Аксиология (axios-ценность, logos-учение) – это философское учение о природе ценностей, их месте в реальном бытие, жизненном мире человека, а так же структурных компонентах ценностного мира. Аксиологию интересует иерархичность, взаимосвязанность и обусловленность ценностей трансцендентными, социальными и культурными факторами.
Аксиология как самостоятельная область философского знания появляется тогда, когда представление и понятийное выражение бытия распадается на две составляющие: собственно бытие как таковое и ценность бытия как объекта самых различных человеческих желаний и устремлений. Отсюда главная задача аксиологии заключается в том, чтобы показать, как возможны ценности в целостной структуре бытия, какова их иерархичность и каково отношение ценностей к проявлениям реальности.
Термин аксиология ввел немецкий философ Р.Г. Лотце (1817-1881) По Лотце, ценность существует лишь в ее значимости для человека, но не является продуктом его личностной воли и желания: она объективна как общезначимая форма воления и поведения.
Термин «ценность» как центральный в аксиологии обозначает не свойство вещей, а предпочтение людей, рассматриваемые в контексте их целей и интересов. Ценности – это то, что осознается человеком как доброе в противоположность злому, хорошее – плохому, возвышенное – низменному, полезное – вредному, прекрасное – отвратительному и т.д. По существу все многообразие существующего мира выступает в качестве объектов ценностного отношения, т.е. оценивается в плане добра и зла, истины или не истины, красоты или безобразия, допустимого или запретного, справедливого или несправедливого. Таким образом, ценности выражают личностное, духовное отношение человека к миру, основанное не только на когнитивном (от лат. cognition – знание, познание) аспекте, но его жизненном, экзистенциальном бытии. В данном контексте под экзистенциальным бытием понимается осмысление, переломление и оценивание человеком внешнего опыта взаимодействия с миром сквозь призму внутреннего, глубинно-личностного «я». Отсюда, можно сказать, что ценности – это выражение индивидуальной, ориентированной на продолжительность и устойчивость, а так же и господствующей и особенно общей заинтересованности в определенных объектах.
Вся окружающая человека действительность, естественная и искусственная среда, будучи опосредованными социальной деятельностью, выступают как значащие и осмысленные в единстве ценностного аспекта. Система ценностей по своей сути есть система упорядоченных норм, когда последние представляют собой средства реализации ценностей. Норма есть императивные выражение ценности, система правил ее достижения и реализации. Ценности можно рассматривать даже как специфический вид нормы – ориентирующую норму, поскольку ценности выступают в качестве задаваемых культурой норм человеческого целеполагания.
С формальной точки зрения ценности можно делить на подлинные и неподлинные, позитивные и негативные, на относительные и абсолютные, на субъективные и объективные. По содержанию различают утилитарные ценности (необходимость, пригодность), логические (истина), эстетические (красота), этические (добро).
Так утилитарные (от лат.utilitas – польза, выгода) ценности изначально являются функцией потребностей человека. Это означает, что изначально ценным является определенный объект, в котором человек нуждается для удовлетворения своих потребностей, тем самым ценность носит сугубо инструментальный, утилитарный характер. При всей необходимости данного вида ценности для человека в нем есть определенная опасность, о которой очень хорошо говорит современный немецкий мыслитель Бенно Хюбнер в своей книге «Смысл в бес-Смысленное время»: «Бес-смысленность является выражением того, что все существующее в мире вокруг человека имеет в конечном счете инструментальную ценность, а именно может удовлетворять потребности человека и, прежде всего, его потребность в потребности. Вокруг него нет ничего кроме товаров, предметов потребления, теряющих при потреблении свою ценность. Базары товаров, храмы потребления, а за ними – растущие терриконы отходов и отбросов. Остается эк-зистенциальная, мета- физическая тоска, страстное желание вырваться из безысходности эфемерного хлипкого мира товаров, трансцендировать в мир подлинных ценностей с их постоянством, надежностью, прочностью, которые не разлагаются после использования, а часто и без использования. Тоска по ценностям, которые не используются, но по отношению к которым, наоборот, люди могут сами себя использовать – в творчестве или восхищении»[3].
Логические ценности связаны со спецификой научной деятельности. Всякое научное знание (в идеале) логически обосновано. Однако не всякое логически обоснованное знание – научно. Чтобы быть научным, прежде всего знание должно отвечать требованию истинности. Истинность (объективность, достоверность) для ученого выступает в качестве основополагающей ценности. При чем первостепенным и определяющим здесь выступает осознание включенности в поступательный, необратимый процесс постижения истины. Поэтому стремление к истине, стремление все более глубоко, полно и обоснованно отображать и фиксировать в знании явления действительности справедливо классифицируют как ведущий ценностный императив научной деятельности.
Эстетические ценности выражают отношение к действительности с позиции прекрасного и общечеловеческого. Такое понимание эстетического не противоречит видению его безмерного многообразия, выявлению в нем конкретно-исторического, эпохального и индивидуального моментов как существенно значимых для его проявления в историческом времени и пространстве. Эстетические ценности каждой эпохи не только выявляют ее «художественный инвариант», но и помогают понять единство, целостность, органичность всей ее культуры. Тем самым эстетические ценности оказываются своего рода узлом связи разнообразных сторон культуры, скрещиванием дорог, идущих от искусства, науки, от самой практической жизни.
Любые явления окружающей действительности могут получить эстетическую оценку. Потребность в эстетическом освоении действительности возникла на заре человечества как выражение его сущности, выделения из мира природы. Потребность сохранить и передать будущим поколениям свой духовный опыт была одним из обстоятельств, породивших эстетическое отношение к миру. Из этого выросло художественное творчество, возникло искусство, ставшее атрибутом человеческой жизни.
