Ролан Барт — семиолог, литературовед 1 страница

Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным

дисциплинам www.i-u.ru\biblio

 

Мы приглашаем Вас активно пользоваться Эл. библиотекой РГИУ. В Вашем распоряжении около 4000 полновесных текстов книг и статей, более 70 словарей. Любую книгу библиотеки вы можете свободно скачать и сохранить у себя на ПК.

 

Об учебном портале РГИУ. www.i-u.ru

Если вы хотите получить первое или второе высшее образование, мы рекомендуем поступить учиться в РГИУ. Вы получите хорошее образование, гос.диплом аккредитованного Московский вуза, сэкономите временя и деньги.

 

Обучение проходит в Интернете, где Вам доступны учебники, специально подготовленные для чтения на ПК и тесты. К каждому учебнику прилагаются: хрестоматия, библиография, Интернет-ресурсы, специальные статьи, словари. Инвалидам скидка - 20%.

 

В учебном Портале РГИУ имеется 90 общеобразовательных и профессиональных курсов. Они в вашем распоряжении. www.i-u.ru

 

Если у Вас возникли вопросы, постараемся на них ответить. Если есть пожелания – непременно сообщите.

Пожалуйста, пишите на: [email protected], [email protected] Или звоните: (916) 637-86-07 (Анна).

 

 

Ролан Барт

ИЗБРАННЫЕ РАБОТЫ

Семиотика. Поэтика

Переводы с французского

Составление, общая редакция и вступительная статья Г. К. КОСИКОВА

МОСКВА «прогресс" 1989

ББК 83 Б 24

Рецензенты: член-корреспондент АН СССР Ю. С. СТЕПАНОВ и доктор филологических наук ВЯЧ. ВС. ИВАНОВ

Редактор В. Д. Мазо

Барт Р.

Б 24 Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова.— М.: Прогресс, 1989—616 с.

В сборник избранных работ известного французского лите ратуроведа и семиолога Р. Барта (1915—1980) вошли статьи и эссе, отражающие разные периоды его научной деятельности. Исследования Р. Барта — главы французской «новой критики», разрабатывавшего наряду с Кл. Леви-Строссом, Ж. Лаканом, М. Фуко и др. структуралистскую методологию в гумани­тарных науках, посвящены проблемам семиотики культуры и литературы. Среди культурологических работ Р. Барта читатель найдет впервые публикуемые в русском переводе «Мифологии», «Смерть автора», «Удовольствие от текста», «Война языков», «О Расине» и др.

Книга предназначена для семиологов, литературоведов, лингвистов, философов, историков, искусствоведов, а также всех интересующихся проблемами теории культуры.

ББК 83+81

4603000000-100

006(01)-89 °°

В оформлении переплета использованы материалы, предоставленные издательством «Сей», и рисунок Мориса Анри

Редакция литературы по гуманитарным наукам

@ Вступительная статья, составление, перевод на русский язык и ком­ментарии — «Прогресс», 1989

[2]

 

