Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении. Отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всяко животно благоволение.

После еды (молитва пелась всей ротой)

Благодарим, Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и небесного Твоего Царствия.

Вечерние молитвы (пелись всей ротой)

Отче наш, иже еси на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на Небеси и на земле. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.

И непосредственно после "Отче Наш":

Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое; победы христолюбивому воинству нашему ни супротивныя даруй, и Твое, сохранияя крестом Твоим, жительство.

После пения ''Спаси, Господи", читалось ПОМИНОВЕНИЕ:

Упокой, Господи, души усопших раб Твоих: Государя Императора Николая Второго, короля Александра Первого (а после его гибели - короля Петра Второго) - М.С.), шефа корпуса великого князя константина константиновича, боина болярина Петра (генерал Врангель - М.С.), воина Бориса (первый директор корпуса ген. Адамович - М.С.), и всех офицеров-воспитателей, преподавателей и кадет на поле брани живот свой положивших и в мире скончавшихся. Прости им все прегрешения вольная и невольная и даруй им Царство Небесное.

КАДЕТЫ И "ЗВЕРИ"

Очень скоро после поступления в корпус новичкам становилось известно. что весь состав корпуса делится на две части: на кадет и "зверей". К кадетам относились все восемь классов воспитанников. К "зверям" - всё не состоящее из кадет начальство: воспитательский и преподавательский составы. Сюда же включались и директор и эконом. Словом, всякий, могущий "приказать" кадету, не будучи сам кадетом, считался "зверем". Исключением из общего правила, пожалуй, были лишь наши священники, совесть не позволяла отнести их к этой категории.

Такое искусственное деление не имело никакого отношения к личности человека, принадлежавшего к указанной категории. Самый любимый воспитатель или преподаватель находился в категории не за свои личные качества, а лишь в силу своего положения.

Начало этому делению было положено много лет тому назад. Можно предположить, что основной мыслью явилась установка, что кадеты представляют собой беззащитных существ предоставленных на растерзание зверей. Исходя из такой точки зрения, каждый имеющий право ущемить кадета тем или другим способом попадал в категорию "зверей".

В старое время в России в кавалерийских училищах было похожее деление самих юнкеров, но с обратным смыслом. Там "зверями" называли младший курс юнкеров, а старший курс представлял собой "благородных корнетов". И смысл заключался в том, что "звери" должны были трепетать перед старшим курсом, представлявшим собою "совершенство". Всё это, разумеется, в кавычках.

Поскольку старшие кадеты и "дядьки" также подлежали возможной расправе от начальства, то они к "зверям" не причислялись.

По существу, это деление оставалось без всяких последствий и отражалось только в кадетском языке, обобщая начальство одним словом для удобства. Вспоминая о каком-то событии, достаточно было сказать "зверей не было", чтобы всё стало понятным. С другой стороны это облегчало соблюдать неписанные правила кадетского товарищества, когда требования "зверя" шли вразрез с кадетскими традициями. В таких случаях следовало подчиняться требованиям товарищества. Например, "зверь" мог потребовать от дежурного назвать фамилию кадета, разбившего оконное стекло в классе. По кадетским традициям, разбивший окно должен сам в этом признаться. Дежурный мог ответить только "Не могу знать!", за что иногда бывал и наказан, но выдавать товарища он не смел.

В жизни кадета в корпусе таких и подобных положений бывало немало, и необходимо было с первых дней уяснить какой поступок достоин кадета, а какой нет с кадетской точки зрения. Поначалу бывали промахи, но главным образом поначалу. Нередко ни в чем неповинный кадет принимал на себя вину провинившегося, спасая товарища, которому грозила большая кара. Бывали случаи, когда весь класс брал на себя ответственность за какой-нибудь проступок "отчаянного" одноклассника, которому могло грозить исключение из корпуса ввиду его прежнего поведения. Но совершённый проступок не мог идти вразрез с кадетскими традициями или нести в себе недостойное в кадетской семье поведение, как например, кражу, оскорбление офицера, неуважение к погону и тому подобное. За такого кадета не только никто не заступится, но еще и могут ему устроить "тёмную": накроют одеялом в спальне и отлупят как следует общими силами. А потом объявят ему бойкот, полностью перестанут с ним общаться. Такие случаи происходили исключительно редко. По всей вероятности, сама возможность подобного наказания служила сдерживающим началом. За время моего пребывания в корпусе я не помню, чтобы кому-нибудь устраивали "тёмную".

В подавляющем большинстве случаев приговоры кадетского суда бывали справедливыми. Для тех же, кого запугало слово "тёмная", да будет известно, что случаев телесных повреждений наказанного таким способом в нашем корпусе никогда не бывало. Зато происходили случаи, когда кадеты выживали из своей среды "порченое яблоко" путем жестокого бойкота, но не физической силой. Не выдерживая остракизма, бойкотируемый сам обращался к родителям чтобы его забрали из корпуса. За всю историю нашего корпуса таких случаев было один или два. Зато происходило немало случаев, когда именно такими "собственными" мерами одноклассники исправляли провинившегося и через определенный промежуток времени снимали с него "бойкот", принимая обратно в свою семью, и инцидент бывал исчерпан.

Ни в нашем корпусе, ни в одном другом нам не были известны случаи, чтобы кадет подвергался бойкоту одноклассников вторично. Одного раза хватало на всю жизнь. Чтобы избежать несправедливых приговоров сурового характера, кадеты часто прибегали к помощи старших выпусков за их советом. В таких случаях решение старших было обязательным.

