Война вскоре перекинулась и в Азию. 15.8, совершенно неожиданно для немцев, им предъявила ультиматум Япония, на союз с которой или благожелательный нейтралитет так рассчитывали в Берлине. Но Япония осталась верной союзницей англичан, помогавших ей в свое время, да и не против была поживиться за счет Германии. Поэтому потребовала отозвать из китайских и японских вод германские вооруженные силы и не позже 15.9 передать ей “арендованную территорию Цяочжоу с портом Циндао”. А получив отказ, 23.8 объявила немцам войну, чем создала им ощутимые дополнительные трудности. И не только из-за того, что их владения на Дальнем Востоке с началом боевых действий остались почти беззащитными. Во-первых, в Берлине надеялись, что русские вынуждены будут держать против Японии значительные контингенты. Теперь же эти контингенты могли быть переброшены на запад, что усиливало тревогу за Пруссию. А во-вторых, германский флот предполагал вести активную войну на коммуникациях в Тихом и Индийском океанах, базируясь в Циндао и других колониях. Сейчас и это оказалось под вопросом.
Впрочем, тут стоит сделать отступление и взглянуть, что представляли собой военно-морские силы воюющих держав. По тогдашним теориям основой морской стратегии и тактики считался линейный бой – когда главные силы флотов встречаются друг с другом, и в артиллерийской дуэли выявляется победитель. Поэтому страны-соперницы готовили свои эскадры именно к таким столкновениям. Самыми мощными боевыми единицами являлись дредноуты – бронированные громадины в десятки тысяч тонн водоизмещения, с паротурбинными двигателями, позволявшими развивать приличную скорость, и большим количеством крупнокалиберной артиллерии. Скажем, британский “Дредноут”, по имени был назван этот класс кораблей, имел 10 орудий калибром 305 мм и скорость 21 узел (узел – морская миля в час). Следующими по значению были линейные крейсера, с одним из которых читатели уже знакомы на примере германского “Гебена” – фактически облегченные дредноуты. Броня и артиллерия послабее, но радиус действия и скорость больше. Дальше по нисходящей шли додредноутные линкоры или броненосцы. Работавшие на угле, тихоходные, меньше орудий главного калибра (на русских броненосцах – по четыре 305-мм пушки). Дальше – броненосные крейсера, находившиеся примерно в таком же отношении к броненосцам, как линейные крейсера – к дредноутам. Дальше – легкие крейсера. Дальше по значению – эсминцы и миноносцы, предназначенные, в основном, для торпедных ударов. Плюс корабли специального назначения – минные заградители, приспособленные для постановки большого числа мин, тральщики – мелкие суда, предназначенные, чтобы в этих заграждениях проделывать проходы, и т.д. В войну применялись и вспомогательные крейсера – обычные грузопассажирские пароходы, снабженные артиллерией. Что касается подводных лодок, то они, как и авиация, были оружием совершенно новым, и их возможности сильно зависели от года выпуска. Старые, с керосиновыми двигателями, были ненадежными, обладали небольшим радиусом действия и временем пребывания под водой – экипаж в них просто угорал от выхлопных газов. Новые, дизельные, являлись уже достаточно совершенными для серьезных операций.
Сильнейшей морской державой была, разумеется, Англия. В состав ее флота входило 20 дредноутов, 9 линейных крейсеров, 40 старых линкоров, 25 броненосных и 83 легких крейсера, 289 эсминцев и миноносцев, 55 подлодок (но в открытом море из них могли действовать лишь 7). Однако следует отметить и то, что в отношении развития флота британское руководство было очень консервативным. Любые новинки здесь находили дорогу с трудом. Один из главных теоретиков флота вице-адмирал Коломб заявлял: “Нет ничего, что показывало бы, что давно установленные историей морских войн законы каким-либо образом изменились”. И когда другой теоретик, адмирал Перси Скотт, выступил с мыслью, что “эра дредноутов и сверхдредноутов кончилась безвозвратно”, рекомендуя адмиралтейству “создать тучи аэропланов и подводных лодок”, его объявили чуть ли не еретиком. Можно обратить внимание и на такой факт – торпеда Уайтхеда, впоследствии применяемая всеми странами, хоть и была изобретена англичанином, но дома его не признали, и первые испытания торпед происходили в Австро-Венгрии. А мин к началу войны у англичан не было вообще.
