Глава XVII. Уважайте матрацы, граждане!

Но не этим одним, конечно, замечательно московское воскресенье. Воскресенье – музейный день.

Есть в Москве особая категория людей. Она ничего не понимает в живописи, не интересуется архитектурой и не любит памятников старины. Эта категория посещает музеи исключительно потому, что они расположены в прекрасных зданиях. Эти люди бродят по ослепительным залам, завистливо рассматривают расписные потолки, трогают руками то, что трогать воспрещено, и беспрерывно бормочут:

– Эх! Люди жили.

Им не важно, что стены расписаны французом Пюви де Шаванном. Им важно узнать, сколько это стоило бывшему владельцу особняка. Они поднимаются по лестнице с мраморными изваяниями на площадках и представляют себе, сколько лакеев стояло здесь, сколько жалованья и чаевых получал каждый лакей. На камине стоит фарфор, но они, не обращая на него внимания, решают, что камин – штука невыгодная: слишком много уходит дров. В столовой, обшитой дубовой панелью, они не смотрят на замечательную резьбу. Их мучит одна мысль: что ел здесь бывший хозяин-купец и сколько бы это стоило при теперешней дороговизне?

В любом музее можно найти таких людей. В то время как экскурсии бодро маршируют от одного шедевра к другому, такой человек стоит посреди зала и, не глядя ни на что, мычит тоскуя:

– Эх! Люди жили!

 

Глава XVIII. Музей мебели

Она стояла перед вывеской: Музей мебельного мастерства. Возвращаться домой было неудобно. Идти было не к кому. В карманчике лежало двадцать копеек. И Лиза решила начать самостоятельную жизнь с посещения музея. Проверив наличность, Лиза пошла в вестибюль.

Там она сразу наткнулась на человека в подержанной бороде, который, упершись тягостным взглядом в малахитовую колонну, цедил сквозь усы:

– Богато жили люди!

Лиза с уважением посмотрела на колонну и прошла наверх. В маленьких квадратных комнатах, с такими низкими потолками, что каждый входящий туда человек казался гигантом, Лиза бродила минут десять.

Это были комнаты, обставленные Павловским ампиром, красным деревом и карельской березой – мебелью строгой, чудесной и воинственной. Два квадратных шкафа, стеклянные дверцы которых были крест-накрест пересечены копьями, стояли против письменного стола. Стол был безбрежен. Сесть за него было все равно, что сесть за Театральную площадь, причем Большой театр с колоннадой и четверкой бронзовых коняг, волокущих Аполлона на премьеру «Красного мака», показался бы на столе чернильным прибором. По углам стояли кресла с высокими спинками, верхушки которых были загнуты на манер бараньих рогов. Солнце лежало на персиковой обивке кресел.

В такое кресло хотелось сейчас же сесть, но сидеть на нем воспрещалось…

Она прочла на стене табличку с научным и идеологическим обоснованием павловского ампира и, огорчаясь тому, что у нее с Колей нет комнаты в этом дворце, вышла в неожиданный коридор.

По левую руку от самого пола шли низенькие полукруглые окна. Сквозь них, под ногами, Лиза увидела огромный белый двухсветный зал с колоннами. В зале тоже стояла мебель и блуждали посетители. Лиза остановилась. Никогда еще она не видела зала у себя под ногами…

Она очень обрадовалась, побежала вниз и сразу же заблудилась. Она попала в красную гостиную, в которой стояло предметов сорок. Это была ореховая мебель на гнутых ножках. Из гостиной не было выхода. Пришлось бежать назад через круглую комнату с верхним светом, меблированную, казалось, только цветочными подушками.

Она бежала мимо парчовых кресел итальянского Возрождения, мимо голландских шкафов, мимо большой готической кровати с балдахином на черных витых колоннах. Человек на этой постели казался бы не больше ореха.

Наконец Лиза услышала гул экскурсантов, невнимательно слушавших руководителя, обличавшего империалистические замыслы Екатерины II в связи с любовью покойной императрицы к мебели стиля Луи-Сез…

– Смотреть здесь совершенно нечего. Упадочный стиль. Эпоха Керенского.

– Тут где-то есть, мне говорили, есть мебель мастера Гамбса, – сообщил Ипполит Матвеевич, – туда, пожалуй, отправимся…

Лиза подолгу застревала в каждом отделе. Она прочитывала вслух все печатные критики на мебель, отпускала острые замечания насчет посетителей и подолгу застаивалась у каждого экспоната. Невольно и совершенно незаметно для себя она приспосабливала виденную мебель к своей комнате и потребностям. Готическая кровать ей совсем не понравилась. Кровать была слишком велика. Если бы даже Коле удалось чудом получить комнату в три квадратных сажени, то и тогда средневековое ложе не поместилось бы в комнате. Однако Лиза долго обхаживала кровать, обмеривала шажками ее подлинную площадь. Лизе было очень весело…

Залы тянулись медленно. Им не было конца. Мебель Александровской эпохи была представлена многочисленными комплектами…

Большая комната была перегружена мебелью. Гамбсовские стулья расположились вдоль стены и вокруг стола. Диван в углу тоже окружали стулья.

