Господин полковник! В первом классе по списку 36 кадет. Двое в лазарете, один в отпуску, налицо 33.

ПЕРВЫЙ РУССКИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ КОНСТАНТИНА КОНСТАНТИНОВИЧА КАДЕТСКИЙ КОРПУС

М.М. Скворцов - кадет XXV выпуска, вице-фельдфебель выпуска.

Редакция Бюллетеня ОКРКК в Сан-Франциско

Вместо вступления.

Первый Русский Великого князя Константина Константиновича кадетский корпус в Югославии считался кадетами, окончившими его, "Родным Гнездом" на всю жизнь. Кончая корпус и поступая в военное училище Югославской Армии, как делали многие кадеты, или поступая в университет и другие учебные заведения, кадет никогда не забывал своего Родного Гнезда и при первой возможности старался приехать и погостить в родных стенах, в своей родной кадетской семье. Главным образом, это делалось на Корпусной праздник, или на праздник старшей роты - "роты Его Высочества". Иногда удавалось приехать и запросто, без праздников. Когда едешь к себе в семью - разрешения спрашивать не надо.

На Корпусном празднике окончившие Корпус кадеты стояли на правом фланге общего строя отдельным взводом и принимали участие в заре с церемонией и параде. В этом взводе стояли и офицеры югославской армии, юнкера военного училища, доктора, инженеры, студенты, артисты, пе­дагоги, бедные и богатые, молодые и бородатые, все птенцы, вылетевшие из Родного Гнезда. Взводом командовал старший по выпуску кадет.

Ели они за столами вперемежку с кадетами Корпуса, ходили по всем классам и принимались остальными кадетами как родные братья, вернувшиеся с фронта в семью. По старой кадетской традиции, все кадеты были между собой "на ты", как и во всякой нормальной семье, и приехавший сорокалетний требовал такого обращения к себе от каждого первоклассника.

Мечтой многих малышей-первоклассников, после первой такой встречи, было дожить до такого времени, когда и он станет взрослым и приедет в Корпус посетить молодых кадет в качестве "старого" кадета. Кадеты никогда не называли окончивших корпус "бывшими"; кадет оставался кадетом на всю жизнь

Мечтал о таком возвращении в Родное Гнездо и пишущий эти строки, ставший "старым кадетом" уже много лет назад. Мечтам моим сбыться не удалось, так как когда я был в восьмом классе в 1944-м году. Корпус эвакуировался в Германию и дальнейшее его существование вскоре прекратилось. Родное Гнездо осталось только в моей памяти и в моем сердце. В последнем - на всю жизнь.

Переживая эту жизненную несправедливость, я все же решил совершить свою заветную поездку хотя бы мысленно, и посетить первоклассников, которым расскажу о нашем Корпусе, о нашей жизни, о том, кто нас учил и воспитывал, что заложили в наши души и к чему нас готовили. Вспомню о наших традициях, о некоторых проделках, а также и о той безграничной любви к нашей, нами не виденной Родине - России, образ которой мы впитали в себя в Родном Гнезде. Для этого я и решил написать эти строки.

Когда же я узнал об открытии новых корпусов на Родине, я решил расширить задуманное и постараться более подробно рассказать обо всём, чтобы дать возможность и нынешним кадетам и их воспитателям побывать со мной в Первом Русском Великого князя Константина Константиновича кадетском корпусе. Может быть, этим кадетам, так же как и нам в свое время, будет интересно знать как жили их предки в Родном Гнезде.

Предисловие

Писал я эти воспоминания без всяких претензий на серьезный литературный труд, в котором каждая фраза обдумана по-нескольку раз. Делал я это именно так не только оттого, что не обладаю необходимым для такого труда талантом, образованием или опытом, но также и потому что мне хотелось освежить в собственной памяти замечательный период моей жизни, без всяких условностей, запретов и ограничений.

Основным замыслом было совершить заветную, не состоявшуюся поездку в дорогие моей памяти стены, и как бы рассказать первоклассни­кам, сидя с ними за партой, как это делали приезжавшие старые кадеты, о той жизни, которая протекала в корпусе много лет тому назад. Вот почему в моих воспоминаниях я часто употребляю слово "малыши", имея в виду новичков, младших кадет - первоклассников, и почему почти в каждой главе имеется упоминание о них. Да будет заранее известно читающему эти воспоминания, что под этим словом я не только подразумевал их возраст и рост, но главным образом подчеркивал мою любовь и даже, если хотите, известное восхищение этими молодыми кадетами, несшими все трудности первых месяцев кадетской жизни.

Не легко десятилетнему мальчику оказаться оторванным от родителей и семьи. Не легко балованному, фактически еще ребенку, ломать свои привычки и манеры, подчиняясь строгой дисциплине военного порядка, и вместо отца и матери выслушивать и исполнять приказания совершенно ему неизвестных дотоле людей. Поэтому именно с ними я и надеялся поделиться своими воспоминаниями, с полным к ним уважением и пониманием детских переживаний малышей - первоклассников, одним из каких был когда-то и я.

Я думаю, что мои однокашники согласятся со мной, что кадет формировался в первые три месяца своего пребывания в корпусе, до первых каникул. После этого вступительного периода, он развивался и приобретал настоящий кадетский вид и дух. Закваска же, на которой рос будущий кадет возникала именно в этот первый и, вероятно, самый трудный период его жизни в корпусе.

Случилось так, что одновременно с началом моих черновиков, в России началось возрождение кадетских корпусов. В 1992 году состоялась поездка кадет зарубежных кадетских корпусов, моих однокашников, на Родину. В результате этой поездки образовались контакты, началась переписка и появились просьбы из России написать "как можно подробнее" жизни и порядках в зарубежных кадетских корпусах.

В стремлении совместить первоначально задуманное с просимым, мне пришлось расширить свой подход к воспоминаниям и добавить подробности, которых я не собирался включать в первой версии. Моей основ­ной целью было оставаться правдивым, почему я и просил нескольких однокашников проверить точность описываемых фактов. В самом конце моей работы я получил копию памятки моего корпуса, выпущенную в 1940 году. По ней я смог проверить некоторые места, а также воспользоваться описанием краткой истории Корпуса. Все остальные воспоминания - мои личные, или связанные с воспоминаниями других однокашников.

