Дополнительный материал для выполнения задания типа С

МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ЛЕРМОНТОВ

(1814-1841)

Белинский писал, что стихотворения Лермонтова "поражают душу чи­тателя безотрадностью, безверием в жизнь и чувства человеческие при жажде жизни и избытке чувства". Пафос его творчества, по словам критика, "заключается в нравственных вопросах о судьбе и правах человеческой личности". Чувство трагизма и одиночества вызвано у Лермонтова эпохой безвременья 1830-х годов, но несет и более широкий смысл, оно "добыто со дна глубочайшей и могущественнейшей натуры" (Белинский), стремя­щейся к возвышенному и отрицающей всякие компромиссы. В юношеском стихотворении "Слава" (1831) поэт так определяет свое мировосприятие: "Но хочет все душа моя / Во всем дойти до совершенства...". Эти слова можно поставить эпиграфом к творчеству Лермонтова, их конкретное содержание раскрывается в его лирике, драматургии, поэмах и прозе.

Если пушкинский путь к реализму шел зачастую с переосмыслением романтического мировидения, а иногда и с "разоблачением" идеалов ро­мантического героя, то лермонтовское "творчество неотделимо от его вер­шинных открытий в философском романтизме. Высокий субъективизм лермонтовского мировоззрения напрямую обусловлен романтизмом и, прежде всего, в двух таких важнейших своих особенностях, как сквозная тема страдания, свободы и романтически контрастное противостояние земного и небесного начал. По наблюдению современного лермонтоведа С. Ломинадзе, Лермонтов и жил, и творил как бы по "перевернутой жиз­ненной шкале", когда нормой жизни становились отчаяние и страдание, а счастье и покой воспринимались как ее нарушение и вносили тревогу. "Он страдал более, чем жил..." - писал о Лермонтове П. Висковатов.

Лирика. Лирика - важнейшая часть наследия Лермонтова, в центре ее – художественный образ лирического героя, близкий самому поэту, и в то же время отразивший общественные настроения 1830-х годов. Лирика Лермонтова развивалась в русле философского романтизма, поэтому она аналитична, это лирика не ответов, а вопросов. Поэты-романтики вообще склонны возводить свои впечатления от действительности к универсальным философским понятиям, символическим образам.

Один из центральных мотивов лирики Лермонтова - мотив трагического одиночества. Пожалуй, ни у кого из русских поэтов XIX века он не представлен так полно и сильно, как у Лермонтова: это и одиночество среди равнодушной толпы ("Не верь себе..."), и напрасная мечта найти сочувствие и сострадание ("Дубовый листок"), и невозможность встречи с тем единственным человеком, который предназначен ему ("На севере ди­ком" "Они любили друг друга так долго и нежно..."). Одиночество не­редко рассматривается поэтом как трагическое начало жизни ("Нет, я не Байрон", "Утес"), как ее "пустая и глупая шутка" ("И скучно и грустно..."). У лирического героя Лермонтова есть высокое понимание своей личной, поэтической и гражданской миссии, он берется самостоятельно, единолично решать коренные вопросы нравственного, социального устроения мира, но утрата веры в осуществимость идеала определила чувство исторической несвоевременности у лирического героя, масштаб его отрицания и сомнения.

В отличие от лирики А.С.Пушкина, в лирике Лермонтова не выделяют темы любви, природы, дружбы и пр. – их как таковых нет. Поэтому нужно опираться на мотивный анализ: мотив – характерные для поэта лирические темы или комплекс чувств и переживаний, микротемы, которые проходят через ряд произведений. При этом в одном стихотворении могут переплетаться несколько мотивов. Лермонтов был в своей лирике сосредоточен на немногих владеющих его сознанием темах и образах, с устойчивыми философско-психологическими константами.

Лирический герой Лермонтова видит мир в борьбе противоположных начал: добра и зла, земли и неба. У Лермонтова, в отличие, например, от В.А.Жуковского, более сложное противопоставление земного и небесного. Земное– это и радость, полнота жизни, и творчество, и в то же время неправда человеческих отношений. Небо – это нравственный идеал, нетленные ценности, и в то же время небо холодно к человеку, это пустыня с космическим холодом, обитатель неба страдает от бездомности. Потому ни небо, ни земля не дают радости душе по отдельности - это взаимодополняющая гармоническая пара: «И счастье я могу постигнуть на земле, и в небесах я вижу бога» («Когда волнуется желтеющая нива»). Лермонтовский герой чувствует свою неприкаянность, у него нет своего места во вселенной, всякий раз то, о чем он мечтает, оказывается противоположным тому, на что он обречен. Герой то бежит от земного к небесному, то, устрашившись холода неба, снова к земному.

