Соотношение философии права и отраслевых юридических наук.

Отношение философии права к специальным юридическим наукам выражается в том, что она должна исследовать все те понятия, которые лежат в основании последних, и выработать при помощи этих понятий и на почве исторического опыта общий идеал правового порядка. Отдельные юридические науки будут пользоваться в своей систематической работе установленными философией теоретическими понятиями, а в политике займутся вопросом об осуществлении, каждая в своей области, идеала, начертанного общими штрихами той же философией права. Тогда восстановится общее представление о правовом порядке как о чем-то цельном, ныне совершенно ускользающее от внимания, благодаря изучению права лишь по частям. На обязанности специальных юридических наук лежит доставление философии права материала, по возможности обработанного и готового для высших обобщений. Только тогда установится правильная связь как между отдельными юридическими науками, так и между правоведением вообще и философией права. Отношение философии права к общей философии - это прежде всего отношение части к целому, от которого она не может отличаться по существу. Проблемы философии права для своего выяснения требуют твердой теоретической почвы, какую способна дать только философия. С другой стороны философия, занятая выработкой общего мировоззрения на основании выводов отдельных наук, не в состоянии, при современном развитии знания, вступать в непосредственное сношение с каждой специальной наукой. Философия права является в данном случае в роли посредницы.

• Этические и социологические предпосылки правовой теории Г.Ф. Шершеневича.

• Личность и общество. Понятие и виды социальных норм.

Отправной точкой для Шершеневича была антропологическая гипотеза, исходной "клеточкой" которой выступает изолированный от общества человек, "имеющий и отстаивающий свое особое бытие". Основой его деятельности служит биологическая организация, инстинкт самосохранения, поскольку при ослабевающем воздействии общественной среды именно природное, первобытное начало теснит культурное. Вместе с тем общество формирует у индивида социальные потребности (общение с другими людьми), которые наряду с физическими (одежда, пища, жилище) и психическими (познание, творчество) способствуют общественному проявлению инстинкта самосохранения.

Хотя, как полагает Шершеневич, реально существует лишь личность, а общество есть форма ее жизнедеятельности, общественные отношения объективны. На протяжении истории человек все более обобществляется, у него образуется наследственная зависимость от общества, социальное существование становится его второй природой. Однако точка равновесия между индивидуальным и социальным никогда не может быть найдена.

Поскольку человеческая деятельность, по Шершеневичу, обусловлена целесообразностью, общество должно быть нормативно организовано.

Понятие и виды социальных норм.

Имея сознательно-волевой характер, т. е. возникая, видоизменяясь и прекращая свое существование по воле и желанию людей, социальные нормы, или правила поведения, регулируют отношения между отдельными индивидами, между индивидами и социальными группами, между индивидами и обществом. Одной из разновидностей социальных норм являются правовые нормы. Кроме социальных существуют технические нормы. Они определяют отношение людей к различным средствам производства, орудиям труда, к природе, животному миру. Это, например, нормы выработки на производстве, правила эксплуатации сельскохозяйственных машин или любой иной техники, всевозможные технические и технологические стандарты. Разумеется, технические нормы, как и сама сфера их приложения, не могут существовать изолированно, в отрыве от социальных норм и сфер их непосредственного применения. Все нормы взаимосвязаны, взаимодействуют, оказывают влияние друг на друга. Опосредованно воздействуют технические нормы и на общество, а также на возникающие в нем между людьми и образуемыми ими группами и ассоциациями отношения. В этом смысле данные нормы имеют социальный характер. Однако социальность технических норм весьма условна по сравнению с собственно социальными нормами, ограничена и проявляется как в специальных нормативно-правовых актах, в которых излагается содержание различных технических норм (например, касающихся охраны труда или техники безопасности), так и в актах, имеющих отсылочный характер, т. е. содержащих отсылки к техническим нормам. Наряду с нормами права к числу социальных норм относятся также нормы морали, обычаи, нормы, содержащиеся в актах, издаваемых партийными органами и общественными организациями, религиозные и другие нормы.

• Понятие и признаки права. Факторы, определяющие отношение личности к праву.

Право – это норма должного поведения человека, неисполнение которой влечет за собой принуждение со стороны государственных органов. (право отождествляется с законом)

Шершеневич называет следующие признаки права: право в объективном смысле есть a) норма, б) определяющая отношение человека к человеку, в) с угрозой на случай ее нарушения страданием, г) причиняемым органами государства.

Субъект права – это тот, кому объективное право присваивает в юридическом отношении субъективное право. Субъект права иначе называется лицом. Присвоение права субъекту, связывание права с субъектом заключается в том, что только ему дано осуществление интереса, обеспеченного нормами права, только от его воли зависит привести в движение социальный аппарат, обеспечивающий его интересы.

Факторы, определяющие отношение личности к праву.

Личность – это понятие юридическое, тогда как объект права есть то жизненное благо, пользование которым обеспечивается с помощью права. Своими личными силами человек пользуется без помощи права. «Волевая власть человека направляется не только на лежащее вне его, но и на его собственное лицо. Поэтому признание правовой власти над самим собой не содержит в себе противоречия». Если субъективное право есть власть, приобретаемая, независимо от фактической возможности, содействием правового порядка, воздействующего на других лиц, то признание субъективного права на свое лицо несомненно противоречит понятию о субъективном праве. Допущение субъективных прав на самого себя стоит в противоречии с представлением о субъекте и объекте: если объектом мы называем нечто, находящееся вне воспринимаемого субъекта, как можно признать объектом субъективного права умственные силы самого субъекта? Конечно, интересы, связанные с жизнью, здоровьем, честью, именем человека, охраняются нормами объективного права, но только не предоставлением субъективных прав,- здесь мы имеем дело исключительно с публичным правом.

• Понятие государства. Признаки государственной власти. Критика теории разделения властей Г.Ф. Шершеневичем.

Методологическая задача при определении понятия о государстве состоит в том, чтобы дать признаки того исторического явления, которое носит название государства. В области явлений, называемых нами в своей совокупности государством, мы наблюдаем отношения между людьми определенной группы, из которых одни повелевают, а другие повинуются. В соответствии с этим наблюдаемым фактом характерными признаками понятия о государстве, по общему признанию, можно признать следующие три элемента: а) соединение людей, b) господствующая над ним власть, с) территория, как предел, действия этой власти. В сочетании эти признаки дают понятие о государстве, как соединении людей под одной властью в пределах определенной территории.

Признаки государственной власти. Прежде всего мы имеем перед собой личное соединение, как некоторую совокупность людей, находящихся во взаимном отношении властвования и подчинения. Вторым характерным признаком государства является территория, т.е. то пространство, на которое простирается действие государственной власти. третьим признаком, определяющим понятие о государстве, является власть. Власть есть возможность навязывать свою волю другому или другим, подчинять своей воле волю других, заставлять других сообразовать свое поведение с волей властвующего, вводить свою волю одним из существенных мотивов, определяющих поведение другого.