Ролан Барт — семиолог, литературовед. 7

Из книги "Мифологии". 50

Предисловие. 50

I. Мифологии. 52

Литература и Мину Друэ. 52

Мозг Эйнштейна. 60

Бедняк и пролетарий. 63

Фото-шоки. 65

Романы и дети. 68

Марсиане. 70

Затерянный континент. 73

II. Миф сегодня. 76

Миф как высказывание. 76

Миф как семиологическая система. 78

Форма и концепт. 85

Значение. 90

Чтение и расшифровка мифа. 98

Миф как похищенный язык. 102

Буржуазия как анонимное общество. 109

Миф как деполитизированное слово. 115

Миф слева. 119

Миф справа. 122

Прививка. 124

2. Лишение Истории. 125

4. Тавтология. 126

5. Нинизм. 127

6. Квантификация качества. 128

7. Констатация факта. 128

Необходимость и границы мифологии. 130

Литература и метаязык. 135

Писатели и пишущие. 135

Из книги «О Расине». 139

Предисловие. 139

I. Расиновский человек *.. 140

1. Структура. 140

Покои. 141

Три внешних пространства: смерть, бегство, событие. 141

Орда. 143

Два Эроса. 143

Смятение. 146

Эротическая «сцена». 147

Расиновские «сумерки». 148

Основополагающее отношение. 150

Методы агрессии. 152

Неопределенно-личная конструкция. 155

Раскол. 156

Отец. 157

Переворот. 158

Вина. 160

«Догматизм» расиновского героя. 161

Выход из тупика: возможные варианты. 163

Наперсник. 164

Знакобоязнь. 165

Логос и Праксис. 166

III. История или литература?. 167

Литература сегодня. 176

Воображение знака. 181

Структурализм как деятельность. 183

Две критики. 187

Что такое критика?. 189

Литература и значение. 192

Риторика образа. 199

Три сообщения. 200

Языковое сообщение. 202

Денотативное изображение. 204

Риторика образа. 205

Критика и истина. 208

I. 208

Объективность. 210

Вкус. 212

Ясность. 214

II. 219

Кризис Комментария. 219

Множественный язык. 220

Наука о литературе. 223

Критика. 225

Чтение. 229

От науки к литературе. 230

Смерть автора. 233

Эффект реальности. 236

С чего начать?. 240

От произведения к тексту. 244

Текстовой анализ одной новеллы Эдгара По. 248

Текстовой анализ. 248

Анализ лексий 1 —17. 250

Акциональный анализ лексии 18—102. 255

Текстовой анализ лексии 103—110. 257

Методологическое заключение. 260

Удовольствие от текста. 262

Разделение языков. 283

Война языков. 289

Гул языка. 291

Лекция. 293

Р. Барт. 1971 г. 303

Комментарии. 303

Мифологии (Mythologies). — Перевод выполнен по изданию: Barthes R. Mythologies. P.: Seuil, 1957. Публикуется впервые. 303

I. Мифологии (Mythologies) 303

Литература и Мину Друэ (La Littérature selon Minou Drouet). — Впервые в газете «Lettres nouvelles», 1956, январь. 303

Мозг Эйнштейна (Le cerveau d'Einstein). — Впервые в газете «Lettres nouvelles», 1955, июнь. 304

Бедняк и пролетарий (Le Pauvre et le Prolétaire). — Впервые в газете «Lettres nouvelles», 1954, ноябрь. 304

Фото-шоки (Photos-Chocs). — Впервые в газете «Lettres nouvelles», 1955, июль. 304

Романы и дети (Romans et Enfants). 304

Марсиане (Martiens). 304

Затерянный континент (Continent perdu). 304

II. Миф сегодня (Le Mythe, aujourd'hui) 304

Литература и метаязык (Littérature et méta-langage). 305

Писатели и пишущие (Ecrivains et écrivants). 306

О Расине (Sur Racine). 306

Воображение знака (L'imagination du signe). 307

Структурализм как деятельность (L'activité structuraliste). 307

Две критики (Les deux critiques). 307

Что такое критика? (Qu'est-ce que la critique?). 308

Риторика образа (Rhétorique de l'image) 309

Критика и истина (Critique et Vérité). 309

Смерть автора (La mort de l'auteur). 312

От произведения к тексту (De l'œuvre au texte). 313

Текстовой анализ одной новеллы Эдгара По (Analyse textuelle d'un conte d'Edgar Poe). 313

Удовольствие от текста (Le Plaisir du texte). 314

Разделение языков (La division des langages). 315

Война языков (La guerre des langages). 315

Гул языка (Le bruissement de la langue). 315

Лекция (Leçon). 315

Библиография............... 601. 316

Работы Р. Барта. 316

I. Монографии, эссе, сборники статей. 316

II. Переводы на русский язык. 316

Литература о Р. Барте 1. Монографии. 317

II. Специальные номера журналов. 317

III. Коллоквиум.. 317

Именной указатель. 317

Содержание. 323

Ролан Барт — семиолог, литературовед

Р. Барт — наряду с Клодом Леви-Строссом, Жаком Лаканом, Мишелем Фуко — считается одним из крупней­ших представителей современного французского структу­рализма, и такая репутация справедлива, если только понимать структурализм достаточно широко. Именно поэтому следует иметь в виду, что помимо собственно «структуралистского», ориентированного на соответст­вующее направление в лингвистике этапа (60-е гг.), в творчестве Барта был не только длительный и пло­дотворный «доструктуралистский» (50-е гг.), но и блестя­щий «постструктуралистский» (70-е гг.) период. Следует помнить и то, что сами перипетии тридцатилетнего «семиологического приключения» Барта в чем-то су­щественном оказались внешними для него: сквозь все эти перипетии Барту удалось пронести несколько фундаментальных идей, которые он лишь углублял, варьировал и настойчиво разыгрывал в ключе тех или иных «измов». Что же это за идеи? Отвечая на этот вопрос, проследим прежде всего основные вехи научной биографии Барта.

