забрался тогда на крышу?"

"Да, расскажу. Я думаю, ты готов это выслушать" - серьезно сказал он.

"В древней Японии существовало элитное подразделение воинов-убийц".

Последнее слово он произнес с придыханием, тем самым, давая мне хорошо осознать мертвую тишину и темень снаружи. У меня опять стало знакомо покалывать шею.

"Эти воины, - продолжал он, - назывались ниндзя. Репутация и легенды, окутывающие их, были ужасны. Говорили, что они могли превращаться в животных; говорили, что они могли летать… на короткие расстояния, конечно".

"Конечно", - согласился я, чувствуя, что дверь мира моих снов резко распахнулась настежь. Я был погружен в размышления относительно того, куда он клонит, когда он поманил меня за собой в гараж, где принялся за ремонт спортивной японской машины.

"Нужно поменять свечи", - сказал Сократ, пряча голову под прилизанный капот.

"Ладно. А как же насчет крыш?" - приставал я.

"Сейчас я вернусь к этому, как только поменяю эти свечи. Будь терпелив. То, что я собираюсь сообщить тебе, стоит того, чтобы подождать, поверь мне".

Я присел, играя с колотушкой, которую нашел на верстаке.

Из угла, где находился Сократ, послышалось: "Знаешь, это, по настоящему, удивительная работа, если конечно уделять ей должное внимание". Может быть, для него так оно и было.

Вдруг, бросив свечи, он кинулся к выключателю и выключил свет. В темноте, такой непроницаемой, что я не мог разглядеть ничего перед своим носом, я стал нервничать. Я и понятия не имел, что станет делать Сократ, после всех этих рассказов про ниндзя…

"Сок? Со-ок?"

"Где ты находишься?" - завопил он прямо у меня из-за спины.

Споткнувшись, я упал на капот Шевроле. "Я, я не знаю!" - заикался я.

"Совершенно верно, - сказал он, включая свет, - Думаю, ты становишься умнее, - сказал он, улыбаясь как Чеширский кот.

Я встряхнул головой, пораженный его сумасбродством, взгромоздился на бампер Шевроле и, заглянув под открывшийся капот и обнаружил, что его внутренности отсутствуют. "Сократ, может прекратишь, наконец, свою клоунаду и продолжишь рассказ?"

Ловко закручивая свечи, надевая контактные колпачки и проверяя магнето, он продолжал.

Эти ниндзя не практиковали магию. Их секрет заключался в самых интенсивных физических и умственных тренировках известных человеку".

"Сократ, куда ты клонишь?"

"Лучший способ определить, куда ведет дорога - это запастись терпением и пройти по ней до конца, - сказал он и продолжил рассказ.

"Ниндзя могли плавать в тяжелых доспехах, они могли карабкаться по голым стенам словно ящерицы, используя только кончики пальцев ног и рук, а также крохотные трещины. Они создали тонкие и прочные веревки, практически невидимые глазом. Они умело прятались: используя уловки, отвлекающие внимание, различные иллюзии и бегство. Ниндзя", - в заключение добавил он, - были лучшими прыгунами".

"Наконец-то, мы к чему-то приближаемся!" Я почти потер руки от нетерпения.

"Юного воина, когда он был еще ребенком, тренировали в прыжках следующим образом. Ему давали зернышко кукурузы, и он сажал его в землю. Как только появлялся росток, юный ниндзя прыгал через него много-много раз. Каждый день росток подрастал, каждый день ребенок прыгал. Вскоре росток становился выше головы ребенка, но это его не останавливало. Когда же молодому воину все же не удавалось перепрыгнуть росток, ему давали следующее зернышко, и процедура повторялась. Со временем, не оставалось такого стебля, который не смог бы перепрыгнуть молодой ниндзя".

"Ну, и что дальше? В чем здесь секрет?" - спросил я, ожидая окончательного откровения.

Сократ сделал паузу и глубоко вздохнул. "Теперь понятно, что молодые ниндзя практиковались на ростках кукурузы. Я практикуюсь на заправочных станциях".

В помещении повисла тишина. И, вдруг, внезапно Сократ разразился раскатистым музыкальным смехом, да так, что ему пришлось опереться на автомобиль, с которым он работал.

"И это все, да? Это ты мне собирался рассказать о крышах?"

"Дэн, это все, что ты можешь знать, пока не сможешь действовать ", - ответил он.

"Ты хочешь сказать, что ты будешь учить меня запрыгивать на крыши?" - светлея, спросил я.