Критика теории разделения властей Шершеневичем.

В работах Г.Ф. Шершеневича глубоко исследованы проблемы сущности и содержания политической власти, прежде всего государственной. Он следующим образом истолковывает ее основные признаки: она независима по отношению к другим государствам, в чем проявляется ее внешнеполитический суверенитет; она является высшей или верховной властью внутри страны; она не ограничена, т.е. нет иной власти, которая бы ограничивала государственную власть; она неделима, ибо двух высших властей не может быть.С этих позиций Шершеневич отвергает теорию разделения властей, аргументируя так: «Трех равных по силе властей существовать не может. Та, которая в действительности окажется более сильной, и будет настоящей властью, а остальные подчинятся ей поневоле… Законодательство, управление и суд – это не три власти, это только три формы проявления одной неделимой государственной власти, или, как выражаются, три функции власти. Из всех известных форм государственного правления Шершеневич выделяет монархию – абсолютную и ограниченную, а также республику. Он указывает на такие формы республики, как: непосредственная демократия, при которой весь народ принимает участие в законодательстве; представительная демократия, когда в законодательстве участвуют лишь выбранные народом представители; аристократическая республика, когда у власти стоят особо привилегированные слои, выдающиеся своим происхождением или богатством; конституционная монархия, которая, по словам Шершеневича, больше напоминает республику, ибо законодательная власть – у парламента, а исполнительная – у правительства.

• Критика теории правового государства Г.Ф. Шершеневичем. Проблема пределов власти государства.

Теоретик права и государства Г.Ф. Шершеневич считал, что государство является источником права. Согласно его концепции государство есть явление первичное, а право – вторичное, ибо государство предшествует праву и исторически и логически. На этом основании он выступал с критикой идеи правовой связанности государства им же самим созданным правом. Теория правового государства, по его мнению, не имеет теоретического обоснования и практического значения. В.Г. Шершеневич, мотивировал свою теорию следующим: «В разное время и у разных народов правом признаётся не одно и то же, - даже прямо противоположное». «Право есть норма, т.е. общее правило, определяющее поведение человека в отношении других людей, составляющих с ними вместе политическое единство, государство. Однако эта задача выполняется не одними юридическими правилами, но и иными нормами, ближе нормами нравственности.

Среди других социальных норм, юридическая должна отличаться каким-либо видовым признаком, который был бы только им свойственен и чужд другим нормам. Этот характерный признак заключается в том, что за каждой юридической нормой стоит принудительная власть государства.

Отказ от существования естественного права приводит Шершеневича вслед за Р. Иерингом к выводу, что право возникает и существует благодаря государству. «Право есть продукт государственной власти. Государственная власть устанавливает право, исходя из принципа общеполезности».

Проблема пределов власти государства.

Г.Ф.Шершеневич, исходя из теоретико-методологических оснований позитивизма, рассматривает формальные аспекты государства и приходит к заключению, что государственная власть, будучи суверенной, не может быть ничем ограничена. Вместе с тем верховенство и независимость государственной власти не являются безусловными. Данные качества государственной власти, определяемые в рамках формально-юридического подхода, обусловливаются целью и ценностью государственного образования, определение которых возможно с точки зрения условий общественного бытия. Основу ограничения произвола государственной власти Г.Ф. Шершеневич видит в условиях общественной жизни, т.е. за рамками государственного образования.

Она формируется в обществе под воздействием индивидуальных интересов и характера их взаимодействия в рамках общественных отношений. Несоответствие власти характеру общественных отношений и реализации индивидуальных интересов приводит к потере данной властью своей легитимности, она перестает признаваться обществом, теряет свою ценностную характеристику, а значит, не соответствует цели существования.

54) государственно правовые взгляды коркунова

Н.М. Коркунов, наряду с Л.И. Петражицким и П.А. Сорокиным, принадлежал к тем блестящим ученым, профессорам юридического факультета Санкт-Петербургского Императорского Университета, которые формировали оригинальную и самобытную петербургскую школу философии права.¹ Многие правовые и политические идеи, актуализированные этими выдающимися мыслителями, сохраняют свое значение и сегодня. Политико-правовое учение Н.М. Коркунова находилось у истоков школы, и свое наиболее зрелое воплощение оно нашло в фундаментальном двухтомном труде "Русское государственное право", имевшим до революции семь переизданий.

Николай Михайлович Коркунов родился в 1853 г. в семье известного русского академика. В 1874 г. он окончил курс обучения на юридическом факультете Петербургского университета (получив золотую медаль за сочинение по государственному праву) и с 1878 по 1897 гг. читал лекции по энциклопедии права и государственному праву на этом же факультете, а с 1876 г. - и в Александровском лицее. Одновременно Коркунов преподавал в Военно-юридической академии государственное право иностранных государств и международное право. После смерти своего университетского учителя А.Д. Градовского, возглавил в Петербургском университете кафедру государственного права. В это время были опубликованы и основные работы ученого: "Лекции по общей теории права" (1886 г., множество переизданий и переводов на иностранные языки), "Международное право" (1886 г.), "Общественное значение права" (1890 г.), "Сравнительный очерк государственного права иностранных держав" (1890 г.), "Русское государственное право" (1892-1893 гг. - магистерская диссертация), "Указ и закон" (1894 г. - докторская диссертация), "История философии права" (1896 г.) и др. Ученый активно сотрудничал с рядом юридических журналов, таких как "Юридические летописи", "Журнал гражданского и уголовного права", "Журнал Министерства юстиции", и публиковал в них свои статьи.²

В 1895 г. профессор Коркунов был назначен помощником статс-секретаря Государственного Совета. Много сил он отдавал работе в кодификационном отделе и в комиссии по финляндским законам, но в конце 90-х годов, в связи с тяжелой болезнью, вынужден был оставить профессуру и административные должности. Скончался Н.М. Коркунов в 1904 г., только-только перейдя пятидесятилетний рубеж.

Учение Н.М. Коркунова о праве и государстве несет на себе яркий отпечаток его индивидуальности, несмотря на определенную идейную зависимость от немецкой философско-правовой традиции. Профессору Коркунову удалось обосновать одну из первых в России "широкую" социологическую концепцию права, в соответствии с которой право "не перекрывается" государством, а относится к самой сути общества, сосуществуя в нем на разных уровнях и в самых различных формах. Соответственно Коркунов выделял в праве не только нормативный аспект, но и социально-деятельный, воплощающийся в правовых отношениях, а также аспект психический, обеспечивающий то, что сегодня можно назвать социально-ценностной легитимацией права. Фактически, мыслитель предвосхитил последующие попытки правовой теории выйти на интегральный вариант правопонимания,³ в рамках которого возможно примирение нескольких научно значимых подходов к праву и установление "единого понятия права, обнимающего все явления правовой жизни".⁴ Осуществить замысел в полной мере не удалось. Серьезным препятствием на этом пути явилась известная ограниченность методологического и философского кругозора ученого, ориентированного главным образом на "научный позитивизм".

