По самому общему определению, модернизация представляет собой процесс перехода от традиционного общества (аграрного, с патриархальной культурой и жестко закрепленной социальной иерархией) к индустриальному, основанному на крупном машинном производстве и рациональном управлении общественными процессами с опорой на законы[32]. В теории под модернизацией понимается совокупность процессов индустриализации, секуляризации, урбанизации, становления системы всеобщего образования, представительной политической власти, усиление пространственной и социальной мобильности… и др., ведущие к формированию «современного открытого общества» в противовес «традиционному закрытому».
В рамках процесса модернизации обычно происходят следующие изменения:
1) Совершенствование всей системы общественных отношений и изменение уклада жизни – появление новых процедур и механизмов, регулирующих конфликты и разрешающих общественные проблемы;
2) Возрастание сознательности и самостоятельности отдельных индивидов;
3) В области экономики – максимальное распространение товарно-денежных отношений, появление новых передовых технологий, достижение высокого уровня профессиональной специализации менеджеров и наемных работников;
4) Изменение социальных отношений – переход от иммобильного сословного общества к динамичному, основанному на высокой социальной мобильности и социальной конкуренции.
Современные исследователи, как отечественные, так и зарубежные, по-разному объясняют происходящие в переходном (российском) обществе перемены. Некоторые склонны рассматривать модернизацию как «один из доминантно протекающих в российском обществе процессов, кризис исторического сознания»[33]. Этот «кризис» проявляется в том, что «реформирование общественной системы сопровождается постоянной апелляцией к зарубежным образцам при игнорировании общего исторического опыта»[34].
Практически всех авторов, исследующих процесс модернизации как в России, так и в других странах, проходящих, либо уже прошедших такой «переходный» период (Китай, Италия, Бразилия и т. д.), можно разделить на противников и сторонников проведения модернизации по западному образцу. Речь идет о так называемой вестернизации. На мой взгляд, такое разделение определяется тем, что согласно теории модернизации первыми прошли по пути модернизированных преобразований страны Запада.
Изучение наследия и опыта предшествующих российских модернизаций позволяет выделить следующие их характерные черты:
1) В истории России неоднократно предпринимались попытки обеспечить ускоренное развитие страны «по европейской модели» – реформы Ивана Грозного, Петра Первого, Александра Первого и Александра Второго, премьер-министров Николая Второго С. Ю. Витте и П. А. Столыпина, руководителей КПСС Н. С. Хрущева (соревнование с Америкой) и М. С. Горбачева («перестройка и ускорение») – при этом каждый из инициаторов реформ не учитывал степень готовности к ним общественного сознания, у каждой новой попытки реформирования отсутствовала преемственность и связь с предшествующими преобразованиями, и практический каждый реформаторский рывок заканчивался частичным либо полным «откатом назад»;
2) Модернизация в России, как правило, имела запаздывающий (т. к. Россия уступала в уровне социально - экономического развития ведущим странам Европы) и догоняющий характер;
3) Модернизация, как правило, была вызвана внешней угрозой и необходимостью готовиться к войне;
4) Модернизация имела частичный и потребительский характер – у наиболее развитых стран Европы и Запада преимущественно заимствовались технические, научные и военные достижения, но не правовые и культурные нормы;
5) Российская модернизация традиционно являлась форсированной и насильственной, сопровождалась жертвами и лишениями для основной массы населения (создание высокоразвитой промышленности и армии обычно происходило за счет экспроприации (ограбления) и жесточайшей эксплуатации крестьянства, и сопровождалось неестественной убылью населения - здесь можно вспомнить сокращение населения России на 20 % в результате петровских реформ, а также знаменитые сталинские репрессии, сопровождавшие процесс индустриализации и коллективизации);
6) Практически каждая попытка осуществления модернизации порождала в российском обществе тем не менее социокультурный раскол – т. е. из-за насильственного внедрения и чужеродного характера нововведений возникали многочисленные антиреформаторски настроенные группы и слои (часть духовенства, старообрядцы, крестьянство и др.), порождая острые социальные конфликты и кризисы (крестьянские войны и восстания, бунты горожан, жесткую неприязнь основной массы народа к дворянскому сословию, государственной бюрократии и европеизированной интеллигенции).