Надеюсь, что нынешним молодым русским кадетам будет интересно познакомиться с моими воспоминаниями о жизни в последнем Русском кадетском корпусе, представлявшем кусочек России, физически отрезанный от Нее. По моему замыслу, эти воспоминания должны стать отражением той жизни. На большее я не претендовал.

Тем, кто интересуется получить более подробные сведения следует прочесть книжки:

"Кадетские корпуса за рубежом", издание Объединения кадет Российских кадетских корпусов. Нью-Йорк, США, 1970 г. и

"Шестая кадетская памятка юбилейная", издание Первого Русского Великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса. Белая Церковь, Югославия, 1940 г.

Краткая история Корпуса

В основу взяты материалы из Шестой кадетской юбилейной памятки Первого Русского Великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса, издание 1940 г. в Белой Церкви, и предлагаются в сильно сокращенном виде. Местами текст полностью взят из Памятки, и, фактически, авторство этой сокращенной истории принадлежит составителям Памятки.

К началу революции 1917 года в России существовало 30 кадетских корпусов (не считая Морского). В основу воспитания в этих учебных заведениях были положены начала веры, преданности Царю, горячей любви к Родине, чести и порядочности.

Естественно, что во время большевистской революции корпуса оказались наиболее устойчивыми контрреволюционными очагами и навлекли на себя жесточайшие удары строителей интернационала, как ненавистные им по самому своему духу и строю. Вместе с тем, так же естественно среди молодежи Белых армий, вставших на защиту чести Родины, оказалось много кадет, жертвенно отдававших Отечеству свои молодые жизни. Особенно кровавой была гибель кадет и персонала Ташкентского корпуса, оказавшегося в безвыходном положении.

В этой борьбе погибло большинство корпусов. Не поддались окончательному разгрому на юге Владимирский-Киевский, Одесский, Петровский-Полтавский и Владикавказский; на Дону - Донской и на северо-востоке - Сибирский и Хабаровский. Ряд кадет погибших корпусов пробрался в оставшиеся и влился в них.

Владимирский-Киевский кадетский корпус в декабре 1919 г. прибыл из Киева в Одесский корпус, при котором уже состояла 2-я рота Полоцкого корпуса. В январе 1920 г. Киевский и Одесский корпуса, с ротой Полоцкого корпуса были эвакуированы из Одессы в королевство Сербов, Хорватов и Словенцев (будущую Югославию). 10-го марта 1920 г. эти корпуса были сведены под названием "Сводного кадетского корпуса".

"Корпус не вывез с собой буквально ничего, ни одного учебного пособия, ни тетрадей, ни расписаний, ни инструкций. Он остался без всякой материальной части, без обмундирования, белья, обуви и прочего. Было только то, что имелось на людях, если не говорить о том, что у некоторых не имелось почти ничего".

Директором корпуса был назначен генерал-лейтенант Б.В. Адамович. Между 4 и 12 июня того же года корпус был окончательно размещен в г. Сараево, где ему была предоставлена казарма. Так получил начало наш корпус, впоследствии при перемещении в г. Белую Церковь и слиянии с Крымским кадетским корпусом, переименованный в Первый Русский кадетский корпус. В нем продолжалось воспитание кадет в духе чести, чувстве долга, любви к Родине и уважении к ее великому прошлому.

Приблизительно в то самое время, когда Владимирский-Киевский корпус присоединялся к Одесскому, с ротой Полоцкого в декабре 1919г., Петровско-Полтавский корпус был эвакуирован в только что восстановленный на старом пепелище после разгрома. Владикавказский корпус. Там оба корпуса просуществовали полгода и летом 1920 г. были перевезены по Военно-Грузинской дороге в Кутаис, затем в Батум и, наконец, морем в Крым, где были соединены в один и наименованы сначала "Сводным Полтавско-Владикавказским", а затем, 22-го октября, "Крымским" корпусом.

Вскоре и Крымский корпус был эвакуирован в Королевство С.Х.С., прибыл в словенскую деревню Стернище (Стрниште по-сербски) и размещен в полуразрушенных бараках для военнопленных Мировой войны, где просуществовал в исключительно тяжелых условиях до октября 1922 года, когда состоялся перевод корпуса в Белую Церковь.

Донской Императора Александра III кадетский корпус в декабре 1919 г. выступил походным порядком из Новочеркасска на Новороссийск, откуда в феврале 1920 г. был эвакуирован, за исключением тифозных больных, в г. Исмаилию на Суэцком канале. Через два года корпус был расформирован англичанами во время отправки в Болгарию. Между тем, тифозных больных кадет собрали в команду, куда были зачислен и целый ряд кадет других корпусов, отчисленных из Белой армии по приказу Главнокомандующего, для продолжения образования, как и другие юноши. Эту команду вывезли в Евпаторию и наименовали "Евпаторийским отделением" корпуса. 22 декабря того же года это отделение, пополненное дополнительно другими малолетними, было эвакуировано в Константинополь и 3 декабря приказом по "Всевеликому войску Донскому" наименовано "Вторым Донским кадетским корпусом".

14-го декабря 1920 г. этот корпус прибыл из Константинополя в Стрнище, в тот же лагерь, где уже находился Крымский корпус. Год спустя Второй Донской корпус был перемещен в местечко Билечу, где 12 сентября 1922 г. приказом Донского Атамана переименован в "Донской Императора Александра III кадетский корпус". Основной же Донской корпус, находившийся в Египте, был к тому времени расформирован англичанами, как упомянуто выше.

В феврале 1925 года, после долгих мытарств, в Югославию прибыл корабль с кадетами Сибирских корпусов. Это были главным образом кадеты Первого Сибирского (Омского) и Хабаровского корпусов. Из 250 прибывших в город Сплит кадет, 34 кадета Сибирского корпуса были зачислены в Русский кадетский корпус в Сараево, добрая часть остальных поступила в Донской корпус, часть устроилась на работы а остальные "распылились".

В сентябре 1926 г. Донской Императора Александра III кадетский корпус был переведен в г. Горажде, где и просуществовал до своего закрытия в августе 1933 г.

Итак, в начале 1929 г. в Югославии находилось три кадетских корпуса:

	Русский в Сараево,
	Крымский в Белой Церкви и
	Донской в Горажде.

В виду того, что к тому времени количество поступающих в корпуса юношей уменьшилось, а также за отсутствием материальных средств, было решено сократить число корпусов до двух. На этом основании, в августе 1929 г. Крымский корпус был закрыт а его состав влит в Русский и Донской корпуса.