Мы говорили об общепринятых традициях кадетского товарищества. Когда же выпуск принимался в "традиционеры" и приносил присягу традициям корпуса, официально запрещенным, то всякие наказания со стороны выпуска одного или нескольких кадет, были связаны с предписанными правилами в традициях, остерегающих от несправедливого суда.

Первый директор нашего корпуса генерал-лейтенант Борис Викторович Адамович, высокой культуры, прекрасно образованный офицер, искренне любивший кадет, не любил кадетских традиций. Он считал, что в корпусе есть только одни правила, установленные им, корпусным начальством, а существование кадетских традиций как бы подрывает их авторитет. Со смертью генерала Адамовича смягчилось и отношение начальства к этим традициям.

Официально традиции были запрещены, как и прежде, но начальство смотрело сквозь пальцы на традиционные мероприятия кадет, сознавая, что эти традиции только укрепляют дух воспитанников и являются скорее поддержкой и помощью начальству, а не препятствием.

На ротный праздник роты Его Высочества в 1934 году генерал Адамович передал кадетам "Шестьдесят семь моих заветов кадетам Первого русского Великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса". Каким-то чудом они сохранились у меня.

Самое главное

1. Быть верным старой России и относиться уважительно к ее прошлому.

2. Быть верными Югославии.

3. Уважать религии.

4. Уважать Русские старые обычаи.

5. Охранять нашу национальность.

6. Помнить, чье имя носим. (России, Св. Благоверного и Великого князя Александра Невского, Шефа корпуса).

7. Сохранять Русский строй и выправку.

8. Подчиняться не рабами, а доброй волей.

Отношение к корпусу

9. Любить корпус, как любят старые кадеты.

10. Не грязнить гнездо и будущие воспоминания о своем детстве, отрочестве и юности

11. Оберегать дом корпуса и всё в нем.

12. Соблюдать в корпусе гостеприимство к старым кадетам.

13. Не набрасывать тень на кадет своим поведением вне корпуса.

14. Соблюдать форменность кадетской одежды..

Облик кадета

15. Быть бодрым.

16. Закалять свою волю.

17. "Терпеть безропотно лишенья".

18. Быть всегда и везде "с поднятым забралом".

19. Смотреть людям в глаза.

20. Быть честным во всем.

21. Помнить, что честный в великом лишь честный в малом.

22. Не обманывать.

23. Не лгать.

24. Не хвастаться.

25. Не хамствовать.

26. Не быть грубым.

27. Быть приличным.

28. Не сквернословить.

29. Не опускаться.

30. Быть чистоплотным.

31. Держаться скромно.

32. Соблюдать трезвость.

33. Знать свои недостатки.

34. Не оправдываться ни тем, что "все по-волчьи воют", ни тем, что "один в поле не воин".

35. Быть, а не казаться.

36. Быть благодарным.

Взаимоотношения

37. Помогать товарищам.

38. Не завидовать.

39. Поддерживать выдающихся.

40. Не нарушать прав собственности.

41. Делиться.

42. Не делать бесчестного ни ради товарищества.

43. Не подводить товарищей под ответ за свои поступки.

44. Не преклонять служебный долг перед долгом товарищества.

45. Почитать требующего по долгу службы.

46. Не оскорблять.

47. Помнить: оскорбление товарища оскорбляет товарищество.

48. Поддерживать взаимную уважительность.

49. Младшим не драться, старшим не расправляться насилием.

50. Уважать молящегося.

51. Охранять младших кадет как братьев.

52. Если загрязнился, не грязнить чистых.

53. Не соблазнять "малых сих".

54. Не дружить во вред товариществу.

55. Не образовывать партий.

56. Поссорившись, думать о мире.

57. Не доносить и не сплетничать.

58. Выдавать через старших: антинационалистов, развратников, развращающих, хулящих корпус и воров.

Из правил общежития

59. Не лишать товарищей удобств общежития.

60. Стеснять себя, чтобы не стеснять товарищей-

61. Не бояться быть вежливым.

62. Уважать чужое горе, печаль, радость и веселье, отдых, сон, труд и покой.

63. Не выдавать грубостью и руганью своей ненаходчивости и ограниченности.

64. Не барствовать перед прислугой.

65. Не брать пищу до раздачи.

66. Соблюдать за едой приличие.

67. Не проявлять и не вызывать брезгливость.

Заповеди эти были приняты кадетами и чтились насколько это было возможным, так как подавляющее большинство из них совпадали и с традиционно существующими правилами кадетского товарищества. Заветы генерала Адамовича ярко отражали высокие черты характера, которые старался привить нам первый директор нашего корпуса. В этих заповедях было намного больше глубоких мыслей, чем могли бы кадеты-юноши сами придумать. Тем не менее, сорок четвертая и пятьдесят восьмая заповеди, принуждающие к "выдаче" кадета, не были по сердцу кадетской семье и не исполнялись почти никогда. Это не значит, что кадеты были не согласны со смыслом этих заповедей. Не согласны кадеты были с требуемым методом, имея на это свой собственный подход, приводящий к тем же результатам.

Поняв и оценив высокие идеалы заповедей в целом, можно себе представить и высокий моральный облик офицера, составившего их.

Что касается кадетских традиций, то они приносили много больше пользы, чем предполагаемого начальством вреда, ибо сближали тесную кадетскую семью воедино и основывались на глубоком патриотизме и любви к своей великой Родине России, к ее историческому прошлому, к былой воинской славе ее, к преданности югославскому королю Александру Первому, к любви и преданности к корпусу и к любовной памяти всех кадетских корпусов, памятуя, "чье имя мы носили".

Честность, порядочность, благородство поступков и братское товарищеское отношение, как и любовь и уважение ко всему кадетству в целом и кадета к кадету в частности, были заложены в основу этих традиций. Кадетские традиции как бы подчеркивали свои добровольно избранные, а не полученные сверху идеалы. И требование этих традиций зачастую бывали большими, чем требования начальства.

