О том, как бургунды прибыли к гуннам

 

 

Был Хильдебрандом Бернским[281]о вормсцах извещён

Его питомец Дитрих, и стал невесел он,

Услышав, с чем явился к нему старик-вассал,

Но всё ж приветливо принять бургундов приказал.

 

Распорядился Вольфхарт, чтоб подали коней,

И в поле Дитрих отбыл с толпой богатырей:

Спешил свои услуги он предложить гостям,

А рейнцы между тем шатры уже разбили там.

 

Когда увидел Хаген, кто подъезжает к ним,

Почтительно промолвил он королям своим:

«Я вас прошу подняться и выйти, господа.

Должны мы с честью встретить тех, кто к нам спешит сюда.

 

То края Амелунгов[282]могучие сыны,

Чьи души благородства и мужества полны.

Ведёт их Дитрих Бернский — я с ним давно знаком.

Не след гнушаться дружбою с подобным смельчаком».

 

Как долг гостеприимства и вежливость велят,

На землю спрыгнул Дитрих, за ним — его отряд,

И устремились бернцы к палаткам пришлецов,

На все лады приветствуя приезжих удальцов.

 

С тяжёлым сердцем Дитрих трём королям предстал:

Выходит, понапрасну надежду он питал,

Что Рюдегер сумеет бургундов остеречь.

И к детям Уты обратил герой такую речь:

 

«Привет вам, Гунтер, Гернот и Гизельхер младой,

Вам, Хаген, шпильман Фолькер и Данкварт удалой!

Но помните, что Зигфрид Кримхильдой не забыт.

О нибелунге доблестном досель она скорбит».

 

Воскликнул Хаген гордо: «Что нам её кручина!

Немало лет промчалось со дня его кончины.

О том, кто не воскреснет, к чему скорбеть без толку?

Пусть лучше любит Этцеля, чем плакать втихомолку».

 

«Пусть, — молвил Дитрих Бернский, — спит Зигфрид вечным сном.

Но речь, державный Гунтер, веду я не о нём.

Покуда дни Кримхильды ещё не сочтены,

Щит нибелунгов,[283]жизнь свою вы поберечь должны».

 

«Как мне ещё беречься? — король в ответ ему. —

Не вправе был не верить я зятю своему,

Когда меня просили прибыть на торжество

Два шпильмана от имени Кримхильды и его».

 

Шепнул тут государю владетель Тронье снова:

«Король, не остаётся вам выхода иного,

Как Дитриха с друзьями тайком уговорить

Намеренья Кримхильды нам по-дружески раскрыть».

 

Последовали тотчас совету короли

И Дитриха из Берна в сторонку отвели.

«Великодушный Дитрих, поведай без прикрас,

Что королева думает затеять против нас».

 

«Что вам ещё поведать? — сказал правитель Берна. —

Одно лишь о Кримхильде я знаю достоверно:

С зарёй встаёт и молит она в слезах творца,

Чтоб он воздал за Зигфрида, могучего бойца».

 

«Ничем тут не поможешь, пусть плачет весь свой век, —

Воскликнул шпильман Фолькер, отважный человек. —

Мы ж ко двору поедем, а там посмотрим сами,

Как обойтись и поступить решили гунны с нами».

 

И ко двору бесстрашно бургунды поскакали,

А гунны жадных взоров с приезжих не спускали

И Хагена старались меж ними угадать.

Его всем людям Этцеля хотелось увидать.

 

Давно владений гуннских достигла весть о том,

Что Зигфрид Нидерландский сражён его копьём,

Хоть силой муж Кримхильды всех в мире затмевал.

Вот отчего о Хагене здесь каждый толковал.

 

Хорош собой был витязь — осанист, длинноног,

В плечах косая сажень, да и в груди широк.

Лицом и взглядом грозным внушал он людям страх,

И серебрилась седина уже в его кудрях.

 

Отвёл покои Этцель для знатных пришлецов.

Однако в зал отдельный слуг и простых бойцов

Кримхильда поместила, желая брату зла,

И там вся челядь вормсская истреблена была.

 

Определён был Данкварт в начальники над ней.

Ему державный Гунтер велел беречь людей

И присмотреть, чтоб было всё нужное у них.

На совесть порадел герой о ратниках своих.

 

Неласково с гостями хозяйка обошлась.

С одним лишь Гизельхером Кримхильда обнялась,

А с прочими не стала здороваться совсем.

