Книга вторая Обучение Воина 1 страница

4
Меч заостряется

Оставив свой Валиант в одном из платных гаражей, я сел на автобус "F", который следует через Сан-Франциско в Аэропорт Транзит и, который, на этот раз, застрял в пробке; похоже я опоздаю на свой рейс. Стали появляться беспокойные мысли; мой желудок сдавил спазм - как только я заметил это, я отпустил эти мысли, как меня учили. Я расслабился и стал любоваться пейзажем вдоль скоростной трассы Бэйшор, раздумывая над моим возросшим мастерством по преодолению стрессовых мыслей, которые, по обыкновению, досаждали мне в прошлом. Так получилось, что я успел на самолет буквально за считанные секунды до вылета.

Отец, более ранняя версия меня самого, с редеющими волосами, в ярко голубой футболке, туго обтягивающей его мускулистую грудь, встретил меня в аэропорту крепким рукопожатием и улыбкой. Лицо мамы покрылось милыми морщинками, когда она тепло приветствовала меня на пороге их дома поцелуями и объятиями. Она тут же стала поливать меня ливнем новостей о моей сестре, племянниках и племянницах.

В тот вечер меня удостоили последним маминым шедевром игры на фортепиано - думаю, это было что-то из Баха. С утра пораньше, мы с отцом уже играли партию в гольф. Все это время, меня подмывало рассказать им о своих приключениях с Сократом, однако, я предпочел промолчать. Возможно, я объясню им всё в письме, когда-нибудь. Мне было хорошо дома, хотя все казалось уже таким далеким и давним.

После игры в гольф, мы с отцом сидели в сауне в Центре Здоровья Джека ЛаЛанна, отец сказал: "Дэн, жизнь в колледже явно идет тебе на пользу. Ты изменился, стал более уравновешенным, приятным в общении; не то чтобы ты раньше был грубым, но…". Он подыскивал нужные слова, однако я уже понял.

Я улыбнулся. Если бы он только знал.

Большую часть времени в Лос-Анджелесе, я провел в поисках мотоцикла и, наконец, нашел Триумф 500CC. Мне понадобилось несколько дней, чтобы привыкнуть к нему и два раза я почти упал с него, подумав, что это Джой вышла из дверей магазина или свернула за угол.

Моё пребывание в Лос-Анджелесе заканчивалось. Ранним утром следующего дня я промчусь вверх по побережью до Беркли, вечером встречусь с Сидом, и мы полетим в Югославию на Чемпионат Мира по Гимнастике. В последний день я наслаждался уютом родительского дома. После ужина, я взял гермошлем в руку и отправился скупиться в завтрашнюю дорогу. Выходя за двери, я услышал, как отец сказал: "Будь осторожен, Дэнни, мотоциклы очень плохо видно ночью". Его обычное предупреждение.

"Хорошо, пап, я буду осторожен", - крикнул я ему в ответ. Затем, оседлал свой мотоцикл и стремительно выкатился в поток уличного движения, чувствуя себя настоящим мачо в облегающей футболке, потёртых Ливайсах и ботинках с толстой подошвой. Опьяненный свежим вечерним воздухом, я ехал на юг по направлению к Вилширу. Очень скоро мое будущее должно было измениться, потому что в тот момент, в трех кварталах от меня, водитель Джордж Вильсон готовился повернуть налево на Западную Авеню.

Я с ревом мчался сквозь сумерки; мимо мелькали уличные огни, по мере моего приближения к Седьмой и Западной. Я уже был готов проехать через перекресток, как вдруг, прямо впереди я заметил белый Бьюик, со включенным сигналом левого поворота. Я притормозил - наверное, именно эта предосторожность и спасла мне жизнь.

Как только я въехал на перекресток Бьюик начал быстро поворачивать влево, прямо передо мной. Еще несколько мгновений, тело, с которым я был рожден, по-прежнему оставалось одним целым.

Времени вполне хватило, чтобы подумать, но не для того, чтобы действовать. "Влево!" - закричал мой ум. Но там было встречное движение. "Резко вправо!" Мне не проскочить мимо бампера. "Клади его!" Я проскользну под колесами. Все мои варианты были исчерпаны. Я ударил по тормозам и стал ждать. Это было нереальным, как сон, до тех пор, пока я не увидел перекошенное от ужаса лицо водителя. Со страшным глухим стуком под музыкальный звон бьющегося стекла, мой мотоцикл ударился в передний бампер автомобиля, а моя правая нога разбилась вдребезги. Потом все чертовски ускорилось, и мир померк.