"Визитной карточкой" русского правоведа стала его концепция права, в центре которого находилось понятие объективного интереса. Основываясь на учении знаменитого немецкого мыслителя Р. Иеринга (1818 - 1892), Коркунов утверждал, что главным содержанием общественной жизни является столкновение различных интересов: политических, юридических, экономических и др. Для возможности сосуществования различных интересов они должны быть разграничены. Отсюда, по мысли Коркунова, и вытекает необходимость права как средства разграничения интересов и обеспечения социального порядка. Именно в разграничении интересов Коркунов и видел основную задачу права, в отличие от нравственности, которая те же интересы лишь оценивает (как хорошие или нехорошие, достойные - недостойные и т. д.). Из данной посылки следовало довольно расплывчатое определение права, имевшее однако то преимущество, что оно позволяло петербургскому профессору избежать ряда ошибок, характерных для правопонимания, сложившегося в традиционных направлениях правоведения (в школах естественного права и правового этатизма - прежде всего). Например, ученый усматривал отличительные признаки своего определения права в том, что им не устанавливается раз и навсегда содержание юридических норм, не указывается, как разграничиваются сталкивающиеся интересы и какой принцип лежит в основании такого разграничения. Коркунов принципиально оставлял открытым вопрос о способах и причинах правообразования, а принудительность права в качестве его основного признака - категорически отвергал. Таким образом, с одной стороны, ученый явно стремился уйти от этатистской парадигмы, сводившей право к принудительным установлениям государства, но, с другой стороны, ему претили и идеологические, нормативно-ценностные определения права, характерные для естественно-правового направления.

Н.М. Коркунов исходил из того, что любая попытка определить право по его содержанию неизбежно приведет к установлению дефиниций, указывающих не на то, каково в действительности всякое существующее право (каков его онтологический статус), а лишь "каким оно должно быть по чьему-либо субъективному мнению". Вместо определения общих признаков права, в таком случае лишь "намечают идеал будущего его развития", который имеет вполне произвольную форму и идеологически заданное содержание. Таковы, в частности, как справедливо полагал Коркунов, все попытки определить право через свободу. Свобода в этом случае чаще всего понимается как основное содержание всех правовых норм (как их аксиологически значимое, как цель). Но в истории, замечает Коркунов, можно найти множество норм, не отвечающих указанному признаку. Таковы законодательные нормы кастовых государств Востока; таковы нормы античных государств, допускавших существование рабства; не являются исключением и нормы сословных государств средневековья. Для того, чтобы обойти подобного рода затруднения, защитники подобных дефиниций признают юридические нормы нормами свободы не в том смысле, будто они по содержанию всегда отражают начало свободы (как свою цель и основную ценность), а в том, что все они так или иначе ограничивают свободу человека, и в этом контексте устанавливают и нормы свободы. Однако подобное формальное определение свободы не помогает выйти из затруднения, так как любая социально обязывающая норма, как точно подмечает Коркунов, устанавливает ограничение свободы (устанавливая, что можно делать, а что - нельзя), и, следовательно, такое определение оставляет невыясненным, чем правовые ограничения свободы отличаются от ограничений, например, моральных.

Другим существенным недостатком определения права через свободу Коркунов считал то, что оно противопоставляет интересы отдельных личностей, и таким образом праву приписывается исключительно разделяющая, а не соединяющая функция. Дело в том, что по теории Коркунова свобода может быть принадлежностью только отдельной личности как субъекту сознательной воли. При этом свобода может пониматься только как чисто отрицательное понятие, указывающее "на противоположение личности всему остальному миру, на ее индивидуальное обособление. Свобода есть только отсутствие зависимости, связи; она не предполагает вовсе никакого определенного содержания. Напротив, понятие интереса, потребности есть понятие положительное и потребности, интересы личности есть именно то, что связывает ее со всем окружающим миром и, в частности, с другими людьми. Наши интересы не суть исключительно наши личные, индивидуальные интересы. Большинство их являются общими интересами или всего человечества или, по крайней мере, известной группы людей. И при осуществлении этих общих интересов мы можем сталкиваться с другими людьми, и для них требуется разграничение. Но разграничивая такие общие интересы, право не отграничивает свободу отдельных личностей, а соединяет их единством права на осуществление общего их интереса".⁵

Таким образом, Н.М. Коркунов вполне в духе традиционной русской правовой философии выступает сознательным противником индивидуалистического, либерального направления в науке права, противопоставляющего личность и общество. Понимание права как норм индивидуальной свободы возможно лишь тогда, когда в обществе видят совокупность автономных личностей, связанных сознательным договором. Но оно совершенно не пригодно при взгляде на общество как на "определяющий общественный фактор", которому обязана подчиняться и личность. Законодатель при этом не ограничивается размежеванием одних индивидуальных интересов, а "все больше и больше обращает внимание на регулирование общих интересов, не могущих быть приуроченными к отдельной личности".⁶ Ученый, таким образом, склоняется к своеобразной "общественной" теории права, которая лежит и в основе его учения о государстве. Право в этом случае понимается не как нечто противополагаемое индивидом обществу (естественно-правовая школа), а, напротив, как созидаемое обществом и предоставляемое им индивиду.⁷
Разграничение интересов может, по мысли ученого, осуществляться в двух формах: делением объекта пользования в частное обладание по частям (установление различия моего и твоего) и приспособлением объекта к совместному осуществлению разграничиваемых интересов. На этом основании профессор основывает разделение права на частное и публичное. "На… различении моего и твоего основывается весь институт частной собственности, приводящий к поделению определенных частей общего народного богатства в частное раздельное обладание. На этом же начале основывается и институт семьи, ограничивающий каждому отдельную семейную сферу, как исключающую вмешательство сторонних лиц". В то же время, "наряду с установлением различия моего и твоего, необходимо должна существовать еще другая форма разграничения интересов, которая частью заменяет первую, как, например, в отношении к путям сообщений (которую нельзя поделить - А.П.), частью восполняет ее, как в отношении к орудиям обмена".⁸

Как уже было отмечено, Н.М. Коркунов не разделял позицию правового этатизма, связывавшего право только с установлениями государства и отождествлявшего, таким образом, право и закон. Если отличительной особенностью права считать его государственно властную установленность, то хотя это и дает возможность различать юридические и нравственные нормы, но зато, как справедливо полагал ученый, слишком суживает понятие права, выводя за его рамки, например, право обычное. Поэтому закон понимался Коркуновым лишь как одна из форм права, содержание же закона, отмечал наш автор, уже раньше его издания существует как требование общественного мнения или как установившаяся судебная практика.⁹

Этими исходными посылками определяется и другое важное теоретическое положение правового учения Н.М. Коркунова. Как уже было отмечено, он выступал решительным противником определения права как принудительных норм. Ученый был убежден в том, что реализация права вполне возможна и без принуждения - например, если члены общества добровольно исполняют возлагаемые на них обязанности. Поэтому, по мысли Коркунова, даже с позиций правового этатизма в лучшем случае следовало бы говорить не о том, что право всегда реализуется через принуждение, а о том, что в отношении права должна существовать возможность его принудительного осуществления. Но и такое предположение не решает проблему. Как отмечает наш правовед, принудительно осуществляемы могут быть только такие нормы, которые заключаются в применении наказаний (санкций - в широком смысле слова). Но наказать - не значит заставить. Вполне возможны такие ситуации, когда человек предпочтет наказание исполнению обязанности, и право субъекта в таком случае останется неудовлетворенным.

