Основы дискурсивной эвристики

В привычном, устоявшемся значении дискурс (лат. discursus — рассужде­ние, довод, аргумент) — совокупность логико-методологических средств,

используемых в исследовании в ходе осмысления проблемы и разработки характеристики предмета. (Другое дополняющее на основе современных разработок использование понятия «дискурс» используется в разделах о процессе исследования, объяснении и обосновании). Дискурсивная эврис­тика многокомпонентна.

СУ!

Первое. Прежде всего — это владение системой общеметодологических научных принципов и последовательное применение их. Конечно, нередко принципы формулируются на произвольных началах. Субъективистских, вне связи с объективными закономерностями функционирования и развития журналистики при игнорировании накопленного объективного знания. И объективистских, когда даже все обнаруженные стороны явления рассма­триваются тщательно, но вне внутренних закономерных связей и без обра­щения к его месту и значению в системе «рядоположенных» журналистских и общественных явлений.

Роль научных принципов методологии — общая ориентация исследова­теля, проявляющаяся в формировании подходов к исследованию, его архи­тектонике, а затем получению, систематизации, интерпретации полученных данных. Поэтому так важно их возможно полное перечисление. Причем вер­ность принципов требует от исследователя верности принципам. Но отно­ситься к ним следует не догматически, а творчески: и принципы находятся в становлении и развитии, и применение их требует креативного своеобра­зия в конкретных исследовательских ситуациях.

Принцип объективности, независимости истины от исследователя, тре­бующий от субъекта познания стремления к максимально возможному в дан­ных условиях разумному проникновению в сущность изучаемого при исполь­зовании разнообразных познавательных механизмов. Понимание неизбежности разного рода неадекватных характеристик (их неполноты, ча­стичности, моментов заблуждений, ошибок и т.д.) не может служить основа­нием для релятивизма, признания «множественности» истин (хотя пойман­ная жар-птица истины всегда относительна), а тем более субъективизма. Разумеется, характеристика журналистики как «четвертой власти» может иметь множество интерпретаций (и даже отрицательных), но движение к адекватному пониманию роли СМИ в демократическом обществе не может не вести ко все более объективным представлениям о журналистике как ин­струмента непосредственной демократии и, затем, к выработке путей адек­ватной реализации ее потенциальных «властных полномочий».

Принцип свободы мышления, предполагающий способность сомневать­ся, критичность (творчески ориентированную, а не «всеотрицающую») к ут­вердившимся идеям и признанным авторитетам, уход от догматизированных, кажущихся незыблемыми представлений, от привычных рамок суждений о предмете исследования. Разумеется, свобода мышления — вовсе не субъ­ективистский волюнтаризм.

Принцип системности, взаимосвязи, внутреннего и внешнего детерми­низма, единства, притом часто противоречивого, структурных частей изучае­мого явления и его «среды», что порождает состояние «единства и борьбы» противоположностей, часто называемого принципом дополнительности. Противоречия (речь не о логической противоречивости утверждений!)

внутренне присущи явлениям, притом они могут быть «простыми», взаимодо­полняющими, а могут быть антиномичными (даже антагонистическими), предполагающими борьбу и «снятие» в ее результате, что ведет к новой характеристичности явления.

Принцип причинности, динамических и статистических причинно-след­ственных отношений, детерминизма эволюционных и революционных изме­нений. Поиск причин — внешних и внутренних факторов возникновения, формирования, развития, перехода в новое состояние, различных количест­венных и качественных изменений — требует творческих усилий исследова­теля, заботящегося не только о фактуальной характеристике явления.

Принцип развития, историзма, изменчивости, определяющий необходи­мость подхода к изучению журналистики под углом зрения качественно-ко­личественных трансформаций (генезиса, возникновения, становления, изме­нения, цикличности движения, закономерностей переходов и превращений, исчезновения). Развитие часто идет как борьба противоположностей и/или проявляется как «отрицания отрицания». Например, плюрализм отрицает монизм, а плюрализм «снимается» при нормальном развитии моноплюрализ­мом. Принцип развития предполагает, что теоретическое «берется» в исто­рической форме.

Принцип относительности, неполной адекватности эмпирических дан­ных, гипотез и основ их систематизации и интерпретации, т.е. решения задач исследования, поскольку познание бесконечно, а сам исследователь всегда в чем-то ограничен (знаниях, эвристических способностях, материале и т.д.). Кроме того, множественность причин и следствий, сложные взаимоотноше­ния их приводят к вариантности состояний родственных явлений, находя­щихся в разных условиях как объективных, так и субъективных.

Принцип соответствия предполагает необходимость соотносить новые факты, идеи и концепции с наличным знанием, вводить его в единую систе­му. Если же результаты новых исследований опровергают имеющиеся зна­ния (полностью или частично, утверждают их как частный случай и т.д.), то необходимо точно характеризовать их связи, по достоинству оценивая ре­зультаты, полученные предшественниками.

Принцип дополнительности требует различать противоречия формаль­но-логические (требующие преодоления) и органические, составляющие сторону и проявление сущности изучаемого предмета в его целостности. От исследователя требуется видеть комплементарность органических проти­воречий (в частности, непрерывности и дискретности, общего и частного) как природное свойство предмета и понимать роль и значение их в явлении.

Принцип конкретности истины ведет исследователя к пониманию не­разрывной целостности знания в единстве общего-особенного-единичного в явлении, притом в его временном и личностном своеобразии. Отсюда тре­бование поиска гармоничности знания.

 

Vi­vo

Принцип активности исследователя предполагает целенаправленное и эффективное в меру его способностей креативно-творческое использова­ние всех необходимых в конкретной ситуации парадигмальных «накопле­ний» — его концептуальных представлений о сущности журналистики и ме­тодологических средств исследования на базе и через призму его социально-мировоззренческой позиции. Принцип активности проявляется в специфическом для каждого исследователя форме апперцепции (лат. ad — к + perceptio — восприятие) — таком видении исследуемого явления, в ко­тором сопрягаются свойственные ему научно-журналистские, социально-фи­лософские (мировоззренческие), креативно-методологические установки — научная парадигма, приводимая исследователем в «рабочее состояние», что и предопределяет особенности эвристика (в широком смысле) — присущие ему механизмы решения исследовательских задач. Апперцепция предпола­гает целостность осознания предмета исследования в зависимости от харак­тера и уровня подготовленности и опыта исследователя.