Глава XXI. Экзекуция

Аукционный торг открывался в пять часов. Доступ граждан для обозрения вещей начинался с четырех. Друзья явились в три и целый час рассматривали машиностроительную выставку, помещавшуюся тут же рядом…

От них он отошел лишь в ту минуту, когда на кафедру взобрался аукционист в клетчатых брюках русского коверкота.

Концессионеры заняли места в четвертом ряду справа. Ипполит Матвеевич начал сильно волноваться. Ему казалось, что стулья будут продаваться сейчас же. Но они стояли сорок третьим номером, и в продажу поступала сначала обычная аукционная гиль и дичь: разрозненные гербовые сервизы, соусники, серебряный подстаканник, пейзаж художника Петунина, бисерный ридикюль, совершенно новая горелка от примуса, бюстик Наполеона, полотняные бюстгальтеры, гобелен «Охотник, стреляющий диких уток» и прочая галиматья…

– Фигура, изображающая правосудие! – провозгласил аукционист. – Бронзовая. В полном порядке. Пять рублей. Кто больше? Шесть с полтиной, справа – семь. Восемь рублей в первом ряду, прямо. Второй раз, восемь

К гражданину из первого ряда сейчас же понеслась девица с квитанцией для получения денег.

Стучал молоточек аукциониста. Продавались пепельницы из дворца, стекло баккара, пудреница фарфоровая…

– Бронзовый бюстик Александра Третьего. Может служить пресс-папье. Больше, кажется, ни на что не годен. Идет с предложенной цены бюстик Александра Третьего…

– Нет желающих? Снимается с торга бронзовый бюстик Александра Третьего. Фигура, изображающая правосудие. Кажется, парная к только что купленной. Василий, покажите публике «Правосудие». Пять рублей. Кто больше?..

–По правилам аукционного торга, – звонко заявил он, – лицо, отказавшееся уплатить полную сумму за купленный им предмет, должно покинуть зал. Торг на стулья отменяется.

Комментарии

Музей мебели [†]

Первый музей мебели в Москве был открыт в 1919 г. Но в1926 г. его ликвидировали, а ценнейшую коллекцию раскидали по разным ведомствам и конторам. История создания музея связана с именем В. О. Гиршмана.

В конце XIX–начале XX столетия, в «собственный доме у Красных ворот», в Мясницком проезде, 6 в Москве жил известный предприниматель и меценат, вошедший в историю отечественной культуры как один из выдающихся собирателей этого периода, – Гиршман Владимир Осипович (1867–1936). Одним из его увлечений была современная русская живопись и графика. В 1900-е гг. его собрание насчитывало около двухсот картин и рисунков современных художников – А. Н. Бенуа, М. В. Добужинского, К. А. Сомова, В. Э. Борисова-Мусатова, М. А. Врубеля, А. М. Васнецова, К. А. Коровина, Б. М. Кустодиева, В. А. Серова.

Но интерес В. О. Гиршмана не ограничивался только живописью, не менее интересной в его собрании была коллекция декоративно-прикладного искусства, а именно – мебели. По словам известного собирателя и искусствоведа И. И. Лазаревского, эта коллекция была «единственной по красоте предметов и их сохранности». В состав его собрания входила не только русская, но и изготовленная иностранными мастерами, причем лучшую часть коллекции составляла мебель работы отечественных мастеров XVIII – XIX вв.

В 1917 г., после Февральской революции, Гиршман вошел в «Союз деятелей московских художественных хранилищ», был товарищем председателя и председателем. Союз содействовал развитию музейного дела и ставил целью создание институтов музееведения. В 1918 г. в особняке В. О. Гиршмана создали хранилище Музейного фонда. Но весной 1919 г. обстоятельства заставили семью Гиршмана эмигрировать из революционной России во Францию. Сразу же после его отъезда писатель Максим Горький поднял перед Луначарским вопрос о спасении коллекции Гиршмана, и в том же году специальная комиссия ее описала, поставила на учет и национализировала.

29 октября 1919 г. в особняке Гиршмана открыли первый государственный Музей мебели. Первым директором музея назначили А. И. Батенина. Он писал, что это исключительная по качеству частная коллекция мебели, только экспонатов эпохи Петра I насчитывалось 28, эпохи Павла I –86, эпохи Александра I – 92. Однако музею в особняке у Красных ворот было тесно, и уже в мае 1920 г. коллекцию перевезли в Александринский дворец в Нескучном саду, где к ней добавили предметы из других частных собраний и дворцов.