В большинстве своем отечественные авторы неоднозначно оценивают происходящие в современной (плюс-минус десять лет) России процессы. А. Фадин в своей статье «Модернизация через катастрофу» утверждает, что политическая система страны (России) не реформируема, резких скачков, потрясений, в частности – модернизации, не существует. И сама модернизация есть не более чем «мутация» общества[35]. Объясняется это тем, что любая форсированная модернизация (и структурная в том числе) требует мощной государственной воли, управляемого, способного к сложным командным маневрам госаппарата, т.е. некоторого субъекта реформ. Подобный субъект не только отсутствует, но, по всей видимости, и не может быть порожден этим обществом в обозримые сроки. (Здесь Фадин явно перекликается с Хантингтоном, у которого таким «субъектом реформ» выступает правящая элита, то есть речь идет об этатистской основе любого успешного догоняющего развития).
Негативно к процессу модернизации относится автор – В. А. Ачкасов. В своей статье он утверждает, что главным способом проведения российской догоняющей модернизации можно назвать грандиозную «имитацию»[36]. Создается лишь видимость вовлеченности социума в процессы реформ, всегда инициируемых сверху, в то время как общество в целом ни по своей структуре, ни по доминирующим настроениям не готово к навязываемым радикальным переменам. Схема обычного «ответа» российского социума на модернизационные импульсы, идущие сверху, вполне традиционна - неприятие, пассивное сопротивление новациям. Специфику российской модернизации выделяет А. Г. Володин. Специфика эта, как пишет он в своей статье «Гражданское общество и модернизация в России (истоки и проблематика)»[37], обуславливается несколькими факторами. Этими факторами являются:
1) трансконтинентальный размах;
2) устойчивость структуры стратификации общества и олицетворяющих её социально-институциональных связей;
3) стационарность политических структур патримониального государства, их моноцентрический характер;
4) доминирование патриархально – коллективистских ориентаций общественного сознания и мотиваций социальной активности;
5) слабая выраженность секуляристских ценностей в политической культуре.
Историческое содержание российской модернизации автор формулирует как нарушение равновесия между экономическими, социально-институциональными и политическими подсистемами жизнедеятельности общества при возникновении новых эффективных стимулов к его развитию плюс осознанные усилия по осовремениванию патримониального государства в государство интервенционистское[38].
Цель модернизации – общество, системообразущими компонентами которого являются:
1) завершенный общенациональный цикл воспроизводства;
2)структурно и функционально развитая система политического представительства;
3) реальный политический субъект, способный самостоятельно мыслить и действовать в соответствии с постоянно меняющимся социумом.
В России конца XIX – начала XX вв. еще социально не оформилась сила, способная самостоятельно возглавить процесс модернизации. Неспособность того политического класса (власти и оппозиции) вывести Россию на устойчивую траекторию модернизации ставит общество перед необходимостью поисков парадигмы, включающей в себя стратегию экономического и политического развития. Такая стратегия могла бы осуществляться по следующим направлениям:
– «осовременивание» и «горизонтальная» интеграция неоднородной социально-экономической и национально-этнической структуры общества,
– экономический рост и ориентация на повышение жизненного уровня массовых слоев населения, на предупреждение и амортизацию возникающих в процессе модернизации конфликтов,
– утверждение политической демократии в социальной среде, где глубоко укоренилась сословно-статусная иерархия и сохраняется концентрация экономической власти в руках групп, доминировавших ранее.
Основной итог модернизации – осовременивание до- и раннеиндустриальной социально-экономической структуры, лишение ее традиционных элементов способности к регенерации и саморазвитию. Усвоение массовым сознанием норм демократии, развитие секулярных элементов в культуре, нарастающие процессы восходящей социальной мобильности; все это ведет к расширению социальной опоры государственной власти, повышение маневренности и гибкости политической системы.