Барт родился 12 ноября 1915 г. в Шербуре; через несколько лет после гибели на войне отца, морского офицера, переехал с матерью в Париж, где и получил классическое гуманитарное образование — сначала в ли­цеях Монтеня и Людовика Великого, а затем в Сорбонне. В юности определились две характерные черты духовного облика Барта—левые политические взгляды (в ли­цейские годы Барт был одним из создателей группы «Республиканская антифашистская защита») и интерес к театру (в Сорбонне он активно участвовал в студен­ческом «Античном театре»).

Предполагавшаяся преподавательская карьера была прервана болезнью — туберкулезным процессом в легких,

[3]

обнаруженным еще в начале 30-х гг. Признанный негод­ным к военной службе, Барт шесть лет—с 1941 по 1947 г.— провел в различных санаториях. Именно на это время приходится процесс его активного интеллектуаль­ного формирования — процесс, в ходе которого значи­тельное влияние оказал на него марксизм, с одной сторо­ны, и набиравший силу французский экзистенциализм (Сартр, Камю) — с другой.

В 1948—1950 гг. Барт преподавал за границей — в Бухаресте и в Александрии, где познакомился с 33-лет­ним лингвистом А.-Ж. Греймасом, который, вероятно, одним из первых привлек внимание Барта к методоло­гическим возможностям лингвистики как гуманитарной науки.

Однако, питая интерес к языковой теории, Барт выбирает все же карьеру литературного публициста: в 1947—1950 гг., при поддержке известного критика Мориса Надо, он публикует в газете «Комба» серию литературно-методологических статей, где пытается, по его собственным словам, «марксизировать экзистенциа­лизм» с тем, чтобы выявить и описать третье (наряду с «языком» как общеобязательной нормой и индивидуаль­ным «стилем» писателя) «измерение» художественной формы — «письмо» (заметим, что именно благодаря Бар­ту это выражение приобрело в современном французском литературоведении статус термина). Эссе, составившееся из этих статей и вышедшее отдельным изданием в 1953 г., Барт так и назвал: «Нулевая степень письма»¹. Затем последовала книга «Мишле» (1954)—своего рода субстанциальный психоанализ текстов знаменитого французского историка, сопоставимый по исследова­тельским принципам с работами Гастона Башляра.

Колеблясь между лингвистикой (в 1952 г. Барт получает стипендию для написания диссертации по «социальной лексикологии») и литературой, Барт тем не менее до конца 50-х гг. выступает главным образом как журналист, симпатизирующий марксизму и с этих позиций анализирующий текущую литературную продук-

¹ Термин «нулевая степень» Барт позаимствовал у датского глоссематика Виго Брёндаля, который обозначал им нейтрализованный член какой-либо оппозиции.

[4]

цию — «новый роман», «театр абсурда» и др., причем драматургия и сцена привлекают особое внимание Барта: он много публикуется в журнале «Народный театр», поддерживает творческую программу Жана Вилара, а с 1954 г., после парижских гастролей «Берлине? Ансамбль», становится активным пропагандистом сцени­ческой теории и практики Бертольта Брехта, чьи идеи будут влиять на него в течение всей жизни: значение Брехта — писал Барт семнадцать лет спустя — состоит в соединении «марксистского разума с семантической мыслью»; поэтому Брехт «продолжает и поныне оста­ваться для меня актуальным. Это был марксист, раз­мышлявший об эффектах знака: редкий случай» ².

Действительно, подлинным импульсом, обусловившим решительный поворот Барта к семиологии, следует счи­тать не академическую проблематику самой семиологии, а брехтовскую технику «очуждения»: именно эта техника, обнажавшая, «разоблачавшая» семиотические коды, лежащие в основе социального поведения человека, и побудила Барта обратиться к проблеме знака и его функционирования в культуре и лишь затем с необходи­мостью заинтересоваться аналитическим аппаратом сов­ременной семиологии: знакомство Барта с соссюровским «Курсом общей лингвистики» относится к лету 1955 г.