Должно быть, я потерял и вновь обрел сознание сразу после того, как кувырком перелетел через машину и слету ударился о бетон дороги. Мгновение благословенного непонимания и пришла боль, словно обжигающие, докрасна раскаленные тиски, сжимающие и перемалывающие мою ногу до тех пор, когда я уже не мог терпеть и закричал. Я ждал, хотел, чтобы она прекратилась; я молился о бесчувствии. Далекие голоса: "…я его просто не видел…" "…телефон родителей…" "не волнуйся, они скоро приедут".

Потом я услышал далекую сирену, чьи-то руки сняли с меня шлем и уложили на носилки. Я посмотрел вниз и увидел обломок белой кости, торчавшей из-под разорванной кожи ботинка. Одновременно со звуком захлопывающейся дверцы скорой помощи, я вспомнил слова Сока: "…и тебя подвергнут жестким испытаниям перед тем, как закончится твоё обучение".

Мне показалось, что прошло всего несколько секунд, а я уже лежал на рентгеновском столе в отделении неотложной помощи лос-анджелеской Ортопедической Больницы. Доктор жаловался на усталость. Мои родители стремглав ворвались в палату. Они выглядели очень бледными и очень постаревшими. Вот когда, реальность стала доходить до моего сознания. Испытывая шок и оцепенение, я заплакал.

Доктор работал умело и эффективно, обезболивая меня, возвращая на место мои выбитые пальцы и зашивая стопу. Немного погодя, в операционной, его скальпель проделал глубокий красный разрез в моей коже и в мышцах, которые так хорошо служили мне. Он отстыковал кость от моего таза и приладил её к осколкам правой бедерной кости. В конце концов, он загнал тонкий металлический прут внутрь моей кости, начиная от бедра; своего рода внутренний каркас.

В течение трех последующих дней я находился в полусознательном состоянии, в медикаментозном полузабытьи, которое едва отделяло меня от агонизирующей, неумолимой боли. В какой-то момент, вечером третьего дня, я проснулся в темноте оттого, что чья-то тень сидела рядом.

Джой привстала и опустилась рядом со мной на колени. От стыда я отвернул голову. Она погладила меня по лбу, зашептав: "Я пришла сразу, как только узнала". Как мне хотелось, чтобы она разделяла мои победы; однако она видела только мои поражения. Я закусил губу и почувствовал привкус слез. Джой нежно повернула мое лицо к себе и заглянула мне в глаза: "Сократ просил передать тебе привет и рассказать одну историю, Дэнни".

Я закрыл глаза и стал напряженно вслушиваться.

Старик и его сын работали на маленькой ферме. У них была всего одна лошадь, чтобы пахать землю. Однажды лошадь убежала.

"Какой ужас", - сочувствовали соседи, - "Как не повезло".

"Кто знает, повезло или нет", - отвечал фермер.

Неделю спустя лошадь вернулась из гор и привела за собой диких мулов.

"Какая удача!" - сказали соседи.

"Удача? Неудача? Кто знает?" - говорил фермер.

На следующий день, его сын, пытаясь приручить мулов, упал и поломал ногу.

"Какой ужас. Как не повезло!"

"Повезло? Не повезло?"

Началась война, и всех молодых людей из селения забрали на войну. Так как у сына фермера была сломана нога, его не взяли в армию.

"Хорошо? Плохо?"

Грустно улыбнувшись, я закусил губу от внезапно нахлынувшей волны боли.

Джой гладила меня, приговаривая: "У всего есть цель, Дэнни; Всё для того, чтобы ты мог наилучшим образом этим воспользоваться".

"Как я смогу когда-либо воспользоваться несчастным случаем?"

"Несчастных случаев не бывает, Дэнни. Каждое событие - это урок. У всего есть цель, цель, цель ", - шепотом повторяла она прямо мне в ухо.

"Но моя гимнастика, моя учеба - всему конец".

"Это и есть твоя учеба. Боль может очистить твой ум и тело; может выжечь много препятствий". Она увидала немой вопрос в моих глазах и добавила: "воин не ищет боли, но если боль приходит, он использует её. А сейчас отдыхай, Дэнни, спи". Она проскользнула за вошедшую медсестру.

"Не уходи, Джой", - невнятно сказал я и провалился в глубокий сон-беспамятство.