Общее руководство флотом осуществляли первый лорд адмиралтейства У. Черчилль и первый морской лорд (начальник главного морского штаба) принц Баттенберг. Базировались корабли в гаванях Хумбергга, Скарборо, Ферт-оф-Форта и Скапа-Флоу. Но с генеральным сражением, к которому, вроде бы, готовился флот, англичане не спешили. Соваться к германским берегам значило подвергать дредноуты угрозе мин и торпедных ударов. Да и была надежда, что на сухопутных фронтах французы и русские быстро раздавят врага, а при капитуляции Германия и так лишится кораблей. Поэтому британский флот ограничился прикрытием перевозок, защитой своих берегов и блокадой Германии. А большое сражение был готов дать лишь в том случае, если бы немцы вздумали прорвать эту блокаду и вступить в открытую борьбу за господство над морями.
Германский флот по боевой мощи был вторым после британского. Он располагал 15 дредноутами, 4 линейными крейсерами, 22 старыми линкорами, 7 броненосными и 43 легкими крейсерами, 219 эсминцами и миноносцами и 20 подлодками (из них 9 новых). Некоторое количество кораблей еще достраивалось. Причем надо учитывать, что по ряду показателей немецкие корабли превосходили британские – по степени непотопляемости, по скорости хода. На технические новинки здесь обращали куда большее внимание, хотя и германское руководство находилось под влиянием отживших свой век стереотипов. Так, Тирпиц перед войной заявлял, что строить большое количество подводных лодок – “легкомыслие”. Потому что преобладание на море решится только линейными силами флотов. У немцев эти главные силы назывались “Флотом Открытого моря”, и русских, французов или итальянцев они вообще не воспринимали в качестве достойных противников – только англичан. В кают-компаниях поднимались тосты за “Дер Таг” – за “День”, когда Флот Открытого моря сойдется в сражении с британским “Гранд Флитом” (“Большим флотом”).
Но в германских военно-морских силах очень сказывался фактор “многовластия”. Главным создателем флота был гроссадмирал Тирпиц. Однако с началом войны его роль резко упала – теперь он отвечал лишь за снабжение и постройку новых кораблей. А кроме него руководили командующий Флотом Открытого моря фон Ингеноль и начальник Генерального морского штаба фон Поль. А единственным координатором их действий выступал сам кайзер. И если руководство армией он передоверял своим генералам, то флот был его любимым детищем, и решения он принимал только лично. А рисковать в столкновении с англичанами Вильгельм не желал. 30.7 Поль издал директиву флоту вести лишь “малую войну” против Англии – миноносцами, подлодками, минными постановками, “пока не будет достаточного ослабления противника, которое позволит более решительные действия”. Для линейных сил кайзер полагал “необходимым сохранение флотом оборонительной позиции”. Корабли базировались у о. Гельголанд, в Вильгельмсхафене, Киле, Данциге и готовы были дать бой лишь в том случае, если Британия будет угрожать германскому побережью. В общем, обе стороны были готовы вступить в решающее сражение, каждая в своем районе, но только эти районы не совпадали.
Франция (3 дредноута, 20 броненосцев, 18 броненосных и 6 легких крейсеров, 98 миноносцев) и Австро-Венгрия (3 дредноута, 9 броненосцев, 2 броненосных и 10 легких крейсеров, 69 миноносцев, 7 подлодок) вообще не хотели подвергать риску дорогостоящие корабли. Первая убрала свой флот на средиземноморские базы, а вторая “защищала Адриатику” – ее линкоры и крейсера всю войну бесцельно дымили трубами в гаванях Триеста и Катарро.