Эстетические и художественные ценности в духовной жизни общества неразрывно связаны между собой, но отнюдь не тождественны. Эстетические ценности могут присутствовать в науке и технике, в личных отношениях между людьми и продуктах производственной деятельности. Они вписаны в природную основу бытия человека и вполне возможно обладают априорной сущностью. Но именно в искусстве, в художественных деяниях эстетические ценности становятся наиболее значимыми, впечатляющими, представляются как бы в концентрированном виде.
В центре этических (нравственных) ценностей стоит благо, или добро, хотя иногда эти понятия различают, считая, что благо – это высшее выражение всего того ценного в мире, что необходимо каждому человеку для его благополучия. Благо – это как бы предельная форма добра как полноценного, гармоничного пребывания человека в мире, состояние его социального, физического и душевного комфорта, согласие человека с действительностью и с самим собой. В этом смысле благо есть как бы концентрированное выражение всех нравственных ценностей. Не случайно еще античные мудрецы ставили благо выше истины, а в русской философии существует понятие «благолепие», означающее единство добра, истины и красоты.
Понимание добра, при всей близости понимания, различаются в религиозном мировосприятии и светском. В религиозном понимании – это благостность и умиротворение как выражение присутствия Бога в мире, ибо Он есть сам добро и любовь. В светском понимании добро есть все то в мире и в самом человеке, что упрочивает его существование, обогащает внутренний мир, делает жизнь приближенной к гармоничному состоянию и порождает чувство удовлетворенности. От добра порождаются добродетели как определенные моральные ценности: добросердечность, великодушие, трудолюбие, благоразумность, сострадательность, сдержанность и т.п.
Добродетелям противостоят моральные антиценности. Зло есть то, что всегда и повсюду противоположно добру. Зло многолико и проникает во все сферы человеческой жизни. Пороки как проявление зла – это мизантропия (человеконенавистичество), гордыня, зависть, гнев, лицемерие, властолюбие, агрессивность, распущенность, нежелание контролировать и искоренять свои эгоистические порывы и т.д.
Рационалистическая этика исходит из того, что добро и зло конкретно проявляются в духовной жизни общества на разных этапах его истории. Вместе с тем в добре и зле есть нечто априорное, абсолютное, непреходящее. Хорошо известно, что добродетели без меры могут со временем приобрести черты пороков. На это еще обратил внимание Аристотель, показав, как первоначально добродетельные черты перерастают в негативные, отрицательные, когда, например, смелость становится безрассудством, щедрость– мотовством, любовь – нестерпимой тиранией, забота – подавлением воли другого, гордость – гордыней и т.п. В последующем данная проблема станет одной из центральных аспектов исследования аксиологии у многих мыслителей (С.Киркегор, К. Льюис, Э.Фромм и др.).
Безусловно, здесь необходимо отметить, что в реальной жизни редко встречаются в чистом виде, как абсолютные праведники, так и абсолютные грешники. В обычных людях добродетели и пороки как бы перемешаны, но в разных пропорциях. Нельзя согласиться с мнениями о том, что «человек от природы добр», или, наоборот, что он «исчадие ада». В нравственном облике человека противостоят и взаимодействуют самые разные его черты: агрессивность и милосердие, эгоизм и альтруизм, порядочность и подлость.
Так один из выдающихся деятелей и мыслителей XX в. Альберт Швейцер (1875– 1965) подчеркивал, что реальность, в границах которой действует индивид, такова, что созидающая воля к жизни неизбежно оказывается также разрушающей. Жестокая проза жизни зачастую противоречит требованиям нравственного принципа. Этика и необходимость жизни находятся в непримиримом напряженном противостоянии. Человеку не дано вырваться из этой ситуации раздвоенности. Каким же в таком случае должно быть его поведение? Швейцер полагает, что человек должен принимать ситуацию таковой какова она есть, и иметь мужество и мудрость видеть белое белым, а черное черным и не пытаться смешивать их в серую массу. Человек (и именно это делает его поведение этическим, нравственным) может сознательно следовать в своих действиях принципу благоговения перед жизнью, способствуя ее утверждению всюду, где это возможно, и сводя к минимуму вред, сопряженный с его существованием и деятельностью.
Этика противоречит целесообразности и именно это позволяет ей оставаться в высшей степени целесообразной; она возвышается над обстоятельствами и тем самым дает возможность максимально сообразовываться с ними. Этика, как убежден Швейцер, опирается лишь на следующий принцип: добро– это сохранение и развитие жизни, зло – уничтожение и разрушение ее.
Итак, путь нравственного самосовершенствования личности в том и состоит, чтобы изменять пропорции доброго и злого в собственной самости, обуздывать порочные склонности и усердно пестовать высокие добродетели, например, такие, как достоинство, совесть, справедливость.
В осмыслении роли ценностных ориентаций человека необходимо учитывать, что желания и потребности человека, его ценности и принципы чрезвычайно разнообразны. Они различаются точно так же, как различаются отдельные люди, и меняются так же, как меняется социальная и культурная реальность. Зачастую ценностный выбор, который делает человек, обусловлен социкультурными и историческими рамками, в которых он живет, и поэтому заключает в себе конкретные социальные и национальные традиции. Жизнь в древнем Египте, Греции, Месопотамии существенно отличалась от жизни в средневековом Китае или в современной Японии, на Среднем Востоке, в Западной Европе или в России.
Все эти особенности, отличительные черты обязательно должны быть включены в оценочную характеристику, поскольку они оказывают свое воздействие на решения и действия человека. Отсюда, рассуждения о том, является ли что-то плохим или хорошим, правильным или неправильным, фактически зависит от реальных оценок, традиций, обычаев и нравов определенного времени в котором находится человек. Следовательно, существуют внутренне присущие любому выбору относительность и контекстуальность, так как он всегда соотносится с конкретными людьми и культурами.