Вот почему время от времени начальство не так рьяно преследовало исполнение кадетами своих "традиционных" церемониалов. Быть может, многие "звери" в душе понимали, что они частично, или даже по большей части, были теми, кто заложил идеалы, воспринятые кадетами в их традициях. Среди "зверей" было много бывших кадет. Не могли они не понимать горячности и рвения своих воспитанников-кадет, таких же, какими когда-то были они сами.

ТРАДИЦИИ

В основном, наш корпус сохранял традиции старых корпусов Российской империи. Но наше беженское существование, а также и роль "наследников" всех кадетских корпусов, принесли и новые собственные традиции нашего корпуса. Часть их была взята от предков - корпусов, часть полностью создана нашим.

Кроме корпусных официальных традиций, существовали и кадетские традиции, соблюдаемые "кадетами традиционерами" и формально запрещаемые начальством. О них поговорим отдельно.

Говоря о корпусных традициях, я имею в виду то, что соблюдалось из года в год и не осуждалось начальством. Вот несколько примеров:

	Все кадеты княжеконстантиновцы были друг с другом "на ты". Это относилось как к живущим в корпусе, так и к окончившим кадетам.
	В день корпусного праздника и в день Причастия все поссорившиеся кадеты мирились между собой.
	В день праздника роты Его Высочества, 19 декабря, в память Донского императора Александра III кадетского корпуса, в котором военные термины и наименования исполнялись по кавалерийскому уставу, обычные пехотные сигналы заменялись кавалерийскими.
	В канун праздника роты Его Высочества, в расположение роты вносилось знамя Полоцкого кадетского корпуса, считавшееся и нашим корпусным знаменем. В течение 24 часов кадеты роты Е.В. дежурили по очереди у знамени. По традиции, в этот день по всему корпусу соблюдалась полнейшая тишина; за исполнением традиции следили сами кадеты.
	В первое воскресенье после возвращения с пасхальных каникул, на Радоницу, корпус ходил на кладбище где были похоронены умершие кадеты и чины корпуса. Вероятно, это было традицией всех кадетских корпусов.
	Всех новопроизведенных кадет в вице-унтер-офицеры и в вице-фельдфебели кадеты традиционно "качали", то есть подхватив произведенного, подкидывали его в горизонтальном положении вверх с криками "ура!".
	Директора корпуса на корпусной праздник усаживали в кресло и на руках несли по всему коридору до его квартиры, так же сопровождая криками "ура!". То же делали и с ротными командирами на корпусной и ротный праздники, неся их к дежурной комнате, показывая этим свою любовь, благодарность и преданность.
	Оркестр, выходя из корпуса в сопровождении не менее полуроты, первым номером играл марш "Тоска по родине". Хотя этот обычай и был взят из традиционной тетради, начальство не могло протестовать против подчеркивания тоски кадет по России. Проходя мимо здания института, оркестр играл марш "Дни нашей жизни", игривые слова к музыке которого были: "По улицам ходила большая крокодила...", и т.д. После похорон, выйдя с кладбища, при первом повороте улицы, оркестр играл пехотный марш, так водилось и в Императорской армии. В нашем корпусе всегда этим маршем был "Стенька Разин".
	В день 15 мая кадеты восьмого класса кончали свое обучение в классах и переходили на подготовку к сдаче государственного экзамена зрелости, называемого "большой матурой" (перевод с сербского "велика матура". М.С.). В этот день, по установленной традиции, восьмой класс после завтрака становился группой перед дверьми роты Е.В., через которые проходили строем остальные кадеты на утренние занятия, и пели хором: "Дети, в школу собирайтесь". Этим выпускной класс как бы подчеркивал факт конца своего обучения в школе, а нам, "детишкам", напоминал, что нам всё еще пред стоит учиться....

Когда прохождение строя заканчивалось, кадеты седьмого класса "держали ответ". Собравшись так же классом напротив восьмиклассников, они таким же манером, хором, разбирали на разные мотивы каждого кадета в отдельности и весь выпуск в целом, вспоминая совместно пережитые события и отдельные моменты. Начальство тоже смотрело на эту традицию сквозь пальцы и удалялось, чтобы не препятствовать и не смущать "ответа", в котором иногда открывались и неведомые прежде похождения кадет, а зачастую продергивались воспитатели и преподаватели. Обыкновенно, ответ начинался с обращения к целому выпуску остерегающими от заносчивости словами, вроде "Рано, пташечки, запели", или подобными.

Некоторые преподаватели, особенно любимые кадетами, нарушали свой педагогический этикет и пробирались в ближайшие классные помещения, где, невидимые для остального начальства, слушали полностью всё кадетское остроумие. Затем так же незаметно отправлялись в учительскую комнату, где передавали остальным преподавателям свои впечатления, не выдавая, однако, никаких секретов или тайн. Обычно, таких преподавателей находилось два-три, не более.

Весь ответ бывал размножен на шапирографе (Шапирограф, один из первых приборов, позволявших копировать бумаги, документы.. Изобретателем шапирографа по всей вероятности является советский физик Федор Львович Шапиро (1915-1973). Метод копирования Шапиро явился предтечей ксерографии, появившейся в 50-х годах прошлого столетия. (Ред.)) "на память" и впоследствии каким-то образом становился известным и остальному персоналу корпуса, который в свою очередь так же смеялся или морщился над некоторыми строчками.