Заметив это, подвязал потуже Хаген шлем.

 

Владетель Тронье бросил: «Такой приём холодный

Обиду и тревогу вселит в кого угодно.

Встречают здесь учтиво не каждого из нас.

Как видно, мы отправились сюда не в добрый час».

 

Ответила Кримхильда: «Учтив с гостями тот,

Кому доставить радость способен их приход.

А с чем таким из Вормса явились вы ко мне,[284]

Чтоб рада вас принять была я у себя в стране?»

 

С усмешкой молвил Хаген: «Когда б я знал заране,

Что за гостеприимство вы требуете дани,

Поверьте, согласился б я по миру пойти,

Чтоб только вам, владычица, подарок привезти».

 

«Тут речь не о подарке — прошу я своего.

Что с кладом нибелунгов? Где скрыли вы его?

По праву им владела я в прошлые года.

Его-то и велел сам бог вам привезти сюда».

 

«Неужто вы забыли, что много лет назад

По воле государей увёз я этот клад

И бросил в воды Рейна, и он пошёл на дно.

Ему до Страшного суда лежать там суждено».[285]

 

На это королева такой ответ дала:

«О нём всё это время я много слёз лила.

Он мне подарен мужем, а значит — мнила я —

Вы привезти хоть часть его должны в мои края».

 

«Пусть чёрт вам клады возит, — сказал владетель Тронье.

Уже и без того я нагружен крепкой бронью,

Щитом, мечом и шлемом,[286]хоть из родной страны

Мной не в подарок вам они сюда привезены».

 

Кримхильда нибелунгов предупредила тут:

«У нас оружье гости при входе в зал сдают,

И я на сохраненье от вас его приму».

На это Хаген возразил: «Вовек не быть тому.

 

Да разве допущу я, чтоб на виду у всех —

Хозяйка надрывалась, таская мой доспех?

Учил меня родитель беречь прекрасных дам.

Носить своё оружие и впредь я буду сам».

 

Промолвила Кримхильда: «Я предана опять.

Доспехи не желают мой брат и Хаген снять.

Предостерёг, наверно, их некий доброхот.

Коль я проведаю, кто он, его кончина ждёт».

 

Побагровев от гнева, ответил Дитрих ей:

«И Хагена лихого, и знатных королей

Предостерёг по дружбе я и никто иной.

Попробуй, ведьма злобная, расправиться со мной».

 

Хоть стало от обиды у ней темно в глазах,

Кримхильда промолчала — внушал ей Дитрих страх

И отошла подальше от недругов своих,

Окинув на прощание свирепым взглядом их.

 

Тут за руки друг друга два славных мужа взяли.

Один из них был Хаген, другого Дитрих звали.

С бургундом витязь бернский повёл такую речь:

«Мне очень жаль, что дали вы сюда себя завлечь.

 

С Кримхильдой не случайно повздорить вам пришлось». —

«Посмотрим мы, что будет», — ему ответил гость.

Покамест шёл меж ними учтивый разговор,

Державный Этцель обратил на чужеземца взор.[287]

 

Спросил он приближённых: «А как зовётся тот,

С кем Дитрих наш беседу по-дружески ведёт?

Высокий ум и душу всё обличает в нём.

Наверно, он на свет рождён был доблестным отцом».

 

Один из слуг Кримхильды сказал: «Мой господин,

Он — уроженец Тронье и Альдриана сын.

Вид у него учтивый, зато суровый нрав,

И убедитесь вы ещё, насколько был я прав».

 

«Как я могу увидеть, суров он или нет?» —

Недоуменно молвил король ему в ответ.

Ведь он ещё не ведал намерений жены,

Не знал, что ею родичи на смерть обречены.

 

«Я помню Альдриана — служил мне верно он

И в рыцари был мною за храбрость посвящён.

Охотно с ним делился я золотом своим,

И незабвенной Хельхою он тоже был любим.

 

Потом прислал он сына в заложники ко мне,

И с Вальтером Испанским[288]тот жил у нас в стране.

Когда же Хаген вырос, он был отпущен мной,

А Вальтер с Хильдегундою бежал в свой край родной».[289]

 

О прошлом вспомнил Этцель и убедился снова,

Что видит пред собою соратника былого.

Достойно гуннам Хаген в дни юности служил,

Зато немало их в бою под старость уложил.

 

Авентюра XXIX