Меня навещали друзья, родители приходили каждый день. Однако большую часть времени из двадцати одного дня, я провел в одиночестве, лежа пластом на спине. Я смотрел в белый потолок, часами медитировал, обуреваемый чувствами жалости к себе и меланхолии, а также тщетных надежд.

Утром, во вторник, опираясь на новые костыли, я шагнул в яркое сентябрьское солнце и кое как доковылял до родительской машины. Я потерял более десяти килограммов веса, мои спортивные штаны свободно болтались на мне; моя правая нога выглядела, словно палка с длинным красным шрамом сбоку.

Свежий бриз ласкал мое лицо в этот редкий день без смога. Ветер нес душистые запахи, о которых я позабыл; чириканье птиц в листве деревьев неподалеку смешивалось с гулом уличного движения, создавая симфонию для вновь пробуждающихся ощущений.

Несколько дней я провел у родителей, греясь на солнышке, медленно плавая на мелкой части родительского бассейна, превозмогая боль, заставляя мышцы работать. Я кушал только йогурты, орехи, сыр и свежие овощи в небольших количествах и постепенно начинал вновь обретать жизненные силы.

Друзья пригласили меня погостить у них несколько недель в их доме в Санта-Монике, в пяти кварталах от берега. Я согласился, радуясь возможности проводить времени больше на свежем воздухе.

Каждое утро, я медленно двигался к теплому песку, откладывал костыли и садился около волн. Я слушал крики чаек и шум прибоя, закрывал глаза и часами медитировал, забывая об окружающем мире. Беркли, Сократ и мое прошлое казались затерянными в другом измерении.

Вскоре я начал тренироваться, по началу осторожно, потом более интенсивно до тех пор, пока я не стал проводить по несколько часов на горячем солнце, обливаясь потом. Я отжимался, приседал, извивался как мог. Медленно и осторожно я становился в стойку на руках и отжимался снова и снова, пыхтя от напряжения, пока каждая мышца не разрабатывалась до предела, а мое тело не начинало блестеть от пота. Затем, я прыгал на одной ноге в мелкий прибой, садился с закрытыми глазами, мечтая о замысловатых сальто, а тем временем, соленая вода смывала мой блестящий пот и грандиозные мечты в море.

Я тренировался свирепо до тех пор, пока мои мышцы вновь не приобрели твердость и рельеф мраморной статуи. Я стал одним из "пляжников-завсегдатаев", кто сделал море и песок своим жизненным кредо. Малколм, массажист, садился на мое полотенце и травил байки с анекдотами. Док, прожженный ловчила, из Корпорации Рэнд плюхался рядом со мной на песок каждый день и говорил со мной о политике и женщинах; больше о женщинах.

У меня было время - время, чтобы поразмыслить над тем, что произошло со мной с тех пор, как я встретил Сократа. Я думал о жизни и ее цели, смерти и ее тайне. И вспоминал моего загадочного учителя и его слова, его выразительные жесты и манеры, однако больше всего мне вспоминался его смех.

Тепло октября растворилось в ноябрьских облаках. На пляж стало выходить меньше людей. В этот период уединения, я наслаждался умиротворением, которого я не испытывал многие годы. Мне представлялось, что я проведу на берегу весь остаток жизни, тем не менее я знал, что вернусь к занятиям после Рождества.

Мой лечащий врач сообщил мне результаты рентгеноскопии: "Ваша нога заживает хорошо, Мистер Милмен, я бы даже сказал необычно хорошо. Хотя должен вас предупредить: не слишком обнадеживайтесь. Природа вашей травмы не оставляет шансов вернуться к занятиям гимнастикой". Я молчал.

Вскоре я помахал на прощание родителям и сел в самолет; пришло время возвращаться в Беркли.

Рик встретил меня в аэропорту; я остановился у него с Сидом на несколько дней, пока не нашел комнату в старом доме рядом с кампусом.

Каждое утро, крепко сжимая костыли, я шел в зал и занимался на тренажерах, а потом падал обессиленный в плавательный бассейн. Там, поддерживаемый выталкивающей силой воды, я нагружал ногу, пытался ходить - всегда, всегда до болевого порога.

После этого, я ложился на лужайке за зданием гимнастического зала и растягивал мышцы, чтобы они вновь обретали гибкость, необходимую для будущих тренировок. В заключение, я отдыхал, за чтением книг в библиотеке, пока меня не одолевала легкая дрёма.

