Отступление Вадима Борейко

 

 

«Кто не знает иностранных языков, тот ничего не смыслит и в своём родном языке ».

Иоганн Вольфганг Гёте

 

Мы с Петровым и в самом деле такой задачи изначально не ставили – научить меня иному языку. Она возникла, как говорится, по ходу пьесы. Общались тогда в течение более чем недели каждый вечер, и обстоятельства, таким образом, способствовали.

Прежде чем приступить к рассказу, как я сдался Петрову на опыты, хотел бы сделать оговорку. Моё повествование не стоит воспринимать как учебное пособие по изучению итальянского: на эти цели гораздо лучше годится последняя глава книжки - «Английский – это просто!» Там методика Петрова изложена хоть и в сжатой, но тщательно структурированной форме, которую на начальном этапе овладения английским языком вполне можно использовать как самоучитель. Моя же цель здесь – передать собственные эмоциональные ощущения при погружении в волну итальянского, комментарии maestro в процессе эксперимента (благо диктофон всё время оставался включенным) и общую атмосферу лингвистического дайвинга. Конечно, у этой главки и последующей будет немало точек схождения: методика-то одна и та же. Ну да ничего: повторение – мать учения.

Понимаю, что затягиваю увертюру, но для начала, думаю, стоит рассказать, с каким багажом иностранных языков я подошёл к петровскому курсу: чтобы потом сравнить затраченное время и эффективность традиционной методики и психолингвистической. Собственно, относительно серьёзный багаж состоял из одного лишь английского, с которым я впервые столкнулся в 1970 году в пятом классе и на котором достаточно свободно изъясняюсь и теперь.

Школа моя в Калининграде была обычной, не специализированной. Через столько лет мне трудно сейчас оценить уровень знания языка моей первой «англичанки» Владилены Алексеевны, но наверняка её English был книжным: ни о каких стажировках за границей тогда и речи не могло идти. Однако я благодарен ей за главное: она смогла привить интерес к языку. В школе на английском я больше читал, чем говорил, и к окончанию даже одолел несколько книжек в оригинале, в том числе «Собаку Баскервиллей» Конан Дойля, «Убить пересмешника» Харпера Ли, «Смерть коммивояжёра» Артура Миллера. Ещё вспоминаю свой устный рассказ на заданную тему в старших классах, путаный, с огромным количеством ошибок, но довольно бойкий: многие однокашники не умели и этого. В общем, для провинциальной школы тех времён считалось, что я знаю English прилично.

Хотя общий уровень изучения иностранных языков в обычных десятилетках был удручающим. Вот что говорит по этому поводу коллега Свинаренко: «Почему так преподавали иностранные языки в советских школах? Да чтобы люди даже и не думали о том, чтобы свалить. Человек думал: ну свалю я, а знаю всего двадцать слов, говорить не могу, и кому я там такой нужен?» Не только чтобы свалить – вообще никакой мотивации не было к глубокому овладению языками. Кроме иррациональной. Как у школьников, так и у учителей. Впрочем, одна мотивация была: узнать, о чём же поют The Beatles, Deep Purple и Led Zeppelin.

Но опять же – где взять среду общения на чужих наречиях в 1970-е?

Как бы то ни было, моего немотивированного интереса к английскому хватило в 1975 году при поступлении на журфак МГУ, чтобы сдать этот предмет на «отлично». Хотя, как уже понял впоследствии, принимали его с очень большим дисконтом. В университете, по всей видимости, отдавали себе отчёт в уровне школьного преподавания и поэтому иностранному всех начали учить с нуля. Помню учебник Hornby, отвлечённые топики, овладение политической лексикой по газете английских коммунистов «The Morning Star», которая покупалась в гостинице «Националь», лингафонный кабинет, откуда мы не вылезали, а преподаватель Инна Соломоновна Стам вручную фиксировала наши языки между зубов, ставя дифтонги: произношению отдавался приоритет. Да, а ещё было диво дивное – бобинные видеомагнитофоны, благодаря которым мы внимали эталонному английскому прононсу дикторов Би-Би-Си.

В студенческие годы у меня, наконец, появилась возможность практиковаться в разговорном английском. Соседом по общаге оказался Абдурахман Хубара, бывший первый секретарь комсомола Народного Йемена. Ему с кошмарным (в сравнении с тем, что нам преподавали) произношением до оксфордского, конечно, было так же далеко, как от Москвы до его Адена. Но именно с Абдурахманом за бутылкой портвейна я приобрёл навыки беглой речи. По крайней мере, он не поправлял меня на каждом слове.

В конце третьего курса сдавали госэкзамен по английскому. Я отбухтел положенное и жду за дверями итогов. Вдруг вылетает Инна Соломоновна с моей зачёткой и восклицает: «Excellent!» Только по её сияющим глазам я понял, что получил «отлично», потому что слова этого не знал.

Несмотря на гипертрофированное внимание, уделяемое произношению (кстати, им удалось-таки смягчить мой грубый русский акцент), английский на журфаке за три года засадили в меня основательно.

После того госэкзамена тринадцать с половиной лет я не имел вообще никакой практики в английском, пока в начале 1992-го не устроился в первый в Казахстане англоязычный журнал «Caravan Business News» ответственным секретарём. То есть прислугой за всё. И странное дело: мой English всплыл, как всплывает подводная лодка со дна океана, - и практически в том же объёме, какой мне дали в университете. Видимо, запас, внедренный в моё сознание в студенческие годы, действительно оказался несгораемым (об этом запасе Дмитрий ниже расскажет подробнее), за что я искренне признателен г-же Стам. Тут ещё, конечно, и сильная мотивация - экономическая необходимость – подсобила.