Тем не менее, хотя оценки и решения в области нравственных отношений существуют в пределах какой-то определенной структуры, существуют такие этические ценности, качества, которые имеют общечеловеческий характер и относятся к сфере универсальных общечеловеческих ценностей. Вот почему современный человек может сопереживать царю Эдипу, Антигоне, Гамлету, или Отелло. Есть универсальный язык, на котором ценности говорят с каждым из нас. Общечеловеческие ценности, такие как – добро, свобода, истина, справедливость, мир, любовь, сотрудничество, сосуществование, и т.д. лежали в основе человеческих действий на протяжении всей истории и значимость их заключается в том, что они предполагают, прежде всего, осмысление единства человеческого рода и отражают все его достояния.
Все это логично подводит нас к важному основанию или условию, вне которого ценностные основания не существуют. И таким основополагающим условием оказывается смысл.
Смысл – понятие междисциплинарное, оно используется в философии, логической семантике, логике и методологии науки, психологии, социологии и др. дисциплинах. Соответственно и проблема смысла носит многогранный характер. Под смыслом понимается и идеальное содержание, ценность чего либо (смысл жизни и смерти, смысл исторического развития, смысл деятельности), и целостное содержание, не сводимое к значению его частей.
Так еще русский философ начала XX в. Е. Трубецкой различал общее значение слова «смысл» и его значение в качестве положительной ценности. «Спрашивать о смысле– писал мыслитель, –значит задаваться вопросом о безусловном значении чего – либо, т.е. о таком мысленном значении, которое не зависит от чего – либо субъективного усмотрения, от произвола какой – либо индивидуальной мысли. Спрашиваем ли мы о смысле какого-либо непонятного нам слова, о смысле какого-либо переживания или целой нашей жизни, вопрос всегда ставится о всеобщем и безусловном значении чего-либо: речь идет не о том, что значит данное слово или переживание для меня или для какого-либо другого, а о том, что оно должно значит для всех».
Смысл остается одним из трудноуловимых и нераспознанных понятий. И в первую очередь трудность здесь заключается в том, что его понимание и рассмотрение зависят от различных представлений, контекстов. Именно поэтому категория смысла характеризуется таким широким разнообразием сфер приложения. Вообще, когда произносят слово «смысл», то сразу сталкиваются, по меньшей мере, с двойственностью этого понятия. С одной стороны, смысл четко фиксируется в речи. Он как бы принадлежит речи человека, его высказываниям, оформленным грамматически. С другой стороны, смысл вовсе не создается в речи, скорее речь в определенной степени старается перевести в вербальный план нечто самой речи не присущее. Это нечто есть некоторое содержание, имеющее свое воплощение в реальности. Но действительность в самой себе смысла так же не имеет. В реальность смысл входит вместе с человеком.
Человек постоянно имеет дело с определенными смысловыми характеристиками. Проживая свою жизнь, индивид сталкивается с разнообразным множеством смыслов. Для него все моменты жизнедеятельности важны не только своими конкретно предметными, знаково – символическими наполнениями, но и особыми смыслами в понимании своей аутентичности, реализации своих потенциальных сил. Определить человеку смысл своего существования, это значит, в определенной степени, и определить свою судьбу, осознать ее ценность.
Смысл, будучи «избыточной ценностью», является ориентиром экзистенциальной направленности и основан на метафизической потребности человека. Но чтобы нечто могло для человека определять себя в качестве смысла, не достаточно, чтобы он имел потребность только в метафизической составляющей избыточной ценности, необходима конкретная содержательность этой ценности.
Ценность – это, прежде всего, позитивная характеристика для человека определенных явлений. То, что позитивно влияет на него, то, что способствует установлению его аутентичности, реализации потенциальных способностей, приносит чувство удовлетворения и выступает как ценность. Поэтому человек должен находить свою аутентичность в смысле как в отражении своего предназначения, своих чаяний, интересов, страстных желаний. Будь ли это желание мира, гармонии, благополучия, счастья, справедливости, свободы, вечной жизни, всего того, что соразмерно ее духовно – нравственным, культурным устремлениям, что позволяет оценивать, познавать, узнавать себя и мир. В этом плане, неудовлетворенность человека своим существованием
(а данное состояние перманентно сопутствует его бытию) неизбежно приводит к поиску смысла, который является главной силой его жизни и определяет в дальнейшем его ценностные ориентации. Уникальность смысла в том, что он должен и может быть осуществлен только самой личностью и только тогда, когда она достигает понимания своей аутентичности, того, что удовлетворяет ее собственную потребность в смысле.
Безусловно, смысл жизни различен для каждого человека. Отсюда скорее важен не смысл жизни как некая абстрактность, а скорее специфический смысл жизни каждой отдельной личности в контексте определенного времени. Поэтому необходимо различать смыслы по их наполненности, важности, содержательной ценностной характеристики.
Отсюда можно проследить изменение парадигмы смысла.[4] Данное изменение проявляется в том, что если в течение многих столетий смысл для человека задавался неким гетероном, (от гр.– другой, иной, особый)– мифом, Богом, государством, идеологией, мировоззрением, то, начиная с эпохи Просвещения, смысл смещается в сторону человека, наполняясь все более антропологическим содержанием. В основе изменения данной парадигмы от гетерономии к автономии, от метафизического смысла, заданного извне, к личностно установленному смыслу лежит изменении в сознании. Несмотря на подобную эволюцию смысла, тем не менее, необходимо осознавать, что каким бы не был смысл по своему содержанию, он играет роль господствующей идеи, только потому, что человек вообще восприимчив к смыслу и собственно его антропологическая структура как раз и характеризуется потребностью смысла.