Итак, брехтовский социальный анализ, пропущенный сквозь призму соссюровской семиологии,— такова зада­ча, которую ставит перед собой Барт в середине 50-х гг., в момент, когда он окончательно осознал, что любые культурные феномены — от обыденного идеологического мышления до искусства и философии — неизбежно закреплены в знаках, представляют собой знаковые механизмы, чье неявное назначение и работу можно и нужно эксплицировать и рационально объяснить. Барт делает соответствующий шаг: в том же, 1955 г., по ходатайству историка Люсьена Февра и социолога Жор­жа Фридмана он поступает в Национальный центр научных исследований, где берется за работу по «психо­социологии одежды». Это большое исследование, замы­сел которого постоянно обогащался в ходе знакомства Барта с трудами П. Г. Богатырева, Н. С. Трубецкого,

² Barthes R. Reponses.—In: «Tel Quel», 1971, No 47, p. 95.

[5]

Р. О. Якобсона, Л. Ельмслева, Э. Бенвениста, А. Марти­не, Кл. Леви-Стросса и др., превратилось в конце кон­цов в книгу о «социосемиотике моды», завершенную в 1964 и опубликованную в 1967 г. под названием «Система моды»; это — одна из вершин «структурно-семиотическо­го» периода в деятельности Барта.

Пока же, в 1954—1957 гг., Барт продолжает энергич­но работать на литературно-критическом поприще и стре­мится применить свои семиотические познания к литера­турному материалу; кроме того, он непосредственно обращается к анализу знакового функционирования обы­денной социальной жизни; так появляются на свет «Мифологии» (1957) —серия разоблачительных зарисо­вок мистифицированного сознания «среднего француза», снабженных теоретико-семиологическим послесловием «Миф сегодня». Хирургически точные, беспощадно-язви­тельные «мифологии» принесли Барту — в широкой среде гуманитарной интеллигенции — славу блестящего «эт­нографа современной мелкобуржуазной Франции»; рабо­та же «Миф сегодня», где автор, еще не вполне освоив­шийся с терминологическим аппаратом современной семиологии, тем не менее глубоко вскрыл коннотативные механизмы идеологических мифов, привлекла к нему внимание в лингво-семиологических кругах.

Наряду с «Нулевой степенью письма», «Мифологии» могут в научной биографии Барта считаться образцо­вой работой «доструктуралистского» периода — именно доструктуралистского, потому что идеологический знак рассматривается в «Мифологиях» лишь в его «верти­кальном» измерении (отношение между коннотирующим и коннотируемым членами), то есть вне каких бы то ни было парадигматических или синтагматических связей:

это знак вне системы.

Переход Барта (на рубеже 50—60-х гг.) к структу­рализму не в последнюю очередь связан с преодолением указанной методологической слабости. Во-первых, углуб­ленное прочтение Соссюра, Трубецкого, Ельмслева, Леви-Стросса и др. позволило Барту понять значение парадигматического принципа для анализа знаковых си­стем; во-вторых, знакомство с работами В. Я. Проппа и представителей русской формальной школы способство­вало возникновению у него «синтагматического мышле-

[6]

ния». Поворот Барта к осознанному структурализму ярко отмечен двумя его программными статьями: «Воображе­ние знака» (1962) и «Структурализм как деятельность» (1963).

В начале 60-х гг. меняется (и упрочивается) профес­сиональное положение Барта: в 1960 г. он становится одним из основателей Центра по изучению массовых коммуникаций³, с 1962 г. руководит семинаром «Социо­логия знаков, символов и изображений» при Практи­ческой школе высших знаний.

Помимо большого числа статей ⁴, опубликованных Бартом в 60-е гг., структуралистский период его «семитологической карьеры» ознаменовался появлением (наряду с книгой «Система моды») большого эссе — «Основы семиологии» (1965)⁵, где с очевидностью выявился замысел Барта, подспудно присутствовавший уже в «Мифологиях»,— придать новый статус семиологии как науке за счет включения в нее всего разнообразия коннотативных семиотик. Эта «семиология значения», требовавшая изучать не только знаки-сигналы, но и знаки-признаки (в терминологии Л. Прието) и тем самым открыто противопоставлявшая себя функционалистской «семиологии коммуникации» ⁶, произвела, по свидетельст­ву А. Ж. Греймаса ⁷, впечатление настоящего шока и вызвала бурную полемику. Тем не менее, эффективность бартовского подхода, отомкнувшего для семиологии це­лые области культуры, ранее ей малодоступные, оказа­лась настолько очевидной, что семитологические исследо­вания Барта сразу же получили права гражданства и

³ С 1973 г.— Междисциплинарный центр социологических, антро­пологических и семитологических исследований.