Как бы то ни было, начальство ответа "не слыхало и не читало", и никаких последствий дисциплинарного характера никто из авторов никогда не потерпел. Разве только, после сдачи матуры, на банкете по этому поводу, когда за стаканом вина воспитатели или преподаватели разговаривали с уже "бывшими" воспитанниками, кто-нибудь из начальства, бывало, спросит: "А это правда, что ты делал то-то и то-то?", или: "Так это ты ходил в самодрал тогда-то?", и т.д. Этим нам давалось понять, что начальство знало ответ.

Помимо ответа, по всей длине одной части коридора роты Его Высочества в этот день развешивались карикатуры, нарисованные кадетами-художниками: восьмым классом - на седьмой, а седьмым и шестым - на выпускников. На эти карикатуры начальство в присутствии кадет не обращало внимания, но во время занятий, когда все кадеты находились в классах, внимательно их рассматривало.

В этот день, помещения восьмого и четвертого классов бывали украшены зеленью и лентами, так как это был последний день уроков, которые, фактически, не проводились, поскольку все отметки уже были выставлены. Четвертый класс также кончал занятия 15 мая; в оставшееся до конца учебного года время класс готовился к сдаче "малой матуры" - государственного экзамена, необходимого при переходе в следующий, пятый класс.

В восьмом классе традиционно ставился небольшой картонный гроб, в который бывали набросаны учебники латинского языка, а после обеда торжественно устраивались "похороны" латыни с соответствующим церемониалом и "надгробными" речами.

Повторяю, все традиции, связанные с пятнадцатым мая были известны начальству, но оно делало вид будто ничего не видит и не знает. Ничего неприличного, оскорбительного, пошлого или недостойного в этих традициях не было, что давало начальству возможность "ничего не замечать", а в наших глазах это только подымало их авторитет

)

КОРПУСНОЙ

Самым большим ежегодным праздником был праздник корпуса, день, когда наша церковь чтит память небесного покровителя корпуса, св. благоверного и Великого князя Александра Невского 6 декабря (23 ноября по ст.ст.) В кадетском лексиконе использовалось только одно слово: "Корпусной", слово "праздник" опускалось. Но когда слышалось слово "Корпусной", не оставалось сомнений, что за ним стоит множество восклицательных знаков, и это слово приобретало извест-

ю_________________________________

ную магическую силу. Сколько всего волнующего, незабываемого бывало связано с этим праздником и с приготовлениями к нему!

Много "первого" предстояло для первоклассников на этот первый Корпусной. Первое построение целым корпусом, первая "Заря с церемонией", первый парад. На генеральной репетиции - первая встреча с институтками. Им посчастливится впервые увидеть корпусную "девятку" и фанфаристов с малиновыми прапорами. Первый раз они услышат марш "Герольд", традиционно исполняемый на Корпусной, а также встретятся впервые со старыми кадетами. И еще и еще. Всё это будет впервые для малышей. Обо всем предстоящем они узнавали главным образом от кадет старших классов и от своих дядек, которых засыпали бесконечными вопросами.

Приготовления к корпусному празднику начинались уже в октябре, через две-три недели по прибытии кадет в корпус. Ротные строевые занятия подготовляли к построениям и к параду. Поскольку производились они в строю, но по общему ранжиру, а не по классам, то к указаниям начальства добавлялись и наставления стоявших рядом в строю кадет старшего класса. Эти наставления давались в более угрожающей форме. Оркестр на сыгровках разучивал не только музыку, связанную с церемониалом и парадом, но и концертные музыкальные произведения, которые будут исполняться в программе перед корпусным балом. На уроках пения разучивали "Наш Полк", песнь Дворянского полка "Братья, все в одно моленье", а также русский и югославский гимны.

Всё это будет исполняться первоклассниками впервые на корпусной праздник, и исполняться всё должно "на славу", ведь это же будет Корпусной! Если в корпусе от кадет всегда требовалось четкое исполнение команд в строю, бравый и подтянутый вид, выглаженная одежда с начищенными до блеска ботинками и сияющими бляхами и парадными пуговицами, то к Корпусному сами кадеты требовали от себя большего, чем казалось возможным. И добивались!

Все кадеты, принимавшие участие в концертном отделении программы бывали заняты на репетициях, а первоклассников подготовляли главным образом к строевому экзамену, так как на Корпусной все могли идти в отпуск. На строевых занятиях малышей гоняли, чтобы они не испортили общего вида строя. На самый день праздника младшие классы на программе и балу не бывали. Вся программа им показывалась на генеральной репетиции, на которую приглашались и институтки младших классов. Всё это очень скоро становилось известно первоклассникам, и интерес ко всему ожидаемому и до сих пор невиданному разгорался с каждым днем.

шивания этого расписания во всем корпусе только об этом и говорилось и только к этому и готовились кадеты всех классов. За исключением очень немногих, большинство преподавателей сознавало внутреннее состояние своих учеников и бывало более снисходительным и менее требовательным к задаваемым урокам. Некоторые преподаватели разрешали кадетам-художникам рисовать папки, в которые вкладывались официальные программы вечера и бала.

На корпусной праздник, по издавна установленной традиции, всему начальству, как корпуса, так и института, преподносились красиво разрисованные папки с программой. Офицеры корпуса получали программы с нарисованным военным сюжетом, а персонал института - что-нибудь в дамском стиле. Надо отдать справедливость, что в корпусе всегда находилось достаточное количество художников, чтобы нарисовать для всех, кому полагалось, очень неплохие, а по большей части и очень красиво исполненные папки. Кроме того, у многих кадет старших классов уже были знакомые институтки, и-кавалеры "заказывали" у художников особые папки для своих дам. Заказы обыкновенно оплачивались котлетами или коржами, в зависимости от занятости и таланта художника. Папки эти впоследствии бережно сохранялись многие годы теми, кто их получил...