Работа в этом издании стала бесценным опытом – как в дальнейшем овладении английским, так и в журналистике. Издавать англоязычный журнал, полагаясь исключительно на местных переводчиков (один из них упорно переводил «интурист» как «intourist»), было бы глупо и смешно, и я, само собой, привлёк к работе носителей языка - англичан и американцев. Они не только редактировали переводы, но и конструктивно перестраивали тексты, адаптируя их к западным стандартам журналистики. Спустя год я набрался наглости и под надзором моих консультантов стал делать осторожные попытки письменного перевода на английский, попутно набирая экономической лексики.

В начале девяностых Запад начал активничать на просторах бывшего Союза, а в Казахстане – из-за его неиссякаемых запасов нефти и других природных богатств – особенно. Британский Совет (British Council), Информационная служба США (USIS), иностранные дипмиссии открывали многочисленные программы обучения в своих странах, в том числе и для журналистов. В своей профессии я, в общем, на виду, да и с английским более-менее порядок. Грех было не утолить жажду странствий за счёт принимающей стороны. Короче, я прошёл около десятка курсов – в Штатах, Британии, Канаде, Швеции, Швейцарии, Израиле… И всё благодаря «инглишу» – не блестящему, но сносному. В те годы владение английским в странах б. СССР, мягко говоря, не было массовым. И русский человек, способный вести на этом языке непринуждённый диалог, воспринимался за границей, скорее, с удивлением, чем нечто, само собой разумеющееся. Тогда на Западе мне чаще всего задавали два вопроса: «Где вы учили английский?» и «Казахстан – это Пакистан или Афганистан?» На первый я не моргнув глазом отвечал: «В школе, вестимо» («Certainly, at school!»). А на второй: «Купите себе новый глобус» («Do buy a new earth model!»).

Однажды пришлось даже заняться последовательным переводом. Дело было в 1996 году. В составе Центральноазиатского миротворческого батальона я в качестве репортёра был командирован на учения НАТО «Cooperative Osprey», на базу морской пехоты Кэмп-Лежун (Северная Каролина, США). От СНГ приехало 25 журналистов, никто языка не знал. Разумеется, с переводом меня припахали. Эта практика сработала во благо моему английскому: постепенно стал ловить себя на том, что не перевожу в уме английское предложение на русский и наоборот, а автоматически выдаю готовую фразу.

Пожалуй, в этот раз и ещё двумя годами ранее, тоже в Штатах, где неделями не слышал русского слова и под душем пел русские блатные песни, чтобы не забыть родную речь, я глубже всего погружался в английский язык.

В последние годы практики у меня поменьше, многое стал забывать, но тот ещё, университетский несгораемый запас не превратился в пепел.

Без тени кокетства признаю, что не обладаю особыми способностями к языкам – тем более такими, как у Петрова. Исключительные дарования мне, наверное, отчасти заменил живой неподдельный интерес к иностранному языку и любовь к русскому. Это я к тому, что изучение зарубежных наречий – вовсе не элитарное занятие, как может показаться, а вполне себе демократичное.

Сейчас знанием английского никого не удивишь, потому что мотиваций хоть отбавляй: работа в иностранных компаниях, учёба за границей, необходимость осваивать компьютер, путешествия, перспектива заморского брака и т.д. И в новом тысячелетии меня уже не спрашивают за бугром, откуда English. Полагаю, что скоро знать лишь один иностранный язык будет считаться (если уже не считается) в известной мере знаком отсталости.

Так что для чистоты эксперимента подопытный Петрову попался правильный – типичный представитель интеллигенции, со средним уровнем владения одним иностранным языком, не самый продвинутый, но и не самый тупой. Сразу уточню: Дмитрий принимает на свои курсы и тех, кто не знает никакого языка (кроме родного, разумеется). Как говорит он сам, «любой человек изначально полиглот». А мой английский нам нужен исключительно для того, чтобы, повторюсь, сравнить, как пойдёт итальянский – легче или тяжелее, быстрее или медленнее.

 

 

День первый, суббота

 

 

Вечер. Мы сидим за низким столиком в моей уютной квартирке. У Петрова на коленях заснула кошка Малёха. Поглаживая её, он начинает:

- До того, как будут произнесены первые слова на итальянском, мы начнём с тобой с лёгкой медитации. Во-первых, даже сгорая от страсти к изучению итальянского языка, ты не сможешь сразу выкинуть из головы все свои другие мысли, заботы, проблемы. Тебе надо, во-первых, добиться лёгкой релаксации, то есть сделать своё сознание и подсознание более прозрачным и восприимчивым.

- Это ты у нас мастер восточных единоборств и умеешь медитировать, -отвечаю ему. - А я обычно достигаю лёгкой релаксации старинным дедовским способом: выпил – и никаких проблем. Да и сам ты, кстати, журналу «Медведь» вот что говорил – я специально отложил, цитирую: «Выпивка, несомненно, способствует. Целое поколение студентов иняза начинало говорить именно по пьянке! Люди приходили в пивную и после второй раскрепощались и начинали говорить друг с другом на языках, которые изучали. Нужна встряска, нужен альтернативный взгляд на реальность!» Тем более у нас с собой было… Ну что, посмотрим на реальность альтернативно?