В сентябре 1929 г. Русский кадетский корпус переехал из Сараево в здание бывшего Крымского корпуса в Белой Церкви и по повелению короля Александра I, в день корпусного праздника 6 декабря получил шефство и наименование "Первый Русский Великого князя Константина Константиновича кадетский корпус" с вензелем Великого князя на погонах и короной.

Первого августа 1933 г. был закрыт Донской Императора Александра III кадетский корпус, с переводом кадет и большей части персонала в единственный оставшийся Первый Русский корпус в Белой Церкви.

Существование на чужбине наших корпусов возможно было прежде всего благодаря мужественному покровительству Короля Александра I. Любовное участие к нам этого Короля-Рыцаря, его глубокое понимание нашего национального несчастья, его благородная способность благотворить и быть благодарным, дали возможность нашим воспитателям и педагогам дать полное среднее образование и национальное воспитание многим сотням молодых людей, и не только спасти их от денационализации, но и подготовить из них честных и полезных работников для нашей Родины.

"Если не будет дано великого счастья потрудиться на родной земле, они передадут полученные ими начала своим детям, зажгут в них тот же святой огонь любви к нашей Родине, которые так ярко горит в их молодых сердцах, и сделают все, чтобы "свеча не угасла" и этот огонь был донесен, наконец, до родных пределов".

Так мыслили и так формулировали в Шестой памятке конечную цель своих трудов воспитывавшие и учившие нас педагоги в 1940 году.

Белая Церковь

Белая Церковь, посербски "Бела Црква", находилась в северо-восточной части королевства Югославии, в богатой плодородной провинции "Банат", в четырех километрах от румынской границы. В этом городе в 1929-м году расположился Первый Русский Великого князя Константина Константиновича кадетский корпус. В мое время город насчитывал около 15 тысяч жителей. В нем существовала многочисленная русская колония. Тут был кадетский корпус, Мариинский Донской институт, каждый со своим персоналом, дом русских военных инвалидов Великой войны, детский приют и ряд организаций.

В Корпусе и Институте были свои библиотеки, а в главном их трех инвалидных домов была своя очень богатая библиотека русских книг. В городе существовало общество "Русский Сокол", - патриотическая организация, занимавшаяся гимнастическими упражнениями и национально-патриотической деятельностью, был любительский театр. На главной улице города находилась Русская православная церковь Св. Иоанна Крестителя, с настоятелем и отличным хором. Каждое из учебных заведений также имело свою церковь и своего настоятеля.

Помимо русских церквей в городе существовали большая католическая церковь, румынская и сербская православные церкви. На Пасху, крестные ходы всех православных церквей города встречались одновременно около Русской православной церкви, что придавало особую торжественность этому великому Празднику.

В окрестностях самой Белой Церкви было засажено множество ви­ноградников и огородов. Было много рогатого скота и своя бойня. Белая Церковь была хоть и небольшим, но зажиточным городом. Население сос­тавляли главным образом "фольксдойче", то есть оседлые немцы, румыны и сербы. Городской голова был серб. Все жили между собой спокойно и дружно.

В материальном отношении наш корпус оставлял желать лучшего, поскольку из денег, получаемых на его содержание приходилось выделять суммы на обмундирование кадет.

Неподалеку от железнодорожной станции стояли три больших казармы, оставшиеся со времен Австро-Венгерской оккупации. В средней, самой большой, размещался наш корпус. По одну сторону, в соседней к­зарме располагался 18-й полк конной артиллерии югославской армии. В этом полку служили и некоторые окончившие кадеты, сначала Крымского корпуса, потом Первого Русского.

В другой казарме стояла пограничная часть и авиационные подразделения со школой воздухоплавания, к которой прилегал и аэродром.

Такое расположение Корпуса давало возможность кадетам наблюдать за обучением солдат, построениями и воздушными занятиями. Отношения с нашими соседями, как и с горожанами, были хорошими.

Корпус приглашали принимать участие в государственных праздниках, а корпусной духовой оркестр кроме того сопровождал на похоронах офицеров югославской армии.

Жизнь корпуса в Югославии

Блаженной памяти благоверный король Александр 1 Объединитель (он объединил сербов, хорватов и словенцев в единое королевство Югославию), был покровителем всей нашей Русской Белой эмиграции. Ему в первую очередь обязаны мы существованием и поддержкой нашего корпуса. Его искренняя любовь к Императорской России и благодарность за ее историческую, неизменную поддержку сербского народа проявилась всесторонне в поддержке и помощи во всём русским, бежавшим от красного ига.

Поскольку в юности король Александр сам был кадетом Пажеского корпуса, он особо благоволил к кадетским корпусам. По его милостивому повелению, 6 декабря 1929 г. наш корпус получил шефство Великого князя Константина Константиновича * - генерал-инспектора всех военно-учебных заведений Императорской России. Только благодаря заступничеству Короля-Витязя смог просуществовать в Югославии наш корпус, сохраняя и форму, и традиции и уклад жизни по образцу старых российских кадетских корпусов.

Офицерскому составу и кадетам всех кадетских корпусов в Югославии было позволено носить старую русскую форму не только в расположении корпусов, но и вне их. Кадеты разъезжались на каникулы по всему государству в своих формах. На лето форму давали только неимущим и сиротам, не имевшим собственной гражданской ("штатской") одежды. Остальные кадеты летние каникулы проводили в штатском **.

Кадеты приветствовали отданием чести всех офицеров югославской армии, в рядах которой с каждым годом становилось всё больше и больше бывших кадет. Очень часто случалось, что лихо отдающего честь кадетика младших классов, офицер останавливал и расспрашивал кто он, откуда и т.д. Разговор заканчивался обыкновенно словами офицера: "Жив био!", что в переводе означало приветствие "Будь здоров!" Если кадет оказывался первоклассником маленького роста, приветствие зачастую сопровождалось и принятым у сербов похлопыванием по щеке, что кадетам не нравилось. Тем не менее, это делалось согласно семейной традиции, принятой в сербских домах, и считалось не оскорблением, а наоборот, выражением сердечного расположения. Часто такое происходило при встрече с пожилыми офицерами, увидевшими впервые Русского кадета.

В Белой Церкви, где находился корпус, весь город и весь гарнизон не только знали, но и относились к нам с уважением. Корпус всегда приглашали принимать участие в парадах, процессиях и государственных праздниках. Солдаты югославской армии отдавали честь нашим господам офицерам.