Россия, потеряв в Японской 2 эскадры, на время выбыла из числа ведущих морских держав. Тем более, что она была занята хозяйственными реформами, а строительство флотов – дело не дешевое. Ее судостроительная программа, принятая в 1912 г., предусматривала создание 7 дредноутов и 4 линейных крейсеров. Но они еще находились на стапелях заводов, а в начале войны русские располагали 9 старыми линкорами, 8 броненосными и 14 легкими крейсерами, 115 эсминцами и миноносцами и 28 подлодками (все старые). И все же “отсталой” в военно-морской сфере Россия не была. Тирпиц пишет, что в Петербурге “с жадностью хватались за любую новинку в области изобретений”, и сами немцы в области тактики во многом переняли результаты исследований русского адмирала Г.И. Бутакова. Ну а отсутствие сильного линейного флота стимулировало развитие других видов техники, способных в той или иной мере компенсировать этот изъян. Так, были разработаны прекрасные эсминцы типа “Новик”, соединяющие в себе качества как миноносца, так и крейсера – скорость хода, маневренность и довольно сильное артиллерийское вооружение (4 орудия по 100 мм). Немцы впоследствии учли этот опыт и на своих новейших эсминцах тоже стали ставить 105-мм пушки вместо 88-мм. В России строились первые в мире авианосцы – тогда их называли гидрокрейсерами. Был создан и первый в мире подводный минный заградитель “Краб”.
В минном деле русские моряки вообще не имели себе равных. И британский флот, оказавшийся совершенно неготовым в данном отношении, в 1914 г. купил в России тысячу шаровых мин для защиты своих баз. Еще больше технических достижений перенимали американцы. Они закупили все образцы русских мин и тралов, считая их лучшими, и приглашали инструкторов из России для обучения пользоваться ими. Купили они и гидросамолеты М-5 и М-9, также считавшиеся лучшими. А на новейших отечественных дредноутах типа “Севастополь” впервые устанавливались не двух-, а трехорудийные башни главного калибра. Причем с собственными дальномерами, что позволяло им в бою действовать независимо от главного дальномерного поста. Англия и Германия отнеслись к этим новшествам скептически, а американцы сразу оценили выгоду и тоже переняли, на их новых линкорах типа “Оклахома” стали монтироваться трехорудийные башни с автономным оборудованием. Но в связи с неравенством сил морские планы России были чисто оборонительными. Немцы впоследствии утверждали, что вынудили Балтийский флот сидеть в Финском заливе – но российским командованием это предусматривалось заранее. Основу обороны составляли минные заграждения – всего за годы войны в устье Финского залива было выставлено 39 тыс. мин. А из-под их прикрытия крейсера, эсминцы и субмарины совершали вылазки на морские просторы.
Начало войны на море было неудачным для Германии. Разведав подводными лодками подступы к базе у Гельголанда, туда совершила рейд британская эскадра адм. Битти. 23.8 английский легкий крейсер и несколько эсминцев напали вдруг на охранение базы, потопили миноносец и повернули восвояси. Ингеноль выслал в погоню легкие крейсера “Майнц”, “Кельн” и “Ариадна”. Те ринулись в преследование и угодили в ловушку – удирающий отряд вывел их прямехонько на главные силы своей эскадры, включавшей и 4 линейных крейсера. Немцы вступили в схватку, но она была слишком неравной. Все три корабля были потоплены. А англичане потерь почти не имели – у них лишь один легкий крейсер получил повреждения. Ингеноль не решился вывести в море главные силы флота, так что эскадра Битти ушла безнаказанной. А кайзера утрата сразу трех крейсеров и миноносца очень расстроила и послужила дополнительным поводом для осторожности, обрекая флот на пассивное состояние.