Следует различать большие и малые смыслы. Большой, метафизический смысл предстает как общеобязательное, непреложное, внешнее определение жизни самости, как нечто надличностное, находящее воплощение в общепринятых истинах. Здесь позиция Б. Хюбнера является правомерной. «Ведь нет, пожалуй, сомнений: когда люди во имя БОГА, НАЦИИ, ТЫСЯЧЕЛЕТНЕГО РЕЙХА, СВОБОДНОЙ ДЕМОКРАТИИ, БЕСКЛАССОВОГО ОБЩЕСТВА или еще ЧЕГО-ТО воздвигали церкви и соборы, создавали атомные бомбы, убивали других людей или жертвовали своими жизнями в крестовых походах, революциях и войнах, они делали и делают это до сих пор на основании определенной силы, мощи, власти, на основании воли, определяющих людей и движущей ими». И такой мощной идеальной силой оказывается именно большой смысл, объединяющий людей в определенное сообщество, определяя общее очертание их жизни, глобальных целей, парадигм существования.
Большой смысл успешно выполнял свои функции в так называемых «закрытых обществах». Их главная отличительная черта состоит в том, что, главный глобальный смысл, будь ли это Бог, коммунизм, национал – социализм, определяют общую систему жизненных, аксиологических координат, в рамках которых человеку предполагается выстраивать свою идентичность, формировать и вписывать в них свои «маленькие смыслы» и которые являются общеобязательными для всех членов общества. В этих обществах, в которых для человека все предписано и детерминировано, практически нет свободного места для проявления себя в качестве индивидуальной, свободной индивидуальности. Все его потребности достаточно четко регламентированы, прописаны и «априорно обузданы» на все времена, по крайне мере, до той поры пока данные общества себя сохраняют. В этом сложном, полном драматизма существования мире большой смысл как надежда на спасения от этого мира играл выдающуюся роль с его функциями утешения, разъяснения, идеальной компенсацией негативного, отрицательного.
На смену закрытым обществам с вековыми традициями, составляющим основу больших смыслов, пришли «открытые общества», с попытками формирования общечеловеческих ценностей. Открытое общество, в отличие от закрытого, отличается не отрицанием смысла, а его низведением до уровня человека, его потребностей. Упразднение смысла ведет к де-проекции и вместе с тем, необходимостью осознания личностью самой себя, условий своего мышления и бытия. Ослабление организующей функции большого смысла обостряет проблематику экзистенциального существования и ставит человека перед обременительной необходимостью формирования индивидуального смысла.
Но появление автономных смыслов для человека, отвержение гетеромных привело к тому, что смыслы стали рассеиваться, уходить на второй план или вообще исчезать. Поэтому сегодня вполне правомерно говорить о потери смысла нашего времени. Это безусловно странная, новая ситуация для современного человека, и ответы, реакции на нее могут быть совершенно разными. Так, зачастую, выбирая абсурдное, бессмысленное действие, человек доказывает себе и другим, что его существование не бессмысленно, не безрезультатно. Или же: чем меньше им осознается определенность смысла, тем больше человек вынужден делом доказывать себе, что жизнь не бессмысленна. Причем смыслом делается просто действие как таковое, действие ради действия, стремящееся достичь не чего-то в реальности, а только в собственном осознании. Такая увлеченность действием способна в какой-то момент убрать пустоту, чувство экзистенциальной ничтожности, бессмысленной суетности.
Так же избыточная ценность жизни, ранее разделяемая через большие смыслы, может реализоваться через маленькие, обыденные, банальные смыслы. Лишившись великих смыслов, человек воспринимает маленькие смыслы как абсолютную ценность. Маленькие смыслы доминируют, в конечном счете, ввиду необязательности общего высшего смысла и зависят от того, чего личность ожидает от жизни, чтобы воспринимать себя как ожидаемую и нужную.
Существует множество различных способов у человека заполнять свое время и жить не ради трансцендентного смысла, а ради самого себя. Не скованный больше метафизическими, идеологическими истинами человек легко подстраивается под различные изменения, будучи, практически постоянно готовым к отказу от устойчивых представлений, совершая измену, предательство собственной сущности. Текущая ре-дефиниция идентичности, флуктирующая идентичность становится жизненной необходимостью для многих людей, не желающих отставать от современного меняющегося мира, желающих находится постоянно в потоке новизны.
Подобное нарушение идентичности, когда человек уже не идентифицирует себя с высшими смыслами, логично приводит его к нигилистической скуке. Скука и является показателем нарушения смысла, потери ценностных оснований. Нигилистическая скука вызвана потерей значимых, высших смыслов и является неким провалом смысла, где ничего не обретается, и нет смысла в этом обретении. В самой нигилистической скуке наличествует временной и пространственный аспект. Временной проявляет себя не просто в замедленности времени, его текучести, а в том, что время воспринимается растягивающимся в вечность или вообще остановившимся. Пространственный выражает состояние психологического самочувствия, в котором преобладают ощущения надлома, потерянности, отчуждения, отвращение к миру и к самому себе. Разлад между человеком и миром, запечатленный в нигилистической скуке, закрепляется пониманием мира как чуждого, безличного, абсолютно равнодушного к самости, где отсутствуют значимые, манящие идеи. Здесь в сознании человека нет никаких ожиданий, намерений, надежд. Он застывает в самом себе, не имея целей в будущем, никуда не устремляясь, оказываясь бесцельным и бесплодным.
Попытка нивелировать нигилистическую скуку побуждает людей совершенно к разным действиям, направленным на то, чтобы оживлять, реанимировать, стимулировать, аффектировать свою самость, а для этого выбираются самые разные средства. Как пишет Хюбнер: «Поскольку скука представляет собой летаргической состояние, нужно растормошить или одурманить Я, изменить состояние сознания- чувства. Это может происходить путем принятия или инъекции изменяющих сознание субстанций, алкоголя, никотина, наркотиков, причем может иметь значение сам акт употребления, а не только конечное действие…Но состояние сознания – чувства скуки может изменяться также благодаря – эстетическим – эффектам чувственного восприятия, aesthesis иных, экзотических, шокирующих миров (путешествия с приключениями, авантюр- и террор- туризм, созерцание бедствий), измененных, эстетизированных человеком миров(искусство, дизайн, эстетика упаковки) или созданных фиктивных, виртуальных миров (кино, телевидение, интернет). Опять иные отношения, действия, смысл, которых в том, чтобы изгонять скуку. Это действия, совершенные ради действия, движения ради движения, революции ради революции».