Я позвонил Сократу, чтобы рассказать о своем возвращении. Он был не очень разговорчив по телефону и сказал мне прийти к нему, когда я смогу ходить без костылей. Это как раз то, что мне нужно - я был еще не готов видеть его.

В том году Рождество я встречал в одиночестве. Неожиданно, в мою дверь постучались. Пат и Дэнис, мои товарищи по команде, захватив мою куртку, буквально снесли меня вниз на руках к машине. Мы поехали в Рено, в снежные холмы, и остановились около Пика Доннер. Пока Пэт и Дэнис катались по снегу, дурачась и бросаясь снежками, я осторожно добрался до какого-то лежащего бревна и устроился на нем.

Мои мысли унеслись вперед к новому семестру и к гимнастическому залу. Я размышлял о том, станет ли моя сломанная нога такой же сильной и ровной как прежде. Со смачным звуком, с ветки дерева упал снег и разбудил меня от моих грез.

Скоро мы отправились домой. Пэт и Дэнис распевали непристойные песенки. Я наблюдал как сверкают и разбиваются о лобовое стекло падающие снежинки в первых лучах восходящего Солнца. Я думал о своем разбитом будущем и хотел оставить свои вихрящиеся мысли в прошлом, похоронить их в белой могиле засыпанных снегом гор.

Сразу после Рождества я ненадолго съездил в Лос-Анджелес на прием к доктору, который разрешил мне сменить костыли на блестящую чёрную палочку. Затем, я отправился обратно к занятиям и Сократу.

В среду вечером в 11:40, когда, прихрамывая, я вошел в офис заправки, то увидел там светящееся улыбкой лицо Сока. Я снова оказался дома. Я почти забыл насколько хорошо сидеть, попивая чай, вместе Сократом в ночной тиши. Это было более утонченное, и во многом, гораздо большее удовольствие, чем все мои спортивные победы вместе взятые. Я смотрел на этого человека, который стал мне наставником и увидел то, чего раньше никогда не замечал..

В прошлом я порой замечал какие-то отблески света вокруг него, однако, всегда списывал это на усталость глаз. Сейчас усталости не было, и, в этом не могло быть сомнений, его окружала едва уловимая светящаяся аура. "Сократ", - сказал я, - "твое тело окутывает свет. Откуда он?"

"Чистый образ жизни", - усмехнулся он. Зазвенел колокольчик, и мы отправились кого-то веселить под предлогом сервисного обслуживания автомобиля. Сократ заправлял больше, чем просто бензин. Может быть это происходило из-за ауры, дарующей энергию и эмоции. Как бы там ни было, практически всегда люди уезжали более счастливыми, чем до приезда на заправку.

Однако, его сияние, само по себе, не поражало меня так, как его простота, экономичность его движений и действий. Раньше я не мог оценить ничего из этого; Словно, с каждым новым уроком, я заглядывал все глубже в Сократа. По мере того, как я осознавал усложненность и проблемность моего ума, я понимал, насколько он превзошел свой собственный.

Когда он вернулся в офис, я спросил: "Сократ, где сейчас Джой? Скоро ли я увижу её?"

Он улыбнулся, как будто обрадовался моему очередному вопросу: "Дэн, я не знаю где она; эта девушка - загадка для меня самого. Она всегда была такой".

Потом я рассказал ему о случившемся, и о том, что за этим последовало. Он слушал внимательно, молча кивая головой.

"Дэн, ты - уже не тот молодой дурак, который забрел сюда год назад".

"Год назад? Кажется, прошло всего десять месяцев", - пошутил я, - "Ты хочешь сказать, что я перестал быть дураком?"

"Нет. Ты просто перестал быть молодым".

"Ну ты сказанул, Сок".

"Теперь, ты - дурак с духом, Дэн. Это большая разница. У тебя еще есть шанс найти врата и пройти через них".

"Врата?"

"Царство воина, Дэн, защищено Вратами. Эти врата хорошо спрятаны, подобно монастырю в горах. Многие стучатся, но немногие могут войти".

"Ладно, Сократ, покажи мне эти врата. Я готов и придумаю, как пробраться внутрь".

"Это не так-то просто, деревенщина. Врата существуют внутри тебя самого, и ты должен самостоятельно разыскать их; я могу лишь указать тебе направление. Однако ты еще не готов, даже и близко не готов. Если бы ты попытался пройти через Врата сейчас, то это бы значило практически верную гибель. Предстоит еще немало потрудиться, прежде чем ты будешь готов постучаться в Врата".

