Объяснение древнейших правил о собственности

§ 99. Вышеизложенные юридические факты во многом непонятны. Мы остановимся на объяснении только главных вопросов.

1) Какая причина деления вещей на res mancipi и nec mancipi? 2) Почему в древнейшем праве, которое вообще очень скудно постановлениями, оказывается так много способов приобретения собственности, или, другими словами, какой потребностью жизни эти способы созданы? 3) Чем объяснить техническую, или обрядовую, сторону их? 4) Наконец, появились ли они одновременно или в разное время и в какой последовательности?

По скудости источников отвечать на эти вопросы можно только гипотетически, и в современной литературе гипотез существует множество, в особенности относительно деления вещей на res mancipi и nec mancipi. Ни одна из них не дает вполне удовлетворительного объяснения. Остановимся подробнее на той, которая нам кажется удовлетворительнее прочих*(276).

Основная мысль этой гипотезы следующая. Институт древней римской собственности образовался не сразу, а в течение продолжительного времени. Поэтому он состоит из нескольких формаций, или слоев, правил. Слои эти различны по характеру, потому что позднейшие правила создавались, разумеется, под влиянием изменившихся условий общественной жизни, а более древние, по свойственному римлянам консерватизму, оставлялись по возможности без перемены. Посмотрим, как эта основная мысль прилагается для объяснения вышенамеченных пунктов.

Первая, древнейшая формация собственности отличается следующими чертами. Собственность была не личной, а семейной, так что отдельное лицо, хотя бы оно стояло во главе семейного союза, не могло распоряжаться вещами по своему произволу*(277). Однако первоначально это право семьи простиралось не на все предметы, а только на те, которые были существенно важны для главного занятия народа - земледелия. Без этих предметов существование семьи было невозможно, а потому народ и сознал прежде всего, что необходимо юридическими правилами обеспечить семье обладание ими. Что касается прочих предметов, то при крайней простоте быта они, без сомнения, были малочисленны и малоценны. Поэтому народ и не сознавал необходимости юридически обеспечить обладание ими: о них первоначально в праве не было никаких постановлений. Таким путем гипотеза объясняет начало деления вещей: res mancipi - это вещи, которые могли быть предметом древнейшей собственности, а какие это вещи, определялось важностью их для земледелия. Это последнее положение подтверждается рассмотрением отдельных res mancipi: о земле говорить нечего; крупные животные и рабы суть необходимые средства для обработки земли; сельские сервитуты - необходимое подспорье в сельском хозяйстве на мелких участках. Что это были более ценные (pretiosiores) для римлян вещи, утверждает и римский юрист Гай*(278).

Понятно, что с появлением этой древнейшей собственности дол жен был выработаться и способ отчуждения или перенесения ее. Мы видели, что таковым была mancipatio, или, по древнейшему выражению, mancipium. Как объяснить обряд манципации? Этот обряд в том виде, как его описал Гай (см. § 94), представляет т.н. переживание, т.е. мертвую форму, остаток от сделки, которая в древнейшее время имела живое, совершенно реальное значение. Однако эта мертвая форма настолько образна, что она дает благодарный материал для нашей гипотезы.

Всякому, при первом взгляде на позднейшую манципацию, должна прийти мысль, что раньше это была действительная покупка вещи на наличные деньги, сопровождавшаяся немедленной передачей вещи покупателю. Здесь договор купли-продажи и исполнение его совпадали. Манципация была т.н. вещным договором, т.е. таким, который создавал не обязательственное, а вещное право. Присутствие в обряде руды и весов объясняется тем, что в древнейшее время деньгами служили куски медной руды, вес которых поверялся на весах.

Причина присутствия 5 свидетелей не так очевидна. Можно думать, что они также представляют переживание. На эту мысль наводит аналогичное явление в индусском праве, которое сохранило весьма много следов первобытного состояния: там отчуждение земельной собственности должно было происходить публично; а в более ранний период, когда земля была еще в общинном владении, отчуждение ее могло совершаться только с согласия (значит, и в присутствии) членов общины. Отсюда мы с большой вероятностью можем заключать, что позднейшее требование публичности есть остаток от более раннего времени, когда публику составляли участники в общинной собственности, без согласия которых невозможно было отчуждение. Ввиду того, что мы признали древнейшую римскую собственность семейной, можно думать, что отчуждение ее также требовало присутствия и согласия всех взрослых членов семьи (т.е. первоначально рода, а позднее более мелких семейных союзов). По мере того, как собственность все более утрачивала семейный характер, согласие членов семьи все более теряло значение, пока, наконец, эти члены не обратились в простых свидетелей. Вероятно, одновременно с этим складывался взгляд, что свидетели вместо родственников могут быть и посторонние. Необъясненным в этой гипотезе остается число свидетелей.

Остается объяснить позднейшее значение манципации как чисто формального акта. Когда в виде денег стали употреблять серебряную, а затем и золотую монету, тогда руда и весы потеряли свое реальное значение: в этих монетах к серебру и золоту примешивались и другие металлы, так что количество благородного металла нельзя было определить одним взвешиванием. Однако римляне по давней привычке сохранили и руду и весы в обряде манципации, но, разумеется, как простую формальность, ибо уплата производилась монетой и притом во всякое время и до, и после, и во время манципации. Вследствие такой перемены оказалось возможным употреблять манципацию не только при действительной купле, но и при всяком другом основании.