Личность мыслится Лермонтовым как микрокосм, т.е. тоже раздираема противоречиями. У его лирического героя несколько основных психологических состояний.

Было бы неверным рассматривать пессимизм Лермонтова как не­верие в жизнь. Его поэзия - с небом гордая вражда, его герои готовы, по словам Белинского, "скорее разрушить себя и мир, нежели подделываться под то, что отвергает их гордая и свободная мысль. Люди судьбы, они бо­рются с нею или гордо падают под ее ударами". Мятежность лермонтовских героев определяет пафос одного из ранних его стихотворений "Парус" (1832).

Стихотворение построено на сложной системе ассоциаций. Образ белеющего "в тумане моря голубом" паруса вполне конкретен, но в нем уже намечена эмоциональная тональность ("парус одинокий"), которая создает ощущение потерянности, грусти и подготавливает вопрос: Что ищет он в стране далекой? / Что кинул он в краю родном?". Парус становится художест­венным образом, символом гордого одиночества и мятежности, стремления к борьбе, без которой нет жизни.

По-иному звучит лермонтовское мировоззрение в стихотворении "Дума" (1838). Белинский писал о "Думе", что "это вопль, это стон человека, для которого отсутствие внутренней жизни есть зло, в тысячу раз ужаснейшее физической смерти". "Дума" - размышление о трагедии целого поколения, у которого нет настоящего, "пусто и темно" грядущее. Мысль о бездействии и напрасно прожитой жизни постепенно углубляется и конкретизируется; равнодушие к добру и злу, позорное малодушие перед опасностью, беспло­дие ума, душевный холод, насмешливый скептицизм. Безжалостны и бес­компромиссны обвинения поэта, что подчеркивается сравнениями ("жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели"), оценочными эпитетами ("презренные рабы", "постыдно равнодушны...", контрастными сопоставле­ниями ("и ненавидим мы, и любим мы случайно", "и царствует в душе ка­кой-то холод тайный, когда огонь кипит в крови...").

Но это не бесстрастное перечисление пороков: мысль поэта все больше насыщается чувством, в ней слышны "громы негодования, гроза духа, оскорбленного позором общества" (Белинский). "Дума" - не только обвинение и сатира, но и трагическая боль ("Печально я гляжу на наше поколенье..."). Автор судит свое поколение "с строгостью судьи и граж­данина", и в беспощадности суда - утверждение высоких идеалов, жаж­да жизни и деятельности.

Но и в самых трагических стихотворениях Лермонтова чувствуется вера поэта в истинные идеалы "любви, добра и красоты": это звучащая гармония космоса, когда "звезда с звездою говорит" ("Выхожу один я на дорогу"), благотворное влияние молитвы ("В минуту жизни трудную..."), счастли­вое мгновенье любви и надежды ("Из-под таинственной, холодной по­ лумаски").

Сложную связь идеала и действительности в поэзии Лермонтова мож­но рассмотреть на примере стихотворения "Как часто, пестрою толпою окружен..." (1840).

Это социально-философское стихотворение, идея которого раскрыва­ется через контрастное сопоставление фальши светской жизни с цельным, гармоничным миром природы и детства.

Стихотворение состоит из трех частей. В первой - картина новогод­него маскарада. Но описание светского праздника приобретает философско-сатирический смысл, так как маскарад - сущность жизни света, где нет людей, есть только "приличьем стянутые маски". Отношение автора к этому миру передано через обилие эмоционально-отрицательных эпитетов: "дикий шепот", "затверженные речи", "давно бестрепетные руки". Ощущение призрачности и мишуры жизни-маскарада усиливается тем, что "шум музы­ки и пляски", "блеск и суета" воспринимаются "как будто бы сквозь сон", ок­ружающее утрачивает реальные очертания, есть только "пестрая толпа", "мелькают образы бездушные людей".

Совсем иной характер носит вторая часть. Воскрешая "погибших лет святые звуки", автор переносится в мир детства. Но картины детских лет -не просто воспоминание: это гармония, красота, свежесть восприятия, настоящая, живая жизнь.

Эта часть стихотворения еще сильнее подчеркивает контраст мечты и действительности, подготавливает полные гнева заключительные строки: "О, как мне хочется смутить веселость их / И дерзко бросить им в глаза железный стих, / Облитый горечью и злостью!". А идеал любви, добра и красоты - остается незыблем!

В стихотворениях последних лет понятие идеала все больше начинает соотноситься Лермонтовым с образами простых людей ("Бородино") и России ("Родина").