Когда Сократ снова заговорил, это прозвучало как официальное заявление: "Дэн, мы много говорили; тебя посещали озарения, и ты получал уроки. Я учу способу жизни и способу действия. Для тебя пришло время полностью брать на себя ответственность за свое поведение. Чтобы найти Врата, ты должен, во-первых, научиться следовать…"

"Домашним Правилам?" - вызвался я.

Он засмеялся, и тут зазвонил колокольчик: на заправку, по луже дождя, въехал автомобиль. Сквозь запотевшее стекло я наблюдал за Сократом, вышедшим к машине в своем пончо. Я видел, как он опустил заправочный пистолет в горловину бака, обошел вокруг машины к водительскому окну и что-то сказал бородатому светловолосому мужчине.

Окно снова запотело. Мне пришлось его протереть рукавом и увидеть, как они смеются. Потом Сократ открыл дверь в офис, и порыв холодного воздуха резко ударил мне в лицо, с ним пришло первое осознание того, что я чувствовал себя далеко не лучшим образом.

Сократ собирался приготовить чаю, когда я сказал: "Сок, присядь, пожалуйста. Я сделаю чай". Он сел, одобрительно кивая головой. Я оперся на письменный стол, испытывая головокружение. Мое горло воспалилось; может быть, чай поможет.

Я спросил, наполняя чайник и ставя его на плитку: "Тогда, мне нужно проложить, своего рода, тропу к Вратам?"

"Да, в некотором смысле, это должен делать каждый. Ты прокладываешь себе путь своей собственной работой".

Предвосхищая мой следующий вопрос, он сказал: "Кто угодно - любое разумное существо, мужчина или женщина наделены внутренней способностью находить Врата и проходить сквозь них, однако очень немногие испытывают потребность двигаться туда; очень немногим интересно. Это очень важный момент. Я решил учить тебя не по причине каких-либо врождённых способностей, в действительности, у тебя просто вопиющие слабости наряду с твоими сильными качествами, но потому, что у тебя есть желание совершить это путешествие".

Это отозвалось во мне отчетливым эхом: "Полагаю, что это можно сравнить с гимнастикой, Сок. Даже тот, у кого избыточный вес или тот, кто слаб или закрепощён, может стать прекрасным гимнастом, однако процесс подготовки будет более трудным и долгим".

"Совершенно верно. Могу добавить только следующее: твой подъём будет очень крутым".

Меня начало лихорадить, все мое тело принялось болеть. Я снова оперся о письменный стол и краешком глаза увидел, как ко мне приближается Сократ, протягивая руку к моей голове. "О, нет. Только не сейчас. Мне совсем не до этого", - подумал я. Но он только щупал мой воспаленный лоб. Затем он попробовал мои гланды на шее, заглянул в мои глаза и долго считал пульс у меня на запястье.

"Дэн, твои энергии сильно разбалансированы. Возможно, у тебя увеличена селезенка. Я советую тебе сходить к доктору сегодня, сейчас же".

К тому времени, когда я едва добрел до Госпиталя Кауэла, мне, в самом деле, было очень плохо. Горло горело, тело ныло от боли. Врач подтвердил диагноз Сока: моя селезенка сильно распухла. Меня положили в стационар с тяжелым случаем мононуклеоза.

В эту беспокойную, лихорадочную ночь мне снился сон, будто у меня одна громадная нога и одна ссохшаяся. Каждый раз, когда я пытался раскачаться на перекладине или сделать другое действие, все внезапно искривлялось, и я падал, падал, падал. Так продолжалось вплоть до второй половины следующего дня, когда Сократ вошел в палату с букетом сухих цветов.

"Сократ", - слабо произнес я, восхищенный его неожиданным визитом, - "Стоило ли беспокоиться".

"Стоило", - ответил он.

"Я попрошу няню поставить их в вазу, и буду вспоминать о тебе, глядя на них", - усмехнулся я.

"Я принес их не для того, чтобы смотреть, а для того, чтобы есть", - сказал он, выходя из комнаты. Несколько минут спустя он вернулся со стаканом горячей воды. Покрошив часть цветов в кусочек принесенной с собой марли, он окунул свой самодельный пакетик в кипяток. "Этот чай укрепит тебя и поможет очистить кровь. Пей". На вкус очень горько. Сильное средство".