Произошли первые столкновения и на Балтике. В ночь на 26.8 немецкие легкие крейсера “Магдебург” и “Аугсбург” с двумя миноносцами погнались за русскими сторожевиками. Но те, пользуясь своей малой осадкой, стали уходить на мелководье у северной оконечности о. Оденсхольм. И “Магдебург” в темноте наскочил на камни. Эссен, узнав об этом, тотчас выслал русские крейсера “Богатырь” и “Паллада” с несколькими эсминцами. Приказал вынудить “Магдебург” сдаться, снять с мели и доставить в русский порт. Когда корабли приблизились к Оденсхольму, было замечено, что немцы с поврежденного крейсера переправляются на миноносец. Отряд открыл огонь, и миноносец, дав полный ход, скрылся в тумане, а на “Магдебурге” произошел взрыв, и он начал тонуть. Удрать сумели не все – в плен были взяты командир крейсера, 2 офицера и 54 матроса. Но самым ценным оказался другой трофей – водолазы сумели достать сигнальные книги, шифры и другие секретные документы. В результате в течение всей войны русский флот смог читать вражеские радиограммы. И хотя немцы обратили внимание на странную осведомленность неприятеля, но сочли, что у них под носом действует шпион. Настойчиво искали его в штабах, требовали от своей агентуры в России во что бы то ни стало узнать о нем. А вот сменить коды так и не догадались…
А на Западном фронте в конце августа разыгралось ожесточенное Пограничное сражение. Правое крыло французов, 1-я и 2-я армии, продолжали наступать в Лотарингии, в Эльзасе взяли Мюлуз. В центре 4-я и 3-я армии готовились к удару через Арденны. Германские силы в Бельгии Жоффр все еще недооценивал, вот и предполагал наступлением двух центральных армий отрезать эту группировку противника. Причем командующий 3-й армии де Лангль доложил, что перед его фронтом немецкие войска движутся на запад. И запрашивал, не следует ли немедленно атаковать их во фланг, чтобы сорвать это передвижение? Ему ответили – пусть, мол, идут. Чем больше их удалится из района Арденн, тем лучше. И тем больше их будет отрезано.
На северо-западном крыле фронта 5-я армия Ларензака совершала по жаре 80-километровый марш, чтобы занять позиции между Маасом и Самброй. Наконец-то она установила контакт и с англичанами, пристраивавшимися левее, но отстававшими на день пути. Они шли как на прогулку, крестьяне по пути щедро поили союзников вином, британцы менялись с ними сувенирами, раздаривая фуражки и ремни, и шагали в крестьянских колпаках. А еще левее располагались 3 слабенькие территориальные дивизии д` Амада и растрепанная кавалерия Сорде. Несколько батальонов Ларензак выслал в Намюр, который защищала 4-я бельгийская дивизия, и гарнизон этой крепости составил 37 тыс. чел. Французский Генштаб прикидывал, что немцев здесь наступает 17-18 дивизий. А против них 15 французских, 5 английских и бельгийская – всего 21. На самом же деле у немцев тут было 38 дивизий. 1-я армия фон Клюка, 2-я фон Бюлова и 3-я фон Хаузена выходили к франко-бельгийской границе. А по соседству, в Арденнах, 4-я армия герцога Вюртембергского и 5-я кронпринца лишь ждали, когда развернется и изготовится к атаке ударное крыло, чтобы тоже двинуться вперед. Ну а в Лотарингии баварский принц Руппрехт, которому были подчинены 6-я и 7-я армии, нехотя отходил перед французами и просил у Ставки разрешения атаковать.