Таким образом, вариант ответа который находит индивид в попытке избавиться от нигилистической скуки, находится им в удовлетворении своих самых разнообразных потребностей. Удовлетворять потребности, которые уже не диктуются гетерономными силами, становится своеобразной обязанностью человека, этосом его существования. Упразднение метафизических смыслов вызывает предпосылку роста, высвобождения множества потребностей самости (культурных, физических, сексуальных, эстетических и др.) Здесь необходимо учитывать, что с изменением общества, упразднением классовых различий, многие потребности приобретают характер всеобщности, что ведет к значительному росту производства и мир становится все более соответствующим, подстраивающимся под безграничные потребности человека. Причем время удовлетворенностью достигнутых потребностей все более сокращается и человек направляет свои усилия на достижение новых желаний, и так до бесконечности (в этом контексте, сказка Пушкина о золотой рыбке как нельзя более точно передает консумистское (от анг.– потребление) мировосприятие современного человека). Насыщения не происходит, да и его не может быть, так как пока человек удовлетворяет свои потребности, он занят, отвлечен от своей сущности. Но в самом консумизме уже заложено деструктивное начало, как для того кто потребляет ради потребления, ради забвения своей нигилистической скуки, так и для других, так как лишает их понимания жизненно необходимых ценностей, подлинных условий существования, приводит к истощению природы, тем самым ставя под угрозу вообще существования человека.
Преодоление нигилистической скуки возможно лишь в том случае, когда человек восстанавливает нарушенную гармонию между собой и миром. Это происходит тогда, когда он обретает подлинные ценностные смыслы, которые появляются от неравнодушного отношения к окружающей реальности. Если же человек не придает значения происходящему в мире (например, всему тому, что обозначается как глобальные проблемы современной цивилизации), то для него смысл деятельности будет фокусироваться только на его эгоцентризме, когда будут находиться все новые и новые псевдо решения против скуки, против сознания раскола, не – состыковки между собой и миром.
Итак, сегодня, с полным основанием можно говорить о том, что потеря для человека больших, метафизических смыслов и не способность компенсировать их в рамках маленьких смыслов, в рамках индивидуального процесса жизнетворчества, приводит к широко распространенным переживаниям экзистенциального вакуума, одиночества, скуки, депрессии, переживаниям пустоты. Поэтому человеку в обретении и понимании своей аутентичной идентичности необходимо гармоничное сочетание метафизических (больших) и экзистенциально- личностных (малых) смыслов.
Стремление к поиску и обретению смысла должно являться естественной потребностью бытия человека, его врожденной мотивационной тенденцией, и становиться мощной побудительной причиной развития и поведения. Нахождение смысла существования можно обозначить как стратегическую цель бытия человека, которая оказывается задачей на длительный период его жизни, если не на всю жизнь. Как справедливо в свое время подчеркивал мыслитель XXв. В.Франкл, смысл вездесущ и нет такой жизненной ситуации, в которой человеку не был бы предложен путь нахождения смысл. Возможность найти и осуществить смысл, всегда неповторима, как неповторима и уникальна каждая личность.
Но, безусловно, как мы уже отмечали, далеко не каждое смыслополагание выражает подлинность человека, это должны быть смыслы, предполагающие его позитивное и созидательное развитие. К таким смыслам могут быть отнесены те, которые основываются на подлинных ценностях, универсалиях смысла, кристаллизирующихся в типичных ситуациях, с которыми сталкивается общество и все человечество в целом – ценности творческой реализации личности, ценности духовных переживаний и ценностные отношения к жизни.
Ценность творчества в первую очередь определяется трудовой деятельностью. Причем высоко ценностным здесь будет не просто определенное занятие человека, а его вклад в жизнь социума, способность созидания сверх предписанных обязанностей, когда в творчестве раскрывается его истинное предназначение. Помимо ценностей творчества большую роль играют ценности духовных переживания, которые способствуют очень серьезному переосмыслению, переоцениванию своих жизненных приоритетов. Особую роль в таких переживаниях личности играет любовь. Именно в ней переживание другого предстает во всем многообразии и неповторимости. Любовь увеличивает всю полноту восприятия ценностей. В любви, как пишет В. Франкл, «врата ценностей как бы распахиваются. Таким образом, отдаваясь во власть любимого «Ты», любящий переживает внутреннее обогащение, которое выходит далеко за пределы этого «Ты»; для него вся вселенная расширяется и углубляется, озаряется сиянием тех ценностей, которые видит тот, кто любит. Ибо хорошо известно, что любовь делает человека не слепым, а зрячим – способным видеть ценности».
Однако истинная, высшая возможность реализации ценностей происходит в ценностных отношениях к жизни. К ним личность обращается тогда, когда она оказывается в определенной жизненной, пограничной ситуации, которую необходимо принять как непреложную. Здесь действительно значимым становится отношение к своей судьбе, к тому, как она ее принимает. В таких пограничных ситуациях человек наиболее ярко раскрывает сам себя, свои ценностные ориентиры, возможности в преодолении тягот жизни, умения сострадать и соучаствовать в бытии других людей. Совокупность всех этих ценностных смыслов, а особенно ценностных отношений, показывает, что по большому счету существование человека никогда не может быть абсолютно бессмысленным, здесь важно осознание того, что смыслы не должны изобретаться, создаваться им самой, а их нужно искать, находить и самое главное – осуществлять.