Вот такой жизнью "старой России" жили мы в братской Югославии, где о России сербы говорили не иначе как с приставкой "майка", то есть мать. Все это имело место главным образом благодаря неустанной заботе о нас короля Александра. С его трагической кончиной, убийством 9-го октября 1934 года в Марселе (Франция), корпус потерял самого верного покровителя и благотворителя. Память о нем все кадеты чтут до сегодняшнего дня, вспоминая о нем с глубокой благодарностью и искренней любовью. После его смерти отношение к Белой эмиграции в целом, и к корпусу в частности, с каждым годом ухудшалось.

В Советском Союзе, насколько нам известно, никогда ничего о корпусах не говорилось, и даже само наше существование скрывалось от населения "самой свободной страны в мире".

После убийства короля Александра, при правлении которого у Югославии не существовало дипломатических отношений с Советским Союзом, постепенно в правительстве стали появляться политики иного толка, проводившие идею сближения с Советской Россией. Вспоминая братскую помощь и поддержку царской России, большинство этих политиканов разницы между старым и новым строем не видели, или не хотели видеть. Такое положение почувствовалось и во взглядах части населения, что в свою очередь отразилось и на отношении к нам - кадетам.

Всё чаще стали происходить хулиганские выходки против одиночных кадет во время каникул. Кадеты старались ходить группами, и формы своей не снимали. Снять форму и ходить в штатском было бы спокойнее, но в глазах кадет такой подход был бы позорным и означал своего рода "предательство" или измену. Гордость ношения настоящей русской дореволюционной формы несла и ответственность защищать ее. Кадеты не допускали и мысли о том, чтобы избегать этой ответственности. Не раз приходилось снимать пояса и бляхами отбиваться от нападавших хулиганов.

При новой обстановке, средства, отпускаемые на корпус, сокращались, и в 1936 году даже предполагалось приступить к расформированию корпуса. Кроме Короля-Рыцаря, среди видных сербов в правительственных кругах был еще ряд патриотов-националистов, благоволивших к корпусу, которые как и прежде старались помочь чем могли, но их влияние постепенно таяло. С признанием Югославией Советского Союза, положение корпуса стало еще более тяжелым, так как корпус и его обитатели представляли собой идеологию, диаметрально противоположную новопризнанной стране.

Несмотря на эти перемены, кадет продолжали как и прежде приглашать в югославское Военное Училище ("Военная Академия"), предоставляя им вне конкурсный прием. Для этого, перед концом учебного года, в седьмой класс корпуса из "Академии" поступал запрос: кто из кадет намерен через год, по окончании восьмого класса, поступить в Академию? Фамилии желающих записывались и этим гарантировался прием. Общее же число предоставляемых вакансий автоматически сокращалось на число записавшихся кадет! Все остальные, желающие поступить в Академию молодые люди, должны были сдавать вступительные экзамены, и на оставшиеся вакансии поступали по конкурсу.

Многие кадеты пользовались этой привилегией и служили в приютившей нас стране верой и правдой в Армии, во Флоте и в Военной Авиации. Благодаря их безупречной службе и множеству отличий и наград, привилегия вне конкурсного поступления в Академию сохранялась за нами вплоть до начала войны с Германией. Служили кадеты честно и добросовестно благодаря заложенным в корпусе идеалам, с благодарностью к братской стране, храня в своих сердцах любовь и вечную память о короле Александре, которого кадеты часто называли "родным Королем". Так поется и в старой песне, один из куплетов которой кадеты переделали на свой лад:

"Слава матушке России,

Слава русскому Царю.

Слава вере православной

И родному Королю!"

Под немецкой оккупацией корпус в Югославии продолжал функционировать до сентября 1944-го года, когда был эвакуирован в Германию, где и прекратил свое существование.

*) Фактически, шефство было получено по ходатайству генерала Адамовича, который, будучи вхож во дворец, обратился с этой просьбой к Королю, объяснив, что для сглаживания шероховатостей при слиянии корпусов, желательно объединить всех кадет под шефством непререкаемого автори­тета Великого князя. Прим. Ред.

**) В первые годы по прибытии кадет в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, все кадеты без исключения отправлялись в отпуск в кадетской форме. Перед разъездом на летние, пасхальные и рождественские каникулы, воспитатели строго напоминали отпускникам о необходимости следить за своей одеждой, не появляться вне дома в не чищенной или не глаженной форме. В то время "мало имущими были за малым исключением все беженцы, так что никому и в голову не приходило снимать кадетскую форму и надевать штатское, как по материальным так и по "идеологическим" соображениям: кадет всегда гордился своей формой.

Позже, видимо, в виду улучшенных бытовых условий, кадеты могли позволить себе роскошь надевать гражданское платье, делая это, впрочем, неохотно, так как "идеологические соображения" продолжали жить в кадетских сердцах, тем более, что казенную форму приходилось особенно беречь в виду растущих сокращений средств на содержание последнего кадетского корпу­са. Прим.Ред.

Родное гнездо

Неподалеку от железнодорожной станции "Бела Црква", в начале огромного поля вытянуты в одну линию три больших трехэтажных казармы, построенных еще во времена Австро-Венгерской империи, владевшей тог­да этим краем. Средняя казарма несколько больше соседних и отличается своей желтоватой окраской. На фронтоне надпись: "Первый Русский Кадетский Корпус". Разделяя слова "Русский" и "Кадетский" стоят две переплетенные буквы "К" под короной. Это, как мы скоро узнаем, вензель шефа корпуса Великого князя Константина Константиновича.

В центре здания ступеньки и вход в просторный вестибюль. Здесь вас встречает швейцар Григорий. Выйдя из швейцарской через застекленные двери посетители прямо перед собой видят широкую каменную лестницу с перилами из полированного дерева и с протертыми множеством ног выемками на ступеньках. В здании имеются по бокам еще две винтовые лестницы, но эта широкая именуется "парадной".

Если, выйдя из швейцарской повернуть налево, мы попадем в длинный коридор со столами. Это столовая роты Его Высочества - "Полтавский коридор". На стене крупным планом изображено здание Петровско-Полтавского кадетского корпуса. В глубине коридора от пола до потолка перегородка с дверьми. За перегородкой расположен корпусной лазарет.

Если же, выйдя из швейцарской повернуть направо, то вы входите в такой же коридор - это столовая второй роты, впоследствии второй и третьей -"Владикавказский коридор". На стене нарисовано здание Владикавказского кадетского корпуса. За деревянной перегородкой в конце коридора находятся канцелярия, пекарня и баня.