⁴ Среди статей этого периода нужно назвать «Введение в струк­турный анализ повествовательных текстов» (1966), где резюмируется состояние европейской (главным образом русской и французской) нарратологии и указываются пути ее возможного развития.

⁵ Термин «семиология» Барт употреблял для обозначения общей науки о знаковых системах, а «семиотике» придавал конкретизи­рующий смысл («семиотика пищи», «семиотика одежды» и т. п.).

⁶ См.: М о u n i n G. Semiologie de la communication et semiologie de la signification.— In: М о u n i n G. Introduction a la semiologie. P.: Ed. de Minuit, 1970, p. 11—15.

⁷ Греймас А.-Ж., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь теории языка.—В кн.: «Семиотика» М.: Радуга, 1983, с. 528.

[7]

породили ряд интересных разработок в том же направле­нии Отстаивая принцип: семиология должна быть «наукой о значениях» — о любых значениях (а не только о денотативных, намеренно создаваемых в целях комму­никации),—Барт подчеркивал, что такими значениями человек — в процессе социально-идеологической деятель­ности — наделяет весь предметный мир и что, следова­тельно, семиологии надлежит стать наукой об обществе в той мере, в какой оно занимается практикой означива­ния, иными словами — наукой об идеологиях ⁸.

Такая позиция, резко расходясь с установками линг­вистического академизма, имела под собой мировоззрен­ческую почву. Ставя — на протяжении всей жизни — своей целью тотальную критику буржуазной идеологии, буржуазной культуры (а. культура, как известно, не существует вне знакового, языкового воплощения), Барт видел два возможных пути борьбы с господствую­щими идеологическими языками. Первый — это полу­чившие распространение уже в 50-е гг. попытки создания «контрязыков» и «контркультур». Однако давно уже выяснилось, что подобные «антиязыки» относятся к отрицаемым ими языкам всего лишь как негатив к позитиву, то есть на деле вовсе не отвергают их, а утверждают от противного. Барт же, ясно осознав иллюзорность создания «антисемиологии», обратился к самой семиологии — но обратился не ради ее «внутрен­них» проблем, а затем, чтобы использовать ее возмож­ности для разрушения господствующих идеологических языков, носителей «ложного сознания». При таком под­ходе «разрушение» заключается не в том, чтобы предать анафеме подобные языки, а в том, чтобы вывернуть их наизнанку, показать, как они «сделаны» Барт буквально выстрадал марксистскую мысль о том, что борьба против ложного сознания возможна лишь на путях его «объясне­ния», поскольку «объяснить» явление как раз и значит

------

⁸ Ср «для соссюрианца идеология как совокупность коннотатив­ных означаемых является составной частью семиологии» (В а г t h е s R Reponse a une enquete sur le structuralisme — In «Catalogo generale dell' Saggiatore (Mondadon)», 1965 p, LIV

⁹ Ср «идеологические реальности не имеют непосредственного отношения к лингвистике» (Molino J La connotation—In «La linguistique», 1971, No 1, p 30)

[8]

«снять» его, отнять силу идеологического воздействия «Развинтить, чтобы развенчать» — таким мог бы быть лозунг Барта, раскрыть (мобилизовав для этого все аналитические средства современной семиологии) «социо-логические» ¹⁰ механизмы современных видов иде­ологического «письма», показать их историческую детер­минированность и тем самым дискредитировать — такова его «сверхзадача» в 60-е гг.

Эта впечатляющая попытка превратить семиологию из описательной науки в науку «критическую» объясняет, между прочим, и тот авторитет, который Барт приобрел в среде либеральной и левой интеллигенции, в частности, его прямое влияние на теорию и литературную практику левого интеллектуально-художественного авангарда во главе с группой «Тель Кель» (Филипп Соллерс, Юлия Кристева и др.)