"Может да, а может, и нет. У каждого из нас есть свои уникальные таланты. Может быть, ты научишься запрыгивать на крыши, - оскалился он, - А сейчас, брось-ка мне вон ту отвертку?"

Я бросил ему отвертку. Клянусь, он поймал ее в воздухе, глядя в другую сторону! Он быстро воспользовался ей и запустил ее обратно, с криком: "Лови!". Я упустил ее, и она с громким звоном грохнулась на пол. Это было невыносимо! Сколько еще унижений мог я стерпеть?

Следующие недели пролетали быстро, и мои бессонные ночи стали привычными. Как-то мне удалось приспособиться. Произошла и другая перемена: мои ночные визиты к Сократу становились для меня более интересными, чем посещение гимнастических тренировок.

Каждый вечер мы обслуживали машины - он заливал бензин, я мыл окна. Мы оба шутили с клиентами. Он поощрял меня рассказывать о моей жизни. О своей жизни он странно умалчивал, встречая мои вопросы лаконичным: "Позже" или нес полную ахинею.

Когда я спросил, почему его так интересуют подробности моей жизни, он сказал: "Мне нужно понять твои личные заблуждения, чтобы поставить диагноз твоей болезни. Нам придется почистить твой ум, перед тем как раскроется дверь на пути воина".

"Только не надо трогать мой ум. Он мне и таким нравится".

"Если бы он нравился тебе таким, то, сейчас, тебя бы здесь не было. Ты менял свой ум уже много раз в прошлом. Теперь тебе предстоит сделать это более основательно". После этого, я решил быть очень осторожным с этим человеком. Я, по-прежнему, не так хорошо его знал и не был, до конца, уверен в его здравоумии.

Стиль поведения Сократа всегда был таким, постоянно меняющимся: неортодоксальным, полным юмора и даже причудливым. Однажды, он с воплем бросился за маленькой белой собачкой, которая пописала на ступеньки заправочной станции, внезапно прекратив читать мне лекцию о "величайших выгодах непоколебимо безмятежного спокойствия".

В другой раз, примерно неделю спустя, после целой бессонной ночи, мы прошлись к Клубничному заливу и, остановившись на мостике, стали поглядывать вниз на полноводный, от зимних дождей, поток.

"Интересно, какой глубины сегодня поток?" - невзначай заметил я, рассеяно глядя на стремительно текущую воду. Следующим явлением, которое я осознал, была взболтанная, грязно-коричневая вода.

Он сбросил меня с моста!

"Ну, и как глубина?"

"Отличная", - отплюнулся я, выплывая в отяжелевшей, как свинец, одежде на берег. Вот вам результат умозрительного построения. Мысленно, я сделал себе заметку помалкивать.

Проходили дни, и я замечал все больше и больше различий между нами. В офисе, когда мне хотелось кушать, я жадно поглощал сладости; Сок смаковал свежее яблоко или грушу, или заваривал себе чай из трав. Я ерзал на диване туда обратно, а он сидел на своем стуле абсолютно спокойно, как Будда. Мои движения были неуклюжими и шумными в сравнении с тем, как он скользил по поверхности пола. Напомню, он был человеком в возрасте.

С самого начала, я получал много маленьких уроков, каждую ночь. Однажды, я стал жаловаться, что люди в колледже ведут себя не очень дружелюбно по отношению ко мне.

Он произнес тихо: "Тебе же будет лучше, если ты возьмешь на себя ответственность за свою жизнь как она есть, вместо того, чтобы жаловаться на других людей или обстоятельства, за свои трудности. По мере того, как будут открываться твои глаза, ты увидишь, что состояние твоего здоровья, счастья и любое другое обстоятельство в твоей жизни было, по большей части, организовано тобой: сознательно или бессознательно.

"Я не совсем тебя понимаю, но не думаю, что соглашусь с этим".

"Хорошо, я расскажу историю про парня вроде тебя, Дэн:

На Среднем Западе, на строительной площадке, когда свисток подавал сигнал к обеду, все рабочие собирались вместе, чтобы перекусить. Сэм, с завидным постоянством, открывая свой сверток, начинал жаловаться.

"Как мне это надоело! - ныл он, - Только не ореховое масло и сэндвичи со студнем. Я ненавижу ореховое масло и студень!"

Изо дня в день, Сэм стонал по поводу своего орехового масла и студня. Прошла не одна неделя, остальным рабочим стало надоедать его поведение. В конце концов, один из них сказал: "Господи, Сэм, если ты так сильно ненавидишь ореховое масло и студень, то скажи дорогой жёнушке, пусть приготовит что-нибудь другое!".