В связи с этим нельзя не заметить, что принцип активности, как будто «выбивающийся» из этого ряда принципов, но на самом деле выступает в ро­ли интегратора различных сторон научной парадигмы.

При этом стремящийся «выйти» на истинное знание исследователь не мо­жет не избегать в своей работе субъективизма и объективизма. Субъекти­визм предполагает исследовательский «произвол» (изучаемое не рассматри­вается на фоне объективных необходимостей генезиса, функционирования и развития, внутренних и внешних связей и взаимодействий), произвольное «выхватывание» и толкование явлений СМИ. Объективизм кажется подхо­дом, более соответствующим реалиям журналистики. Более того, порой гово­рят, что такой подход лишен предвзятости и ориентирован только на полное соответствие реальностям. Но тем самым отвергается необходимость созна­тельной выработки и использования научной парадигмы (хотя нельзя не признать, что в ней могут содержаться и ложные посылки, что, разумеется, вредит исследованию). И поэтому всё, что находится перед глазами исследо­вателя, безоценочно констатируется как равно значимое, господствует фак­тографический подход («вот что было» или «вот что есть»), уход от поиска закономерных связей с прошлым и будущим...

Определяемые принципами дискурсивные возможности исследователя требуют «развертки» и конкретного проявления в совокупности осваивае­мых и применяемых исследовательских приемов и методов.

Второе. Методологические принципы и законы конкретизируются и де­тализируются в системе категорий (греч. kategoria — признак), которые представляют собой систему общенаучных понятий, «сетку» логико-интел­лектуальных средств, применяемых в исследовании как познавательных инструментов. В качестве таковых категории часто характеризуются по типу «монад» (взаимодействие, противоречие), «диад» (сущность — явление;

необходимое — случайное), реже — «триад» (общее — особенное — еди­ничное; свобода — необходимость — ответственность).

Категориальная «сетка» в принципе должна быть в достаточной степени известна даже начинающим исследователям, поскольку с нею они знакоми­лись в разных учебных курсах, прежде всего тех, где рассматривались про-племы теории познания (гносеологии, эпистемологии). Здесь же, представ­ляется, достаточно краткого перечисления.

Изучая явления журналистики, необходимо понять, в чем заключается сущность изучаемого. Явление выступает как форма выражения сущности it неразрывной связи формы и содержания. И всегда важно ответить на во­прос — а почему именно в такой форме проявляется сущность изучаемого? 1<>гда важно обратиться к проблеме необходимости и случайности. Раскрыть необходимость в изучаемом — значит добиться понимания его внутренних ижономерностей, выражающих сущностные свойства, тогда как случай­ность — поверхностная, незакономерная «оболочка».

Нельзя ли говорить, что «Известия» при А.И. Аджубее и его преемниках на посту главного редактора в сущности (еще мало тогда различимой, но уже ощущаемой в явлении) были провозвестниками необходимости «нового журнализма», рождающегося в демократической России? Значит ли это, что уже тогда возникли причины (необходимые основания) для того, чтобы в ка­честве следствия позднее появились в преобразованном форме такие изда­ния как «Литературная газета», «Московские новости», «Огонек», делавшие «погоду» в эпоху преобразований на рубеже 80-х и 90-х годов? И в чем при­чины трудностей и даже попятный движений в формировании «нового жур­нализма» в 90-е гг.? Теоретико-исторические исследования помогают отве-шть на эти вопросы.

Новое закономерно необходимое качество проявляется вовсе не обяза-и'льно сразу и целиком, оно нарастает с «накоплениями» количества в меру наличных и реализуемых (в том числе через действия людей) возможностей, || той или иной форме «перетекающих» в действительность. При этом пе­реход может проходить как эвол(оционно, так и в форме резкого скачка — нее зависит от характера и «силы» накопившихся внутренних и внешних про­тиворечий и характера разнонаправленных действующих сил, осознающих и стремящихся «снять» эти противоречия, по-своему видящие причины и следствия изменений в жизни общества вообще, СМИ, в частности.

Естественно поэтому, что всякий изучаемый индивидуальный «фрагмент» предстает в единстве общего, особенного и единичного. Причем пропорции могут быть самыми разными. Если общее связано с законом, сущностью, ч> единичное — со случайным, а особенное «располагается» между общим и единичным. Для российской журналистики разных эпох характерно такое пиление как «толстый журнал» (of «Московского телеграфа» до «Нового ми­ра»). И при их изучении неизбежно возникает вопрос — что между ними

CTi

общего, что выделяется в какой~_то группе журналов как особенное, а что су­губо единично для каждого. Интересно проследить динамику внутренней ор­ганизации и внешних отношений такого типа СМИ как «толстый журнал», возникшего в 20-х гг. XIX века, существенно менявшегося на протяжении XX и существующего в своеобразном виде поныне. И при этом на каждом этапе «сосуществование» «толстых журналов» выявляется в разных формах связи, взаимодействия — причем отношения могут проявляться в большом диапа­зоне (от сотрудничества до борьбы в разных, в том числе и антагонистичес­ких, формах).

Связи «опутывают» изучаемые явления в самых разнообразных формах (генетических, функциональных, причинно-следственных и т.д.). Изучая публицистику, невозможно не Рассматривать ее связи с общественным мне­нием и как абстрактным контрагентом (законы публицистического творчест­ва прямо связаны с особенностями общественного мнения как феномена массового сознания), и как конкретным его состоянием (публицист при со­здании своих произведений не может не «учитывать» реалии текущего и те­кучего общественного мнения).

Следовательно, логический подход исследователя неизбежно сочетается с историческим. Ведь конкретное явление журналистики несет на себе «ос­татки» прошлого - и как развивающуюся позитивную традицию, и как «ро­димые пятна» негативных влияний. В частности, для журналистики, действу­ющей на подлинно демократических началах, необходимо присущ толерантный диалог, но легко обнаруживаются идущие из прошлого не толь­ко его недостатки, но его антипод _ стремление средствами «глухого» моно­лога «победить» оппонента в глазах аудитории любыми способами, причем часто недостойными (что называют «информационной войной»).

Третье. К принципам и общенаучным категориям примыкает логика (греч. logike - наука о приемлемых способах рассуждения и доказательст­ва). Традиционно значима формальная логика, ее законы и правила вы­вода. (Однако надо иметь в виду _{и при} необходимости обращаться к другим I логическим системам «выводно_Го знания» - релевантной логике, много­значной логике, нечеткой логике, модальной логике, логике вопросов, диа­лектической логике и др.).