За день до репетиции "зари с церемонией", к первоклассникам обычно приходил в класс кто-нибудь из музыкантов и задавал вопрос:

"Кто хочет играть в оркестре?" Среди малышей, знающих в чем дело, попадались и наивные, и всех выразивших желание отводили в музы-калку. Тут им выдавали "Сидоль" - жидкость для чистки меди, тряпки и медные инструменты, с указанием до какого блеска их следует довести.

Попасть в музыкалку малышам казалось событием, а возможность дунуть в какой-нибудь инструмент во время чистки, хоть и неумело, представляла большой соблазн. Обида обмана тут же забывалась и инструменты на Корпусной слепили своим блеском.

Репетиция зари с церемонией производилась обыкновенно за день до настоящей, вместо одного или двух предобеденных уроков. Для этого роты, выстроенные по общему ранжиру, вздвоенными рядами по четыре в ряд, разбивались на взводы и в таком построении спускались по лестнице в Полтавский коридор и пристраивались к роте Его Высочества. По длине коридора заранее проводилась карандашом линия, по которой выравнивала носки первая шеренга всего батальона. Затем производилась полностью репетиция всей зари. Вслед за зарей репетировали парад. Одного раза всегда бывало достаточно для того и другого, и хотя это была только репетиция, разницы в исполнении и стараниях кадет по сравнению с настоящей зарей и парадом не было никакой.

12 ______________________________________

кадет и институток. На самом вечере бывали только старшие классы, как одних, так и других. Кроме того, на сам Корпусной, после программы начинался бал, которого на генеральной репетиции, конечно, не было. В остальном, вся программа исполнялась целиком. Фактически, это был вечер для младших классов. В корпусном зале перед сценой расставлялись рядами стулья для начальства обеих школ, а далее скамейки из столовой. По левую сторону отводились места для наших гостей институток, по правую - скамейки для кадет. Посредине оставлялся приблизительно двухметровый проход. В этом проходе расставлялись через каждые несколько рядов стулья для классных дам, следивших за своими воспитанницами. Главная же их задача на самом деле была следить чтобы не происходило передачи писем или записок, в особенности когда тушили свет для фотографирования при помощи вспышки магния.

При всех предпринятых начальством предосторожностях в этом направлении, успеха они никогда не имели. Приготовленные для передачи письма либо приклеивались под одну из скамеек нашим гостьям, либо прятались в одной из ниш в стене у которой сидели наши дамы сердца. Когда гасили свет, некоторые классные дамы, сидевшие посредине зала, совершенно напрасно махали руками наподобие ветряных мельниц, в надежде перехватить почту...

Перед началом программы всем гостьям раздавались отпечатанные на шапирографе программы вечера. Кадем также раздавали программы, но главным образом бракованные при печатании.

За редким исключением, программа начиналась какой-нибудь постановкой. Ставили одноактные пьесы или отрывки. По окончании постановки, актеров и актрис ставили в заранее определенные позы и фотографировали. Именно в этих местах и тушился свет.

Марш "Герольд" традиционно открывал второе отделение программы. Оркестр размещался на сцене за закрытым занавесом. Из столовой справа выходили четыре кадета в фуражках с приставленными к плечу фанфарами, на которых были прикреплены малиновые прапоры. На них красовались большие вензеля Шефа корпуса. Окраска прапоров и вензеля полностью соответствовали цвету наших погон.

Фанфаристы останавливались перед серединой сцены и поворачивались в полоборота лицом к залу. При этом ноги слегка расставлялись с тем, чтобы раструб фанфары упирался в правое колено. Не было в истории корпуса случая, чтобы это зрелище не вызывало глубокого потрясения у тех, кто впервые увидел его. Большинство малышей тут же решало, что достигнув восьмого класса во что бы то ни стало будут фанфаристами.

По еле слышной команде четыре фанфариста как один подносили свои инструменты к губам и раздавался марш "Герольд". Вначале фанфары шли вместе с оркестром, затем играли одни фанфары, потом один оркестр, после этого играли вместе, и как бы перекликаясь, продолжали играть.

Этот марш настолько глубоко проник в сердца княже-константи-новцев, что они неофициально считали его как бы "своим". При звуках этого марша кадеты нашего корпуса в день Корпусного праздника переносятся мысленно в родное гнездо.

Взрыв овации всей присутствующей молодежи раздавался немедленно после последней сыгранной ноты, и нередко бывали случаи, когда молодежь с обеих сторон зала добивалась повторения номера.

Дальнейшая программа менялась из года в год, в зависимости от талантов кадет того года: сольные выступления, декламации, сольные или групповые номера музыкантов, струнного окрестра и т.д. Самым тщательным образом составлялась предлагаемая программа, и принимали в ней участие лучшие из лучших.

Традиционно, последним номером была знаменитая кадетская "девятка". Перед сценой устанавливались параллельные брусья и кожаные матрацы возле них. Преподаватель музыки отбивал по клавишам рояля марш "Тоска по Родине", и девять лучших гимнастов корпуса, в затылок один другому, входили строем в зал. Обойдя брусья они останавливались перед сценой лицом к залу в гимнастическом "стоять вольно", т.е. заложив руки за спину. Еще не успевали они сделать первое упражнение, как бурные приветствия охватывали зал.

Широкоплечие, стройные, подтянутые, в гимнастических тапочках, синих рейтузах, в которые заправлены белые тельники безрукавки с черным двуглавым орлом на груди, эти красавцы вызывали овации одним своим видом. И у многих одноклассников в тот вечер появлялась новая дилемма: "Можно ли одновременно быть и фанфаристом и гимнастом в 'девятке'?" По очереди гимнасты исполняли сначала общее "казенное" упражнение, затем каждый проделывал свое собственное.