Против таких железных аргументов Петров не нашёлся что возразить, и мы, благословясь по первой, продолжили.

- Теперь ты должен открыть себя для ассоциаций с итальянским языком. Что он есть для тебя? Это то, что абсолютно невозможно передать ни в каком учебнике. То, что не может быть усреднённым. Потому что у каждого свой ключ к итальянскому, как и любому другому языку. Для кого-то это пицца, для других – Челентано, для третьих – Колизей и т.д. Сразу должен быть создан определённый бэкграунд, фон, среда, поле, волна. И вот после того, как ты стал посреди этого поля и настроился на эту волну, пошли слова и структуры. Помнишь мой любимый принцип «волна - частица»? Вот она – волна, и на ней вспыхивают частицы.

- Uno momento! – блеснув примитивной осведомлённостью в итальянском, я поднялся с кресла и начал создавать атмосферу. Первым делом поставил негромко «Времена года» Вивальди, затем разъял на страницы календарь с итальянскими видами и развешал их на стенах. Из соседней комнаты принёс несколько альбомов с шедеврами Кватроченто и расставил развёрнутыми на полках. На самое видное место определил автопортрет Рафаэля: при виде оригинала этой совсем небольшой картины в галерее Уффици во Флоренции у меня встал комок в горле.

(При погружении в новую языковую среду Петров страстно рекомендует в качестве акваланга недублированные фильмы.Уже после его отъезда мне повезло добыть шедевр Паоло Пазолини «Il Evangelo di Matteo» («Евангелие от Матфея») на итальянском с субтитрами на английском. Режиссёру, конечно, повезло со сценаристом: простые слова выстроены в Божественной последовательности. И итальянский текст, смысл которого давно мне знаком на русском и английском, втекал в уши почти беспрепятственно для понимания).

Оборудовав в зале маленькую Италию, я снова уселся слушать своего гуру. И тут он неожиданно заявил:

- Хочешь меньше чем за минуту узнать несколько тысяч итальянских слов?

Я недоверчиво покосился на него: вроде ещё толком и не пили…

- Всё очень просто, - успокоил Петров. – Достаточно в русских словах, оканчивающихся на «ция», заменить эту «ция» на «zione»: revoluzione, emozione, illustrazione, vibrazione, cassazione и т.д.

Я обалдел: только начали заниматься – а уже знаю тысячи новых слов. И заметно приободрился.

- Это называется «инъекция оптимизма», - подтвердил Дмитрий мои ощущения. И продолжил: - Научиться говорить просто, примитивно, но достаточно свободно, на изрядное количество тем, можно, обладая запасом не более 300-400 слов. Из которых 50-60 – самые употребительные глаголы, а также союзы и местоимения, предлоги, вопросительные и служебные слова.

- Так глаголы – самая важная часть речи?

- Да, так как они отражают действие. То, что я перечислил, и составляет стержень языка, на который нанизывается всё остальное. С самого начала необходимо довести до автоматизма следующие вещи. Во-первых, структуру глагола. Мы берём верхние по рейтингу частотности 50-60 глаголов, которые, как правило, в любом языке охватывают до 90 процентов случаев их использования. Обычно самые употребительные – это неправильные глаголы. Из них самые важные - быть, иметь, делать. По-итальянски: essere, avere, fare.. Эти три глагола, кроме того, что имеют свой собственный смысл и значение, играют роль вспомогательных глаголов для целого ряда грамматических конструкций, и с ними связано огромное количество словосочетаний. И мы первым делом учим спряжения этих глаголов.

- Давай-ка я для себя таблицу их спряжения нарисую.

- Обязательно. Когда к визуальной и слуховой добавляется моторная память – то есть когда ты пишешь на языке самостоятельно, это улучшает усвоение в восемь раз. Только сразу в эту табличку добавь спряжение правильного глагола parlare (говорить) и собственные местоимения.

В этой главке я совсем не хочу превращать эмоциональный репортаж в методическое пособие с таблицами, но без этой, единственной таблички не обойтись: в спряжениях неправильных глаголов – корень множества языков.

Она получилась вот такой:

 

 

Essere

быть

Avere

иметь

Fare

делать

Parlare

говорить

Io (я)

sono

ho

faccio

parlo

tu (ты)

sei

hai

fai

parli

lui (он)

e

ha

fa

parla

lei (она)

e

ha

fa

parla

noi (мы)

siamo

abbiamo

facciamo

parliamo

voi (вы)

siete

avete

fate

parlate

loro (они)

sono

hanno

fanno

parlano

 

- Теперь возьмём структуру правильного глагола, - учит Петров. – Запомни для примера несколько штук (по ходу курса мы будем их активно добирать): parlare – говорить, cantare – петь, mangiare – есть, lavorare – работать, scrivere – писать, ricordare – запоминать.

- Погоди, попробую зафиксировать их с помощью ассоциаций. Так, parlare сразу вызывает «парламент», место для болтовни. Cantare – понятно: кантата, канцона, бельканто. Lavorare – похоже на английское labour (работа, труд). Ну, mangiare – то же, что французское «манжэ»: же не манж па сис жур, это все русские знают. О scrivere мне напомнят скрижали, да и по-английски script – почерк, сценарий. Ricordare – ага, вот на диктофоне кнопка record, запись в память. Поехали дальше.