Закон тождества утверждает, что каждое понятие и суждение сохраня­ет в рамках относительно устойчивого состояния предмета «здесь и сейчас» одно и то же содержание. А в изменившихся условиях ситуации существен­но важно найти новую характеристику определяемому. Закон противоречия (лучше: непротиворечия) «запрещает» использовать применительно к «здесь и сейчас» суждения с различающимся содержанием, т.е. логические противоречия и даже «простые» несогласованности утверждений. Закон ис­ключенного третьего предполагает, что если относительно одного и того же явления есть утверждения +А и„и - А, то третье утверждение исключено

(хотя в иной системе логики может быть «и то, и другое» (+- А). Закон до­статочного основания требует, чтобы каждое положение было логически строго обосновано (иначе говорят о недостаточном основании суждения). На базе этих законов построена система логики.

Конечно, действие этих законов применимо лишь к статическому состоя­нию явлений журналистики. Когда же изучается изменение и развитие яв­лений, да еще и обладающих природными внутренними противоречиями, необходима гибкость их применения с учетом принципа развития, диалекти­ческого подхода. При рассмотрении конфликтных ситуаций (а ими насыще­на и история журналистики, и ее современное существование), все чаще применяются теория игр, теория принятия решений, теория переговоров, те­ория исследования операций, теория управления, теория массового обслу­живания и др. разрабатываемые в наше время концепции, которые, надо ду­мать, окажутся порождающими факторами «дополнительных» принципов исследования. Особенное значение, по-видимому, в ближайшем будущем приобретут основанные на идеях постнеклассической междисциплинарной науки, получившей название «синергетика» (о чем уже говорилось).

Однако «привычные» логические приемы дедукции и индукции способны сыграть важную роль в исследовании.

Дедукция (лат. deductio — выведение) — получение достоверных след­ствий из посылок формально-логическим путем. Правильность построения выводов описывается в логике множеством различного типа («модусов») силлогизмов, характер которых знаком любому студенту.

Индукция (лат. inductio — наведение) — получение вероятностных вы­водов при рассмотрении данных «от частного к общему», преимущественно от эмпирических данных (важно, чтобы они были собраны и систематизиро­ваны научно) к обобщению. В широком смысле индукция — формирование выводов на основе размышления над фактами при «включении» догадки, ин­туиции. А в узком — обнаружение неизвестного с помощью ряда методов «обработки» эмпирических данных. Это метод сходства (если в различных явлениях есть сходные черты, то они в чем-то родственны); метод различия (если в двух предметных областях есть несколько сходных свойств при нали­чии в одной чего-то своеобразного, то нельзя их идентифицировать); метод остатков (если при сравнении двух предметов в одном обнаруживаются от-ничия, эти своеобразные свойства специфицируют изучаемый предмет); ме­тод сопутствующих изменений (если изучаемая ситуация изменяется под влиянием какого-то свойства, но не изменяется при других, то выделенное (войство является существенным фактором). Полученные с применением индуктивных методов результаты важно затем проверять дедуктивными i редствами и опытным (экспериментальным) путем.

Научная парадигма включает множество требований эвристики, которы­ми должен владеть исследователь. И надо подчеркнуть, что использование

II

СУ!

II

только дискурсивных средств (включение рассудка и разума, ведущих к раци­ональному суждению) недостаточно и даже невозможно, поскольку незави­симо от исследователя в ход его работы «вторгаются» средства интуиции (лат. intuitus — созерцание, видение, усмотрение; от intueri — пристально смотреть). Дискурс и интуиция — взаимодополнительны.

Интуитивная эвристика

Четвертое. Уже не раз упоминавшаяся интуиция — своеобразное по­знавательное средство, специфическое, притом часто неосознаваемое ис­следователем, включающееся в процесс работы исследователя независимо от его желания, «обязательное дополнение» к рациональному дискурсивно­му подходу при значимой роли интеллектуальных эмоций в «поисковой до­минанте» исследования. Считается, что интуиция существенно значима для того, чтобы противостоять консерватизму дискурсивной логики привычного мыслительного алгоритма. И помогать адекватному осознанию нового.

У мыслящего исследователя интуитивная догадка «необходима» на всех стадиях познавательного процесса — от выбора «темы», постановки про­блемы, выдвижения гипотез до решения о применяемых методах, интерпре­тации полученных сведений, выработки рекомендаций. Разумеется, значи­мость интуиции в исследовательском процессе зависит от меры ее развитости у подготовленного, целеустремленного, мужественного исследо­вателя и умения прислушиваться к ее «подсказкам», пользоваться ее плода­ми. Интуицию подпитывают и стимулируют высокая исследовательская мо­тивация, интерес к проблеме, вдумчивость, готовность к трудным в своей неожиданности решениям в ходе неустанной работы над темой.

И когда говорят, что «информация — мать интуиции», это означает, что действует принцип дополнительности дискурсивного, рационального мыш­ления и интуитивного, подсознательного (неосознаваемого, надсознательно-го, сверхсознательного — тут применяются разные термины). Без накопле­ний информации дискурсивным путем интуиция может сработать только как неоправданная фантазия.

Интуиция «включается» тогда, когда предпринятые исследователем дис­курсивные операции, накопленная рациональным путем информация по те­ме «не складываются» и вызывают у него сомнения и неуверенность по по­воду возможного структурирования данных и формулирования новых выводов, когда не удается найти однозначное решение поставленных во- просов при напряженном поиске ответов. Но это не значит, что надо бро- сить работать над проблемой, оставлять свои намерения, планы, стремле- ния, перестать вдумываться в имеющиеся частные данные. Но стоит отвлечься, дать себе отдых, сделать «креативную паузу» (бывало — и не

раз, — когда решения приходили даже во сне; поэтому, между прочим, сто­ит класть рядом с постелью бумагу и карандаш). При этом происходит свое­го рода «возврат креативного здоровья», интеллектуальной «свежести». Впрочем, на самом деле работа продолжается, но теперь на ином уровне. Со­отношение и связь дискурсивного и интуитивного представляют иногда так:

дискурсивное

 

 

 

интуитивное

О природе и механизмах выработки интуитивной информации пишется много. Собираются и систематизируются свидетельства крупных ученых, од­нако выясняются только внешние приметы, причем с «пропусками» важных деталей, ибо самоанализ происходит ретроспективно, post festum, а опросы психологов мало что добавляют к известному. Учеными, работающими в об­ласти когнитивной психологии, проводятся эксперименты на испытуемых, но при всей изощренности техник результаты свидетельствуют главным об­разом о «всплывающих» у испытуемых ранее накопленных дискурсивных знаний, выявляющихся как «догадка».