Безусловно, существует иерархический порядок ценностей, когда оценивание имплицитно предполагает предпочтение одной ценности другой. Человек всегда имеет возможность принять или отвергнуть ценность, предлагаемой ему той или иной ситуацией. Однако переживание и осмысление иерархического порядка ценностей не избавляет его от принятия определенного, конкретного решения. И здесь они должны пройти проверку совестью человека, если только он не заглушает ее голос и не отказывается следовать за ней. В конечном и начальном смысле, совесть является определяющей чертой человека и его бытия, свидетельствующей о наличии в человеке как таковом самости, что отличает его от всех других существ и является регулятором социального и духовного поведения.
Совесть является смысловым органом, интуитивным даром отыскивать тот единственный смысл, заключенный в жизненном существовании человека. Совесть помогает найти даже такой смысл, который может идти в разрез с существующими ценностными предпочтениями в социуме. Отсюда совесть, ее отчетливость, ясность – единственное, что дает возможность личности сопротивляться различным эффектам экзистенциального вакуума. И хотя здесь не исключена возможность ошибки (по большому счету, человек никогда точно не знает, истинен ли тот смысл, который он для себя принимает), это не избавляет его от необходимости пытаться находить этот смысл, опираясь на свою совесть.
В философском знании в силу его специфики, основанной на рефлексивном, критичном мировосприятии в осмыслении ценностей представлены различные подходы, точки зрения. К таким подходам можно отнести следующие: прагматически-плюралистический, трансцендентальный, персоналистический, социокультурный.
К первому подходу относятся взгляды Р.Б. Перри, Дж. Дьюи и др. мыслителей. Общим для них является рассмотрение ценностей как определенной «полезности», «целесообразности» или «инструментальности». Так Дьюи (1859- 1952) ставит перед собой цель произвести реконструкцию морально-этических, ценностных оснований. Он говорит о том, что, начиная с греческой философии и до ее современного состояния, основной проблемой аксиологии была проблема, связанная с поиском высшего, абсолютного блага. Такое благо рассматривалось либо как благая жизнь, либо как атараксия, либо апатия, либо как личное счастье, основанное на чувственных удовольствиях, либо как интеллектуальная любовь к Богу, либо просто любовь, либо как максимальное счастье для максимального числа людей. Все эти взгляды на высшее благо как абсолютную ценность Дьюи отвергает. Наиболее близкой ему представляется идея плюрализма ценностей и благ.
Для Дьюи каждая моральная ситуация совершенно уникальна и неповторима и к ней необходимо применять каждый раз свои специфические решения. Ценностные универсалии просто не применимы и не «работают» в конкретных случаях. В качестве примера он анализирует христианскую заповедь «не убий», которая не имеет, с его точки зрения, абсолютного характера, а всегда связана со спецификой конкретной ситуации (военные действия, оборона от нападения хулигана, преследование опасного преступника и т.д.). Все эти размышления применимы к любой ценности, нравственно-этической ситуации. В каждом случае нужно подходить конкретно, выяснять возможные варианты действий и только после этого можно оценивать или решать, что значит поступить нравственно в данном случае. При этом методы исследования, инструменты познания здесь те же, что и при решении какой-либо научно-технической проблемы. Благо в каждой ситуации должно быть открыто, запроектировано и достигнуто на основе анализа и обоснования конкретного недостатка или проблемы. Оно не может быть привнесено просто извне.
Итак, для Дьюи, ценности всегда конкретны и при всей, казалось бы, верности данной позиции имеется, тем не менее, весьма существенный недостаток, который заключается в том, что мы здесь сталкиваемся с морально-этическим релятивизмом, отсутствием достаточно твердых ценностных оснований, которые не могут меняться в зависимости от ситуации. В определенной степени Дьюи это и сам понимает, когда он признает если не единую, абсолютную ценность, то, по крайней мере, совокупность ценностей, которые ценимы людьми всегда. Это – здоровье, честь, доброе имя, богатство, ученость, справедливость, доброжелательность и др. Хотя при этом он уточняет, что ни один человек не стремится достичь перечисленные ценности вне зависимости от степени их актуальности для него. По мере личностного развития ценности меняют свою приоритетность и значимость, т.е., опять таки, дело заключается в конкретной жизненной ситуации. Таким образом, в ценностной концепции Дьюи исходит из того, что благо, добро, всегда уникально и никаких устойчивых общих норм нравственности нет, а решение ценностных проблем всегда лишь ситуативно.
С позиции трансцендентального подход а, развитого баденской школой неокантиантства (В. Виндельбанд, Г. Риккерт) ценность рассматривается как идеальное бытие, бытие нормы, соотносящееся не с «эмпирическим», а с «чистым», трансцендентальным сознанием. Именно в понятии ценности Виндельбанд (1848-1915) видит спасение от скептицизма и релятивизма. Релятивизм, как пишет Виндельбанд – это отставка философии и ее гибель. Поэтому она может существовать лишь как учение об общезначимых ценностях. Ценности рассматриваются как нормы образующие основу, как всей философской культуры, так и основу любой культуры. В качестве ценностей у мыслителя выступают истина (логическая ценность), добро (этическая ценность) и красота (эстетическая ценность). Наука, правопорядок, искусство, религия рассматриваются как такие ценности, которые предстают в качестве необходимых условий возможности существования человечества. Ценность – это не реальность, а идеал, носителем которого является трансцендентальный субъект, или «сознание вообще». Последнее выступает как абсолютное мерило логической, эстетической и этической оценки фактов. Отличие философии от естественных наук (занятых изучением фактов в их причинной связи) в том, что она имеет своим предметом ценности и их носителя – «сознание вообще» как источник и основу всяких норм ценностей.