- Поговорим о временах, - предлагает Дмитрий. – В итальянском языке настоящее время в разговорной речи с помощью контекста выражает время будущее. А самое распространённое из прошедших времён, наиболее часто используемое в устной речи, - это то, которое образуется с помощью вспомогательного глагола avere (и для нескольких глаголов - essere) и формы причастия: от parlare – parlato, от cantare – cantato, от mangiare – mangiato и т.д. У некоторых глаголов причастие надо запомнить, оно образуется не по правилу, например, scrivere – scritto. Попробуй с помощью таблицы составить фразы с разными глаголами и местоимениями.

- Так, io ho parlato – я говорил. Tu hai cantato – тыпел. Lui (lei) ha mangiato – он (она) eл(а), noi abbiamo lavorato - мывкалывали, voi avete scritto - вынаписали, loro anno ricordato – онизапомнили.

- Усвоил? Ты должен сразу понять, что происходит с глаголом.

- Что теперь?

- К структуре глагола, которая является базовой, самой главной и, как правило, самой трудной, но первичной схемой, мы добавляем следующие группы слов. Это система местоимений. Личные ты уже занёс в таблицу, запиши теперь притяжательные: mio – мой, tuo – твой, vostro – ваш, nostro – наш.

- Ну как же, cosa nostra!

- В переводе - всего лишь «наше дело». Дальше - самые употребительные предлоги и союзы: e – и, in – в, a, di – направление движения, con – c, senza – без. И вопросительные слова: che? – что, какой? chi? – кто? dove? – где, куда? quando? – когда? quanto? – сколько? perche? – почему, зачем? come? – как? questo? – это? С помощью глаголов, местоимений, союзов и вопросительных слов мы сможем составлять комбинации самых важных, базовых формул. Только это нужно как можно быстрее довести до автоматизма.

- А если не получится – до автоматизма?

- Получится. Метафора такая: представь себе, что мы идём с тобой по улице и разговариваем о чём-то, но по ходу беседы должны ещё соображать, какая нога должна сначала пойти – левая или правая. Через две минуты нас переклинит. То есть ноги должны сами думать об очерёдности шагов. Соответственно, вот эти базовые конструкции должны работать на уровне спортивного автоматизма.

Прелесть здесь заключается в том, что десятка самых употребительных глаголов плюс предлоги, местоимения и вопросительные слова достаточно, чтобы на этих 40-50 словах получить до 5-8 тысяч комбинаций! А выучить полсотни слов – это не проблема, тут не нужно феноменальной памяти.

То есть первым делом должен включиться механизм геометрической прогрессии: когда ты, добавляя несколько слов, не просто расширяешь свой лексический багаж на несколько единиц, а сразу увеличиваешь количество возможных комбинаций ещё на один порядок.

С этого момента мы фактически получаем возможность уже строить предложения. Когда мы знаем, например, спряжения глагола sapere (знать), можем строить развернутые во времени словосочетания, сложносочинённые и сложноподчинённые. Попробуй.

- Ладно. Только ты сильно не ругайся, если буду ошибаться.

- Мы абсолютно либерально и толерантно, как истинные демократы, относимся к ошибкам. Переведи фразу «Я знаю, почему ты делаешь это».

- Э-э. Io so perche tu fai questo.

- Bene. Хорошо.

- Слушай, ещё часа не прошло, а мы уже так продвинулись!

- Базовые формулы мы и должны были выучить в течение одного часа: это входит в план моего курса.

Постоянно спотыкаясь, я продолжал составлять простейшие предложения – пока без существительных. Конечно, Дима поправлял меня, чтобы ошибка не цементировалась в памяти, но деликатно, никогда не прерывая, давая закончить фразу, и делал это так, что нужные слова выплывали у меня будто сами. Бывают врачи, которые ставят уколы так безболезненно, что их не замечаешь. А на меня стало накатывать чувство огромного облегчения и освобождения. И - щенячья радость, что можно лепить ошибки одна на другую, оставаясь безнаказанным.

Всю мою сознательную жизнь в многочисленных редакциях я был орфоэпическим тираном и грамматическим деспотом - поскольку отдельные коллеги с упорством, достойным лучшего применения, звОнили, лОжили и говорили квАртал. И приходилось особо грамотным вывешивать на стене все спряжения глагола класть. А звОнящим талдычить, что в слове не должно быть вони. Сколько сотрудников выли от моей публицейской грамотности, сколько я собственных нервов извёл! Находились даже наглые плюралисты, которые настаивали, что квАртал надо говорить, когда речь идёт о части города, а квартАл - если слово употребляется в значении «четвёртая часть года». С такими я принципиально бился об заклад. Немало водки выиграл я на этих пари, да толку – как квакали, звОнили и лОжили в прошлом веке, так это делают и сейчас.

А тут вдруг у самого - праздник непослушания правилам и сплошные ошибки! Я чувствовал себя ребёнком, делающим первые шаги. Но когда падал, то не плакал, а смеялся.

Поделился ощущениями с Дмитрием.

- Скажу больше, - заметил мудрый гуру. - Если взрослые начнут убедительно внушать ребёнку, что он ходит неправильно, у него просто может пропасть желание пытаться ходить дальше. Вот в чём беда. Здесь примерно та же ситуация. Ходи – падай. Ходи – ещё больше падай! Но ещё больше ходи! И не заметишь, как побежишь.