Наконец, изучаются процессы в нейронных цепях мозга; и тут уже полу­чены некоторые важные результаты. После «передачи» в подсознание на­копленной дискурсивной информации идет процесс «инкубации»: вступают в действия несвойственные для дискурсивного мышления процессы. При этом происходит подсознательное формирование образно-эмоциональ­ных «моделей» (как «наглядность ненаглядного», по выражению М. Мамар-дашвили) предметов, зримо «проигрываются» варианты решений. Следова-1ельно, многое зависит от «образного» видения предмета изучения как целого.

Поэтому одна из основ креативной силы исследователя — фантазия, во­ображение. В ходе исследования это прыжок к полноте понимания, систем­ному взгляду на имеющиеся данные при отсутствии всех необходимых для дискурсивных построений составляющих.

Прежде всего воображение предполагает «недоверие», а часто и прямое Разрушение привычных схем и представлений, в результате этой «отрица-юльной» фантазии предмет видится исследователем как неупорядоченная (овокупность частей и связей, к которой присоединяются еще и те, которые п,1йдены самим исследователем. Творческая «работа» воображения — это

дискурсивная проверка и обоснование

поиск нового единства для перегруппировки «знаемого» в новую структуру, яснее характеризующую сущность изучаемого, что предполагает достройку и перестройку системного представления о предмете и «усмотрение» внут­ренних связей в нем. При этом новое понимание возникает через выделение (акцентирование — или переакцентировку) основной идеи и концентриро­вание, группировку вокруг нее всех собранных фактов. А обнаруживаемые «лакуны», препятствующие целостному видению предмета, заполняются с помощью «домысла» предположениями (с достаточными основаниями, но с указанием на их возможность).

При этом следует отличать ход и результаты фантазии исследователя от эклектики и паралогизмов «научного» постмодерна.

При включении поисковой фантазии имеет смысл пользоваться приема­ми комбинаторики, что предполагает активные ассоциативные импровиза­ционные построения и перестроения, рекомбинации известных и новых «ча­стей» изучаемого явления в поисках более точного и ясного понимания предмета. При этом происходит «смещение» известных утверждений и оце­нок, даже замена одних другими. Комбинаторика — одна из основ креатив­ности, прямо связанная со свойственным исследователю уровнем воображе­ния. И прямо выходит на синтез, а затем и на системное представление о предмете. Разумеется, полученные результаты нуждаются в строгой логиче­ской проверке.

Если основываться на идеях и подходах синергетики, при этом отрабаты­ваются «случайные» нелинейные связи, лавинообразно формируются «в ре­жиме с обострением и ускорением» новые конструкты и структуры при за­полнении пробелов и селективном отсечении («забывании») неверных подходов и утверждений. Происходит спонтанное самодостраивание, само­конструирование целостных представлений и идей. При этом значимую роль играют аттракторы (особенно суператтрактор) — воздействие при достиже­нии точек бифуркации на процесс «из будущего» (как бы «от идеала»). И из «хаоса» кристаллизуется тот «продукт», который затем «передается» в дис­курсивные структуры, где осознается как новое знание. Фантазия, воображе­ние особенно важны при построении «идеальных объектов», «моделирова­нии» будущего состояния предмета.

Относительно разрабатываемых важных идей о процессах порождения новых идей на базе интуиции все же следует заметить что «научить» интуи­ции невозможно — надо только доверяться ей, прислушиваясь к «ага-пере-живаниям», и обдумывая то, что они подсказывают.

Место эвристической интуиции, «криптогноза» (греч. kriptos — тайное, скрытое + gnosis — знание) в движении познания можно представить так:

 

применение

дискурсивных

вывод прогнозы рекомендации

средств

трудности стресс ментальное «очищение»

Проявление «криптогноза» — результат перевода подготовленной на ра­циональном этапе работы мысли в сферу бессознательного, подсознательно­го, когда исследователь осознает затруднения и неудовлетворенность, попа­дает в ситуацию скептического «самонедовольства» и как будто «бросает» думать над проблемой. Однако сохраняющийся «фон» рационального и эмо­ционального напряжения мысли стимулирует работу подсознания.

Криптогноз характеризуется подсознательной обработкой накопленной информации при выходе из-под цензуры дискурсивного мышления и, затем, «выплеском» интеллектуальной и эмоциональной работы подсознания и форме догадки, ускоренного умозаключения на основе интуитивного син-теза, озарения, инсайта (англ. insight — проникновение, проницательность), притом как будто бы без доказательств как простое «усмотрение» решения. Психологи считают, что интуиция действует по «иной логике», работа над проблемной ситуацией идет автономно и целостно («не теряя из виду» ка­явшихся исследователю несущественных деталей), хотя и на базе рацио­нальных накоплений. Движение обычно видят так: «подготовка» — «созре-иание» — инсайт (частные «озарения» и «находки», «усмотрение», затем (интезирующий скачок) — логическая обработка «счастливой мысли», ино-|да кажущейся «сумасшедшей идеей».

Успех теперь зависит от способности исследователя вырваться из систе­мы привычных представлений о проблемной ситуации, ее структуре, связях и «выходах», освободиться от стереотипных «ходов» мысли. Нужна готов­ность к непривычным путям решения проблемы, влечение, готовность и спо-(обность к нетрадиционным решениям, настроенность «мыслить в сторону» or привычного, притом вариативно и вероятностно. При этом важно, чтобы •<ме мешали» недостаточная подготовка, слабость исследовательской мысли, пасование перед трудностями. Опасно отсутствие смелости мысли, боязнь идти «против течения», критики со стороны несогласных, недоверия к вне-i.inHO возникающим «странным» суждениям.

А «помощь» надо ждать от сохранения увлеченности проблемой, развитос-|и фантазии, изобретательного воображения, восприимчивости к необычному,

ассоциативной активности, способности схватывать изучаемое в целом, ост­роумия, метафорического (в широком смысле — образного) мышления, творческого чутья. При этом чрезвычайно важна готовность к серьезному от­ношению к необычному, изумляющему, странному, а затем — к отбору из фантазий «стоящих» идей применительно к тревожащей проблемной ситуа­ции. Сначала отдельных, затем все более «связываемых» в первичную модель решения, «чувствуемого», но еще не доказанного. И, наконец, ра-ционапльно-дискурсивной разработке найденного, его объяснению и обос­нованию.