Мы видели выше, что покупатель, если вещь была у него эвинцирована, мог взыскивать с продавца двойную стоимость (duplum) посредством особого иска - actio auctoritas. Этот иск остался привилегией манципации и после того, как она перестала быть действительной продажей: может быть, по привычке, а может быть, из желания дать приобретателю обеспечение против отчуждателя не только при покупке, но и при других основаниях. Однако в некоторых случаях отчуждатель мог иметь справедливое желание не брать на себя ответственности за evictio, например, если он манципировал кому-нибудь вещь в подарок (donandi causa). Для этой цели стали совершать т.н. mancipatio nummo uno, продажу за грош: в акте манципации назначалась за вещь ничтожная цена, вследствие чего, разумеется, и ответственность отчуждателя по a. auctoritas обращалась в ничто*(279).

§ 100. Второе наслоение в римской собственности обозначается, по нашей гипотезе, появлением in jure cessio. Как сказано было раньше, все вещи, на которые не распространялись правила древнейшей римской собственности, по малоценности своей совсем оставались вне сферы права. Но постепенно внутреннее производство и внешняя торговля с более культурными странами стали наполнять эту группу более ценными вещами, из-за обладания которыми могли возникать разные недоразумения и споры. Тогда римляне признали необходимым и для этой группы вещей установить юридические нормы. Однако они удовлетворили этой потребности не так, как сделали бы это в настоящее время. Теперь объявили бы, что прежнее разделение вещей уничтожается, и все вещи могут быть приобретаемы в собственность посредством манципации. Но в римском консервативном уме представление о res mancipi так тесно сочеталось с представлением о манципации, что распространение этой последней на res nec mancipi было для римлян психически невозможно: оно было для них немыслимо. Вследствие этого они прибегли к приему, довольно употребительному в их юриспруденции: для res nec mancipi они изобрели особый способ приобретения - in jure cessio. С технической стороны, как уже замечено было раньше, in jure cessio есть не что иное, как применение тяжебных форм для совершения миролюбивой сделки.

Может быть, ко времени появления второго способа относится и происхождение самых терминов res mancipi и nec mancipi. Потребность назвать группы вещей разными юридическими терминами могла явиться только тогда, когда эти группы стали противополагаться друг другу в области права, чего не могло быть, пока res nec mancipi совсем не считались предметом собственности. В древнейшем юридическом языке manicipium означало способ приобретения собственности. Mancipi есть, по всем вероятиям, сокращенная форма родительного падежа от этого древнего термина. Таким образом, res mancipzz означает вещи, которые можно приобретать посредством манципации; res nec mancipzz - вещи, которые нельзя приобретать этим способом, но возможно другим, новым.

В этом втором фазисе римской собственности in jure cessio, вероятно, была применима только к res nec mancipi. Но с течением времени, когда, кроме земледелия, и другие виды промышленности стали служить средством обогащения, римляне пришли к сознанию, что обе группы вещей имеют для них одинаковую хозяйственную важность. Вследствие этого они и в области права уравняли их в том отношении, что признали in jure cessio применимой и к res mancipi. Но манципация так и осталась вплоть до ее отмены неприменимой к res nec mancipi.

В заключение нашей гипотезы нужно сказать несколько слов о сравнительной древности обоих способов. Два обстоятельства могут служить руководством при решении этого вопроса. Во-первых, оба способа отличаются большой образностью, или пластичностью: присутствующим не нужно было совершать почти никаких умственных операций, чтобы заключить, какого рода сделка совершалась перед ними: достаточно было видеть и слышать, чтобы понять. Эта черта есть признак глубокой древности. Чем дальше подвигается народ в своем развитии, тем отвлеченнее становятся формы его сделок. На этом основании мы можем утверждать, что оба рассматриваемых способа появились раньше, чем usucapio и traditio. Во-вторых, in jure cessio совершается при содействии органа государственной власти; при манципации государственной власти не видно. Когда народ уже организовался в государство, то обыкновенно органы государственной власти всегда призываются к участию в тех сделках, которые порождают особенно ценные права. Отсюда мы заключаем, что манципация возникла тогда, когда Римское государство еще не существовало, и что, следовательно, она древнее, чем in jure cessio и, стало быть, древнейший из всех способов.

§ 101. Третья формация древнейшей собственности обозначается появлением usucapio и traditio. Потребность в давностном владении была уже указана выше. Что касается traditio, то она по своей простоте и естественности не требует объяснений. Относительно времени появления этих способов можно с большой вероятностью утверждать, что они возникли позднее, чем mancipatio и in jure cessio, ибо они предполагают большую степень способности ума к отвлеченному мышлению, чем эти последние способы. Чтобы создать usucapio, римский ум должен был развиться до способности представлять, что простое истечение времени может обратить фактическое господство в юридическое. Что эта степень отвлечения развивается в народе не быстро, доказывают сравнительно-исторические данные: у многих арийских народов (например, у русских славян, германцев, осетин) давность пробивается в право медленно и с большим трудом*(280). При простой передаче эта способность отвлечения требуется еще в большей степени, ибо здесь к праву собственности приводят одни только материальные условия (causa и факт передачи), не подкрепляемые ни какой-нибудь формой, ни даже давностью фактического господства. Поэтому можно думать, что traditio признана была позже, чем usucapio, и то только, как мы видели, по отношению к res nec mancipi. Usucapio, где время заменяло строгую обрядность, может быть, служила для ума переходной ступенью к признанию бесформенной передачи.