На волне быстрого успеха я стал требовательным.

- Когда же мы будем учить существительные? – спросил я Петрова тоном Паниковского, пристающего к Бендеру: «Когда же мы будем делить наши деньги?»

- А по ходу всего процесса.

После этого он предложил, не заботясь уже о базовых конструкциях, которые мы довели до автоматизма, развивать темы. И для начала взять самые элементарные – то, о чём люди говорят чаще всего: о себе, о семье, о своих интересах, о работе.

- Mi chiamo Vadim – меня зовут Вадим, - старательно складывал я кубики-слова в предложения, не веря, что мелодия языка, казавшаяся прежде недоступной, льётся из меня. Из меня! - Io sono giornalistа – я журналист. Io lavoro in un giornale – я работаю в газете.

В тот первый день мы ещё выучили счёт, а в самом конце - шлягер Тото Кутуньо:

 

Lasciate mi cantare

Con la chitarra in mano,

Lasciate mi cantare

Unа canzone piano, piano.

Lasciate mi cantare

Perche ne sono fiero,

Io sono italiano,

Un italiano vero.

 

Позвольте мне спеть

С гитарой в руке,

Позвольте мне спеть

Одну песню, тихо-тихо.

Позвольте мне спеть,

Потому что

Я итальянец,

Настоящий итальянец.

 

 

С этой песней проблем не было – усвоил быстро: с плейбоем Кутуньо, ныне престарелым, можно сказать, молодость прошла, да и теперь он частенько в Казахстан прилетает с концертами: здесь его ещё помнят.

 

 

День второй, воскресенье

 

 

В этот день я надумал расширить методику Петрова. Он ведь говорил: язык должен входить через глаза, уши и сердце. А я решил – ещё и через рот. То есть – через вкусовые рецепторы. Закупил на ужин вино Chianti, сыр Mozzarella, итальянскую pasta. Дима рацпредложение оценил. В качестве музыкального фона я поставил диск раннего, середины 1960-х, Челентано. Даже мне, на втором дне освоения итальянского, уже многое было понятно.

Если б вы знали, какая это по содержанию попса – российская отдыхает! Под итальянское вино, закуску и музыку дело пошло еще более споро.

На этом уроке добавили прилагательные, то есть описание качества, с их системой сравнения: bello (красивый) – piu bello (красивее) и т.д.

Далее взяли список самых употребительных по принципу частотности прилагательных: их десятка три. Например, названия цветов:

сolore – цвет (это элементарно, по-английски будет colour),

bianco – белый (ну, тут что ж запоминать, или я martini bianco не пил?),

rosso – красный, nero – чёрный (rossoneri – так же называют игроков «Милана» из-за красно-чёрной формы),

azzurro – синий (ага, вот тебе и squadra azzurra, сборная Италии, играющая с синих цветах),

verde – зелёный (в Уффици видел картину Боттичелли «Primavera» - «Весна»),

giallo – жёлтый (зацеплю как «жало», осы с пчёлами тоже ведь жёлтые), grigio – серый (почти английское grey),

marrone – коричневый (красивое слово, чем-то на говно похоже, таким мы его и запомним).

Затем - качества, которые лучше всего запоминаются парным образом:

bello (хороший) – cattivo (плохой): cattivo запомню по созвучию с «гад», grande (большой) – piccolo (маленький): в банках маленькие огурчики продаются, пикули называются,

lungo (длинный) – corto (короткий): эта пара созвучна английской long - short,

alto (высокий) – basso (низкий): в английском altitude – высота, а бас – низкий голос,

intelligente (умный) – stupido (глупый): здесь и запоминать нечего.

- Ну вот, - подбадривает меня Петров, - теперь с помощью прилагательных ты уже можешь описывать – человека хотя бы. Попробуй сказать: «У меня есть высокий, красивый и умный друг, который хорошо работает и зарабатывает много денег».

- Это ты, что ли, высокий умный друг?

- Допустим… Мы же условились говорить о том, что знаем.

- …А зарабатывать мог бы и больше.

- Ладно, прикольщик, переводи давай.

- Много буков – не осилю.

- Осилишь – я помогу.

С запинками и подсказками, потея и кряхтя, я выдал своё самое длинное на текущий момент итальянское предложение:

– Mio amico e alto, bello, intelligente, lavora bene e guadagna molti soldi.

Параллельно мы расширили список глаголов, не ограничиваясь базовыми, которые выучили в первый день, и снова следуя парному принципу:

dare (давать) – prendere (брать),

venire (приходить) – andare (уходить),

leggere (читать) – scrivere (писать)

mangiare (есть) – bere (пить).

Последний глагол я проспрягал отдельно и с чувством. А Петров не уставал повторять:

- Все темы, которые ты берёшь, - обязательно раскрывай на собственном опыте. Потому что свой опыт порождает свой образ. Когда ты говоришь о своей работе или семье, то должен, прежде всего, видеть лица этих людей, во что они одеты, интерьер помещения, - а не зацикливаться на том, как скомбинировать это предложение. То есть максимальный отход от слов - к образу.

С этого дня мы начали попытки связных историй: не просто, кто я такой и где работаю, - а куда, например, съездил в отпуск и что там увидел.