Конечно, бывает так, что — после долгой дискурсивной работы — реше­ние как бы мгновенно «выплывает» в «ясное поле сознания». Однако, осо­бенно при работе над сложной, многогранной проблемой, интуитивно выра­батываются отдельные подходы, идеи и решения. И не стоит ждать, когда «все сложится само собой», а настойчиво работать, принимая в расчет эти частичные находки. Движение к максимально полному решению проблемы, таким образом, носит как бы ступенчатый характер:

Критериями позитивного результата взаимодополнительной активности рационально дискурсивного и бессознательно интуитивного в каком-то смысле являются оригинальность, простота, полезность, конструктивность и даже красота возникшего решения. Кажется, этим критериям удовлетворя­ет содержательная характеристика общественного мнения как подсистемы массового сознания и, с гносеологической точки зрения, как синкретическо­го явления по форме.

4.3. На пересечении дискурсивного и интуитивного. «Психо-логика» частных и сводных методов

В силу пересечения, перемежения, взаимодействия в исследовательской работе дискурсивного и интуитивного все составляющие системы эвристики приобретает характер своеобразной «психо-логики». Считается, что даже при построении строгого силлогизма в ходе поиска нового решения требует­ся догадка при «выборе» и сопоставлении посылок и особенно при форму­лировании вывода. И наоборот— полученные интуитивным путем характе­ристики нуждаются в логическом обосновании. И это взаимопроникновение надо иметь в виду при осознании характера применяемых в исследовании методов.

Иногда этот союз называют категориальным синтезом (или интеллекту­альной интуицией, поскольку здесь важна роль догадки), который можно представить так:

 

характеристики и выводы исследователя

эмпирические данные (факты)

интуитивные возможности

C\J

Перемежение дискурсивного (----) и интуитивного (___) в ходе иссле­
дования, конечно, не носит такого упрощенно-схематичного характера,
но принципиально можно предположить, что интуитивное «вклинивается»
в дискурсивное и наоборот. Частичные интуитивные находки, «выплески»
осколков решения (часто невербализованных), «предрешения», частичные
догадки при напряженных интеллектуальных и эмоциональных усилиях в хо­
де работы «складываются», синтезируются в целостное представление по
проблеме и ликвидируют «логические разрывы» и затруднения. И не правы
сторонники «интуитивизма», предлагающего отказ от дискурсивно рацио­
нального и доверяющего только «наитию» свыше, божественному озарению,
внелогическому инстинктивному «вчувствованию». Продуктивно лишь взаи­
модополнение дискурсивного и интуитивного (может быть, можно говорить
об интуитивном дискурсе или дискурсивной интуиции?). На этом «перекре­
стке» рождается вдохновение как награда за неустанный тяжелый труд —
«сладкая каторга» исследователя.

Частные методы

Пятое. «Механизм» дискурсивных и интуитивных средств осмысления ||

фактов «работает» у подготовленного исследователя в полном объеме, при- ^

чем едва ли не автоматически в процессе применения частных методов, яв- °°

ияющихся составляющими процедуры изучения. II

Анализ — абстрагирование — синтез. Анализ (от греч. analysis — расчле­нение, разложение), привычно используется в значении «исследование, изуче­ние». Но в точном научном значении анализ — это выделение, вычленение от­дельных сторон, свойств, черт, признаков исследуемого явления с целью их углубленного изучения «по отдельности» и установления их отношения к сущно­сти предмета. В ходе анализа происходит выявление существенных для явления характеристик — места в структуре целого, роли в функционировании и разви­тии изучаемого, связей, отношений в целях детального рассмотрения выделен­ного. Разумеется, ход и результаты анализа существенно зависят от принятой на­учной парадигмы и прежде всего от социально-философской концепции.

Результат анализа — формирование абстракций (от лат. abstractio от­влечение) — таких характеристик явления, которые дифференцируются по признакам «общее» — «особенное» — «единичное». Абстрагирование в точных науках считается отвлечением от частного, случайного, временного. Но для журналистики — и не только исторического и социологического зна­ния о ней, но и для теоретического — серьезное значение имеют и «особен­ное», и «единичное», поскольку эти характеристики позволяют «увидеть» яв­ление в целом. Однако действительно реальной трудностью в ходе анализа и образования абстрактных характеристик являются ошибки в понимании того, что именно является «общим», а что «особенным» и «единичным».

Поэтому абстрагирование может быть разнонаправленным. Можно — во имя постижения общего — абстрагироваться (так чаще всего поступают тео­ретики) от всего частного. Но можно абстрагироваться и от общего, если сто­ит задача осмысления особенностей явления журналистики, если общее из­вестно. Так часто поступают историки. Бывают и случаи абстрагирования от общего и особенного, чтобы выдвинуть на первый план единичные черты яв­ления. Исследователи прибегают и к первому, и ко второму, и к третьему подходу абстрагирования — все будет зависеть от того, какая задача будет решаться в конкретном случае.

Но исследователь не может забывать о том, что при любых обстоятельст­вах общее, закономерное должно быть или на первом плане, или же прохо­дить «фоном» — иначе наука в лучшем случае оказывается эмпирической фактографией, а в худшем — собранием курьезов.

Абстрагирование далеко не всегда дает безусловные (категорические) результаты: исследователь не может не иметь в виду и их возможную отно­сительность, гипотетичность. «Вечные истины» обнаруживаются редко.

Обобщение — это переход в результате исследования конкретного пред­мета к пониманию изучаемого («отдельного») как единства общего — осо­бенного — единичного. Если эта операция проделана, то — в зависимости от ее точности — уже можно оперировать «общим» (не забывая, что оно спе­цифически и прочно связано с особенным и единичным). Притом при необ­ходимости от менее общего идти к более общему.