Положения коннотативной семиотики Барт в первую очередь использовал для анализа литературной «формы», которая (это было показано еще в «Нулевой степени») должна быть понята как один из типов социального «письма», пропитанного культурными ценностями и интенциями как бы в дополнение к тому авторскому содержанию, которое она «выражает», и потому обла­дающего собственной силой смыслового воздействия. Раскрытие — средствами семиологии — социокультурной «ответственности формы» — серьезный вклад Барта в теоретическое литературоведение, особенно в условиях господства во Франции 50—60-х гг позитивистской литературно-критической методологии.

Преодоление позитивистских горизонтов в литерату­роведении—такова вторая важнейшая задача Барта в рассматриваемый период В книге «О Расине» (1963), написанной в 1959—1960 гг., Барт противопоставил редукционистской методологии позитивизма, сводящего «произведение-продукт» к породившей его «причине», идею «произведения-знака», причем такого знака, кото­рый предполагает не якобы однозначно-объективное, «вневременное» декодирование со стороны дешифровщи-

¹⁰ BarthesR A propos de deux ouvrages de Cl Levi-Strauss Sociologie et socio logique — In «Information sur les sciences sociales» 1962, v I, No 4

[9]

ка, но бесконечное множество исторически изменчивых прочтений со стороны интерпретатора. Давая один из возможных вариантов прочтения Расина, Барт в то же время методологически узаконивал существование всех тех направлений в послевоенном французском литерату­роведении (экзистенциализм, тематическая, социологи­ческая критика, структурная поэтика и др.), которые, опираясь на данные современных гуманитарных наук, противостояли механической «каузальности» и эмпириз­му позитивистских литературно-критических штудий (журналисты, с их склонностью к наклеиванию ярлыков, объединили все эти направления под названием «но­вая критика», ставшим общеупотребительным). Подобно «Основам семиологии», всколыхнувшим лингвистическую среду, сборник «О Расине» породил настоящую бурю в среде литературоведческой, вызвав, в частности, ожесточенные нападки со стороны позитивистской «университетской критики» (Р. Пикар и др.). Барт ответил полемическим эссе «Критика и истина» (1966), которое стало своеобразным манифестом и знаменем всей «новой критики»; ее же вдохновителем и главой отныне был признан Ролан Барт.

Следует обратить внимание на известную двойствен­ность методологических установок Барта в 60-е гг. С одной стороны, по его собственному признанию, этот период прошел под явным знаком «грезы (эйфорической) о научности»¹¹, которая только и способна, полагал Барт, положить конец «изящной болтовне» по поводу литературы — болтовне, называемой в обиходе «литературной критикой». Вместе с тем «искус наукой», вера в ее эффективность никогда не перерастали у Барта в наивный сциентизм (это видно даже в наиболее «уче­ной» из его работ — в «Системе моды», где Барт, увле­ченно «играя» в моделирование, в различные таксоно­мии и т. п., ни на минуту не забывает, что это все же игра—пусть и серьезная). Причина—в трезвом пони­мании того, что гуманитарные науки, при всем их воз­растающем могуществе, в принципе не способны исчер­пать бездонность культуры: «... я пытаюсь,— говорил Барт в 1967 г.,— уточнить научные подходы, в той или

¹¹ Barthes R. Reponses, p. 97.

[10]

иной мере опробовать каждый из них, но не стремлюсь завершить их сугубо научной клаузулой, поскольку лите­ратурная наука ни в коем случае и никоим образом не может владеть последним словом о литературе» ¹². При­веденное высказывание отнюдь не свидетельствует о переходе Барта на позиции антисциентистского иррацио­нализма, который был чужд ему не менее, чем плоский сциентистский рационализм. Барт избирает совершенно иной путь, который к началу 70-х гг. откроет третий — пожалуй, самый оригинальный — «постструктуралистский» период в его творчестве.

Барт был внутренне давно готов к вступлению на этот путь: стимулом являлись проблемы самой конно­тативной семиологии; толчком же послужили работы Ж. Лакана и М. Фуко, знакомство с диалогической концепцией М. М. Бахтина ¹³, влияние итальянского лите­ратуроведа и лингвиста Умберто Эко, французско­го философа Жака Деррида, а также ученицы самого Барта, Ю. Кристевой ¹⁴.