Потому что начали проявляться как раз те факторы, которые не учел Шлиффен. Солдаты, оставляя одну позицию за другой, падали духом, возникали панические настроения, роптали и офицеры. И Руппрехт доказывал, что контратака – меньший риск, чем отступление. Что таким образом он гораздо лучше свяжет силы французов. И что неразумно отдавать им всю Лотарингию. В Ставке колебались. Но когда Жоффр совершал перегруппировки своих войск, в одном месте немцы заметили отход французов и истолковали, что они разгадали опасность прорыва, перебрасывая войска на левый фланг. И Руппрехту сообщили, что контратаковать “не запрещено”. Утром 20.8 части французских 1-й и 2-й армий, уже разохотившиеся беспрепятственно брать населенные пункты, вдруг столкнулись недалеко от Саребура и Моранжа с подготовленной обороной. И попытались атаковать так, как их учили – лихо, в штыки, плотными боевыми порядками. Но на их плотные порядки обрушился ливень снарядов и пулеметных очередей. Произошло то, что назвали “бойней у Моранжа”. А основательно повыбив противника, немцы перешли в контратаку. 2-я армия Кастельно покатилась назад. 1-я еще держалась, но для нее возникла угроза обхода, и Жоффр приказал ей тоже отступить.
Впрочем, наступление Руппрехта он счел частным контрударом и начал стягивать войска с других направлений, чтобы его парировать. Делать как раз то, чего добивались немцы. Жоффр пожертвовал второстепенным наступлением в Эльзасе, забрав оттуда 7-й корпус. Взял 3 дивизии из 4-й армии де Лангля – из этих соединений между Верденом и Нанси стала создаваться новая “Лотарингская армия” ген. Монури. А Руппрехт между тем уже вторгся на французскую территорию. Очередная бомбардировка позиций 2-й армии продолжалась 75 часов. Только на городишко Сен-Женевьев обрушилось 4 тыс. снарядов. Войска хотели оставить г. Нанси, но командарм Кастельно приказал удержать его любой ценой. Завязались упорные бои, немцев осаживали контратаками. Приостановить 6-ю и 7-ю германские армии французы смогли лишь откатившись к линии своих крепостей, когда их стала поддерживать мощная артиллерия Бельфора, Эпиналя и Туля.
Однако наступление 3-й и 4-й французских армий в Арденнах не было отменено. И было, волею случая, назначено на тот же день, 21.8, когда намечалось и главное наступление германского ударного крыла и центра. Но немцы, в отличие от французов, знали о готовящемся ударе противника, и их 4-я и 5-я армия двигались навстречу через Арденны осторожно, окапываясь и поджидая врага на удобных рубежах. Французское же командование полагало, что против них крупных сил нет – они ушли в Бельгию. Жоффр даже запретил вести разведку! А то, мол, ее заметят и нарушится неожиданность операции. Так что французы ринулись по лесным горным дорогам наобум. И утром 21.8, в густом тумане, их колонны внезапно нарвались на вражеские позиции. Первые ряды смели пулеметами – по красным штанам и синим мундирам даже в тумане было удобно прицеливаться. А французам остановиться, закрепиться в обороне и разведать силы врага даже в головы не пришло. Немцев обнаружили – значит требовалось их опрокинуть. Впрочем, если бы и захотели, то окапываться их не учили, и на роту имелось всего несколько кирок и лопат для хозяйственных целей. И раз за разом, по мере подхода свежих частей, их бросали в штыковые, а офицеры отчаянно кидались в первых рядах, четко выделяясь белыми перчатками и плюмажами на красных кепи. И, конечно, получали пули.
К 22.8 жаркие бои шли уже по всему участку фронта – под Виртоном, Тинтиньи, Россиньолем, Нефшато, Лонгви. Французы несли огромные потери. Так, почти полностью погибла в бесплодных атаках 3-я колониальная дивизия, состоявшая из алжирцев. Однако и немцы терпели заметный урон – ведь переходя в наступление, они так же, как под Льежем или Гумбинненом, все еще действовали в плотных строях. И когда попадали под массированный удар французской корпусной артиллерии, картины были ужасающие. Очевидцы описывают овраг под Виртоном, где сотни, а то и тысячи мертвецов продолжали стоять и не падали, поддерживаемые другими телами. Но все же французам досталось не в пример сильнее. Их соединения поредели, были дезорганизованы, и сперва 4-я, а потом и 3-я армии начали отступать. Жоффр просто не верил случившемуся, требовал остановиться и воспользоваться своим численным превосходством – которого и в помине не было. К концу дня 23.8 стало окончательно ясно, что сражение проиграно. 3-я армия Рюффе отходила на Верден – ее преследовала 5-я германская, обошедшая и блокировавшая крепость Лонгви. 4-я армия де Лангля де Карре катилась к Седану – а за ней продвигалась 4-я германская. Жоффр вынужден был отчасти смириться с действительностью и заявил: “Наступление временно приостановлено, но я предприму все усилия, чтобы возобновить его”.