Как, например, выявить, что является «общим» для характеристики «жур­налистских текстов» и определяющим, стало быть, сущность публицистики? Одни предлагают видеть общее в «публикации» — опубликованности в СМИ (между прочим, до сих пор все публикации в СМИ считаются принадлежащи­ми к одному роду творчества и называются «газетными/радио/телевизион­ными жанрами»). Другие настаивали на том, что основа публицистики — по­лемика. Третьи зачисляли публицистику в разряд произведений на общественно-политические темы. Все эти абстракции уязвимы: ни одна из них не дает глубинного представления о сущности публицистики, причем первая характеристика слишком «широка» и к тому же не выделяет специфи­ческого начала, другая имеет лишь частичное применение, третья не учиты­вает устных и др. форм, причем опять-таки слишком широка. Хотя в каждой есть своя правда — но частная, имеющая отношение к особенному и единич­ному в публицистике. Значит, надо было, изучая «журналистские произведе­ния», «отсекать» такие тексты, которые публикуются в журналистике, но яв-пяются по своей природе художественными или научными (в их «приспособленных» для журналистики разновидностях) искать более точ­ную общую характеристику, выявляющую сущность публицистики как типа творчества. Так возникла идея: «публицистика — контрагент общественного мнения». Отсюда понятно: в творчестве журналистов-публицистов на более нысоком уровне «повторяются» свойства общественного мнения. Тогда и только тогда возникла критически важная для обобщения возможность с этих позиций объяснить специфику «журналистского творчества», выявить критерии его качества и эффективности. На этой базе появляются основания нключить в новую концепцию все верное, достигнутое ранее, соотнести свойства этого типа творчества с другими (наука и искусство), получить базу для адекватного анализа творчества публицистов прошлого и настоящего, даже возможность «заглянуть» в будущее...

Абстрагирование предполагает внимательное и бережное «вычерпыва­ние» сущностных сторон предмета по частям и «без потерь», особенно и сложно организованных объектах. К сожалению, часто стремление посред-(твом анализа выделить главную абстракцию, своего рода «клеточку», «яд­ро» изучаемого предмета, игнорируя сложность предмета исследования при-иодит к грубой абстрактности, подрывающей доверие к самой идее.|бстрагирования как поиска существенного (и тогда презрительно говорят об оторванности ученого от жизни). Например, стремление найти одно-единственную характеристику функций СМИ (а их, представляется, множест-ио, притом существенных) привело к идее, что функциональная специфика журналистики — перевод содержания специализированного сознания в со-шание массовое. Тут тоже есть доля истины: журналист должен быть обра-шванным человеком, и только тогда он сможет, избегая поверхностности и ошибок, эффективно работать в СМИ. Но это узкая, односторонняя и, более

Со-

того, неспецифическая характеристика функций СМИ, и ее можно интерпре­тировать как требование попул_Яри3аторства.

Все неточности и заблуждения при абстрагировании зависят от того, что исследователь плохо вглядывается в онтологические глубинно-природные свойства предмета и останавливает свой взгляд _На частном и поверхностном. К ошибкам приводит и априор_Ное выдвижение принимаемых как реальные основания постулатов, содерж_{ание и} совокупность которых субъективны и которые потому недоступны проверке. Тогда и возникает замечание: «abstrus!».

Объективно проведенный анализ приводит к абстракциям разного рода.

«Изолирующая абстракция» _ _такое вычленяющее обобщение, которое, с одной стороны, характеризует существенное в этом объекте, а с другой, выхо­дя за рамки конкретного объекта изучения, помогает понять существенные сто­роны и множества других. Как определить понятие «газета»? Только через изу­чение множества газетного типа изданий «во времени и пространстве», отвлекаясь, естественно, от сущ_ественных свойств каждого издания. Так возни­кает сначала «обобщающая» абстракция, а затем и «идеализирующая», с помо­щью которой явления журналистики («газета», «аудитория», «массовая инфор­мация» и т.д.) характеризуется _в «чистом виде». Близка к ним и «абстракция отождествления» — обнаружение общих признаков У разных явлений. Чрез­вычайно важно формирование через сравнение выделенных абстракций свя­зывающей их предельной абст_{Ракции каК} ядра изучаемого явления. Если при­знать, что термин «свобода печати» универсален, то изучив позиции и системы взглядов разных авторов, писавших о ней на протяжении веков, важно отобрать такие характеристики, которые, будучи «сложенными» даДУ возможность го­ворить о путях решения проблемы. А затем, проанализировав и сопоставив их существенные черты, соединить на основе предельной абстракции (свобода со­держит в себе необходимость _Как снятую) в целостное структурно развернутое представление. Таков путь к аб_СТрактно-всеобщим характеристикам («газеты», «публицистики», «аудитории», «толерантности» и _т Д.)- ^А прогностически на­правленный процесс абстрагирования приводит _к формированию абстракции потенциальной осуществимости. Так в наше вр_еМя разрабатывается идея об­щественной (государственно-общественной, общественно-правовой — назва­ние ищется многими) журналистики, представляющейся существенно важным типом СМИ рядом с государственными и частными

Выделенные в результате анализа абстракции если они верны, - это су­щественные свойства, отношения, связи в изучаемом явлении. Но, будучи «отдельными», они характеризуют «части» изучаемого, даже если это абст­рактно-всеобщие характеристики. При этом _Может статься, что выделена «односторонне правильная» абстракция, дающая верное, но однобокое по­нимание, знание лишь о части сущностной прир_ОдЫ предмета. Задача же ис­следователя понять сущность целого.

Многие годы предпринимаются попытки выявить специфику и состав «массового сознания», что чрезвычайно важно для самых разных видов дея­тельности, в том числе и в СМИ. Но при наличии множества верных частных характеристик дело упирается, представляется, в то, что не удается найти «ядро» проблемы. А не заключается ли основание для абстрактно-всеобщей характеристики «массового сознания» в том, какие «составляющие» необхо­димы, чтобы носители массового сознания могли адекватно ориентироваться во всем окружающем личность, группу, общество мире явлений действитель­ности настоящего, прошлого и даже гипотетического будущего? И тогда мас­совое сознание станет возможным представить как ориентирующую систему, отдельные части которой задают подходы к различным сторонам действи­тельности, а в совокупности позволяют полнокровно ориентироваться в ок­ружающем.