Два тезиса, направленных на преодоление сциентистского структурализма, определяют методологическое лицо Барта 70-х гг. Во-первых, если структурализм рассматривает свой объект как готовый продукт, как нечто налично-овеществленное, неподвижное и подлежа­щее таксономическому описанию и моделированию, то бартовский постструктурализм, напротив, предполагает перенос внимания с «семиологии структуры» на «семиоло­гию структурирования», с анализа статичного «знака» и его твердого «значения» на анализ динамического процесса «означивания» и проникновение в кипящую магму «смыслов» или даже «предсмыслов», короче, пере­ход от «фено-текста» к «гено-тексту». Во-вторых, в про­тивоположность сциентизму, устанавливающему жесткую

 

¹² Barthes R. Interview.—In: В е Hour R. Le livre des autres. P.: L'Herne, 1971, p. 171.

¹³ В 1965 г. Ю. Кристева сделала на семинаре у Барта доклад о Бахтине. Позже, со второй половины б0-х гг. работы Бахтина стали широко переводиться во Франции.

¹⁴ Барт не скрывал подобных влияний, более того, прямо указывал на них (см.: Barthes R. Roland Barthes. P.: Seuil, 1975, р. 148); он умел так переосмыслить заимствованное, что те, у кого он начинал учиться, позже, случалось, сами охотно признавали его своим учителем.

[11]

дистанцию между метаязыком и языком-объектом, убеж­денному, что метаязык должен конструироваться как бы «над» культурой, в некоем внеисторическом простран­стве объективно-абсолютной истины, Барт настаивал на том, что метаязык гуманитарных наук, сам будучи продук­том культуры, истории, в принципе не может преодолеть их притяжения, более того, стремится не только отдалиться от языка-объекта, но и слиться с ним (см., в частности, статью «От науки к литературе», 1967). Подчеркнем еще раз: Барт не отрекается от науки, но лишь трезво оценивает ее возможности, равно как и таящуюся в ней угрозу: «Научный метаязык — это форма отчуждения языка; он, следовательно, нуждается в преодолении (что отнюдь не значит: в разрушении)» ¹⁵.

Постструктуралистские установки Барта наиболее полное воплощение нашли в образцовой для него книге «С/3» (1970), посвященной анализу бальзаковского рассказа «Сарразин», где Барт делает радикальный шаг от представления о «множестве смыслов», которые мож­но прочесть в произведении в зависимости от установок воспринимающего («История или литература?», «Крити­ка и истина»), к идее «множественного смысла», образу­ющего тот уровень произведения, который Барт назвал уровнем Текста. Методологические принципы, продемон­стрированные в книге «С/3», нашли выражение и в других работах Барта, в частности, в публикуемых в настоящем сборнике статьях «С чего начать?» (1970) и «Текстовой анализ одной новеллы Эдгара По» (1973).

В русле проблематики «производства смыслов», «текстового письма», «интертекстуальности» находится и яркое эссе Барта «Удовольствие от текста» (1973), где ставится вопрос о восприятии литературы читателем. Последовавшая вскоре после этого книга «Ролан Барт о Ролане Барте» (1975) представляет собой продуманную мозаику из основных идей и мотивов, рассеянных в многочисленных работах автора 50—70-х гг.

Престиж и популярность Барта в последнее десяти­летие его жизни были чрезвычайно высоки — высоки настолько, что в 1977 г. в старейшем учебном заведении Франции, Коллеж де Франс, специально для Барта была

¹⁵ Barthes R. Interview, p. 172.

[12]

открыта кафедра литературной семиологии. «Лекция», прочитанная Бартом при вступлении в должность и выпущенная отдельным изданием в 1978 г., прозвучала не только как своеобразный итог его тридцатилетней научной деятельности, но и как программа, указывающая возможные пути развития современной семиологии; сам Барт, однако, эту программу не успел выполнить. Его жизнь оборвалась внезапно и нелепо: 25 февраля 1980 г., неподалеку от Коллеж де Франс, Барт стал жертвой дорожного происшествия и через месяц, 27 марта, скон­чался в реанимационном отделении больницы Питье-Сальпетриер. Его гибель была воспринята как уход одно­го из выдающихся французских гуманитариев XX в.