III. Читаем стихотворения и комментируем их

Настроения любовной лирики меняются в «городских» стихотворениях поэта. Город оторвал Есенина от «родины-рая», и ощущение счастья стало ностальгическим переживанием, а земная «девушка-природа» стала мечтой-воспоминанием, почти бесплотным («Вот оно, глупое счастье»):

 

Где-то за садом несмело,

Там, где калина цветет,

Нежная девушка в белом

Нежную песню поет.

 

Круто меняется тональность любовной лирики в городском цикле «Москва кабацкая» (1923):

 

Сыпь, гармоника. Скука... Скука...

Гармонист пальца льет волной.

Пей со мною, паршивая сука,

Пей со мной.

 

Излюбили тебя, измызгали —

Невтерпеж.

Что ж ты смотришь так синими брызгами?

Или в морду хошь?

 

Поэтичность сменил озлобленный цинизм, цинизм как защитная реакция, как отчаяние. Любовь низведена до плотской, до животной потребности, но в конце стихотворения — жалобное раскаяние: «Дорогая, я плачу, / Прости... прости...».

Цикл «Любовь хулигана» (1923, возвращение Есенина из-за границы) Отмечается отречением от «кабацкого» прошлого, очищением, спасением через любовь. К лирическому герою приходит обновление:

 

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

 

Трагический пафос, надрыв сменяется задушевностью, лиризмом, откровенностью:

 

Пускай ты выпита другим,

Но мне осталось, мне осталось

Твоих волос стеклянный дым

И глаз осенняя усталость.

…

Дорогая, сядем рядом,

Поглядим в глаза друг другу.

Я хочу под кротким взглядом

Слушать чувственную вьюгу.

 

Мечта о «чистой» любви — один из сквозных мотивов лирики Есенина. Сложная гамма эмоций сопровождает страдание, вызванное то жаждой любви, то сознанием ее неосуществимости:

 

Вечер черные брови насопил.

Чьи-то кони стоят у двора.

Не вчера ли я молодость пропил?

Разлюбил ли тебя не вчера?

 

«Персидские мотивы» (1924—1925) — попытка обрести согласие с самим собой и с миром. Романтический сюжет о любви северянина и южанки Есенин воспринял через поэзию Пушкина и Лермонтова. Стихи написаны на Кавказе, но на темы, сюжеты, тональность, сам образ любви персидская лирика. Любимая в персидской лирике превосходит своей красотой саму природу, она исключительна.

Есенин создал образ голубой и веселой страны, которой перестала быть Россия. Ранее Россия ассоциировалась в лирике Есенина с «голубой страной», страной-идеалом, мечтой («Голубеет небесный песок», «В голубой купается пыли»). После революции голубой цвет почти исчез из его лирики: «Закат обрызгал серые поля», «Принакрытые сереньким ситцем / Этих северных бедных небес». Теперь выдуманная Персия («Голубая родина Фирдуси») соответствовала идеалу: «Хорошо бродить среди покоя / Голубой и ласковой страны». «Персидские мотивы» — противовес «Москве кабацкой»:

 

Улеглась моя былая рана —

Пьяный бред не гложет сердце мне.

Синими цветами Тегерана

Я лечу их нынче в чайхане.

…

Никогда я не был на Босфоре,

Ты меня не спрашивай о нем.

Я в твоих глазах увидел море,

Полыхающее голубым огнем.

 

Даже форма «Персидских мотивов» соответствует форме древней персидской лирики:

 

Воздух прозрачный и синий,

Выйду в цветочные чащи,

Путник, в лазурь уходящий,

Ты не дойдешь до пустыни.

Воздух прозрачный и синий.

 

Символом персидской красоты и любви является образ розы: «Тихо розы бегут по полям...»; «Губы к розам так и тянет, тянет»; «Лепестками роза расплескалась»; «Красной розой поцелуи веют, / Лепестками тая на губах».

Однако Персия в художественном воображении поэта — лишь временный покой. Одна из тем цикла — ностальгия по России. В любовные мотивы непременно привносится образ родины, любовь к России обостряется: «Мы в России девушек весенних / На цепи не держим, как собак»; «Как бы ни был красив Шираз, / Он не лучше рязанских раздолий»; «Там на севере девушка тоже / На тебя она страшно похожа»; «Сердцу снится страна другая».

Вспомним «Соловьиный сад» Блока. Персидский «сад» Есенина (и там есть «песня соловьиная», «розу кличет соловей») — не более чем миф, греза. Постепенно наступает разочарование:

 

Глупое сердце, не бейся!

Все мы обмануты счастьем,

Нищий лишь просит участья...

Глупое, сердце, не бейся.

…

Многие видел я страны,

Счастья искал повсюду,

Только удел желанный

Больше искать не буду.

Глупое сердце, не бейся.

 

Пятнадцать стихотворений цикла передают особый лирический сюжет — динамику, развитие чувств и настроений лирического героя.

 

IV. Анализ поэмы «Письмо к женщине» (1924)

Литературоведы относят «Письмо к женщине», наряду с некоторыми другими произведениями, написанными в 1924—1925 гг. (после «Москвы кабацкой»), к совершенно новому периоду творчества С. Есенина, когда переосмысливаются его взгляды на будущее страны. Так считали критики — современники Есенина, так считают и многие исследователи его творчества сегодня.

— Какова основная тема этого произведения?