Так перед исследователем возникает проблема конкретизации, «построе­ния» конкретного как совокупности множества выделенных абстракций. Не лучшим вариантом (но допустимым и в чем-то плодотворным при изуче­нии новых и сложных явлений) является «агрегативное», «суммативное», «аддитивное» сведение абстракций. Можно представить такое сведение как «характеристику через запятые» (= существенно для явления черты х, у, /... п). Результат — механическое целое, ведущее порой к эклектике. Но действительным пониманием сущности оказывается не аддитивное, а си­стемное видение объекта, когда отдельные абстракции выступают как эле­менты, находящиеся в связи, взаимодействии (координации, субординации). Поняв это, исследователь «видит» целое не как «кубики в коробке», а как «дом», то есть как органическое целое. При этом обнаруживаются эмерд-жентные свойства предмета, «дополнительность» которых возникает именно и результате связей и взаимодействия элементов в рамках системы. До сих пор, кажется, не удается создать системную характеристику «журналистика»; пока представления о ней носят аддитивный характер («социальный инсти-|ут» + «совокупность профессий» + «область творческой деятельности» + «собрание специально подобранных текстов» + «разнообразие каналов пе­редачи массовой информации» и т.д.). В случае же органического синтеза абстрактных обобщений получается достаточно строгая характеристика, например, требований «информационного порядка» в демократическом об­ществе: «информированность» достигается при ясном понимании и

реализации взаимосвязанных процессуальных актов «плюрализм»----- >-

«юлерантность»---- >- «диалог»------ >- «монополюрализм».

Таким образом, в ходе анализа и абстрагирования реально конкретного неизбежно — латентно или явно -г- проходит также и процесс синтеза (I реч. synthesis — соединение, сочетание, составление) — органического соединение частей в единое целое при формировании нового, системного качества знания о предмете. При этом стоит иметь в виду, результаты

синтеза, особенно при изучении сложных явле_{Нии в} переходных ситуациях могут носить вероятностный характер. Таков, например, синергетический синтез диссипативных структур. И поскольку в _hcTOp_{MM журн}алистики ничто никогда не закончено, борются разнонаправ„_{енные теН}денции, а малые флуктуации и слабые резонансные воздействи, способны дать простор для масштабной реализации одной из тенденций (н«_{обязательно} ведущей к про­грессивному развитию журналистики) и огранц_чению иных реальных тен­денций, научная характеристика состояния жуц_{налистики П0Л}учается «мно­гомерной».

Существует теоретическая позиция, согласно _которой в деятельности спо­собного исследователя анализ и синтез неразр^^,. _анализ идет через син­тез, то есть при выделении частей и абстрагирой_{ании <<в уме>>} постоянно дер­жится целое (реальное и гипотетически будуще^ _чтоб_ы понять место и роль «части» в «целом». В результате анализа и абст_&агИр_{Ования при} стремлении понять целое идет формирование на этой базе _КОнкретно~всеобщего, когда и «частные проявления» журналистики (инфор_{мационная} политика отдель­ного канала), и «крупные обобщения» (либер^_{льная журна}листика второй половины XIX века) поняты в их глубинной сущ^_ости

Но при этом, если рассматривать не только _<<об_ЩИе», но также «особен­
ные» и «единичные» свойства явления важно _{идти дал}ьше____ к конкрет­
но — всеобщему 'при понимании соотношения в_{явлении} черт общего__ осо­
бенного - единичного. Так реализуется прин_{цип КО}нкретности истины.
Ведь «общее» существует только в «отдельно_м». можно, конечно, писать
о публицистике вообще, но это будет «тощая» Абстракция. Более конкретна
характеристика публицистики определенной эп_{охи или ТВО}рческого объеди- ]
нения, а абсолютно конкретной будет разрабс>_{тка <<на} фоне» общих пред- '
ставлений специфики публицистики одного з_втора или даже одного его
произведения (например, «Путешествия из Пе>_{ербурга в} Москву»). И в по­
следнем случае это будет не эссеистский пер_{еска3/ а имен}но анализ, ибо 1
представление о произведении будет основано _на понимании абстрактно — '
всеобщего с учетом и демонстрацией особенно^ _и единичного.

Сравнение - аналогия - ассоциация. В х_{оде исслеД}ования постоянно возникает необходимость сопоставления, сраа_нения однородных и разно­родных явлений внутри предметного поля по q,_{MblM разным} причинам и ос­нованиям. Сравнение «толстых» журналов или альманахов одной эпохи или разных стран. Сравнение творческого уровня пу_{6лицистов одного лагеря или} социальных позиций журналистов разных лаге&_ей- Сравнение выявленное™ демократизма/антидемократизма в изданиях и программах разных направ­лений. И т.д., и т.д.

оо i—

Суть сравнение — сопоставление свойств, ч_ерТ; признаков двух или мно-'^ гих явлений, чтобы выяснить, есть ли у них общ^ насколько существенно II и выявлено это общее (в связи с наличием и p_{0jlb|0 осо}б_еНных и единичных,

случайных и временных проявлений и т.д.), у одних, затемнено у других, противоречиво проявляется у третьих и проч. Процедурно это выявляется как градация, выяснение «переходов» между изучаемыми явлениями. Тут значимую роль играют методы индукции.

Если разрабатывается концепция «качественного издания», то сравнение по множеству параметров разных газет («Тайме» и «Гардиен», «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост», «Монд» и «Фигаро», «Известий» и «Ведомос­тей») необходимо и неизбежно вычленение общих свойств качественных из­даний, но также и внимание к особенностям проявления «качественности» у каждого. Сравнение может носить также дифференцирующий характер, что позволяет определять различия, их меру и значение — у газет и журналистов, в характере кадрового, финансового, информационного, рекламного и др. обеспечения деятельности разных СМИ и т.д. В частности, изучение истории и современного состояния таких жанров публицистики как памфлет и фель­етон может дать чрезвычайно интересные результаты и в типологическом плане (единство/различие), и в творческом (используемые средства и уро­вень мастерства авторов разных времен, направлений, изданий и т.д.), и в генетическом (как формировались жанры), и в историческом (как они развивались), и в структурном (внутренняя организация в разные времена и у разных авторов) и проч., и проч. Так выявляются разделительные грани (иногда кардинальные).

Сравнение — это тоже своеобразный анализ явлений журналистики. Сравнение может предшествовать описанным выше аналитическим процеду­рам, а может и быть продолжением и развитием их уже применительно к бо­лее широкой предметной области.

Очень важно, чтобы сравнение имело строгие критерии и механизмы ре­ализации. Поэтому имеет глубокий смысл использовать аппарат построения аналогии (греч. analogos — соответствующий, соразмерный).