Говоря о невозможности связать право и принуждение в качестве его неотъемлемого признака, Коркунов имел в виду принуждение физическое. Но если под принуждением понимать и психическое принуждение, то необходимо признать, что такое принуждение сопутствует каждому правовому явлению, а поэтому, нет никаких оснований видеть в принуждении отличительный признак одного только права. Сказанное не означает, что Н.М. Коркунов недооценивал роль физического принуждения в праве. "…С прогрессом общественной жизни, - писал он, - право стремится к возобладанию над силой и пользуется ею, насколько она является пригодным средством для осуществления права. Но право может обойтись и без принуждения, и не всякое право осуществимо через принуждение".¹⁰

Н.М. Коркунов признавал близость своего варианта правопонимания концепции Р. Иеринга, но относился к учению немецкого правоведа достаточно критически. Так, если Иеринг определял право как охрану интересов, то Коркунов настаивал на том, что право интересы лишь разграничивает. Он был убежден, что утилитарное определение права как охраны интересов приводит в последовательном своем развитии к безграничной правительственной опеке. Дело в том, что идея охраны интереса предполагает и выбор лучшего способа его осуществления. Поэтому, если задача права - охранять интересы, оно должно обязать граждан держаться в осуществлении своих интересов способов, признанных наилучшими, и, следовательно, "совершенно подавит личную инициативу, необходимый фактор общественного развития". Разграничение же интересов, по мысли ученого, напротив, только устраняет взаимные столкновения интересов, не вмешиваясь в выбор лучших способов осуществления каждого интереса в отдельности. "Насколько осуществление данного интереса не мешает осуществлению других интересов, оно определяется только требованиями целесообразности и нравственности, не регулируясь юридическими нормами. Таким образом, право как разграничение интересов, представляет середину между двумя крайностями: индифферентизмом формального понимания права и безусловным уничтожением всякой индивидуальной самостоятельности".¹¹ Тем не менее, в таком подходе как раз и можно усмотреть теоретическую слабость предлагаемой ученым правовой конструкции. Определяя право как разграничение, а не охрану интересов, Коркунов опирается опять-таки на определенное "мнение" или, по другой терминологии, на идеологию. Ведь он говорит о желательном варианте развития права (сохранение личной инициативы), а не о том, чем является право в своей онтологии. (Для решения этого вопроса, по-видимому, вообще необходимо покинуть почву интересов и способов их разграничения и обратиться к правовой структуре¹²).

Исходя из исторического подхода к праву, ученый критиковал естественно-правовую гипотезу. Как было отмечено выше, Коркунов полагал, что право, в отличие от нравственности, не дает масштаба для оценки интересов с точки зрения этических требований. Оно лишь определяет границы осуществления интересов, устанавливает определенные права и обязанности субъектов правоотношения. Такой подход предполагает признание релятивности (относительности) права. К праву, по Коркунову, нельзя подходить с точки зрения абсолютных критериев (как это имеет место у сторонников естественного права). То, что у одних народов признается правовым, не признается таковым у других. Следовательно, утверждал ученый, не может быть абсолютной противоположности права и бесправия. Исходя из этого, Коркунов утверждал, что понятие права охватывает собой всякое разграничение интересов, независимо от того, справедливо оно, или несправедливо и кем установлено: обычаем, законом, судебной практикой или просто субъективным правосознанием

55) государственно правовые воззрения новгородцева

Павел Иванович Новгородцев (1866–1924) с самого начала своей научной и преподавательской деятельности зарекомендовал себя блестящим историком и философом права. Его имя стало известным в связи с подготовкой и изданием сборников "Проблемы идеализма" (1902) и "Из глубины" (1918), ставших крупным событием в духовной жизни российского общества. Самым значительным по замыслу и исполнению трудом стало "Введение в философию права". Первую часть его составили работы "Нравственный идеализм в философии права" и "Государство и право" (1907), в которых было дано обоснование потребности в возрождении философии естественного права. Вторую часть составила работа "Кризис современного правосознания" (1909), где сделан обзор кризисных тенденций в использовании идеалов и ценностей эпохи века Просвещения, в том числе ценностей правового государства. "Если изначально правовое государство имело задачу простую и ясную – когда равенство и свободы представлялись основами справедливой жизни, т. е. началами формальными и отрицательными, и осуществить их было нетрудно, то сейчас государство призывается наполнить эти начала положительным содержанием". Трудность последней задачи состоит в том, что государство возлагает на себя "благородную миссию общественного служения, встречается с необходимостью реформ, которые лишь частично осуществимы немедленно", и что, вообще говоря, они "необозримы в своем дальнейшем развитии и осложнении" (Кризис современного правосознания. 1909).

В третьей части "Об общественном идеале" (1917) предметом критического анализа и обобщений стали идеалы социализма и анархизма в их возникновении и исторической эволюции. Свой личный интерес в разработке идеалистического, восходящего к Канту направления философии права Новгородцев связывал с потребностью обосновать "самостоятельное значение нравственного начала" в правоведении. Эта позиция, по его мнению, представляла собой "разрыв с традициями исключительного историзма и социологизма и переход к системе нравственного идеализма". В частности, имелась в виду необходимость "понять и обосновать нравственную проблему как самостоятельную и независимую от всяких исторических и социологических предпосылок". В этом направлении работа велась и в древности, и в Новое время. Современная мысль нашла в системе Канта соответствующий источник поучения. Правоведы, стремящиеся уберечь нравственную основу права "от воздействия мелкой практики и односторонней теории", могут найти надежную опору в возрожденной школе естественного права.

"Естественно-правовые построения являются неотъемлемым свойством нашего духа и свидетельством его высшего призвания. Общество, которое перестало бы создавать идеальные построения, было бы мертвым обществом; эти построения каждый раз показывают, что в нем есть дух жив, есть движение нравственного чувства и сознания".

Общественная деятельность Новгородцева не ограничилась преподаванием и публицистикой. Он входил в руководство кадетской партии, избирался депутатом Государственной думы от Екатеринославской губернии. В эмиграции при содействии чешского правительства создал в Праге Русский юридический факультет, которым руководил до своей кончины в апреле 1924 г. Он был признанным главой школы возрожденного естественного права. Его непосредственными учениками были И. А. Ильин, Б. П. Вышеславцев, Н. Н. Алексеев, А. С. Ященко и др.