При этом Виндельбанд подчеркивает, что существование как таковое любого объекта еще не означает его ценностного качества. «Дело не в существовании, а в ценности того, что существует, когда одно жертвуется ради другого. Индивид может обладать такой самостоятельной ценностью, что мы никогда бы не пожертвовали им ради существования пусть даже многих других. Существование само по себе как пустое бытие никогда не имеет нравственной ценности, и то, что общество будет просто существовать, никогда не может составлять абсолютное содержание сознания долга. Существует ли или не существует индивид в нравственном смысле, безразлично, если он не представляет собой определенной ценности; и совершенно так же безразлично в нравственном смысле, существует ли или не существует общество в целом, если оно не обладает и когда оно уже не обладает определенной ценностью».[5]
Г.Риккерт (1863-1936) тоже видит в признании ценностей единственно возможный путь к преодолению релятивизма и скептицизма в восприятии реальности. Главное определение ценности у Риккерта состоит в том, что она есть нечто полностью безотносительное и в этом смысле трансцендентное по отношению к любому проявлению эмпирического бытия, так и по отношению к индивиду.
Понятие ценности Риккерт выводит из рассуждений о природе и культуре. Природа внеценностна, так как она есть совокупность всего того, что выросло, появилось само по себе. Культура непосредственно создана человеком, действующим соответственно определенным ценностным ориентациям, сознательно культивируя нечто ради связанной с этим ценности. Если от объекта культуры убрать ценность, он станет просто частью природы. Отсюда, только ценности превращают объекты реальности в объекты культуры и тем самым выделяют их из природы. Поэтому о ценностях нельзя просто сказать, что они существуют или не существуют. Можно сказать, что они значат или не имеют значимости.
Итак, для Риккерта ценности не представляют собой действительности, ни физической, ни психической. Их сущность состоит в значимости, а не простой фактичности. В этом контексте Риккерт рассматривает ценности и их иерархию как нечто надысторическое. Так наряду с понятием бытия Риккерт выделяет 6 сфер: логику, эстетику, мистику, этику, эротику, религию. Каждой из этих сфер соответствует определенная ценность. Логике–истина; эстетике–красота; мистике– святость; этике– нравственность; эротике–счастье; религии– личная святость.
Как можно видеть, в основе неокантианской теории ценностей лежит неустранимая амбивалентность. С одной стороны имманентное бытие (эмпирическая данность), с другой трансцендентный смысл (ценности), которые, вступая в соотнесение с человеком, превращаются для него в долженствующее поведение, т.е. становятся императивом. При этом, как пишет Риккерт, невозможно никогда понять, как эти два царства (имманентное и трансцендентное) становятся единым целым.
С позиции персоналистического онтологизма, видным представителем которого был М.Шелер (1874–1928), человек выступает как носитель ценностей, а не как «оценивающий субъект». У людей различные ценности, подчеркивает М. Шелер. Интуитивно они делятся на «чувственные» (радость–наказание, удовольствие, боль), «гражданские» (полезные, вредные), «культурные» (эстетические, научно–познавательные) и наиболее главные, ведущие– религиозные ценности. Этим ценностям можно найти соответствующую им типологию, людей выбирающих их в качестве жизненного основания: «Весельчак», «Техник», и самые высокие – «Мудрец», «Святой». Религиозные ценности предшествуют культуре и определяют последнюю. Таким образом, религия первична по отношению к философии, науке, искусству. Религиозное знание (знание о спасении души, Боге) важнее всех других форм знания (научного и технического в том числе).
Среди актов переживания ценностей Шелер выделяет эмпатию, любовь и ненависть. Личность является носителем ценностей, которые постигаются благодаря любви, направленной на личность и представляющей собой глубинное переживание. При этом мыслитель проводит различие между подлинными и неподлинными актами симпатии. К первым относится любовь как встреча и соучастие в жизни другого, ко вторым– симпатия, нарушающую экзистенциальный мир другой личности. Идея Бога рассматривается как высшая ценность, а любовь к Богу как высшее проявление любви.
Шелер убежден, что градуирование ценностей на высшие и низшие нельзя осуществить только логико-дедуктивным методом. Мир ценностей постигается любящим духом. Сущность любви в том, что она не просто стремится к наиболее ценному объекту, а в том, что она повышает его ценность. Любовь способствует сущностному видению предмета, она открывает зрение для созерцания высших, подлинных ценностей, в то время как ненависть закрывает, искажает их истинный смысл. При этом любовь– это ориентация не на высшую ценность, а на высшее бытие ценности. Ценность любви не заключается в поиске достоинств и недостатков, она не ставит перед собой цель изменения своего предмета. Для ее сущности более всего подходит выражение: «обрети самого себя, стань тем, кем тем ты и есть на самом деле». В этом контексте, идеализация человека, характерная для состояния любви, иногда оказывается более справедливой по отношению к нему, чем трезвое и, казалось бы, объективное описание его характера, так как в последнем случае зачастую упускается из виду, кем он мог бы быть.
У Шелера ценности оказываются качествами, определенность которых связана с различением добра и зла, вне которого просто невозможно определение ценностных проявлений. Ценности базируются не в каких-то определенных вещах, а именно в добре, благодаря которому они обретают свою подлинность и объективность. Отсюда Шелеру, безусловно, близка позиция Платона и его мир идеальных сущностей. Поэтому у него ценности отделены от реального мира и относятся к априорным основаниям. Для достижения высших ценностей, как и в познании, необходим акт идеации (т.е. осмысленное созерцание образования идей, понятий) – различие добра и зла как таковых, воспринимаемое вне каких-либо хороших или плохих поступков.
Тем не менее, иерархия ценностей имеет свои жизненные основания. Более высокие ценности вневременны и внеутилитарны, тем самым отличаясь от низших, преходящих и изменчивых ценностей. Важным критерием высших ценностей по Шелеру является так же и то, что они не экстенсивны, т.е. не расширяются, не меняются. Эмпирические ценности всегда неизбежно подвергаются изменению, присвоению, распределению, переистолкованию, в результате чего неизбежно возникают разногласия и конфликты. Высшие же ценности абсолютны, неделимы и принадлежат всем.