Экспозиция Музея мебели в Александринском дворце открылась через год. Здесь было представлено около полутора тысяч предметов, которые экспонировались в тридцати двух залах. В собрание музея поступают собрания Боткиных, Гагариных, Щербаковых и т. д. На основе этого учреждения Наркомпрос планировал организовать Центральный музей декоративных искусств, поэтому в его коллекции было собрано немало произведений декоративно-прикладного искусства – жирандолей, бра, канделябров, подсвечников, зеркал (в том числе венецианской работы XVIII в.), фарфоровых и хрустальных ваз, декоративных тканей, вышивок. Вместе с мебелью экспонировались часы в драгоценных футлярах, живопись, гравюры, другие предметы прикладного искусства...

В июле 1924 г. в Москве создается Объединенный музей декоративного искусства в ведении Наркомпроса, в который наряду с Оружейной палатой и Памятниками Кремля в качестве филиалов входят и созданные в начале 1920-х г. Музей мебели, Музей фарфора и Музей игрушек. Хотя объединенный музей и имел общее делопроизводство, финансирование и общий Ученый совет, на котором рассматривались и принимались решения по основным проблемам работы музеев, организация совместной работы филиалов была крайне затруднительна, ведь каждый из музеев не только имел свою специфику, но и сохранил прежнее руководство. Во всей этой неразберихе лишь Музею мебели удалось отстоять некую хозяйственную самостоятельность. Переориентация плюс непрекращающаяся политика массовых антикварных распродаж и вульгаризация научно-экспозиционной работы требовали колоссального напряжения сил от сотрудников музея, пытавшихся сохранить наиболее ценные экспонаты.

Искусствоведы отмечали, что развернутый после революции в Александринском дворце Нескучного сада Музей мебели, является выдающимся в европейском масштабе художественным хранилищем. Музей не только показывает эволюцию русских мебельных форм, но дает также на западноевропейских примерах картину развития форм предметов декоративного искусства, назначенного для убранства комнат. Собранные здесь экспонаты из дворцов, усадеб и частных собраний, нередко дают образчики исключительного мастерства и совершенства.

Но, несмотря на столь лестную характеристику специалистов, в 1926 г. московский Музей мебели ликвидировали. Часть уникального собрания была спасена, ее распределили по музеям. Что-то из предметов попало в отдел дерева Исторического музея, работы западноевропейских мебельных мастеров – в Музей изящных искусств. Часть коллекции распродали через антикварные аукционы. Остальное передали в культурно-просветительные организации и государственные учреждения, но уже не как произведения искусства, а как обычную мебель. Растущие как на дрожжах госучреждения требовали большого количества шкафов, столов и стульев, с производством которых не могли справиться национализированные мебельные предприятия. Век Объединенного музея декоративного искусства в ведении Наркомпроса тоже оказался недолговечным, его реорганизовали в июле 1929 г.

Здание первого Музея мебели

Иллюстрированный каталог музея. 1925 г.

Страница из каталога музея

Аукционная торговля

Аукционы стали появляться с середины XVII в. Сначала в Голландии, затем в Англии, Франции и повсеместно. Аукционная форма торговли возникла как способ быстро превратить имущество (чаще всего выморочное – оставшееся после кончины владельца) в деньги или же собрать необходимую для удовлетворения должников сумму. Именно такие торги проводились в XVII в. в Голландии (отсюда «голландская схема» торговли на аукционе, к которой сейчас прибегают крайне редко): торг идет на понижение цены, чтобы реализовать все имущество оптом.

Самый старый из действующих аукционных домов в Европе Stockholms Auktionsverk был основан в 1674 г. и чем только не торговал. Существует легенда, что на нем сто лет назад купил подержанное пальто В. И. Ульянов (Ленин). Аукционный дом прославился продажей художественных коллекций шведских королей. С 1707 г. в Вене работает Dorotheum – единственный аукцион, устроенный по повелению австрийского императора Иосифа I, который в приказном порядке велел основать государственный ломбард и аукцион. Известен и Амстердамский аукцион, которыйпроводил в своей картинной галерее Георг Гзель. В 1716 г. русский царь Петр I купил здесь более сотни картин европейских художников. С 1731 года действует аукцион в шведской Уппсале (Uppsala AuctionKammare).

К середине XVIII в. Европа была уже наводнена аукционными заведениями. В Париже лидирует конгломерат французских антикваров в Hotel Drouot, в залах которого проходило несколько торгов в день. С 1793 г. в Лондоне действует аукционный дом Bonhams. Но при упоминании Лондона первым делом возникают ассоциации со знаменитыми Sotheby's и Christie's. Именно они, основанные более двух веков назад, и сейчас контролируют не менее 70 процентов арт-рынка.