Это было уже нереально, так как еще более грозные события разворачивались на левом фланге. Здесь англичане и 5-я армия Ларензака, растянувшаяся на 50-километровом фронте, еще не успели закончить своего сосредоточения, только выдвигались на позиции. Френч 21.8 писал Китченеру, что до 24.8 не предвидится ничего серьезного: “Я полагаю, что хорошо знаю ситуацию и считаю ее благоприятной для нас”. А вскоре британский конный разъезд встретился в селе Суаньи с вражеским, и капитан Хорнби был награжден как “первый английский офицер, убивший немца кавалерийской саблей нового образца”… С подобными представлениями о войне очень скоро пришлось распрощаться. 2-я германская армия фон Бюлова и 3-я фон Хаузена вышли к Намюру. Но задерживаться у крепости не стали – оставили для его блокады по корпусу, Гвардейский резервный и 11-й, а от Льежа уже подтягивались огромные осадные орудия. Главные же силы немцев нацелились против 5-й французской армии. С двух сторон – Бюлов с севера, Хаузен с востока. А 1-я армия фон Клюка готовилась атаковать англичан.
10-й французский корпус, выдвинутый на берег Самбры, никакой позиционной обороны не создал – хотел вообще отбиваться контратаками, даже без артподготовки. И немцы отбросили его, с ходу форсировав реку. 22.8 разыгрались жестокие беспорядочные бои. Когда германские войска атаковали, их косил огонь скорострельных французских 75-миллиметровок. А французские части были подавлены немецкими снарядами и бомбежками с аэропланов. Алжирский батальон, доведенный обстрелом до бешенства, бросился в штыки на вражескую батарею, переколол рассчет – но в этой атаке из 1030 чел. в батальоне остались двое. Французы стали подаваться назад и оставили г. Шалеруа. Ларензак обратился к Френчу с просьбой помочь ударом во фланг немцам. Британский главнокомандующий ответил, что сделать этого не сможет, но обещал 24 часа удерживать рубеж по каналу Монс. А ночью к войскам Бюлова подошла и армия фон Хаузена, и на французов обрушилась атака 4 свежих корпусов. Ларензака решили зажать между двумя армиями и уничтожить.
К 23.8 удерживался лишь корпус генерала Франше д`Эспере – он единственный догадался собрать у местных жителей шанцевый инструмент и окопаться. Остальные части уже отступали. К полудню, после обстрела из осадных орудий, 4-я бельгийская дивизия покинула Намюр, уходя к морю, немцы взяли северные форты этой крепости. А Ларензак получил сообщение от командующего 4-й армией де Лангля – что соседи отошли, оставив неприкрытым участок между Седаном и 5-й армией. И чтобы избежать окружения, тоже скомандовал общее отступление – чем и спас свои войска, хотя подвергся суровому осуждению со стороны Жоффра. У англичан с обороной дело обстояло получше, их Бурская война научила. Они подготовили на канале Монс даже не одну, а две линии позиций, и успешно отражали атаки двух корпусов 1-й германской армии. Но вскоре командир 2-го британского корпуса Смит-Дорриен узнал об отступлении французов, приказал взорвать мосты и отойти на вторую линию, построенную в 3-5 км за первой (французы о возможности взрывать за собой мосты вообще забыли). Отход прошел беспрепятственно, поскольку и немцам здорово досталось.