"Что значит "скажи своей дорогой жёнушке"? - ответил Сэм, - Я не женат. Я сам себе делаю сэндвичи".

Сократ сделал паузу, затем добавил: "Теперь понимаешь, что в этой жизни, мы все делаем свои сэндвичи сами для себя". Он подал мне коричневый пакет с двумя сэндвичами. "Ты будешь с сыром и помидором или с помидором и сыром?" - спросил он, широко улыбаясь.

"Давай сюда оба", - сострил я в ответ.

Мы с удовольствием принялись жевать. Сократ сказал: "Когда ты станешь полностью ответственным за свою жизнь, ты можешь стать полностью разумным. Однажды став разумным, ты, может быть, откроешь для себя значение слов "быть воином".

"Спасибо, Сок, за пищу для ума и для желудка", - я преувеличенно поклонился, и надев куртку, приготовился уходить, - "Меня не будет пару недель. Скоро сессия. А мне еще нужно хорошенько поразмыслить кое над чем". Прежде чем он смог прокомментировать, я пошел домой, взмахнув ему на прощание рукой.

Я с головой окунулся в последние занятия семестра. Время в гимнастическом зале я проводил в самых напряженных тренировках. Когда бы я ни прекращал подталкивать себя, мои чувства и мысли приходили в беспокойное движение. Я ощущал первые признаки того, чему, впоследствии, суждено было вырасти в чувство отчуждения от повседневного мира. Первый раз в жизни я отчетливо ощущал выбор между двумя отчетливыми реальностями. Одна была сумасшедшей, другая здравой; я только не знал, какая из них какая, и не принадлежал ни одной из них.

Я не мог отделаться от растущего чувства, что может быть, просто может быть, в конце концов, Сократ не был таким уж эксцентричным. Возможно, его описание моей жизни было намного более точным, чем я мог себе представить. Я начал, в самом деле, присматриваться к тому, как я взаимодействую с людьми и то, что я обнаруживал, начинало все больше и больше беспокоить меня. Снаружи я был достаточно общителен, но, по-настоящему, я был озабочен только собой.

Билл, один из моих близких друзей, упал с лошади и сломал запястье. Рик сделал обратное сальто с поперечным вращением, которое он учил около года. Я чувствовал одну и ту же эмоциональную реакцию в обоих случаях: ничего.

Под тяжестью растущего самоосознания, моя самооценка быстро падала.

Однажды вечером, накануне экзамена, я услышал стук в дверь. Я был удивлен и рад видеть белозубую и белокурую, Сьюзи, которую не видел уже несколько недель. Я понял, каким одиноким я был.

"Ты позволишь мне войти, Дэнни?"

"О, да! Очень рад тебя видеть. Присаживайся, позволь мне взять твой плащ, хочешь что-нибудь съесть? Выпить?"

Она просто не сводила с меня глаз.

"В чем дело, Сьюзи?"

"Ты выглядишь усталым, Дэнни, хотя …, - она протянула руку и коснулась моего лица, - что-то…. выражение твоих глаз стало каким-то другим … Что?"

Я коснулся ее щеки. "Оставайся у меня на ночь, Сьюзи".

"Я думала, что ты уже не попросишь. Я принесла свою зубную щетку!"

Следующим утром, я повернулся на другой бок и вдохнул аромат взъерошенных волос Сьюзи, душистых как летнее сено, и почувствовал ее легкое дыхание на своей подушке. "Мне нужно радоваться", - подумал я, но мое настроение было таким же серым, как туман на улице.

Несколько следующих дней, мы много времени провели со Сью вместе. Не думаю, что я был достаточно компанейским, но энергии Сью хватало на нас двоих.

Что-то удерживало меня от того, чтобы рассказать ей о Сократе. Он был из другого мира, мира к которому она совсем не имела отношения. Как она могла бы понять, когда даже я сам не мог уяснить, что происходило со мной?

Экзамены начались и закончились. Я сдал их успешно, но мне было наплевать. Сьюзи уехала на весенние каникулы к родителям, и я был рад остаться наедине.

Скоро, весенние каникулы закончились, и теплые ветра стали дуть по улочкам Беркли. Я знал, что пришло время возвращаться в мир этого воина, на эту странную, маленькую заправку: на этот раз, возможно, более открытым и смиренным, чем раньше. Но теперь я был уверен в одной вещи. Если Сократ опять попотчует меня одной из своих колкостей, я уж этого ему не спущу!