Sotheby's открылся в 1744 г., его основатель Сэмюэль Бейкер. После смерти Бейкера в 1778 году фирма перешла его племяннику, Джону Сотби. С 1913 года Sotheby's начал продавать живопись, а потом и любые предметы роскоши – автомобили, вина, драгоценности, поместья. В последние полсотни лет Sotheby's – открытое акционерное общество.

В 1766 г. основал свой аукционный дом Джеймс Кристи, спустя десять лет российская императрица Екатерина Великая приобрела на Christie's коллекцию сэра Роберта Уолпола, уплатив за нее 40 тысяч фунтов –198 картин из коллекции премьер-министра Англии (Рубенс, Рембрандт, Пуссен, Ван Дейк) переехали в Эрмитаж. Полотна испанских художников для Эрмитажа Екатерина II приобрела в Париже в 1772 году на распродаже собрания министра двора Людовика XV герцога Шуазеля. Ныне Christie's представляет собой закрытое акционерное общество, контрольный пакет которого принадлежит французскому мультимиллиардеру Франсуа Пино.

 

Голсуорси Джон(1867–1933) английский прозаик и драматург, автор знаменитого цикла «Сага о Форсайтах», лауреат Нобелевской премии по литературе (1932).

Джон Голсуорси родился в английском городе Кингстон-Хилл (графство Суррей), в зажиточной семье. Учился на адвоката в привилегированной школе Харроу, затем в Оксфордском университете. В 1889 г. получил степень бакалавра юриспруденции, был принят в адвокатуру. Однако Голсуорси не видел себя в этой профессии и уехал путешествовать за границу, где формально должен был смотреть за семейным бизнесом в сфере морских перевозок. В 1921 г. совместно с К. Э. Доусон-Скотт основал ПЕН-клуб (международная неправительственная организация, объединяющая профессиональных писателей и журналистов, (аббревиатура с англ. «ручка»). В 1929 г. за заслуги перед литературой стал членом Ордена Заслуг.

Первые книги (с 1897) были изданы под именем Джон Синджон. Голсуорси писал и пьесы (25), и романы (16). Больше всего известен благодаря своей трилогии «Сага о Форсайтах»,эпопеи английской жизни конца XIX – начала XXв. Он считается одним из первых писателей эдварианской эпохи. В ноябре 1932 г. Голсуорси была присуждена Нобелевская премия по литературе. Голсуорси скончался 31 января 1933 года в Лондоне.

Сага о Форсайтах*

Обед у Суизина

…

– Я заплатил за нее четыреста фунтов, – говорил он. – Это настоящее произведение искусства…

Предмет, о котором шла речь, – замысловатая скульптурная группа итальянского мрамора, поставленная на высокий постамент (тое из мрамора), – распространяла в комнате атмосферу утонченной культуры. Затейливой работы нижние фигурки обнаженных женщин в количестве шести штук указывали на центральную, тоже обнаженную, и тоже женскую, фигуру, которая в свою очередь указывала на себя; все создавало у зрителя весьма приятную уверенность в исключительной ценности этой фигуры…

– Какая сложная работа! – поторопился сказать Джемс, на которого размеры группы произвели большое впечатление. – Хорошо пошла бы у Джобсона…

«Интересно бы узнать его мнение», – подумал Сомс, прекрасно знавший, что группа безнадежно… устарела, по крайней мере на целое поколение. У Джобсона такие вещи уже давно не идут…

– Ну, а вы что скажете, мистер Босини? Вы – архитектор, вам ведь полагается знать толк в этих статуях и тому подобных вещах!..

Босини спокойно ответил:

– Вещь замечательная... Своей наивностью.

 

Проект нового дома

Он остановился у одной из витрин, где были выставлены картины, – Сомс был «любителем» живописи: небольшая комната в доме № 62 по Монпелье была заполнена холстами, стоявшими вдоль стен, так как их негде было вешать. Он привозил картины домой, возвращаясь из Сити обычно уже в сумерках, а по воскресеньям заходил в эту комнату и целыми часами поворачивал картины к свету, изучая надписи на обороте, и время от времени отмечал что-то в записной книжке.

По большей части это были пейзажи с фигурами на переднем плане – символ какого-то тайного протеста против Лондона с его высокими домами и бесконечными улицами, где протекала его жизнь, людей его племени и класса. Иногда Сомс брал одну-две картины и, отправляясь в Сити, останавливал кэб у Джобсона…

Он рассмотрел картины, подписи художников, прикинул, сколько такие вещи могут стоить, не испытывая удовлетворения, которое обычно доставляла ему такая мысленная оценка, и пошел дальше…

Вечер в Ричмонде

И бывают такие мгновенья, когда картина в музее, отмеченная в записной книжке случайного посетитиеля, как «*** Тициана – замечательная работа», пробивает броню кого-нибудь из Форсайтов, может быть позавтракавшего в этот день плотнее других, и повергает его в состояние, близкое к экстазу…