Подымаемся по ступенькам парадной лестницы. По бокам на стенах нарисованы здания Владимирского-Киевского и Одесского кадетских корпусов. На первой площадке на стене изображено здание нашего корпуса, над ним три скрещенных погона, а еще выше девиз: "Помните, чье имя носите!" Для посторонних и новичков непонятная фраза, но новички ее заметят и прочтут. Посторонних дальше не пускают.

С первой площадки вверх по ступенькам через двери мы попадаем (по-русски) на второй этаж. Читаем надпись: "Полоцкий коридор". Он тянется по длине всего здания. Это расположение Первой роты. Роты Его Высочества. Страшно!

Оба конца Полоцкого коридора также кончаются перегородками. За перегородкой справа - квартира и кабинет Директора корпуса, расположенные над лазаретом. За перегородкой в левом конце коридора, над баней и пекарней, - учительская, библиотека и кабинет инспектора классов. Открываем снова двери рядом и поднимаемся до следующей площадки. Справа в простенке приделан колокол. На этой площадке дежурный горнист дает сигналы на трубе, а дежурный по корпусу кадет отбивает в колокол и звонит в звонки, оповещая о начале или конце уроков.

Еще один подъем по лестнице, и отворив двери мы оказываемся на третьем этаже в отрезке коридора, отделенного от остальных помещений слева и справа уже знакомыми нам деревянными перегородками до потолка. В каждой перегородке свои двустворчатые двери. На стене перед нами, перед левой перегородкой дверь с надписью "Швальня". Между швальней и правой перегородкой большая дверь "Цейхгауз". Названия непонятные. Мы их позже расшифруем. Справа напротив цейхгауза дверь со стеклянным окном. В комнате по стенам висят духовые музыкальные инструменты. Пол поднимается ярусами от входа, к задней стенке; на площадках скамейки, перед ними пюпитры для нот. Это музыкальный класс, по-кадетски - "Музыкалка".

За правой перегородкой "Киевский коридор". Из коридора множество дверей по левую сторону. По правую - окна во внутренний двор. Это классы второй роты. За левой перегородкой - "Одесский коридор", спальни второй роты. На это раз двери из коридора идут по правой стене, окна во двор - по левой. Когда в корпусе стало 3 роты, здесь размещалась третья рота, спальни и классы. А вторая была в "Киевском" коридоре.

Все коридоры носили названия корпусов-"предков", - в результате слияния которых впоследствии и родился наш корпус. Каждая рота имела свой ротный праздник, а в центре каждого коридора стояла в простенке между окнами ротная икона. Все стены и простенки в ротных коридорах были украшены картинами известных русских художников, зачастую отражающих воинский дух самого корпуса.

Это наше, очень поверхностное первое знакомство с помещением Родного Гнезда. Подробное знакомство впереди.

Структура

В полном своем составе корпус представлял батальон из двух или более рот, в зависимости от общего числа учащихся. Каждая рота состояла из двух или более классов и отделений. Если выпуск (класс) оказывался многочисленным, то есть более сорока человек, его делили на два отделения (того же выпуска).

Роты составлялись по возрасту. Старшие классы входили в состав первой роты, называемой ротой Его Высочества. Средние классы - во вторую роту и, наконец, младшие - в третью.

Полный курс обучения и воспитания в корпусе занимал восемь лет. Поступали в корпус в первый класс, по окончании четырехклассной начальной школы, дети десяти и одиннадцатилетнего возраста.

Каждый класс представлял собой выпуск, и номер выпуска исчислялся от первого, окончившего Корпус в 1920-м году (год вынужденного ухода из России и прибытия за границу). В 1937 году - год моего поступления - в Корпусе было две роты:

	первая, Его Высочества, состоявшая из 8, 7 и 6-го классов и
	вторая, куда входили все остальные классы от 5-го до 1-го, кроме 3-го; в тот год третий класс отсутствовал в виду недостатка средств. Ведь это было время, когда шла подготовка к постепенному закрытию Корпуса, и набора в XXIII-й выпуск не было.

Благодаря исключительным усилиям Директора и друзей Корпуса, нашедших средства и помощь, в 1938 году был открыт набор в ХХШ-й выпуск, т.е. в четвертый класс В него вошли несколько кадет ХХИ-го выпуска, оставшихся на второй год, и юноши из других учебных заведений. Таким образом Корпус с тех пор и до своего закрытия имел все восемь классов.

Эти перемены с ХХШ-м выпуском больно отразились и на нашем ХХУ-м. Имея полный комплект классов, начальство переформировало состав батальона Корпуса на три роты, и нашему выпуску, пробывшему свой первый год во второй роте, при переходе во второй класс пришлось оказаться в только что созданной из первого и второго классов третьей роте. Обида была громадная, несмотря на то, что мы являлись старшим классом в роте.

Каждый класс имел своего офицера-воспитателя. В каждой роте, одного из них Директор Корпуса назначал на должность командира роты. Таким образом командир роты совмещал две должности. В помощь офицеру-воспитателю младших классов, определяли одного или двух помощников, обыкновенно из кадет 6 или 7 класса, называемых по-кадетски "дядьками", проводившими с малышами все своё свободное от уроков время. Они брали своих подопечных на прогулки, проводили с ними строевые занятия, следили за порядком и чистоплотностью последних и щедро раз­давали провинившимся наряды или отправляли "на штраф".

"Штрафом" называлось наказание, по которому кадету приказывали стать в определенном месте в положении "смирно" и стоять пока не отпустят. Именно дядьки и преобразовывали детишек, превращая их в настоящих кадет, закладывая в них кадетские традиции и обычаи вдобавок к тем, которые старательно вкладывались в их души офицерами-воспитателями.

Дядьки имели в роте своих воспитанников отдельную комнату, которая называлась "комнатой старших кадет". Особого желания заглядывать в это помещение у ребят не появлялось, так как кроме "своих" дядек тут бывали и дядьки других классов, и уж среди такого количества глаз обязательно можно было влипнуть и получить несколько нарядов вне очереди, то за плохо вычищенные ботинки, то за не застегнутую пуговицу, за складки рубахи на животе, за нечеткое обращение и так далее. Словом, дисциплина кадетская рождалась в этой комнате и внушалась ее обитателями всем малышам с первого дня поступления в Корпус.