Финалом выступления гимнастов являлась "пирамида" на брусьях. Не исключена возможность, что на генеральной репетициии бывало заложенным то замечательное, дружеское отношение, сохранившееся на всю жизнь между кадетами и институтками. Девочки и мальчики вместе переживали красоту виденного, и вместе "забывались" и, реагируя в ажиотаже, может, и вели себя менее скромно, чем это было предписано начальством. Восторженные, полные гордостью за свой корпус, детские глаза кадет встречались с такими же восторженными глазками маленьких дам, в которых сквозило взаимопонимание. Эти моменты запомнились, а взаимопонимание сохранилось навсегда.

состояние идеальной чистоты и образцового порядка. В музыкалке придавался блеск недочищенным инструментам. При таком положении, о каких серьезных уроках могла идти речь?!

В канун Корпусного, ужин подавался рано, после чего кадеты надевали парадную форму и корпус шел в церковь. В большинстве случаев на корпусной праздник в церковных службах кроме корпусного священника сослужили приглашенные батюшки институтской и городской церквей, что придавало богослужениям особую торжественность.

После всенощной, кадеты возвращались в роты где их распускали на 15 минут перед построением к заре с церемонией. За эти пятнадцать минут следовало взять фуражки и привести себя в полный порядок.

Несмотря на то, что перед уходом в церковь вид каждого в отдельности кадета бывал проверен ротным фельдфебелем и дежурным офицером, еще раз производились добавочные чистки обмундирования, заправки складок на спинах друг друга, смазывание козырьков на фуражках постным маслом из лампадок и натирание их до максимально возможного блеска. Последнее делалось тайком от начальства.

В момент, когда раздавалась команда "Строиться по общему ранжиру!", легкая дрожь охватывала большинство кадет всех классов. Вся церемониальная часть корпусного праздника и построение бывали особо торжественными и почитаемыми всеми кадетами. -Еще раз производился тщательный осмотр всех кадет. Наконец, после команды вздвоить ряды, когда рота стояла в четырех шеренгах, происходил последний осмотр первой шеренги командиром роты. Если почему-либо вид стоящего в первой шеренге кадета не удовлетворял ротного, он менял местами этого кадета с кадетом, стоящим ему в затылок. По окончании последней проверки, вторая рота строем спускалась в Полтавский коридор, где пристраивалась к левому флангу роты Его Высочества. Когда в корпусе бывало три роты, то и третья так же пристраивалась к левому флангу второй.

Выстроенным батальоном командовал старший из командиров рот. На корпусной праздник, как и на праздник роты Его Выочества, все господа офицеры надевали свои парадные формы с орденами. Первоклассникам приходилось наблюдать их в таком виде впервые, так как в обыденной ежедневной корпусной жизни офицеры не носили всех своих орденов. В глазах кадет, наличие боевых орденов на груди немедленно поднимало еще выше авторитет носивших их офицеров. Академические значки такого эффекта на кадет не производили.

Приглашенные гости становились вдоль противоположной стены коридора лицом к строю. Среди них бывало несколько офицеров из Инвалидного дома, приехавшие родственники кадет и приглашенные гости, в число которых входили и представительницы институток с классными дамами. Окончившие корпус кадеты стояли отдельным

взводом в общем строю на правом фланге батальона, между оркестром и ротой Его Выочества.

Выравненный батальон стоял в ожидании начальства. Через несколько минут, слева от строя, в конце коридора, где находился кабинет директора корпуса, открывалась дверь и одновременно раздавалась команда командующего батальоном: "Батальон, смирно! Равнение на-лево!" Не успевала смолкнуть команда, как оркестр вступал игрой встречного марша. Под звуки Преображенского марша, навстречу директору направлялся командующий батальоном. Директор шел в сопровождении дежурного по корпусу кадета, несшего в руках приказ и пакет с нашивками. Встретив директора и отрапортовав о наличии батальона, выстроенного для зари с церемонией, командующий пропускал директора и следовал за ним до середины строя, где директор останавливался.

Поздоровавшись с кадетами, директор обращался с речью к строю, перечисляя все корпуса, праздновавшие в этот день свои корпусные праздники. Обыкновенно, речь директора кончалась объяснением, почему именно в этот вечер, для примера остальным, отмечались достоинства лучших кадет старшего класса. Закончив речь, директор называл фамилию вице-унтер-офицера, исполнявшего должность вице-фельдфебеля роты Его Высочества. Отпечатывая каждый шаг, вызванный отделялся от правого фланга, подходил к директору и останавливался перед ним, беря под козырек.

Стоявшим в строю малышам не было видно всего происходящего, но шаги вызванного и все произнесенные слова долетали до их ушей. Как только шаги стихли, слышалось: "Поздравляю тебя вице-фельдфебелем роты Его Высочества!" - "Покорно благодарю, ваше превосходительство!", слышался ответ. Беря одну из золотых нашивок от стоящего рядом дежурного по корпусу кадета, директор подвязывал ее к погону произведенного фельдфебеля. Вслед за этим, директор вызывал: "Старший кадет", называя фамилию следующего счастливца. Как и фельдфебель, таким же шагом выходил следующий вызванный.

16__________

бавки баллов по поведению. Ввиду присутствия гостей, в приказе н< упоминалось, с какого балла на какой прибавлялось. Вместо этого чи талось: "прибавить по одному", или "по два балла по поведению" I-перечислялись фамилии кадет. Каждый кадет точно знал, на сколько ему назначена прибавка, а приглашенные гости не знали, с какогс балла прибавляли, После чтения приказа приступали к "Заре". Она начиналась с барабанной дроби, при окончании которой вступал оркестр, исполнявший "зарю" и вообще всю военную музыку в корпусе по нотам, вывезенным из России.