Впрочем, у Клюка было еще два свежих корпуса, и в приказе на следующий день он велел им обойти противника с флангов. А британское командование считало, что против них действует не 4, а всего 1 корпус, запланировало на следующий день перейти в наступление и сбросить переправившихся немцев в канал. Но вдруг пришла телеграмма Жоффра, предупреждавшая, что перед ними очень крупные силы. А одновременно стало известно, что Ларензак отступает. И было принято решение тоже отходить. Причем с корпусом Смит-Дорриена не было даже телефонной связи, приказ он получил уже начав атаку, и пятиться ему пришлось под ударами преследующего врага. Один из батальонов вообще не получил приказ об отходе и был уничтожен. Жоффр 24.8 вынужден был признать, что “армия обречена на оборонительные действия”. Правда, главной причиной неудач он счел “недостаток наступательного духа”, но тем не менее счел нужным немедленно осмыслить опыт боев и устранить ошибки в подготовке войск. Тогда же, 24.8, французское главное командование издало “Записку для всех армий”, где говорилось о необходимости артподготовки, указывалось на пагубность использования пехоты в сомкнутых строях, запрещалось начинать атаки с дальних дистанций во избежание лишних потерь. Предписывалось окапываться, организовывать взаимодействие пехоты и артиллерии, воздушную разведку и корректировку огня.
Союзники потерпели сокрушительное поражение. Французы потеряли в этих боях 140 тыс. чел., англичане гораздо меньше – 1600 чел., но Френч после первой неудачи впал в уныние, считал кампанию уже проигранной и думал о возвращении домой. Писал правительству о необходимости защиты Гавра, чтобы можно было совершить обратную посадку на корабли. А правительство Франции посылало отчаянные просьбы о помощи в Петроград. 23.8 посол Палеолог обратился к царю: “Умоляю Ваше Величество отдать приказ своим войскам немедленно начать наступление. В противном случае французская армия рискует быть раздавленной”. На следующий день министерство иностранных дел снова взывало к Палеологу: “Настаивайте на необходимости наступления русских армий на Берлин. Предупредите русское правительство неотложно”. А 25.8 пал Намюр, продержавшись всего 5 дней. Было взято 5 тыс. пленных – остальные защитники смогли вырваться. Германские армии, преследуя разбитого противника, широким фронтом вторглись во Францию…
ПРУССКОЕ ПОРАЖЕНИЕ.
Основные силы 2-й русской армии пересекли границу 21.8. Кстати, в этот день произошло солнечное затмение. И хотя о нем предупреждали заранее и в частях специально разъясняли суть явления, многие солдаты восприняли это как дурной знак. Да наверное, и офицеры вспомнили “Слово о полку Игореве”. 2-я армия вообще получилась “невезучей”. Штаб Варшавского округа стал штабом Северо-Западного фронта, штаб Виленского округа – штабом 1-й армии. А штаб 2-й собирали “с миру по нитке”, часто направляли тех, с кем не жалко расстаться. Командующий тоже был случайный, 55-летний Александр Васильевич Самсонов. В молодости он прекрасно командовал эскадроном на Турецкой войне, отлично проявил себя на Японской, возглавляя Уссурийскую бригаду и Сибирскую казачью дивизию. Потом был начальником штаба Варшавского округа. Но дальше пошел по административной части: служил наказнам атаманом Войска Донского, Туркестанским генерал-губернатором. К тому же, был болен астмой, и летом 1914 г. как раз лечился в Пятигорске. В должностных перетасовках начала войны вспомнили, что он служил в Варшавском округе, неожиданно вызвали с курорта к царю и дали армию. А он не посмел отказаться, раз оказали такое доверие. И получилось, что умея командовать лишь кавалерийской дивизией в 4 тыс. сабель, а потом 7 лет вовсе оторванный от оперативной работы, он получил огромное войсковое объединение.