В каждом классе назначался "старший" и "подстарший" кадеты класса. Обычно старшим выбирали хорошего ученика, примерного поведения, чтобы возложенные на него обязанности не мешали его учению.

В отсутствии воспитателя или дядек, старший следил за порядком и нес ответственность перед начальством. Он же командовал строем, а в классе подходил с рапортом к Директору корпуса, к инспектору классов и к ротному командиру. На его обязанности было вести учет и расписание нарядов. В классе он сидел на первой парте, непосредственно перед преподавательским столом, занимая ближнее из двух мест к входной двери, чтобы мог сразу подойти с рапортом к входящему начальству. В случае отсутствия старшего, его во всем заменял подстарший.

Образец рапорта входящему в класс офицеру:

quot;Господин полковник! В первом классе по списку 36 кадет. Двое в лазарете, один в отпуску, налицо 33".

Если отсутствующих не было, то вместо перечисления местонахождения отсутствующих, рапорт кончалсядвумя словами: "Налицо все!"

Первые дни

Приезжали первый раз в корпус будущие кадеты из Белграда поездом, садясь на станции "Белград-Дунай". За исключением прибывших в корпус кадет на переэкзаменовки, это была первая группа, явившаяся в корпус за три дня до начала учебного года, в первых числах сентября. На следующий день приезжала вторая рота, а днем позже первая.

Для направляющихся в корпус кадет, в Белграде предоставлялся отдельный вагон "для учеников". Расстояние в сотню километров от Белграда до Белой Церкви поезд покрывал за четыре часа. Чаще всего, малыши ехали сами, и лишь некоторых сопровождал кто-нибудь из семьи. В большинстве случаев это были зарёванные мордочки едущих в полную неизвестность детишек, забравшихся в вагон после прощания с родителями на вокзале. Вдобавок, многие из путешественников были напуганы рассказами некоторых русских гимназистов, остававшихся "на воле", о "страшной" жизни в корпусе

Соперничество, существовавшее между гимназистами и кадетами было нормальным явлением для молодежи, гордившейся каждый своей школой. И хотя "настоящие" кадеты, а после первых трех месяцев жизни в Корпусе к их числу относился весь состав Корпуса, прекрасно знали, что лучше "нашего Корпуса" нет школы в мире, (хотя никто их этому не учил), отношения с гимназистами оставались хорошими, и кадеты лишь смотре­ли на них с долей сожаления: "Ну что можно ожидать от штатского?"

Гимназистам же, жившим "на воле", в свою очередь были совершен­но чужды и непонятны такие вещи как маршировка в строю, строгий распорядок дня, "арестантская" прическа и, конечно, жизнь вне дома, вдали от родителей. Возможно, что известное чувство зависти тоже играло какую-то роль, но в этом они, конечно, не признавались. Поэтому иные гимназисты рассказывали всякие ужасы и небылицы, надеясь напугать тех, кого родители отправляли в Корпус. Когда же появилась первая возможность взять оружие и идти на освобождение далекой но любимой Родины, в первых рядах оказались кадеты Зарубежных корпусов и гимназисты Русской Белградской гимназии.

По прибытии малышей в Белую Церковь, на станции их встречал будущий офицер-воспитатель с дядьками. Приехавших, после проверки по списку, отводили в Корпус. Немедленно производился медицинский осмотр в корпусном лазарете. Из цейхгауза выдавали казенное белье и форму. Водили в баню и стригли головы. В первый день каждому указывали его кровать в спальне и отбирали всю привезенную с собой штатскую одежду. Также отбирали наличные деньги, перочинные ножики и прочие атрибуты "вольной" жизни. Разрешалось сохранить иконку, фотографии родных, носовые платки, носки и письменные принадлежности.

Уже на вокзале ребят ставили в строй и все дальнейшие перемещения производились строем. С момента выхода из бани, уже одетых в форму малышей называли "кадетами". Накормив первоклассников ужином, приводили к общей молитве и производили первую "укладку", то есть объясняли всё, что требуется от первоклассника совершить, перед тем как лечь спать. После осмотра каждого дядькой, первоклассники влезали на свои кровати и укладывались на туго набитые соломой матрацы, лежащие не плоскими блинами а круглыми толстыми колбасами на деревянных досках кровати. Засыпать полагалось на правом боку, правая рука под щекой, левая поверх одеяла. Ночью же позы менялись у кого как.

Выключался свет, и не одна слеза бывала проронена в первую ночь новичками. Заснув, многие приехавшие скатывались с крутых матрацев и падали на пол; дядькам приходилось не одного из них, все еще спящего, поднимать и укладывать обратно в кровать.

На второй день, после утреннего чая, обыкновенно происходило представление класса воспитателем командиру роты, а после этого строевые занятия, с выравниванием по ранжиру и наставлением "помнить свое место в строю". Воспитателем назначались старший и подстарший класса. Затем ребят отводил в класс, где всем предоставлялось право выбора мест за партами на двоих, за исключением старшего и подстаршего, получавшим место, как уже было указано выше, на первой парте прямо перед преподавательским столом.

Объявлялось расписание уроков и раздавались учебники, тетради, карандаши и т.д. В случае, когда некоторых учебников на каждого не хватало, выдавали один учебник на двоих. Соседи по парте должны были разрешить вопрос у кого из них будет храниться какой учебник, а в будущем распределять свое приготовление уроков так, чтобы учебник использовался обоими без споров. Это было как бы первым шагом приучения кадет делить между собой имеющееся добро. Было приказано подписать каждый учебник на внутренней стороне обложки, перечеркнув последнюю в столбце фамилию прежнего владельца. Учебники передавались из года в год в каждом классе, поэтому многие имели комментарии, подстрочники и переводы, написанные предыдущими хозяевами. Но это уже происходи­ло в старших классах в учебниках латыни, законоведения или иностранных языков.

Новые учебники выдавались редко. Закон Божий, русский и сербский языки, арифметика, а затем математические предметы и история России преподавались во всех восьми классах. Изучение остальных предметов и иностранных языков постепенно вводилось с переходом кадет в старшие классы, при сокращении количества начальных предметов. Так например, постепенно сокращалось количество уроков гимнастики, пения и чистописания, взамен которых появлялись древняя история, природоведение, химия, физика, естествоведение, литература, средняя, новая и новейшая истории, латынь, французский или немецкий языки и т.д. К третьему классу оставался один или два урока в распоряжении воспитателя, а с пятого класса его вообще не было, так как курс обучения становился весьма обширным.