Затем, он вынул бутылочку с желтой жидкостью, в которой уже плавали какие-то растения, и стал массировать и глубоко втирать жидкость в мою правую ногу, непосредственно в районе шрама. Я подумал, что сказала бы моя няня - очень привлекательная, деловая девушка, если бы она вошла сейчас.

"Что это за желтая жидкость, Сок?"

"Урина, с травами".

"Урина!" - воскликнул я, с отвращением отдергивая ногу.

"Не дури!" - он схватил меня за ногу, возвращая ее на место. "Урина - очень почитаемый эликсир в со времён древнего целительства".

Я закрыл усталые, воспалённые глаза; голова моя гудела, как барабан туземцев. Температура снова стала повышаться. Сократ положил руку мне на лоб, затем пощупал мой пульс на запястье.

"Хорошо. Травы начали действовать. Сегодня ночью будет кризис. Завтра тебе будет лучше".

Едва слышно я произнес: "Благодарю вас, Доктор Сок".

Он протянул и прижал ладонь к моему солнечному сплетению. Почти сразу, все процессы в моём теле ускорились. Я думал, что моя голова лопнет. Жар начал сжигать меня; мои гланды пульсировали. Хуже всего была боль в правой ноге на месте травмы.

"Хватит, Сократ! Довольно!" - кричал я.

Он убрал руку, и я замер на кровати. "Просто я добавил в твое тело немного энергии", - объяснил он, - "Она ускорит процесс выздоровления. Жжет там, где у тебя узлы. Если бы ты был свободен от препятствий…, если бы твой ум был чист, твое сердце открыто, а тело свободно от напряжения, ты бы испытал эту энергию, как неописуемое блаженство…, лучше, чем секс. Ты бы подумал, что очутился в раю, и ты был бы отчасти прав".

"Иногда ты пугаешь меня, Сократ".

"К высшим людям всегда относятся со страхом и благоговением", - усмехнулся он. "В некоторых отношениях, ты тоже высший, Дэн, по крайней мере, снаружи. Ты выглядишь как воин, стройный, гибкий и сильный - это результат твоих рудиментарных занятий гимнастикой. Однако, тебе предстоит много работы, прежде чем ты наработаешь то самочувствие, которым наслаждаюсь я". Я был слишком слаб, чтобы спорить.

Вошла медсестра. "Пора мерять температуру, Мистер Милмен". Сок вежливо встал, когда она вошла. Я лежал в кровати бледный и несчастный. В тот момент, контраст между нами был велик, как никогда. Медсестра улыбнулась Сократу и он ей в ответ. "Думаю, что с вашим сыном все будет хорошо, ему нужно лишь немного набраться сил", - сказала она.

"Я ему, как раз, говорил то же самое", - сказал Сок с озорной искоркой в глазах. Она улыбнулась ему… Она с ним что, заигрывала? Шелестя белым халатом, она удалилась. Чертовски сексапильна.

Сократ вздохнул: "Все-таки, определённо что-то есть в женщинах в униформе". Затем, он опустил руку мне на лоб, и я провалился глубокий в сон.

На следующее утро я чувствовал себя заново рожденным. Брови доктора поползли вверх, когда он проверял мою селезенку, щупал мои гланды, сверяясь с карточкой. Он находился в явном замешательстве. "У вас всё в норме, Мистер Милмен", - он почти извинялся, - "После ланча, вы можете отправляться домой…э-э, да и хорошенько отдохните". Он вышел прочь, изучая на ходу мою медицинскую карточку.

Мимо моей двери пробежала моя медсестра. "Помогите!" - заорал я.

"Да?" - сказала она, вбегая в палату.

"Не могу понять, в чем дело, сестра. Каждый раз, когда вы проходите мимо, мой пульс становится более эротичным". (erotic - прим. пер.)

"Вы хотите сказать невротичным? (erratic)" - сказала она.

"Вот-вот".

Улыбаясь мне, она сказала: "Похоже, вы готовы к выписке".

"Именно это мне все и твердят, но они ошибаются. Я уверен, что мне необходимо пройти дополнительный курс лечения лично с вами".

Заманчиво улыбаясь, она отвернулась и вышла в коридор. "Сестра! Не уходите!" - закричал я.