Завершили сеанс – по уже нарождающейся традиции – ещё одной песенкой, «O sole mio!» Здесь уже было посложнее, чем с Кутуньо: песня написана на неаполитанском диалекте, который настолько отличается от литературного итальянского, что жители других апеннинских провинций часто не могут понять неаполитанскую речь. Зато мелодия мне знакома с детства.

 

Que bella cosa:

‘na iornata i’ sole,

l’aria serena

dopo ‘na tempestа,

per l’aria fresca.

Pare gia ‘na festa.

Que bella cosa

‘na iornata i’ sole.

Припев.

Ma n‘atu sole,

Piu bello, oime!

O sole mio!

Sta n’fronte a te!

O sole, o sole mio!

Sta n’fronte a te!

Sta n’fronte a te!

 

Как прекрасно:

Солнечный день,

И воздух спокоен

После грозы,

Потому что он свеж.

Кажется, что уже праздник.

Как прекрасно, что такой

Солнечный день.

Припев.

Но есть и солнце

Гораздо краше.

О, мое солнце!

Явись же мне!

О солнце, о мое солнце!

Явись же мне!

Явись, явись!

 

Преисполнившись восторгом познания: Io parlo italiano! Io canto italiano! (Я говорю и пою на итальянском!), - я орал эту неаполитанскую песню на всю квартиру не хуже Зайца из мультфильма «Ну, погоди!» При этом в мыслях перенёсся на набережную Неаполя, на которой действительно стоял в октябре 2006-го. С неё открывался чудесный неохватный вид. Справа – в морской дымке синел остров Капри, где Владимир Ильич некогда пропивал партийную кассу с Алексеем Максимовичем. Слева – дышал легендами выдающийся в залив Castel del Ovo, Замок Яйца. Прямо по курсу – извергал облака Везувий.

Мой восторг с лихвой компенсировал отсутствие музыкального слуха и голоса. Но Петрова, обладающего и тем, и другим, это не смущало: он довольно покашливал, потягивая сигаретку.

 

 

День третий, понедельник

 

 

Началась рабочая неделя. С самого утра я, естественно, не мог говорить ни на каком другом языке, кроме итальянского. Поначалу коллеги решили, что просто прикалываюсь на манер Фарады и Абдулова в «Формуле любви»: santimento-alimento. Но когда я тут же переводил их вопросы на итальянский и отвечал им на этом же языке с переводом на русский - делали удивленные брови домиком. Правда, к концу дня достал уже всех своим итальянским. Однако благодаря моей выразительной мимике в редакции уже начали понимать отдельные фразы. А с особым воодущевлением приветствовали моё предложение: «Beviamo all’ italiano!» («Надо выпить за итальянский язык!»)

Давно я так не торопился с работы, как в тот день: дома меня ждали maestro, новые слова и новые горизонты итальянского. И я уже предвкушал, как открою дверь и первым делом спрошу Петрова: «Come stai?» («Как себя чувствуешь?»).

На третьем этапе начали изучать, как называет их Дима, слова-параметры. Скажем, принцип полноты, частичности и отрицания:

tutto (всё) – qualcosa (что-то) – niente (ничего),

sempre (всегда) – a volte (иногда) – mai (никогда).

Кроме этого, расширился круг тем – опять-таки тех, которые чаще всего используются: еда, одежда и т.д. Здесь, говорит Петров, мы исходим из принципа, что в каждой теме есть несколько слов, которые знать абсолютно важно. Возьмём тему еды. Вот слова, которые выучить необходимо:

aqua – вода (здесь просто: акваланг, аквариум, aqua vita – живая вода),

pane – хлеб (я запнулся, сходу не найдя аналогов в других языках; Петров помог: compania = com+pane (дословно: с хлебом), то есть группа людей, преломляющих хлеб),

carne – мясо (и опять Дима спешит на выручку: carnevale – практически «мясоед», праздник накануне Великого, или Пасхального, поста, примерно то же, что наша масленица; я закрыл глаза и представил Венецию, гондолы, Canale Grande, Дворец дожей – Palazzo Ducale, площадь Сан-Марко и маски, маски, маски),

pollo – курица (из ассоциаций в голове вертелась только загадочная «пулярка»; но так и есть: словарь Даля подтвердил, что пулярка – откормленная курица),

pesce – рыба (в латыни зодиакальный знак Рыбы – Pisces, да и наш пескарь, похоже, отсюда же, а не от песка),

latte – молоко (тут целый ряд: лактоза, компания Parmalat – молоко Пармы; а может, и оладьи, как знать),

cippola – лук (Чипполино это слово забыть не даст, да и украинская цибуля тоже),

zucchero – сахар (продукт и его звучание – международные, так что просто),

te – чай, caffe – кофе (элементарно, Ватсон!).

- А названия блюд учить не надо, - говорит Петров. - Бешбармак – он и в Африке бешбармак, пицца – и в Японии пицца.

- Значит, надо запомнить основные продукты, ингредиенты.

- Если ты повар, то тебе требуется знать больше, чем компьютерщику, из чего состоит еда. Поэтому в моём курсе и нет одного для всех словаря. Он всегда квантовый: оформляется только при контакте с конкретным человеком, который его осваивает. И это очень важное условие. Поэтому практически невозможно написать универсальный учебник: ведь он должен быть для…

- Для кого-то конкретного.

- Вот почему принцип здесь такой: каждый пишет свой учебник сам.