"Отче наш" и "Спаси, Господи". Поминовение в канун корпусного праздника читал кадет роты Его Высочества. На этот раз читалось "большое" поминовение, отличавшееся от ежедневного тем, что поминались все Государи, начиная с Александра Первого, а также добавлялись и некоторые великокняжеские особы, имевшие отношение к кадетским корпусам.

После молитвы, исполненной всем корпусом, кадет возвращали в роты. Рота Его Высочества оставалась в строю пока остальные роты маршировали в свои помещения. Не успевали младшие кадеты еще остановиться у себя в ротах, как со второго этажа раздавалось "Ура!" Это старшая рота, после команды "Разойтись!" бросалась ко всем новопроизведенным и под крики "Ура!" - "качала" их. Подхватив целой группой одного из новопроизведенных, кадеты подкидывали его вверх по много раз, проявляя свою радость за товарищей и гордость за произведенных. К глубокому огорчению кадет второй и третьей роты, им не разрешалось принимать в этом участие в тот вечер, да и возможности не было, так как удаляться из рот запрещалось.

Зато на следующий день утром, когда новопроизведенные подымались наверх в швальню, принося свои погоны для пришивания нашивок, их ловили отчаянные головы кадет второй роты, силком втаскивали в свое помещение, и тут уж никакой воспитатель был не в силах остановить качанье новопроизведенного. Да они и не старались, понимая кадетскую традицию; под конец они сами подходили и поздравляли героя дня. Кроме официального рукопожатия, офицер обнимал и целовал кадета, так, как бы это сделал его отец.

На качанье новопроизведенных кадетами второй роты воспитатели смотрели сквозь пальцы, хотя правила запрета покидания роты бывали нарушены. Швальня находилась за пределами роты, следовательно, кадеты, ловившие счастливчиков у швальни, самовольно выходили из роты и подлежали бы наказанию. Во избежание такой возможности, в это утро дежурные офицеры обыкновенно "задерживались" в дежурных комнатах и "не видели" кадет, проскакивавших перед "дежуркой". Таким образом, бывали и волки сыты и овцы целы.

КОРПУСНОЙ

Обыкновенно, ко дню самого праздника все первоклассники уже успешно сдавали строевой экзамен и получали право хождения в отпуск. Для многих первый отпуск приходился именно на Корпусной. Приблизительно за неделю до праздника в роте вывешивалось точное расписание предпраздничных и праздничных дней. С момента вывешивания этого расписания во всем корпусе только об этом и говорилось и только к этому и готовились кадеты всех классов. За исключением очень немногих, большинство преподавателей сознавало внутреннее состояние своих учеников и бывало более снисходительным и менее требовательным к задаваемым урокам. Некоторые преподаватели разрешали кадетам-художникам рисовать папки, в которые вкладывались официальные программы вечера и бала.

На корпусной праздник, по издавна установленной традиции, всему начальству, как корпуса, так и института, преподносились красиво разрисованные папки с программой. Офицеры корпуса получали программы с нарисованным военным сюжетом, а персонал института - что-нибудь в дамском стиле. Надо отдать справедливость, что в корпусе всегда находилось достаточное количество художников, чтобы нарисовать для всех, кому полагалось, очень неплохие, а по большей части и очень красиво исполненные папки. Кроме того, у многих кадет старших классов уже были знакомые институтки, и кавалеры "заказывали" у художников особые папки для своих дам. Заказы обыкновенно оплачивались котлетами или коржами, в зависимости от занятости и таланта художника. Папки эти впоследствии бережно сохранялись многие годы теми, кто их получил...

За день до репетиции "зари с церемонией", к первоклассникам обычно приходил в класс кто-нибудь из музыкантов и задавал вопрос: "Кто хочет играть в оркестре?" Среди малышей, знающих в чем дело, попадались и наивные, и всех выразивших желание отводили в музыкалку. Тут им выдавали "Сидоль" - жидкость для чистки меди, тряпки и медные инструменты, с указанием до какого блеска их следует довести.

В тот же день вечером производилась генеральная репетиция праздничной программы концерта. Здесь разница состояла в том, что на генеральной репетиции вечера присутствовали младшие класс кадет и институток. На самом вечере бывали только старшие классы, как одних, так и других. Кроме того, на сам Корпусной, после программы начинался бал, которого на генеральной репетиции, конечно, не было. В остальном, вся программа исполнялась целиком. Фактически, это был вечер для младших классов. В корпусном зале перед сценой расставлялись рядами стулья для начальства обеих школ, а далее скамейки из столовой. По левую сторону отводились места для наших гостей институток, по правую - скамейки для кадет. Посредине оставлялся приблизительно двухметровый проход. В этом проходе расставлялись через каждые несколько рядов стулья для классных дам, следивших за своими воспитанницами. Главная же их задача на самом деле была следить чтобы не происходило передачи писем или записок, в особенности когда тушили свет для фотографирования при помощи вспышки магния.

Перед началом программы всем гостьям раздавались отпечатанные на шапирографе программы вечера. Кадетам также раздавали программы, но главным образом бракованные при печатании.

Этот марш настолько глубоко проник в сердца княже-константиновцев, что они неофициально считали его как бы "своим". При звуках этого марша кадеты нашего корпуса в день Корпусного праздника переносятся мысленно в родное гнездо.