По дороге домой, во второй половине дня, я шел и поражался улучшению своего самочувствия, особенно это касалось правой ноги. Я сильно хромал, по-прежнему, виляя бедром в сторону при каждом шаге, однако, я почти мог обходиться без своей трости. Может быть, это было связано с уриновой терапией Сока или с тем зарядом энергии, которым он наделил меня.

Начались занятия, и меня опять окружили другие студенты, книги и задания, но все это ушло теперь на второй план. Я мог играть в игру, не вовлекаясь в нее. У меня были куда более важные дела на заправочной станции, расположенной в западной части городка.

Хорошенько выспавшись, я пришел на заправку. Как только я присел, Сократ сказал: "Впереди много работы".

"Что случилось?" - сказал я, потягиваясь и зевая.

"Генеральная перетряска".

"А-а. Большое дело".

"Оно особенно большое, потому что перетряхивать будем тебя".

"Да, ну?" - произнес я вслух и "Вот черт!" - подумал про себя.

"Словно Феникс, ты устремишься в огонь и восстанешь из пепла".

"Я готов!" - сказал я, - "В качестве повышенного обязательства, обещаю в будущем году отказаться от пончиков".

Сократ усмехнулся со словами: "Если бы это было так просто. В данный момент ты представляешь собой спутанный клубок искривленных энергетических потоков и устаревших привычек. Тебе предстоит изменить образ своих действий, мыслей, мечтаний и видения мира. Большая часть того, кем ты являешься - это набор вредных привычек".

Он начал раздражать меня. "Черт возьми, Сократ, я уже преодолел несколько трудных препятствий и я делаю все, что в моих силах. Ты можешь проявить ко мне хоть малую толику уважения?"

Сократ откинул голову назад и засмеялся. Затем, он подошел ко мне и начал дёргать меня за рубашку. Когда я стал заправляться, он взлохматил мои волосы на голове, приговаривая: "Послушай ты, О, Великая Обезьяна, всякому хочется уважения. Однако, дело не в том, чтобы просто сказать: "Пожалуйста, уважайте меня". Ты должен заслужить уважение, совершая поступки достойные уважения; а уважение воина и подавно нелегко заслужить".

Я сосчитал про себя до десяти и спросил: "Как же мне заслужить твое уважение, Сократ, О, Великий и Могучий Воин?"

"Измени свои поступки".

"Какие поступки?"

"Конечно, свои "пожалейте-меня" поступки. Хватит гордиться посредственностью; покажи мне свой дух!" С гадкой улыбкой, Сократ подскочил и, шутя хлопнул меня ладонью по щеке, затем ткнул меня в ребра".

"Прекрати!" - заорал я, взбешенный его играми. Я потянулся, чтобы схватить его за руку, но он легко запрыгнул на письменный стол. Потом он перепрыгнул через мою голову, развернулся и толкнул меня обратно на диван. В ярости поднявшись на ноги, я попытался толкнуть его в ответ, однако как только я прикоснулся к нему он прыгнул обратно на письменный стол. Я ничком рухнул на ковер. "Проклятье!" - красный цвет залил мне глаза. Он выскользнул через дверь, ведущую в гараж. Прихрамывая, я устремился в погоню.

Сократ устроился на бампере и почёсывал голову, произнес: "Ёлки-зеленые, Дэн, ты разгневан".

"Пронзительная наблюдательность", - шумно выдохнул я.

"Хорошо", - сказал он, - "Принимая во внимание твоё препятствие, ты и должен быть разгневан… Однако, убедись в том, что ты мудро направляешь свой гнев". Как ни в чем ни бывало, Сок занялся заменой свечей в Фольксвагене. "Гнев является одним из твоих главных инструментов для трансформирования старых привычек", - он выкрутил специальным ключом старую свечу, - "в новые". Он установил новую свечу в гнездо и хорошенько затянул ее ключом.

"Гнев может выжечь старые привычки. Страх и сожаление подавляют действие и, сам понимаешь, гнев генерирует последнее. Когда ты научишься должным образом использовать свой гнев, ты сможешь преобразовать страх и жалость в гнев, а гнев в действие. В этом и есть секрет внутренней алхимии твоего тела".

Вернувшись в офис, Сократ налил воды из емкости и принялся заваривать особенный чай для сегодняшнего вечера из лепестков розы, продолжая говорить: "У тебя много привычек, которые ослабляют тебя. Секрет изменения состоит в том, чтобы сосредоточиться на создании нового, а не на борьбе со старым".