С точки зрения социокультурного подхода (М.Вебер, П.Бурдье, Д.Белл и др.) ценности рассматриваются как подвижный, изменчивый феномен соответствующий определенным социокультурным параметрам. Так М. Вебер (1864– 1920) выдающийся немецкий социолог, философ и историк трактует ценности как установку той или иной исторической эпохи, как свойственное данной эпохе направление интереса. И хотя Веберу во многом были близки идеи Канта и неокантианцев (прежде всего Риккерта), он, тем не менее, существенно отходит от Канта и современного ему кантианства в понимании ценностей. Мыслитель убежден, что историческая реальность как таковая никакого «объективного» смысла в себе не несет. Ценности имманентны, а не трансцендентны человеку. Они разные, их много и вносит их в мир сам человек: харизматический лидер, создающий историю, если речь идет об исторической практике бытия, или же историк-ученый, мысленно упорядочивающий ценности, тем самым внося субъективный ценностный аспект, если речь идет о творчестве.
Харизма, (от греч.–милость, благодать, божественный дар) по Веберу, есть величайшая посюсторонняя сила, она выступает как смыслотворческая воля, придавая высочайшую ценность исторической жизни. Таковы по Веберу, библейские пророки, таков Христос, Будда, Магомед. Харизматиками являются выдающиеся полководцы, государственные деятели. Харизматик как бы заменил собой в веберовском смысле и его научно-исследовательской программе – Провидение, он предстает, если так можно выразиться, в качестве секулизированного, «внутримирского» Бога. Харизма, будучи важнейшей ценностью общественной, исторической жизни обладает способностью радикально менять не только традиционный мир, но и мир рациональности, мир любой обыденности и рутины.
Таким образом, харизматичная личность знаменует собой в иносказательном смысле божественное вмешательство в привычный ход исторического процесса. А так как таких богов в истории достаточно много, то Вебер говорит о многобожие, или о «политеизме ценностей». И самое важное: поскольку харизма носит чисто формальный характер, вне зависимости от того, на какие ценности опирается харизматик, то она предстает в качестве феномена вне априорных ценностей добра и зла, как дар демонический. Ценности предстают не как вечные, а как изменчивые, как соответствующие определенной исторической ситуации.
Так Вебер пишет: «Сегодня мы хорошо знаем, что священное может не быть прекрасным, более того, оно священно именно потому и постольку, поскольку не прекрасно… Мы знаем так же, что это прекрасное может не быть добрым и даже, что оно прекрасно именно потому, что не добро; это нам известно со времен Ницше, а еще ранее вы найдете подобное в «Цветах зла» – так Бодлер назвал томик своих стихов. И уже ходячей мудростью является то, что истинное может не быть прекрасным и что нечто истинно лишь постольку, поскольку оно не прекрасно, не священно и не добро. Но это самые элементарные случаи борьбы богов, несовместимости ценностей. Как представляют себе возможность «научного» выбора между ценностью французской и немецкой культур – этого я не знаю. Тут же спор разных богов и демонов: точно так же, как эллин приносил жертву Афродите, затем Аполлону и прежде всего каждому из богов своего города, так это происходит и по сей день, только без одеяний и волшебства данного мифического образа действий, внутренне, однако, исполненного истинной пластики.»[6]
Свобода личности Вебером видится в адекватном выборе ею той ценности, которая соответствует ее собственной воле. Поэтому главное для человека в его жизни заключается сделать правильное решение и выбрать именно того «бога или демона», которому он призван служить. «В зависимости от конечной установки индивида одна из этических позиций исходит из дьявола, друга от – Бога, и индивид должен решить, кто для него Бог и кто дьявол. И так обстоит дело со всеми сферами жизни».[7]
Воля Вебером трактуется как внерациональный источник ценностей, как способность одних – выдающихся людей (харизматических личностей), творить, создавать ценности, других – выбирать среди различных ценностей. Таким образом, свобода трактуется Вебером не как способность подчинить себя всеобщему закону, а как следование индивидуальному закону– внутреннему голосу собственной воли, который надо уметь расслышать, не давая его заглушить голосами чужих воль.
Итак, как мы видим, понятие ценности, представление о ней претерпело весьма значительные изменения. Оно получило разное истолкование и обоснование у тех мыслителей, на концепциях которых мы останавливались, поскольку всякий раз оказывалось включенным в различные теоретические и мировоззренческие контексты.
Сегодня никто не сомневается в существовании общечеловеческих вневременных ценностей. При этом, на повестке дня стоит проблема понимания, истолкования и исполнения этих ценностей. Современное состояние социокультурной реальности и существующего в ней человека показывает аберрацию (т.е.- отклонение, заблуждение) относительно аксиологических параметров личностного бытия, инфляцию вечных, низменных, абсолютных ценностей. Тем не менее, сегодня очевидно, что забвение или весьма специфическое толкование абсолютных ценностей в сторону только личностной, прагматическо-меркантильной выгоды или определенных идеологических, политических предпочтений приводят к глубочайшему кризису, духовному распаду как самого человека, так в целом всего общества и культуры. Поэтому попытки прояснения природы ценностей их роли в жизнедеятельности человека предстают как одна их актуальных задач гуманитарного знания.
Вспомогательная литература по теме
Апресян Р.Г. Понятие общественной морали (опыт концептуализации) // Вопросы философии №5 2006
Абишева А.К. О понятии «ценность» // Вопросы философии № 3, 2002
Зубец В.Н. Два типа ценностных изменений //Философские науки №4 2000
Каган М.С. Философская теория ценностей. СПб.,1997
Куляскина И.Ю. Аксиология: место в системе знания // ВМГУ»Философия», 2002 № 3
Салин Ю. Фундаментальные ценности человека //Общественные науки и современность 1995 № 4
Федотова Н.Н. Толерантность как мировоззренческая и инструментальная ценность // Философские науки №4 2004