 

Ещё в третий день запомнили временн ы е понятия: времена года, месяцы. Расскажу, как закреплял в памяти дни недели.

lunedi – понедельник (ясно, как лунный день; аналогии в английском и немецком – Monday, Montag),

martedi – вторник (идёт от Марса),

mercoledi – cреда (а это Меркурий; по-французски среда - Mercredi),

giovedi – четверг (тут я долго чесал репу, пока жена Алла, разбирающаяся в астрологии, не подсказала: Юпитер; ну конечно: Quod licet Jovi non licet bovi – «что положено Юпитеру, не положено быку»),

venerdi – пятница (судя по всему - Венера),

sabato – суббота (от еврейского «шабат»; здесь «планетарная» тенденция вроде бы даёт сбой, но Алла настаивает, что это слово – от «Сатурн», в пользу её версии говорит английское Saturday),

domenica – воскресенье (в немецком и английском неделю логично завершает день Солнца, Sonntag, Monday; в итальянском же – день Господа (Anno Domini – лета Господня, или нашей эры), в русском - Воскресение. Впрочем, эти смыслы лежат рядом: Бог есть свет, и нет в нём никакой тьмы).

В рамках погружения в атмосферу Италии в понедельник я прихватил домой бутылку grappa, к которой проникся всей душой, когда с женой в Вероне под беспощадным ливнем мы вымокли до нитки, и только граппа спасла нас от тяжёлой простуды.

Фраза: «Ну что, доберём глаголов?» - к третьему дню превратилась у нас с Дмитрием в устойчивый тост. К полуночи мы натянулись граппой, как пиявки. И тут я вспомнил псевдонаучную фантазию, которая пришла мне в голову лет пять назад, когда ещё не был знаком с Петровым.

Сейчас компьютеры работают на кремниевых платах. Но уже появляются разработки, которые позволяют записывать информацию на органических молекулах. В принципе, вода и пища и так-то несут в себе некую информацию, которая в человеке оседает, но он ее не осознает. Тут речь о другом. Раз информация может быть запечатлена на органических носителях и всякая еда состоит сплошь из органических элементов, то почему бы их не объединить в информационную пищу и не создать питательно-познавательные продукты? Информация, конечно, поступает в мозг, а пища - в желудок. Но уж ради такой гениальной идеи можно и постараться, чтобы биты, попав со слюною в организм, уж как-нибудь через кровь достигли мозга. Представьте, какие открываются перспективы! Книжки не читать, в ящик не пялиться, в Интернете не блудить. Выпил стакан водки – считай, прочел “Войну и мир”. Закусил огурцом – освоил высшую математику. Утром пивком похмелился – и ты египтолог. Главное – чтобы не разорвало от переизбытка информации.

И вот эта хохма становилась реальностью. С каждым глотком я физически ощущал, что всасываю не только виноградную водку, но и новые слова, понятия, грани языка. И более того – логику итальянской орфоэпии и орфографии.

Всё забываю спросить у Петрова, а не поддаёт ли он со своими слушателями в процессе курса – для лучшего усвоения материала. Боюсь, что нет. Сам же он подчёркивает, что выпивать в процессе овладения языком – да, для некоторых является способствующим, но совершенно не обязательным условием.

В эндшпиле нашей третьей партии я сбивчиво, но более-менее связно рассказал Диме на итальянском о декабрьском восстании студентов в 1986 году в Алма-Ате, с которого, собственно, и начался развал Союза. А венчала процесс очередная песня, тоже неаполитанская - «Diccite ‘nciella»(«Скажите, девушки…»). Она не даётся до сих пор: там слишком сложный для меня вокал.

 

 

День четвёртый, вторник

 

 

Только в последний день Петров объяснил, наконец, что такое в итальянском языке артикли: uno, la, il. А то я уж было обрадовался, что их здесь совсем нет. В английском до сих пор иногда затрудняюсь, где «а» поставить, а где «the».

В четвёртый вечер мы повторили в миниатюре весь курс. Дима резюмировал это так:

- Мы должны убедиться, что после четырёх дней останется несгораемый запас. На этом можно и закончить изучение языка, но этот запас должен сохраниться в замороженном состоянии, а при попадании в среду он растворится, как бульон, и начнёт работать. А если будет интерес или необходимость продолжить изучение языка, то этот НЗ послужит фундаментом для того, чтобы переходить к работе с текстом, к письменному и литературному языку.

А в конце дня с напускным неудовольствием заметил:

- Ну, с тобой уже скучно. Какой ты начинающий? На все темы рассуждаешь. Теперь спокойно можешь писать в резюме: «итальянский разговорный». Окажешься во флорентийском или венецианском кабаке – не пропадешь, общий язык найдешь.

Замечу, что всё это время мы наговаривали книгу – на русском, естественно, а на итальянском общались только в паузах.

 

На следующий день Дима улетел. А я вспомнил его слова о необходимости мотивации к изучению языков. И подумал, что подобный курс – отличная прелюдия к турпоездке, роману с носительницей языка, деловому общению на нем, переходу на более сложный уровень его освоения. Мне же общаться на итальянском было не с кем. И я потихоньку свернул его в трубочку, как свиток, с уверенностью, что разверну, когда понадобится. Выученные слова, конечно, утекают, как песок сквозь пальцы, но тлеющий лексический костер я поддерживаю, ежедневно заглядывая в блокнот и бормоча про себя: «Io ricordo l’italiano» («Я помню итальянский»).