В этот же второй день воспитатель знакомился с каждым кадетом и сам представлялся вверенному ему классу. В этот день в корпус начинали съезжаться кадеты второй роты и жизнь начинала приобретать какой-то особый отпечаток, а к наставлениям воспитателя и дядек прибавлялся целый поток замечаний со стороны старших кадет роты. В кипучий улей ротной жизни невольно втягивались маленькие кадеты, начиная постепенно интересоваться всевозможными деталями кадетской жизни.

В этот второй день им впервые приходилось стоять в общем строю роты и идти со всеми вместе строем в столовую. За столами появились новые старшие за столом, со своими требованиями. "Не разговаривать!", "Убери локти со стола!", "Не горбись!", "Положи другую руку на стол!", "Не чавкай, не свинья!" и т.д. Первая поверка в строю всей роты незабываема для малышей. Фельдфебель роты выходил на середину перед строем и называл по классам в алфавитном порядке фамилии кадет, начиная со старшего класса. Именовалось это действо "перекличкой". Кадет, чья фамилия произносилась, отвечал громко из строя: "Я!" За отсутствующих отвечал старший в классе: "В лазарете!" "В отпуску!" и так далее. Никаких иных ответов не допускалось.

С тех пор как я поступил в Корпус прошло более шестидесяти лет, а в ушах все еще звучат голоса ротной переклички, которая нам тогда так понравилась, что в спальне перед укладкой нередко кто-нибудь из одноклассников начинал выкрикивать: "Айвазов!" - "Я!"; "Будилов!" - "Я!" Толеновский!" - "Я!", "Думбадзе!" - "Я!"... Это фамилии некоторых кадет в бытность их в пятом классе.

После переклички происходила первая общая молитва. Всей ротой пели "Отче Наш" и "Спаси, Господи, люди Твоя". Дружно, многоголосно и стройно пела рота. На нас, малышей, в молитве "Спаси, Господи", оставили особенно сильное впечатление слова: "Победы христолюбивому воинству нашему на супротивныя даруяй..." Многие из нас почувствовали и поняли в тот вечер, что это уже относится и к нам. Мы стали частью христолюбивого воинства. Несмотря на то, что мы все еще крепко переживали разлуку с родительским домом и с семьей, - ведь многие из нас впервые в жизни уже целые сутки провели без родителей - невольно закрадывалось чувст­во принадлежности к какой-то другой, еще не вполне понятной, но сильной и дружной семьи.

На третий день прибывала первая рота. Мы все уже знали, что называют ее ротой Его Высочества. К этому, третьему дню своего пребывания в корпусе, прошедшему в строевых занятиях и беседах с воспитателями и дядьками, многие новички вошли в курс целого ряда кадетских новостей и авторитетно делились с остальными одноклассниками своей информацией. В этой информации попадались еще непонятные слова кадетского жаргона, но спрашивать объяснения никто не рисковал.

На четвертый день, в воскресенье, весь корпус шел строем в корпусную церковь, где торжественно служили молебен перед началом учебного года.

С понедельника начинался учебный год

Прическа

Одним из первых ударов по самолюбию "маменькиному сыночку", попавшему в Корпус, было расставание с прической. Как бы коротко волосы ни были подстрижены, даже ёжиком", с ними приходилось расставаться. Все кадеты были стрижены наголо, "под ноль". Таким образом, волос на голове оставалось чуть больше, чем если бы ее побрили. Как только волосы вырастали более одного сантиметра, любое начальство могло приказать "немедленно постричься!" Ротный командир второй роты любил при этом приговаривать: "Это что еще за парикмахеры развелись!".

Стрижка всегда производилась кадетами, умеющими стричь ручной машинкой, а учиться было не трудно: прически не испортишь, стриги, пока машинка стрижет. Когда волосы уже не попадались между зубцами машинки, "прическа" закончена. Почему-то чаще всего стригли друг друга на перевернутом деревянном мусорном ящике в спальне. Все происходило быстро и довольно безболезненно, за исключением тех случаев, когда машинка не была смазана как следует и "драла" волосы. После нескольких криков стригущегося, машинку развинчивали и смазывали постным маслом из лампадки.

Над новичками-первоклассниками, едущими впервые в Корпус, издевались гимназисты: "Постригут тебя, как стригут баранов!" При первой стрижке многие из нас вспоминали эти слова. Но зато, когда мы видели вокруг себя кадет, постриженных точно так же, по-военному, зависти никакой ни у кого быть не могло.

Причин именно такой "прически" было несколько. Во-первых, она способствовала наиболее легким способом держать голову чистой, в особенности малышам. Во-вторых, она напоминала о том, что кадет является военным, поэтому и пострижен по-военному. В-третьих, кадеты с красивыми волосами и кадеты, не обладающие таковыми, друг другу завидовать не могли, так как все оказывались равны.

Красоваться прической и уделять ей много времени - дело женское. Кадет же должен быть красив всем свои внешним видом и поведением. Выправка, аккуратно пригнанная вычищенная форма, вежливость и предупредительность в отношении с другими и с достоинством носимые погоны были более важными атрибутами, чем прическа. С такой логикой бороться невозможно. В особенности, после первых каникул, во время которых большинство гимназисток оставляли своих "длинноволосых" (как мы их называли) кавалеров, предпочитая встречу с подтянутыми, по-военному воспитанными кадетами.

Очень скоро после поступления, мы поняли, что всё, что делается в Корпусе, совершается продуманно и правильно. Тем не менее, перед наступлением летних каникул многие кадеты старались отпустить волосы, чтобы летом был вид прически "ёжиком". Для этого надо было избежать зорких глаз воспитателя или ротного командира, который мог и в последний день перед отъездом на каникулы приказать постричься.

Цейхгауз

Всё белье, обмундирование и обувь кадеты получали из цейхгауза, находившегося в мое время на верхнем этаже между второй и третьей ротами, напротив "музыкалки". Цейхгауз имел свой специфический запах нафталина, стиранного белья, ношенной обуви и креозота, которым смазывали для дезинфекции полы. Заведующим цейхгаузом, каптенармусом был георгиевский кавалер всех четырех степеней вахмистр Вербицкий. Высокого роста, крепко сложенный, с большими усами, вахмистр одним видом являл фигуру полновластного хозяина своих владений. В отличие от гг. офицеров-воспитателей и кадет, говорил он простоватым языком, что немало нас забавляло.