(Эта поэма посвящена теме самоопределения личности в эпоху исторического перелома. Своеобразие ее формы связано с мотивировкой рассказа о прошлом и настоящем героя: обращение к оставившей его женщине. В поэме две части, не только разделенные отточием, но и противопоставленные по содержательному и эмоциональному признакам. «Тогда» и «теперь» разделяет не только время, это два этапа в жизни героя: мучительное, плачевное непонимание смысла происходящего и праздник обретения смысла существования, связанного с осознанием себя частицей истории «земли».)

— Каковы особенности размерного строения поэмы?

(Благодаря вольному ямбу создается впечатление непосредственности рассуждения; а «лесенка», разбивающая строфы, помогает выделить ключевые слова, находящиеся в начале или середине строки:

 

Я стал не тем,

Кем был тогда...

…

Простите мне...

Я знаю: вы не та...)

 

— Каким мы видим лирического героя в этом произведении?

(Герой, подписывающийся под письмом: «Знакомый ваш / Сергей Есенин», максимально приближен к автору. Но в то же время для создания его образа использованы только две автобиографические черты: чувство потерянности в «гуще бурь и вьюг», приводящее его в «трюм» жизни — «русский кабак» и выстраданное осознание событий, переменившее его отношение к ним и себе. Герой не поэт (характеристика «зрело знающий работу» относится к его возрасту, свидетельствует, о том, что он встречает «роковое» время уже сложившимся человеком, которому трудно принять «новую жизнь»), внимание не акцентируется на творческом начале его жизни, в характеристике не использованы основные лирические мотивы — чувство родства с природой и своей землей. В связи с этим, несмотря на прямое соотнесение с автором, герой предстает не его лирическим двойником, а эпическим воплощением образа человека, ищущего путь «В развороченном бурей быте», вовлеченного в конфликт с «роком», судьбой.)

Благодаря исповедальной интонации, пересечению общественной и личной коллизий, повествование о том, «Каков... был / И что... сталось» с героем, приобретает особую проникновенность. Он вспоминает о прошлом «В ударе нежных чувств», стремясь объяснить «любимой» свое состояние «тогда» — «шальную жизнь», «скандалы», «угар пьяный», измучившие ее и приведшие к разрыву. Об этом она «помнит», «говорила», бросая ему «что-то резкое / В лицо» и предрекая, что его «удел — / Катиться дальше, вниз». Она совершила свой выбор в пользу «дела» и «серьезного, умного мужа», но герой видит за этим истинную причину:

 

Любимая!

Меня вы не любили.

…

Не знали вы,

Что я в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

С того и мучаюсь, что не пойму —

Куда несет нас рок событий...

 

Герой, чувствовавший себя, «как лошадь, загнанная в мыле, / Пришпоренная смелым ездоком», как пассажир гибнущего в шторме корабля, как путник, оказавшийся на краю «кручи», искал понимания, сочувствия, любви, сам страдая о тех, кто оказался рядом. Но в «любимой» все это вызывало только «грустную усталость», в ней он не нашел опоры поддержки, ее отпугнула «маета» духовных исканий. Сам герой, пойдя через мучения, падения, «угар», «избежал паденья с кручи», придя к «иному» мироощущению («Я в возрасте ином. / И чувствую и мыслю по-иному», «Я стал не тем...»).

Суть нового взгляда на мир состоит в приятии исторической закономерности поиска «новой жизни», «новой славы». В современных общественных преобразованиях герой увидел стремление воплотить вечные ценности — «вольность и светлый труд». Такая оценка событий, ставшая возможной только «на расстоянье» («Лицом к лицу /Лица не увидать. / Большое видится на расстоянье») привела к изменению общественной позиции:

 

Теперь в Советской стороне

Я самый яростный попутчик...

 

— Как понимаете определение яростный? Какой смысл приобретает это слово в данном контексте?

— Как вы воспринимаете эту самохарактеристику поэта?

(Обсуждение.)

Любовная линия сюжета проявляет глубинность изменений в личности героя. Согласие с ходом истории для него не внешнее примирение с общественными условиями. Несмотря на оставшуюся горечь от осознания того, что «Ни капельки не нужен» любимой женщине, отказавшейся от него «тогда» и не интересующейся тем, что с ним «сталось» «теперь», он готов винить во всем только себя:

 

Не мучил бы я вас,

Как это было раньше...

…

Простите мне...,

не решаясь вмешиваться в ее жизнь:

Живите так,

Как вас ведет звезда...

 

Важным следствием исторического взгляда на современные события является оценка «рулевого» «с опытной душой» («Хвала и слава рулевому!»). Герои поэм Есенина этого периода, как и ранее, далеки от политики, от «Премудрости скучных строк» Маркса («Стансы», 1924). Авторские представления о «Суровом гении» «страны родной» («Ленин», 1924) связаны с пушкинскими мотивами.

Стихотворения конца 1925 года (вскоре Есенин погибнет) проникнуты грустью, разочарованием, ностальгией по утраченному счастью:

 

Какая ночь! Я не могу.

Не спится мне. Такая лунность!

Еще как будто берегу

В душе утраченную юность.

…

Ведь знаю я и знаешь ты,

Что в этот отсвет лунный, синий

На этих липах не цветы —

На этих липах снег да иней.

 

Что отлюбили мы давно,

Ты не меня, а я — другую,

И нам обоим все равно

Играть в любовь недорогую.

 

Но все ж ласкай и обнимай

В лукавой страсти поцелуя,

Пусть сердцу вечно снится май

И та, что навсегда люблю я.

 

Многие стихи Есенина стали песнями. И эта вторая жизнь лирики поэта стала частью нашей жизни.