 

 

56) политико правовые взгляды ильина

Иван Александрович Ильин (1883–1954), юрист по образованию, приложил значительные усилия к прояснению взаимоотношений религиозной и правовой философии, истолкованию их в либерально-консервативном духе. Среди работ этого направления выделяются "Понятие права и силы: опыт методологического анализа" (1910), "Учение о правосознании" (1919), "Основные задачи правоведения в России" (1921), "О сопротивлении злу силою" (1925), "Пути духовного обновления" (1937), "О монархии и республике" (незавершен), "Наши задачи" (сборник в 2 т. 1956).

Исторический опыт человечества, писал Ильин, показывает, что авторитет положительного права и создающей его власти покоится не только на общественном договоре, не только на признанных полномочиях законодателя, не только на "внушительном воздействии приказа и угрозы", но прежде всего на духовной правоте, или, что то же самое, на "содержательной верности издаваемых повелений и норм". В отличие от всякой физической силы государственная власть есть волевая сила. Это означает, что способ ее действия есть по самой своей внутренней природе генетический, и притом духовный. Физическая сила, понимаемая в данном случае как способность к вещественно телесному воздействию на человека, по сути дела, необходима государственной власти, однако она отнюдь не составляет основного способа действования, присущего государству.

Власть есть сила воли, которая измеряется не только интенсивностью и активностью внутреннего волевого напряжения властителя, но и авторитетной непреложностью его внешних проявлений. Властвование похоже на тонкий, художественно складывающийся процесс общения более могущественной воли с более слабой волей. Этот процесс создает незримую атмосферу тяготения периферии к центру, многих разрозненных воль к единой, организованной, ведущей воле.

Создание такой атмосферы есть дело особого искусства, требующего не только интенсивного волевого бытия, но также – и это следует считать важным основополагающим элементом всей конструкции Ильина – "душевно-духовной прозорливости, подлинного восприятия бессознательной жизни других и умения ее воспитывать". Вот почему государственная власть только тогда в состоянии "соблюдать свою истинную духовную природу... если только она остается верна своей цели, своим путям и средствам, она получает свое священное назначение только на этой последней, нравственной и религиозной глубине".

Таково исходное толкование Ильиным природы и общего назначения власти в его социальном, психологическом и духовно-религиозном аспектах. Далее эта общая мысль конкретизируется у него через посредство идеальных требований к надлежащей организации власти в государстве, которые Ильин в привычной для него дидактической манере именует аксиомами власти. Согласно этим аксиомам, государственная власть должна принадлежать и применяться только на основе правового полномочия; она должна быть единой в пределах каждого политического союза; она должна осуществляться лучшими людьми, удовлетворяющими этическому и политическому цензу; политические программы могут включать в себя только такие меры, которые преследуют общий интерес. Эти меры должны быть внеклассовыми и даже сверхклассовыми, равным образом избегая включения частного, личного интереса; программа власти может включать в себя только осуществимые меры и формы; государственная власть принципиально связана с распределяющей справедливостью, но она имеет право и обязанность отступать от нее тогда и только тогда, когда этого требует "поддержание национально-духовного бытия народа".

Ильин поясняет, что сама справедливость в ее правовом воплощении не сводится лишь к равенству фактическому; она состоит в "беспристрастном, предметном учете, признании и отражении каждого индивидуального субъекта во всех его существенных свойствах и основательных притязаниях". Однако для претворения подобной "распределяющей" справедливости необходимо, чтобы сам индивид обладал чувством достоинства.

Определенную роль в воспитании чувства достоинства выполняет частная собственность. Поэтому частная собственность есть естественное право человека, которое и должно защищаться законами, правопорядком и государственной властью. Важно не то, чтобы не было имущественного неравенства, а то, чтобы в стране не было хозяйственно беспочвенных, бесцельных, безработных, бесперспективных людей.

По мнению Ильина, правовое государство в отличие от тоталитарного основывается всецело на признании человеческой личности – духовной, свободной, правомочной, управляющей собою в душе и в делах, т.е. оно покоится на лояльном правосознании. Тоталитарный режим, напротив, покоится на террористическом внушении. Сама сущность тоталитаризма состоит не столько в особой форме государственного устройства (демократической, республиканской или авторитарной), сколько в объеме управления: этот объем становится всеохватывающим. Режим держится не законами, а партийными указами, распоряжениями, инструкциями. При этом государственные органы, поскольку с виду они еще действуют, слагают из себя только показную оболочку партийной диктатуры. Граждане в таком сообществе только субъекты обязанностей и объекты распоряжений. Правосознание здесь заменено психическими механизмами – голода, страха, мучений и унижений. Поэтому тоталитарный режим не есть ни правовой, ни государственный режим. Если все же говорить о форме этой организации, хотя и не правовой и противоречивой, то это, по оценке Ильина, есть рабовладельческая диктатура невиданного размера и всепроникающего захвата.

Заслуживает упоминания позиция философа в вопросе о достоинствах и несовершенствах двух основных форм устройства власти в государстве – монархии и республики. В основе его оценки – мера их содействия росту духовности и свободного правосознания. Дело в том, что правопорядок складывается в обществе лишь тогда, когда "каждого из нас признают главным, самоуправляющимся духовным центром, личностью, которая имеет свободное правосознание и призвана беречь, воспитывать и укреплять в себе это правосознание и эту свободу". Идеальная форма для России, по мнению Ильина, – единовластие, монархия.

 

57) политико правовое учение кистяковского

Богдан Александрович Кистяковский (1868—1920) в своем основном произведении "Социальные науки и право:

Гуманитарные науки, в том числе наука о праве, подобно естественным наукам, должны строиться, по учению Кистяковского, на основе множественности понятий. Коль скоро "право входит в различные сферы человеческой жизни и деятельности, которые могут составлять предмет различных отраслей гуманитарных наук", то понятие права сводится к четырем основным определениям: государственно-организационному, социологическому, психологическому, нормативному. Все эти понимания права, отмечал Кистяковский, равноценны, а потому подлежат самостоятельному изучению и разработке. Государственно-организационное, или государственно-повелительное, понятие права состоит в "совокупности норм, исполнение которых вынуждается, защищается и гарантируется государством". Право, согласно этому подходу, "есть то, что государство приказывает считать правом". Большое значение этого понимания права несомненно, отмечал Кистяковский, так как оно содержит "государственно-организационный элемент в праве", но и крайне ограниченно в силу того, что за рамками права остаются обычное право, часть государственного права и международное право. Социологическое понятие права обращает внимание на право как на совокупность осуществляющихся в жизни правовых отношений. Право, согласно этому подходу, отмечал Кистяковский, представляет собой социальное явление, заключающее в себе широкий круг национальных, бытовых, экономических и других отношений. Во взаимодействии с ними право вырабатывается, изменяется, развивается. Такое правопонимание, считал ученый, безусловно, шире государственно-повелительного, поскольку обнимает и обычное, и государственное, и международное право во всем их объеме. К недостаткам этого правопонимания Кистяковский относил отсутствие четких границ между правовыми и неправовыми отношениями. В силу неясности критерия — что именно считать правом — социологи права, отмечал ученый, любят обращаться к словесным определениям типа "социальная солидарность", "замиренная среда" и т. п. Однако подобное правопонимание содержит в себе "чисто этическое содержание". Психологическое понятие права, выдвинутое Л. И, Петражицким, представляет собой "совокупность тех психических переживаний долга или обязанности, которые обладают императивно-атрибутивным характером". В итоге, заявлял Кистяковский, создалось такое широкое понятие, "что объектом его оказалось не само право, а правовая психика". Вместе с тем за рамками этого правопонима-ния осталось содержание объективного права. Нормативное понятие права признает право как "совокупность норм, заключающих в себе идеи о должном, которые определяют внешние отношения людей между собой". Это понятие права обладает большой познавательной ценностью, считал Кистяковский, поскольку указывает на устойчивый характер права (долженствование), который не определяется исчерпывающим образом ни одним другим правопониманием. Недостаток нормативного правопо-нимания заключается в том, писал он, что оно не всегда определяет реальное, действующее право, поскольку характер долженствования распространяется на то право, которое было бы желательно с точки зрения современного правосознания.Кроме этих четырех "теоретических понятий" права Кистяковский определил "технические понятия", к которым относил юриди-ко-догматическое и юридико-политическое понятия. Назначение этих понятий, по его мнению, заключается в определении и систематизации правовых явлений для решения чисто практических задач догматической юриспруденции."С точки зрения юридической догматики право представляет собой совокупность правил, указывающих, как находить в действующих правовых нормах решения для всех случаев столкновения интересов или столкновения представлений о праве и неправе. Кроме того, с помощью различных приемов юридической догматики нормы действующего права перерабатываются в юридические понятия, категории и приводятся, таким образом, в логичную правовую систему.Юридико-политическое понятие права, или политику права, Кистяковский определял как совокупность правил, помогающих находить и устанавливать какие-либо устойчивые нормы в общественной жизни, тем самым закрепляя за ними правовой характер. Политика права — это раздел, наименее разработанный из всех способов научного изучения права, поскольку для построения научной политики права, по его убеждению, необходима не только разработанная система социальных наук, но и этика, которая могла бы дать ориентир для всех других отделов политики — промышленной, аграрной, торговой и др.Все эти понятия права (четыре теоретических и два технических) не должны быть сводимы друг к другу. Между ними нет логической подчиненности и поэтому они должны изучаться параллельно. Но, несмотря на множественность научных понятий права, утверждал Кистяковский, право как явление едино.

58) философия права русского гегельянства б.н чичерин

Философия права русского гегельянства: Б.Н. Чичерин.

В силу самых разных идейно-культурных обстоятельств, восприятие гегелевской философии права именно в России (из всех европейских стран, кроме самой Германии) было наиболее значимым и влиятельным для политико-юридической мысли. Политико-правовая философия в России начиная с 1830-х годов до конца XIX века была преимущественно гегельянством. Такое восприятие основывалось на безусловном признании положительной ценности сделанных Гегелем обобщений:

«...Существенные основы построенного Гегелем здания несомненно верны. Читатель может убедиться, что вся предшествующая история политической мысли служит им подтверждением. Опыт блистательным образом оправдывает здесь выводы умозрения. Критика может относиться только к частностям».

Наиболее видным последователем гегелевских теорий в России и вместе с тем вполне самостоятельным философом права был Б.Н. Чичерин (1828 — 1904), крупный государствовед, историк права и правовой мысли. Его преимущественно теоретические воззрения на проблемы государства и права представлены в обобщающем труде «Собственность и государство» (1882) и в кратком очерке «Философия права» (1900). При всем единстве теоретического подхода и ценностных оценок с гегелевской традицией Чичерин в значительной степени переосмыслял многие рассуждения, в результате чего складывалась самостоятельная концепция государства и права.

Начиная теоретическое рассуждение о месте Человека между правом и государством с рассмотрения единичной личности и определив право «как взаимное ограничение свободы под общим законом», Чичерин предпосылал праву и морали наличие и потребности общежития. Человек есть существо общежительное, отметил он, почти повторяя Аристотеля, и в этом общежитии материальные потребности — первейшие.

«Все стороны человеческого естества развиваются и достигают полноты только при взаимном общении.

В обществе человек проявляется разными сторонами своих потребностей, поэтому, по Чичерину, говорить об обществе как некоем едином целом бессмысленно. Единство людей образуется более конкретными объединениями, и самое реальное из них — государство:

«Государство как единое целое есть реальное явление; общество как единое целое есть фикция».

Именно в государстве люди соединяются для удовлетворения своих материальных и духовных потребностей. Отсюда совершенно иное, нежели у Гегеля, разрешение проблемы предназначения государства и, следовательно, его важнейших свойств: государство существует для удовлетворения индивидуального, и никакие уподобления государства организму здесь неприемлемы:

«Индивидуализм, состоящий в признании свободы лица, составляет краеугольный камень всякого истинного человеческого здания».

Достижению этих целей служат разные общественные союзы: семейство, гражданское общество и его корпорации, церковь. Но высшее объединение есть государство:

«Государство есть союз людей, образующий единое, постоянное и самостоятельное целое. В нем идея человеческого общества достигает высшего своего развития».

Важнейшим свойством этого союза — свойством, отличающим его от всех прочих, — является наличие верховной власти. Но и государство не устраняет необходимости и потребности в прочих человеческих союзах. Отсюда возникает вопрос (которого Гегель также не ставил) о границах деятельности государства и мере самостоятельности этих союзов.

Эти границы предопределяются задачами государства. Первая из них — установление и охрана норм права, ибо государство есть союз юридический. Вторая — обеспечение внешней и внутренней безопасности, и в этих интересах государство вправе распоряжаться общественными силами. Третья — «удовлетворение всем материальным и духовным интересам общества, насколько они касаются целого и требуют совокупной организации», что составляет задачу гражданского управления. Здесь более всего государство сталкивается с правами частных лиц.

Гарантией должного, а не чрезмерного вмешательства государства Чичерин определял само государственное устройство. Оно подразумевает устроение государства только сообразно закону - «закон есть связующее начало государственного союза». Формой этого закона выступает публичное право, целью которого выявляется определение гражданской свободы, причем не абстрактно общественной, а подразумеваемой ею частной свободы (Чичерин отчетливо подхватывает линию либерального конституционализма, восходящую к Констану; даже рассуждение о противопоставлении свобод «древнего» и «нового» мира восходит к знаменитому эссе французского либерала).