Войск, было, вроде, много, 7 корпусов – 14,5 пехотных и 4 кавалерийских дивизии. Разворачивались, слева направо 1-й, 23-й, 15-й, 13-й, 6-й, 2-й корпуса, а в резерве оставался Гвардейский. Но сочли, что для выполнения поставленной задачи это даже избыточно, и в связи с формированием 9-й армии отобрали Гвардейский, 23-й, почти всю корпусную артиллерию, часть конницы. А 1-й и 2-й должны были обеспечивать фланги, их не разрешали передвигать. Потом спохватились, что для наступления остается слишком мало, вернули одну дивизию 23-го, позже и другую, позволили использовать 1-й корпус – но они уже значительно отстали от соседей и должны были догонять. А 2-й, прикрывавший стык с 1-й армией, далеко оторвался от главных сил, и его переподчинили Ренненкампфу.
И участок действий был “неудачным”. Рокадной (т.е. проходящей вдоль фронта) железной дороги тут не имелось. К границе ветка подходила лишь на левом фланге. Части выгружались далеко от исходных позиций, топали пешком по плохим песчаным дорогам, по просекам, по жаре. Многие еще до начала наступления неделю были на марше. Колеса вязли в песке, обозы и артиллерия отставали. А плохой штаб и неопытный командующий не могли наладить этот процесс, вносили неразбериху. Конечно, столь слабому и несработавшемуся армейскому звену должен был оказать помощь штаб фронта. Но его главнокомандующий Жилинский практического опыта тоже не имел, руководство войсками выпустил из рук и свою роль видел лишь в отдаче приказов командармам. По планам 2-я армия должна была стать “молотом”, который обойдет Мазурские озера с запада и прихлопнет немцев, “притянутых” к “наковальне” 1-й армии. И поскольку у Ренненкампфа все шло нормально, ему после Гумбиннена подтвердили приказ остановиться, чтобы немцы совсем не сбежали. А Жилинский то и дело подгонял Самсонова, “чтобы встретить врага, отступающего перед генералом Ренненкампфом, и отрезать его от Вислы”. А тот совершенно растерялся и начал действовать в качестве передаточного звена, подгоняя командиров корпусов. И солдаты шли по 12 часов без привалов, выбиваясь из сил и все дальше отрываясь от тылов. В результате к 23.8 обстановка сложилась следующая. На левом фланге 1-й корпус ген. Артамонова занял приграничный город Зольдау. Но тут была железная дорога, и скопилось много других войск: 1-я дивизия 23-го корпуса, две кавдивизии, отставшая артиллерия. Распоряжаться такими массами Самсонов не умел, и “свалил с плеч ношу”, переподчинив все это Артамонову.
Правее, обогнав 1-й корпус, но отстав от главнх сил, догоняла своих 2-я дивизия ген. Мингина из 23-го корпуса. Еще правее далеко углубились в прусскую территорию 15-й корпус ген. Мартоса, занявший без боя г. Найденбург, 13-й Клюева, взявший г. Омулефоффен и 6-й Благовещенского, вышедший к г. Ортельсбургу. Эти соединения и их начальники были отнюдь не “равнозначны”. Так, Артамонов, всю жизнь был “генералом для поручений”, разъезжал в дипломатических миссиях. Покомандовал корпусом в Японскую, но был одним из тех, кого Куропаткин тщетно пытался снять за склонность к панике и бегству при натиске противника. Николай Николаевич Мартос был отличным и опытным начальником. Хотя многие подчиненные его не любили за “придирчивость” и педантизм, но придирался на пользу дела, и его корпус был одним из лучших. Клюев тоже был из “генералов для поручений”, а Благовещенский служил по линии военных сообщений. Но у Клюева сам корпус был прекрасным, прежде им командовал М.В. Алексеев, ушедший на повышение. А 6-й был сборным, слепленным из резервных частей.