Идея "Родины" (1840) раскрывается через постепенное определе­ние того отношения к Отчизне, которое вначале названо "странною любо­вью". Это чувство "странное" потому, что оно не совпадает ни с офици­альным патриотизмом, ни с идеей национальной исключительности.

Положительный идеал Лермонтова выражен в форме размышления, проникнутого лиризмом. Это чувство нельзя определить логической формулой ("... я люблю - за что, не знаю сам"), но создается образ Ро­дины, который оказывается одновременно и обобщенным (степи, леса, разливы рек...), и глубоко интимным, так как дается через субъективное восприятие ("дрожащие огни печальных деревень", "дымок спаленной жнивы", "чета белеющих берез"), и окрашен эмоционально ("люблю", "вздыхаю", "с отрадой вижу", "смотреть до полночи готов"...). В картины природы естественно вплетается тема народной России ("полное гумно", "изба, покрытая соломой..."). Кульминацией стихотворения не случайно становится описание деревенского праздника, пляшущих "с топаньем и свистом" крестьян. Таким образом, понятие Родины оказывается объем­ным: это и безграничные просторы, и то, что окружает человека, и простые русские люди - но все это живет в душе поэта как образ той России, ко­торую он любит не странной, а глубокой и естественной любовью.

"Мужественная мысль" поэта звучит и в цикле его стихотворений, по­священных теме поэта и поэзии ("Смерть поэта", 1837; "Поэт", 1838; "Пророк", 1841).

Одной из важнейших тем становится тема преемственности поэти­ческого дара и ответственности поэта за окружающий мир. Красной ни­тью проходит эта мысль через литературно-общественный дебют Лер­монтова - знаменитое стихотворение памяти погибшего Пушкина: "На смерть поэта" (1837). Лермонтов впервые зримо, просто и трагично уви­дел, к чему приводит вторжение темных, искажающих жизнь сил зла. Трагедия усугубляется тем, что несчастный поэт (Пушкин) поверил лож­ной хвале, вознесенной ему миром, что обернулось изощренной пыткой: "...Они венец терновый, / Увитый лаврами, надели на него...". Но, если

Пушкин "умер - с напрасной жаждой мщенья", не успев свершить пра­ведный суд над убийцами (образ Дантеса дробится, точно в множестве страшных кривых зеркал - и молодому автору важно вызвать у читателя безысходное почти ощущение, что эти убийцы всюду...) - эту святую миссию берет на себя Лермонтов. "Свободы, Гения и Славы палачи" не уйдут от возмездия. Надгробная элегия сплетается с гражданственной сатирой.

Продолжает тему поэтической преемственности "Кинжал" (1838) -стихотворение, посвященное вдове Грибоедова - Нине Чавчавадзе-Грибоедовой, которая, по легенде, и преподнесла Лермонтову это ору­жие своего супруга. Таким образом, кинжал оборачивается символом за­вета одного поэта другому. Кровь, запекшуюся на кинжале, смывает символично "светлая слеза - жемчужина страданья...". Здесь это, если вчитаться глубже, - не только слезы печальной вдовы, но и слезы поэта, принимающего священный дар.

Трагический призыв поэта к действию, среди всеобщего осмеяния и презрения, объединяет стихотворения "Поэт" (1838) и "Пророк" (1841). В "Поэте" мощным созвучием выходят темы мщения, молитвы и призыва. Слова, начертанные на священном кинжале, обязательно должен про­честь "молясь перед зарей" тот новый поэт-творец, что идет в мир вслед за погибшим своим предшественником, чей "... стих, как божий дух, но­сился над толпой" и "звучал, как колокол на башне вечевой". "Проснешься ль ты, осмеянный пророк!" - финал словно бы прямо выво­дит читателя к следующему творению цикла - "Пророк". Это - трагиче­ская вариация-продолжение пушкинского завета. Лермонтовский "Пророк" распадается на две части, столь остро контрастные, что уже внутри самого стихотворения возникает драматичное двоемирие. Мир людей не принял поэта и, жестоко надсмеявшись, изгнал. "Завет пред­вечного храня", Пророк уходит в пустыню - и именно там обретает гар­монию с собой и Бытием: "И звезды слушают меня, / Лучами радостно играя...". Этот новый путь к миру, через прощение и молитву, завершит прощальная лермонтовская элегия "Выхожу один я на дорогу" (1841).

"Нравственные вопросы о судьбе и правах человеческой личности" находят еще более глубокое художественно-философское отражение в поэмах Лермонтова.

Дополнительный материал для выполнения задания типа С