«В новом мире... общественная свобода покоится на широком основании личной свободы, а потому имеет несравненно более прочности. Истинный корень свободы заключается в личном праве; общественное право служит ему только гарантией и восполнением. В этом выражается... отношение государства к гражданскому обществу... Гражданское общество есть настоящее поприще человеческой свободы. Государство воздвигается над ним как высший союз, но оно в гражданском обществе имеет свои корни и из него черпает свои силы. Где нет широкой свободы гражданской, там политическая свобода всегда будет висеть в воздухе. Отсюда высокая важность преобразований, установляющих всеобщую; гражданскую свободу в стране.

Общественная свобода служит не только гарантией, но и восполнением свободы личной.

Исходя из такого представления о предназначении государственного союза, Чичерин выдвинул теорию гармонического сочетания всех общественных элементов, которая подразумевала:

во-первых, участие граждан в законодательной власти («закон, определяющий права и обязанности граждан, тогда только дает гарантии свободе, когда последняя сама участвует в его установлении»,

во-вторых, распределение государственной деятельности с учетом идеи разделения властей, в частности полной независимости судебной власти, в-третьих, уравновешивающее начало в государстве, поскольку политическая свобода немыслима без противоборства политических партий. Этим началом может быть только монархическое, поэтому (как и для Гегеля) для Чичерина смешанное правление, или конституционная монархия, составляет «полное осуществление государственных целей, а с тем вместе и идеи государства».

В общем учении о праве Чичерин с большей последовательностью сохранял принципиальные черты идей Гегеля: от общего определения — ср.: «Право есть свобода, определяемая законом», — до постулата о принудительности права. Правда, принудительность права объяснена в большей мере внешним принуждением, нежели внутренним стремлением к нравственности:

«Юридический закон поддерживается принудительною властью; нравственный закон обращается только к совести».

Эта принудительность, в другом отношении, служит единственной гарантией внешней свободы человека. Здесь сформировалось еще одно важное отличие размышлений Чичерина не столько от философии права Гегеля, сколько от всей его «философии Духа»: право не есть ступень нравственности, а вполне самостоятельное начало, корни которого в духовной природе человека и особых потребностях человеческого общежития. Здесь в Чичерине «заговорил», безусловно, приверженный конкретному историзму историк права и несравненно больший «позитивный реалист». Право лишь одной стороной соприкасается с нравственностью, другой — с устройством человеческих союзов, и прежде всего государства. Таким только образом можно исследовать — и познать! — те необходимые качества, которые следует придавать праву в стремлении непрерывного совершенствования.

«...И так будет продолжаться, пока история не достигнет нормального порядка, удовлетворяющего всем человеческим потребностям. Но такой порядок будет концом самой истории»

 

59) консерватизм карамзина

Николай Михайлович Карамзин (1766–1826), историк и писатель, был идеологом консервативно настроенного дворянства. Он сыграл ведущую роль в дискредитации либеральных идей М. М. Сперанского. Его книга «Записка о старой и новой России» стала манифестом русского консерватизма.

В «Записке» Карамзин критикует проекты реформатора Сперанского. Он выступает против каких бы то ни было ограничений самодержавной власти. Он говорит и о неприемлемости конституции. Монархия, даже ограниченная законом, дает повод для внутренних политических противоречий. Неизбежен конфликт между правом и государем. Самодержец не должен ограничивать свои привилегии. Ведь он ответствен перед потомками и предками, которые передали ему власть.

В своем консерватизме Н. М. Карамзин доходит до отрицательной оценки и некоторых петровских реформ. Такие установления, как Табель о рангах, дали возможность получить дворянство за службу. Этим был нарушен сам принцип формирования этого сословия.

Отмена крепостного права приведет к деградации и вырождению крестьянства. Рассуждениям Сперанского о естественных правах он противопоставляет интересы государства и самобытность народного духа. Он отвергал западнические заимствования Сперанского. Вековые традиции являются более крепким и серьезным основанием государственности. Не стоит вводить новые государственные учреждения: всякое новшество воспринимается как чуждый и враждебный элемент. Не видит он смысла и в учрежденныыхАлександром Iновых министерствах и Государственном совете.

Развитию самоуправления на местах Карамзин противопоставил усиление власти губернаторов. Их нужно набрать из людей порядочных и преданных государю. Они смогут обуздать произвол местных чиновников, стимулировать хозяйство, торговлю и промышленность.

Для наведения порядка в правосудии монарху следует контролировать судебную власть.

В отношении судебной власти Карамзин высказывался о безоговорочном подчинении ее государю. Церковь следует несколько возвысить (так как реформы Петра I слишком принизили значимость духовенства). По значению Синод должен быть поставлен рядом с Сенатом.

Консервативная концепция Карамзина стала идеологическим базисом самодержавной власти в России. Она оказывала влияние на государственную идеологию и при Николае I.

Идее естественного равенства людей Карамзин противопоставляет суждение, что право естественное уступает гражданскому.

По Карамзину, понятия, нравы и обычаи народа складываются веками. Поэтому для старого народа не нужно новых законов. В России нужно либо подготовить кодекс, основанный на обобщении указов, изданных со времен царя Алексея Михайловича, либо издать полную сводную книгу российских закон

60) религиозно нравственная философия права в россии

В России в конце XIX — начале XX в. существовало немало философски-религиозно настроенных мыслителей славянофильского настроя, затрагивавших вопросы права с позиций справедливости, в связи с религиозными заповедями, идеями нравственного совершенствования. К числу таких правоведов, сводивших правовые проблемы к моральным, относятся В. С. Соловьев, Е. Н. Трубецкой, И. А. Ильин, С. Л. Франк и др.

Видный философ права Владимир Сергеевич Соловьев (1853— 1900), доцент философского факультета Московского университета по кафедре философии, некоторое время читал лекции в Петербургском университете. В 1900 г. он был избран почетным академиком Академии наук по разряду изящной словесности отделения русского языка и словесности. В 1891 г. Соловьев был приглашен возглавить отдел философии в Большом Энциклопедическом Словаре Брокгауза и Ефрона, написал более 130 статей (например, статьи о Канте, Гегеле, Конте). Он внес большой вклад в обоснование нравственного содержания права. К числу главных работ Соловьева относятся "Кризис западной философии (против позитивистов)" (1874 г.), "Критика отвлеченных начал" (1880 г.), "Оправдание добра. Нравственная философия" (1897 г.).

Учение о праве Соловьева основывается на изучении и сопоставлении им природы права и морали. Согласно его взглядам нравственное требование по своему содержанию неограниченно и всегда стремится к построению идеала. Право, наоборот, носит условный характер и предполагает ограничение — в юридической области важны поступок и его результат. Нравственный закон, предписывая должное поведение, обращен только к внутренней стороне воли индивида, а юридический закон рассматривает внешнее проявление воли — имущество, действие, результат действия и т.д.

