Я не смеюсь, но я рад, что настал этот день! Однако это не то, что ты думаешь. Хочешь увидеть, что там произойдет? Я мог бы сопровождать тебя. Перед тем, как наступит полночь, давай поднимемся вместе на крышу дворца, который находится рядом.
Холодок пробежал у меня по спине. Мне не хотелось, ни видеть, ни знать, ни даже думать об этом. Любопытство в подобном случае представлялось мне чем-то порочным. Раз такова судьба, такова воля Богов, я готова принять это – но наслаждаться исподтишка унижением и, возможно, убийством моей предшественницы… это было совсем несвойственно моей душе. Тем не менее, что-то толкнуло меня одним безмолвным кивком головы согласиться на твое странно тревожащее предложение. Кроме всего, это была и моя судьба – возвратиться к Богам на вершине славы, в полном расцвете, воспитав мою собственную преемницу.
Но как это произойдет? – не могла удержаться я от вопроса. – Ее убьют? Но ведь рядом нет никого из людей.
Это было особенно странно, поскольку обычно каждую ночь зиккурат охраняли воины. Мной овладел настоящий ужас. – Ее разорвут демоны, которые там, внутри?
Сейчас все сама увидишь, – по твоему тону ничего, ровным счетом, нельзя было предугадать.
Мы уже стояли на крыше, ты обнимал меня, укрывая твоей накидкой из львиной шкуры, от холода ночи. В безлунном небе прямо над нашими головами то и дело шуршали в полете крылья летучих мышей, и раздавался их тонкий писк. «Как-то их много сегодня, наверно, чувствуют что-то неладное» - подумалось мне.
Верховная Жрица неторопливо шла к зиккурату совершенно одна, без слуг и охраны – как будто ей ничто уже не могло помешать или навредить… Запоздавший прохожий, а может быть, вор, шарахнулся прочь, не оглядываясь, и поспешно исчез между домами. Возле подножия зиккурата на миг ее лицо осветилось стоявшим поблизости факелом. Было видно, что на ней нет никаких украшений, лишь черное покрывало, которое она сбросила перед тем, как начала подниматься – полностью обнаженная и босиком - по центральной лестнице. Все еще безупречно прекрасное тело – хотя ей уже было, как я могла понять, хорошо за сорок - светилось в ночи голубоватым сиянием. На боку, на плетеном поясе – это единственное, что еще было на ней надето – что-то поблескивало, но разглядеть было невозможно, как я ни пыталась.
Только не смотри на нее пристально, - поспешно предупредил ты. – Теперь ее красота убивает, поэтому тот несчастный бежал от нее, как ошпаренный. Но он все равно умрет, если случайно взглянул ей в лицо. Душа человека, узревшего красоту Абсолюта, окаменевает: она погружается в бесконечное созерцание этой красоты, и для нее нет возврата к миру живущих.
Но отчего?
Видишь ли, красота юной девушки происходит от ее ожидания встретить любовь, от надежды понравиться, даже от вожделения, т.е. от избытка телесных сил – поэтому она согревает и наполняет. В ней есть направление, в ней есть цель. Но красота зрелой женщины – если она остается красивой – является выражением ее внутренней упорядоченности, в которой нет места другому, нет места стремлениям. Поэтому, как красота Абсолюта, она убивает.
Я слушала и не могла уловить смысл твоих слов, которые для меня превратились в одну череду непонятных звуков, и только подчеркивали гнетущее впечатление от происходящего. Такого щемящего ужаса, холода и одиночества я не могла себе даже представить. Иметь все – и враз потерять. От этого можно сойти с ума… но она поднималась величественно, как человек, исполнивший до конца свой долг, с царским достоинством отправляясь в свое последнее путешествие.
Это были дни моего триумфа – пройдя испытание, я заслужила теперь наивысшее положение в обществе. Все возможности, о которых только могла мечтать женщина, распахнулись передо мной. Помимо всего, самый желанный мужчина, которого боготворили и о котором мечтали все женщины нашего народа, стоял рядом и обнимал меня. И вот сейчас, в этот самый момент, я созерцала обратную сторону моего личного счастья, внезапно свалившегося мне на голову вместе с богатством, успехом и славой…