Аналогия — метод, основанный на «строго технологичном» сравнении явлений, имеющем жесткую логику: если сопоставляемые явления имеют множество сходных черт при наличии у одного неизвестных, то, вероятно, что они есть и у другого

А = Ра......... Рп, Рп + 1

Б = Ра........ Рп________________________________________________

Вероятно, Б обладает свойством Рп + 1

Таково простейшее представление об аналогии. Всякий вывод по аналогии вероятностен (при его формировании действует индуктивная логика, приме­нение которой таит опасность неполноты знания о совокупности сравнивае­мых черт). Поэтому требуется осторожность: важно выстраивать, а затем срав­нивать именно характерные (существенные) свойства и отношения, что предполагает высокое качество предварительно проводимого абстрагирова­ния. Аналогия по несущественным — внешним, случайным, нехарактерным —

О оо

признакам ^не только ошибочна сама по себе, но и таит опасность дальнейше­го движения исследования по ложному пути. И надо постоянно учитывать, что полной аналогии практически не бывает. Поэтому требуется оговорка о непол­ноте ана^логии- Например, есть немало сходных признаков у «толстых» журна­лов XIX И XX веков (скажем, «Отечественных записок», «Русского богатства», «Красно^ нови», «Знамени» и др.). Но есть немало различий. И сходства, и различия требуют тщательного анализа и сравнения, тогда аналогия (будучи неполной) даст важные результаты.

ВыдеЯ^яется несколько типов выводов по аналогии:

Субстанциальная аналогия — общность проявлений свидетельствует об

общн^ости существенных свойств;

Каузальная аналогия — сходство действий свидетельствует о сходстве

причин;

Аналогия следствий — близость причин дает возможность считать близ­кими следствия;

Функциональная — общность функций позволяет говорить о близости

структур;

Структурная — сходство структур есть некое свидетельство сходства

Аналогия соответствия — общность причин позволяет судить об общно­сти следствий.

С анаЯ°гией «пересекается» экстраполяция как способ переноса знаний с одного объекта на другой. Экстраполяция может быть предметной, по­мологической, структурной, модельной.

Достоверность выводов по аналогии (поскольку они носят только веро­ятностный характер) требует проверки (теоретической и эксперименталь­ной; для историков применим и мысленный эксперимент). Например, с боль­шой осторожностью можно строить аналогию между осуществлявшейся в России второй половины XIX в. цензурным комитетом последующей (кара­тельной) цензурой и контрольной деятельностью «Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия» современного Министерства культуры. Ведь по Закону ° СМИ она имеет право выносить предупреждения и т.д., вплоть до обращения в суд за вердиктом о приостановлении и даже закрытии СМИ.

Эти общенаучные представления об аналогии при применении в практи­ке исслеД^овании журналистики требуют детализации и уточнений.

ПрежД^е всего, надо ясно представлять, что общие свойства изучаемых яв­лений журналистики не только разных времен и стран, но и относящихся к одной стране и одному времени «обрастают» мощной «броней» особенно­го и единичного. Изучение «толстых журналов» в России XIX века или «ху­дожественной периодики» начала XX века или «женская периодика» нашего времени требует, разумеется, обнаружения и четкой характеристики общих

< нойств. Однако общее в них — такое «ядро», которое в каком-то смысле при шализе составляет лишь «фон» системного изучения их информационной политики, содержания и формы. И это касается не только исторического (ис-юрические параллели) и социологического подхода, но и (хотя в Меньшей, по не в малой степени) теоретического изучения явлений журналистики и единстве сущности и конкретной ее реализации в рассматриваемой пред­метной сфере.

Единства общего — особенного — единичного в конкретном предмете hi норировать опасно, и оно требует учета при анализе по аналогии. Поэтому "формула» получается такой:

А = а, б, в...е + a, b, c.f + а, [3, %...ф

Л_LLil

Б = а, б...д, е + а...с, d, f + а, р...у, л

Такое использование сравнительно-аналогического анализа, ко_нечн-о, i 'южнее (да и не все в схеме можно указать; требуется изобретательность и< следователя), но зато дает более точные сведения для выводов об общно-< in, особенностях и единичных свойствах предмета.

А это уже путь к синтезу — «объединению» частных характеристик об­щего, особенного и единичного изучаемого предмета во внутренне коорди­нированную систему (совокупность связанных между собой элементов)-При этом обнаружение в ходе синтеза эмерджентных (возникающих в ре- <У^льтате взаимодействия элементов) свойств свидетельствует о вер_носги проведенного анализа-синтеза. Например, кажется существенно важным те­оретическое представление о массовом сознании как координированном единстве мировоззрения, миросозерцания, исторического сознания и обще-| iвенного мнения (хотя обсуждаются и иные представления о составе и структуре массового сознания — наработки в этой сфере еще очень «плю­ралистичны»). Ведь, во-первых, такое представление об элементах (компо­нентах) массового сознания позволяет журналистам строить свою деятель­ность таким образом, чтобы формировать у его носителя полную ориентированность в действительности. И иметь при этом в виду, во-вторыХ, но, стремясь указать на связи компонентов, в массовом сознании возникают |' 'аимодействия, дающие новые свойства (в частности — своеобразие обще' < iвенного мнения становится понятным в своей зависимости не только о1 «внешних влияний», но и от «внутренних воздействий» на формирований общественного мнения других компонентов массового сознания).

Точно так же анализ произведений Белинского с целью выявления его представлений о сущности журналистики дает «набор» множества высказы-н.ший — как общих суждений, так и конкретных характеристик. «Вторичный» ■ 'нализ последних дает также обобщающие суждения. Затем систематизация

Со

идей Белинского дает возможность синтезирующего сведения отдельных идей в некую «журнальную теорию», которая позволяет понять общую пози­цию Белинского. Но поскольку он не пи_сал законченных «трудов» по теории журналистики, эта «журнальная теория», содержит, разумеется, некие лакуны и несогласованности. Заметив их, исследователь, хорошо знающий творчес­кий «почерк» Белинского, может заполнить (предположительно) лакуны и об­судить причины несогласованностей. Т^_к «журнальная теория» Белинского окажется этапом в развитии журналистикой исторической и теоретической мысли. А впоследствии, в силу новых за|д_ач, изменений в научной парадигме, обнаружения новых фактов потребуете^ продолжить эту аналитико-синтези-рующую работу над журналистскими представлениями Белинского, а также, конечно, и других журналистов, писавших по этому поводу ранее и позднее. Это объединение, в идеальном случае синтезирование часто базируется на психологическом механизме ассоциаций (лат. associatio -сведение) — выявлении связей между различными фактами — событиями, поступками, чертами личностей журналистов, свойствами произведений, позициями в ин­формационной политике различных СМИ и т.д. и т.п. Притом эти ассоциации имеют содержательно неодинаковый характер — в ходе исследования обна­руживаются ассоциации по сходству, ассоциации по смежности, ассоциации по контрасту (различию).