Другой исследователь, Ю. А. Сухарев, считает, что прежде чем приступить к разработке стратегии преобразования в стране, необходимо решить две концептуальные задачи:
1) определить содержание современного этапа развития России в историческом процессе социально-политической динамики, и тем самым максимально точно определить в каком узле пересечений внешних и внутренних временных ритмов страна находится в настоящее время (от чего и к чему идет Россия?);
2) определить на основании исторического опыта России наиболее приемлемые и эффективные алгоритмы трансформации современного российского общества эффективные алгоритмы трансформации современного российского общества[39]. Перемены в России, считает автор, являются составной частью глобального процесса, специфическим отражением переходов и преобразований, которые переживает в настоящее время мир в целом. «Нынешняя модернизация тем и отличается от предыдущих, что происходит в контексте общемирового сдвига, связанного с переходом от индустриального общества к постиндустриальному»[40].
Ориентирами же стратегии трансформации современного российского общества выступят:
1) создание условия для функционирования гражданского общества;
2) построение модели соотнесения власти и собственности, политики и экономики, в которой сильная государственная власть занимала бы доминантные позиции в системе хозяйственных связей, владела бы рычагами управления или влияния на основные базовые отрасли экономики, располагала бы достаточными возможностями для мобилизации ресурсов при решении общенациональных задач.
Многие авторы пытаются объяснить (и спрогнозировать) перемены в постсоветской России, основываясь на изучении, анализе модернизации в странах, не пошедших по пути «вестернизации», но, тем не менее, успешно завершивших модернизационный процесс. Сопоставление с классическим Западом прозрачно (и в каком-то смысле тривиально). Больше раздумий вызывает траектория стран второго, третьего и последующих эшелонов модернизации. Экономическое сопоставление России с Испанией, Португалией, Турцией, Мексикой, Бразилией в 80-х годах прошлого века казалось бы просто неуместным. Сегодня по ряду позиций их положение с Россией сблизилось настолько, что в международной статистике они попадают в одну группу, а по другим позициям (например, структура внешней торговли) Россия, по сравнению с ними, выглядит просто отсталой страной. Об экономическом сопоставлении Японии с Россией говорить было бессмысленно не только в конце XVIII в., но и в конце XIX в. В конце же ХХ в. говорить стало также бессмысленно, но – «в обратном смысле»[41]. Рывок, сделанный Японией за сто лет после революции Мэйдзи, выглядел бы совершенно беспрецедентным, если бы сопоставимые (в пропорции) результаты не были достигнуты также и восточноазиатскими «тиграми» буквально на пустом месте.
Объединив все, изложенное выше, можно отметить несколько общих для всехперечисленных точек зрения положений. Каждый признает и обосновывает ведущую роль политической, экономической элиты в модернизационном процессе. Начиная с Хантингтона и Растоу и кончая Фадиным, никто не допускает возможности модернизации «снизу», без желания, воли, вынужденности правящих кругов. Переход к демократии, означающий коренной сдвиг в сфере организации власти, всегда происходил в результате сознательного решения со стороны верхушки политической элиты, которое затем переносилось на уровень политических партий и через них - на население в целом. Следующим общим пунктом становится то, что каждая из концепций признает, что для преодоления политической незрелости народа нужны незаурядные личности, незаурядные меры (действия). И, наконец, все они настаивают на самобытности страны, пути ее преобразования. Вестернизация как слепое подражание Западу уже неактуальна. Каждая страна должна сама выбирать путь развития, основываясь на своих традициях, устоях, менталитете народа и, конечно же, экономических и культурных возможностях.
Россия была первой в мире страной, которая предприняла попытку догоняющей, форсированной модернизации.
Россия вновь оказалась в ситуации поиска модели развития, которая бы позволила ей восстановить экономический потенциал, успешно завершить модернизацию и занять достойное место в мировом сообществе стран, осуществивших переход в качественно иную постиндустриальную эру. Для России завершение позднеиндустриальной стадии модернизации и переход к постиндустриальному информационному обществу является условием ее выживания в современном мире как самостоятельного государства.