Дальнейшая программа менялась из года в год, в зависимости от талантов кадет того года: сольные выступления, декламации, сольные или групповые номера музыкантов, струнного оркестра и т.д. Самым тщательным образом составлялась предлагаемая программа, и принимали в ней участие лучшие из лучших.

Широкоплечие, стройные, подтянутые, в гимнастических тапочках, синих рейтузах, в которые заправлены белые тельники безрукавки с черным двуглавым орлом на груди, эти красавцы вызывали овации одним своим видом. И у многих одноклассников в тот вечер появлялась новая дилемма: "Можно ли одновременно быть и фанфаристом и гимнастом в "девятке"'?" По очереди гимнасты исполняли сначала общее "казенное" упражнение, затем каждый проделывал свое собственное.

Финалом выступления гимнастов являлась "пирамида" на брусьях. Не исключена возможность, что на генеральной репетиции бывало заложенным то замечательное, дружеское отношение, сохранившееся на всю жизнь между кадетами и институтками. Девочки и мальчики вместе переживали красоту виденного, и вместе "забывались" и, реагируя в ажиотаже, может, и вели себя менее скромно, чем это было предписано начальством. Восторженные, полные гордостью за свой корпус, детские глаза кадет встречались с такими же восторженными глазками маленьких дам, в которых сквозило взаимопонимание. Эти моменты запомнились, а взаимопонимание сохранилось навсегда.

На следующий день исполнялась заря с церемонией. Хотя уроки и происходили в тот день, но преподаватели, сознавая внутреннее состояние их учеников, особенно не преследовали их науками и не придирались. На многих уроках дорисовывались последние папки для программ. Церковников освобождали от некоторых уроков, и они в церкви начищали подсвечники, чистили, убирали и приводили всё в состояние идеальной чистоты и образцового порядка. В музыкалке придавался блеск не дочищенным инструментам. При таком положении, о каких серьезных уроках могла идти речь?!

В момент, когда раздавалась команда "Строиться по общему ранжиру!", легкая дрожь охватывала большинство кадет всех классов. Вся церемониальная часть корпусного праздника и построение бывали особо торжественными и почитаемыми всеми кадетами. Еще раз производился тщательный осмотр всех кадет. Наконец, после команды вздвоить ряды, когда рота стояла в четырех шеренгах, происходил последний осмотр первой шеренги командиром роты. Если почему-либо вид стоящего в первой шеренге кадета не удовлетворял ротного, он менял местами этого кадета с кадетом, стоящим ему в затылок. По окончании последней проверки, вторая рота строем спускалась в Полтавский коридор, где пристраивалась к левому флангу роты Его Высочества. Когда в корпусе бывало три роты, то и третья так же пристраивалась к левому флангу второй.

Выстроенным батальоном командовал старший из командиров рот. На корпусной праздник, как и на праздник роты Его Высочества, все господа офицеры надевали свои парадные формы с орденами. Первоклассникам приходилось наблюдать их в таком виде впервые, так как в обыденной ежедневной корпусной жизни офицеры не носили всех своих орденов. В глазах кадет, наличие боевых орденов на груди немедленно поднимало еще выше авторитет носивших их офицеров. Академические значки такого эффекта на кадет не производили.

Выровненный батальон стоял в ожидании начальства. Через несколько минут, слева от строя, в конце коридора, где находился кабинет директора корпуса, открывалась дверь и одновременно раздавалась команда командующего батальоном: "Батальон, смирно! Равнение на-лево!" Не успевала смолкнуть команда, как оркестр вступал игрой встречного марша. Под звуки Преображенского марша, навстречу директору направлялся командующий батальоном. Директор шел в сопровождении дежурного по корпусу кадета, несшего в руках приказ и пакет с нашивками. Встретив директора и отрапортовав о наличии батальона, выстроенного для зари с церемонией, командующий пропускал директора и следовал за ним до середины строя, где директор останавливался.

"Поздравляю тебя вице-унтер-офицером и назначаю знаменщиком нашего славного знамени!" Вслед за знаменщиком производилось еще несколько старших кадет в вице-унтер-офицеры. Поздравив всех стоявших перед ним новопроизведенных еще раз, директор провозглашал им кадетское "ура!", в котором кадеты показывали свою радость новопроизведенным старшим товарищам, к которым с этого момента будет особое отношение и особое уважение. После здравицы, директор командовал произведенным: "По своим местам!" Все новые вице-унтер-офицеры не возвращались в строй на то место, откуда были вызваны для производства, а становились на правый фланг роты Его Высочества. Фельдфебель занимал свое место на правом фланге шеренги вице-унтер-офицеров. После производства читался приказ по корпусу, в котором оглашались все производства, назначения и прибавки баллов по поведению. Ввиду присутствия гостей, в приказе не упоминалось, с какого балла на какой прибавлялось. Вместо этого читалось: "прибавить по одному", или "по два балла по поведению" и перечислялись фамилии кадет. Каждый кадет точно знал, на сколько ему назначена прибавка, а приглашенные гости не знали, с какого балла прибавляли, После чтения приказа приступали к "Заре". Она начиналась с барабанной дроби, при окончании которой вступал оркестр, исполнявший "зарю" и вообще всю военную музыку в корпусе по нотам, вывезенным из России.

После пехотной "Зари" пели всем корпусом "Наш Полк", затем одновременно поротно производилась перекличка, после которой пели песнь Дворянского полка "Братья, все в одно моленье" и молитвы: "Отче наш" и "Спаси, Господи". Поминовение в канун корпусного праздника читал кадет роты Его Высочества. На этот раз читалось "большое" поминовение, отличавшееся от ежедневного тем, что поминались все Государи, начиная с Александра Первого, а также добавлялись и некоторые великокняжеские особы, имевшие отношение к кадетским корпусам.