Когда первоклассники прибывали в Корпус, то начальство, не разбираясь особенно в их росте, выдавало им смены белья и формы приблизительно, на основании опыта с прежними классами. Только уж очень неподходящее по росту белье несли обратно в цейхгауз, где вахмистр, взглянув на кадетика из-за прилавка и прикинув в голове нужную "смерку", порывшись в чистых сменах, выдавал замену. Так же заменял он и форму. Что касается ботинок, то их получали и примеряли прямо в цейхгаузе. Из нескольких рядов обуви малыши выбирали себе подходящие и примеряли на скамейке перед вахмистром. Если ботинки не подходили к ноге, Вербицкий строгим голосом приказывал:"Ложи взад!" В течение своего пребывания в Корпусе кадеты не раз слышали этот приказ вахмистра, запомнившийся на всю жизнь. Обращались кадеты к Вербицкому словами: "Господин вахмистр", и очень скоро поняли, что с ним гораздо лучше жить в дружбе, чем во вражде, так как от него зависело какую одежду получишь.

Как уже упоминалось, корпус жил в очень стеснительных, почти бедных условиях. Так например, когда я поступал в корпус в 1937 году, в цейхгаузе выдавались кадетам повседневные формы, которые носили до нас еще кадеты Крымского или Донского кадетских корпусов, не считая кадет нашего корпуса предыдущих выпусков. Всё, что мог себе корпус позволить в мое время, это сшить кадетам по одной смене парадной формы, состоящей из фуражки, парадных двух рубах (защитной и белой), одной парой черных парадных брюк и одной пары ботинок. Вся остальная форма и белье, включая и шинели, бывала уже ношеной кем-то и доставалась по наследству.

Это обстоятельство ничуть не тревожило нас, Княже-Константиновцев, и очень скоро этот материальный недостаток мы заменили в наших понятиях "богатством наследия". Надевая повседневные брюки синего цвета с раструбом, которые носил до нас кадет Донского корпуса, мы чувствовали себя наследниками Донского корпуса. То же относилось и к одежде крымцев.

Белье выдаваемое малышам, приехавшим в корпус впервые, производило не меньший шок, чем стрижка. Белье состояло из нижней рубахи плотного полотна, длинных кальсон из такого же материала, имевших внизу две тесемки, и пары портянок. Что такое рубаха и кальсоны, всем известно, а вот порятнки известны не всем. Это были два белых полотняных куска материи, приблизительно размером 40 на 70 см., заменяющих носки. Такие портянки носили солдаты русской армии. В каждую из них следовало так замотать ногу, чтобы было тепло и удобно ходить, и чтобы они не "выглядывали" наружу. У малышей, привыкшим к носкам, такое чудо долгое время оставалось неосвоенным. Хотя в корпусе и разрешалось иметь собственные носки, (единственное, что разрешалось из одежды), но где и как их стирать оставалось вопросом нерешенным, а портянки сдавались в прачечную и менялись каждую неделю. Приходилось постепенно осваивать и эту науку.

На ночь портянки развешивались под сложенной одеждой на табуретке для проветривания и запах от них был удивительно неприятный, напоминающий испорченный сыр. Поэтому в спальне ночью поистине "пахло казармой". За это благоухание кадеты называли их "сырами", "сырниками" и даже "портками", хотя портки - совершенно другая одежда.

Верхнюю часть портянок надо было уметь как следует завязать тесемками от кальсон, хотя тесемки постоянно развязывались и болтались при ходьбе вместе с упрямыми концами портянок, не желающими оставаться там, где им было предназначено неумелыми детскими руками. В первые недели, главной причиной выхода из строя малышей, просивших на это разрешение, была необходимость поправить тесемки и портянки, торчавшие из-под брюк. Поначалу казалось, что этой науке никогда не научиться. Тем не менее, очень скоро в классе появлялись два-три молодца, осиливших эту премудрость ранее других и становившихся теперь "инструкторами" для своих одноклассников. Справедливость требует отметить, что были и такие кадеты, которые этой премудрости так и не постигли, и носили носки, устроив стирку в городе через швейцара, или еще каким-нибудь другим способом.

В наших спартанских умывалках круглый год текла только холодная вода, и лишь один раз в день, вечером, приносилось несколько кувшинов горячей воды для разбавки холодной в бачках для мытья ног. Ежедневное мытье ног было обязательным, и перед тем как ложиться спать, первоклассник должен был явиться к своему "дядьке" на осмотр. Дядька проверял, хорошо ли вымыты физиономия, шея, уши, руки и ноги, а также вычищены ли зубы. Фамилию каждого проверенного он отмечал в своих записях и словчить от такого осмотра было делом безнадежным. А что касается портянок, то все, научившиеся носить их, оценили их как удивительно хороший и простой способ держать ноги в теп­ле и в удобстве при постоянной маршировке. Бесспорно, носить носки было проще и красивее, но на такую роскошь денег в корпусе не было.

На первой неделе после прибытия всего состава корпуса, в каждой роте выстраивали кадет по общему ранжиру - по росту, невзирая на классы - и каждому назначался его порядковый номер. В дальнейшем, эти номера в цейхгаузе отмечались тушью на белье и каждый кадет получал свою смену. Износившееся белье заменялось в цейхгаузе в таком же порядке, как и при его получении в первый раз. Собственной прачечной в корпусе не было, поэтому белье отдавалось в стирку в город. Обмен белья происходил раз в неделю.

Расписание дня

Вся жизнь в Корпусе протекала по расписанию

Утра: Первый сигнал

Дежурный горнист трубил 1-й сигнал. Это побудка для наряда, а также и для тех кадет младших классов, которым за какой-то поступок было дано наказание: "Завтра встанешь по первому сигналу". Все кадеты вставали по второму сигналу горниста в 6.00 часов, и, казалось бы, такое наказание - встать на 15 минут раньше, - было пустяковым. На самом же деле кадеты крайне не любили этого наказания, так как обычное вставание в 6 часов утра уже само по себе было для многих делом неприятным, а тут "на целых четверть часа раньше!" По большей части, это взыскание накладывали наши классные дядьки, главным образом за какое-нибудь "не успел": "Не успел пришить пуговицу", 'не успел как следует почистить ботинок" и т.д.; за все отговорки, включавшие слова "не успел", роковое "встанешь по первому сигналу" можно было заслужить и за другие провинности.