Право требует низшей, минимальной степени нравственного сознания. Исполнение нравственных требований не исчерпывается, отмечал Соловьев, никакими внешними проявлениями, а позитивный закон дозволяет, предписывает, запрещает определенное правило поведения; право предполагает объективное выражение воли в совершении или недопущении каких-либо действий. "Право — это требование реализации минимальной нравственности, то есть осуществления определенного минимального добра", — писал ученый. Коль скоро в правовой области важна реализация правовых норм для гарантированности каких-либо благ, например, безопасности лиц в обществе, осуществления прав личности, то юридический закон непременно должен содержать в себе прямое либо косвенное принуждение. Право, замечал Соловьев, это "принудительное требование реализации определенного минимального добра или порядка, не допускающего известных проявлений зла". Задача права, по его мнению, заключается не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царствие Божие, а в том, чтобы он до времени не превратился в ад.

Понятие личной свободы в философии Соловьева во многом созвучно идеям Локка, Монтескье, Канта. Основы общежития, утверждал ученый, могут охраняться только законом, поскольку "существование общества зависит не от совершенства некоторых, а от безопасности всех". Поэтому принудительный закон, охраняя и личную свободу, и общественный интерес, является "необходимым условием нравственного совершенствования".

Право в теории Соловьева определяется нравственностью. Обусловленность права нравственностью выражается в том, считал ученый, что всегда и везде ставится требование, чтобы закон был справедливым. Вместе с тем различные интересы и требования людей могут разграничиваться не только на юридических основаниях. "Если разбойники в лесу, ограбив путешественников, оставят им жизнь, а себе возьмут только их имущество, то это, несомненно, будет разграничение интересов, — писал Соловьев, споря со сторонниками социологического направления. — Но видеть здесь что-нибудь общее с правом можно разве только в том смысле, в котором всякое насилие есть выражение права — кулачного или права силы".

Право, согласно концепции Соловьева, определяется общей и постоянной нормой справедливости. Поэтому, утверждал он, вместе с юридической квалификацией интересов и требований одновременно происходит и их оценка. Если рассматривать нравственность как оценку интересов, то право, отмечал Соловьев, должно входить в область нравственности. На этом основании он выступал против учения Иеринга и других социологов права, утверждавших, что право — разграничение, а нравственность — оценка интересов.

Соловьев был приверженцем концепции "возрожденного" естественного права. Он считал, что нельзя оценивать какой-либо факт правовой области, не руководствуясь при этом общей идеей права, которая наполняется различным содержанием. С изменением условий времени и места законы, замечал Соловьев, "из разумных становятся бессмысленными, из благотворительных — вредными". Именно поэтому критерий отличия права от неправа заключается, по его убеждению, в объективном принципе — требовании реализации.

Сущностью права Соловьев признавал "исторически-подвижное определение необходимого принудительного равновесия двух нравственных интересов — личной свободы и общего блага", где право — область внешняя, а интерес личности — область частная. "Общее благо" должно общим пределом ограничивать частные интересы, но оно не может их упразднять. Поэтому он выступал против смертной казни и пожизненного заключения, которые, по его мнению, противоречат существу права.

Соловьев в своем учении различал понятие сущности права (идею права) и позитивное право (закон). Закон — это "определенное в данных обстоятельствах места и времени ограничение личной свободы требованиями общего блага", к признакам которого он относил: 1) публичность, 2) конкретность, 3) реальную применимость.

Право должно быть обеспечено, следовательно, необходимо иметь достаточно силы для реализации правовых норм, рассуждал Соловьев. Такой силой он признавал государственную власть, содержание которой определяется деятельностью законодательной власти — власти издавать обязательные для всех законы, судебной властью — властью судить в соответствии с этими общими законами о частных делах, исполнительной властью — властью принуждать всех и каждого к исполнению законов.

Соловьев выступал против принципа разделения властей как "системы сдержек и противовесов". Он утверждал, что разобщенность и противоборство властей мешают осуществлению единой цели — "правомерному служению общему благу". По мнению Соловьева, власть является единым началом полновластия; судебная власть подчиняется законодательной, а исполнительная — "заведует принудительным исполнением законов и судебных решений" и потому производна от первых двух.

Только в государстве право способно реально осуществляться и быть гарантированным. Поэтому Соловьев называл государство "воплощенным правом". Вместе с тем он не разделял концепции правового государства, считая что граница деятельности государства лежит не в индивидуальной свободе, а в "равномерном и всеобщем характере ограничения". Таким образом, по Соловьеву, правовым принципом, определяющим деятельность государства, является не безусловная личная свобода, а условная свобода, т.е. свобода в условиях равенства.

Равенство, утверждал Соловьев, бывает двух видов: несправедливое и справедливое. Второе понимание равенства ("равенство в исполнении должного") и есть право. "Справедливый должник есть не тот, который равно отказывает в уплате всем своим кредиторам, а тот, который всем им равномерно выплачивает свой долг; справедливый отец не тот, который одинаково равнодушен ко всем своим детям, а тот, который показывает им всем одинаковую любовь", — писал Соловьев.

Соловьев выступал с обоснованием позитивных функций государства, которое он рассматривал как "собирательно-организованную жалость". Каждое государство имеет целью охрану основ своего общежития, а христианское государство, за которое ратовал Соловьев, стремится еще улучшить условия существования человека в этом обществе. Прогресс государства, по его замечанию, состоит в том, чтобы "как можно меньше стеснять внутренний нравственный мир человека и как можно вернее и шире обеспечивать внешние условия для достойного существования и совершенствования людей".

Одним из первых в России Соловьев выдвинул требование о праве каждого человека на достойное существование. Он писал, что никакой человек ни при каких условиях и ни по какой причине не может рассматриваться как только средство для каких бы то ни было посторонних целей, он не может быть только средством или орудием ни для блага другого лица, ни для блага целого класса, ни для общего блага, т.е. общности большинства других людей.

Отрицая материальное уравнивание всех людей, Соловьев считал, что государство, тем не менее, должно взять на себя заботу об обеспечении экономически слабых лиц. Когда человек не может поддерживать свое существование, он перестает быть "целью для себя и других, становится только материальным орудием экономического производства". Кроме нравственной цели поддержания достойного существования человека Соловьев видел в этом требовании условие существования всего общества и государства. "Правовое принуждение не принуждает никого быть добродетельным. Его задача — препятствовать злому человеку стать злодеем (опасным для общества) только в интересе общего блага", — писал ученый.

Являясь сторонником проведения реформ в России, наделения граждан различными правами и свободами, Соловьев предлагал идею государства как "нравственно-органическую солидарность между простым народом и образованным классом". Всю ответственность за ненадлежащее проведение государственных реформ он возлагал не только на правительство, но и на интеллигенцию, которая, по его убеждению, недостаточно отстаивала в России идеи права и правового государства.

В начале своего творческого пути Соловьев разделял идеи славянофилов о путях развития России, однако вскоре он выступил с их критикой в работах "Критика отвлеченных начал" (1880 г.), "Национальный вопрос России" (первый выпуск — 1883—1888 гг., второй — 1888—1891 гг.). Славянофилы не признавали позитивного значения права и государства для русского народа. "Русский народ есть народ негосударственный,