А вот какие выводы я сделал для себя после нашего стихийного курса. После четырёх вечеров обучения я говорил на итальянском примерно на том же уровне, что на английском – после шести лет школы. Чудо? Вот что по этому поводу считает сам Дмитрий Юрьевич: «Я часто слышу: за четыре дня на чужом языке заговорить – это чудо! А для меня чудо, что люди по десять лет язык учат – и ничего не знают».

И второй вывод. Существует расхожее мнение, что второй иностранный язык учится вдвое легче, чем первый. У меня же итальянский пошёл в десять, двадцать раз проще, нежели английский. Причин тому несколько.

Первая - у этих двух языков немало общих латинских корней, и я нередко угадывал слова самостоятельно. Когда однажды сказал «виче верса» («наоборот»), Дима сразу встрепенулся: «Откуда знаешь? Я ж тебя этому ещё не учил». А я объяснил, что просто произнёс по итальянским правилам фонетики английское «вайс вёрса» (vice versa, это выражение из латыни).

Во-вторых, итальянский гораздо проще английского. Он слышится почти так же, как и пишется. В нём куда короче список неправильных глаголов. Слова по большей части недлинные и лёгкие для произношения – не чета немецкому. И сама логика языка – ясная и красивая, как Флоренция после грозы, если смотреть на неё с пьяцетта Микеланджело. Вот и Петров уверяет, что итальянский – едва ли не самый доступный для изучения европейский язык. Наверное, не случайно он часто преподаёт его одновременно в паре с английским.

Ну и, конечно, главная причина моего успеха – методика Петрова, простая, как пожарные штаны, доступная, раскрепощающая человека, дающая ему чувство свободы и удовольствия, и поэтому-то максимально эффективная.

Не знаю, пригодится ли мне итальянский когда-нибудь. Дай Бог, чтобы так! Но если и не доведется, я благодарен Диме даже не столько за сам язык, сколько за ощущение, совершенно забытое с детства и которое он вернул: мне всё подвластно! Видимо, это и есть тот самый непередаваемый кайф, который помнят его ученики, в том числе и те, кто забыл язык напрочь.

 

 

Полный абзац

 

Как я учил иврит

 

 

Рассказывает Дмитрий Петров:

 

- Дело было так. Несколько лет назад я месяц провел в Тель-Авиве, по работе. Переводил с английского на русский и проводил тренинг по деловому английскому для русскоязычных. На это уходило два-три часа в день. В остальное время я учил иврит. С нуля. К тому моменту я изучал - подчёркиваю, не знал, а именно изучал - порядка 30 языков. То есть не могу сказать, что на всех бегло говорю, но в структуре ориентируюсь. И вот я стал учить новый язык, используя наработанный опыт. Конечно, я обзавёлся разговорниками и учебниками - куда ж без этого. Много расспрашивал знакомых, носителей языка. Выучил основные глаголы, какие у них бывают времена, вообще составил свой базовый, наработанный на предыдущих языках словарь. Я пытался уловить алгоритм этого языка, выучить как бы таблицу умножения, если сравнивать с математикой, - или гаммы, если с музыкой. Понять, в чем его суть, чем он отличается от других. После чего стал выходить в люди. Потому что грамматика и слова - это далеко не все. Есть люди, которые наизусть знают словарь, а говорить не могут. И есть другие люди - которые знают пару сотен слов, но могут ими выразить все. Вплоть до метафизических понятий. Я старался вникнуть, в чём же фишка этого языка, в чём его цимес, что его отличает от других, на что он похож и чем. Я старался это прочувствовать на уровне спинного мозга. Для этого я за исключением трех часов работы всё остальное время говорил только на иврите. Когда у меня плохо получалось и люди пытались мне помочь, переходя на английский или русский, я делал вид, что этих двух языков не знаю, притворялся, что я венгр. Если б попался венгероговорящий - не проблема, я ж ответить могу по-мадьярски. В общем, только иврит. Это было довольно мучительно. Но через два или три дня, как обычно в таких случаях, произошел прорыв. Значит, график такой: две недели мне понадобилось на подготовку к прыжку, на копание в учебниках, а потом я сделал прыжок. И дальше я уже худо-бедно умел общаться. К концу своего месячного пребывания в стране я достаточно прилично говорил на иврите. Ну, не профессионально - но я мог, пусть примитивно и коряво, поговорить даже о философии. Я, конечно, не могу назвать этот язык рабочим, более того - сейчас я на нём и двух слов не свяжу. Но если мне скажут, что через три дня надо ехать в Израиль, то через эти 3 дня язык будет на том же уровне, что тогда.

 

Глава 10.

 

Английский - это просто!

 

 

Ниже – попытка передать в письменной форме содержание первой части психолингвистического курса английского языка Дмитрия Петрова, который проводится, разумеется, устно, в интерактивном режиме.

1. Осознание и описание окружающего нас мира начинается с трёх основополагающих категорий: "я есть", "я имею" и "я делаю". Именно поэтому в большинстве языков эти глаголы наиболее употребительны. Кроме передачи своего основного значения, они используются как вспомогательные глаголы для образования различных временных форм и словосочетаний.

быть - to be иметь - to have делать - to do

я есть - I am

я имею - I have

я делаю - I do

мы есть - we are

мы имеем - we have

мы делаем - we do

вы есть - you are

вы имеете - you have

вы делаете - you do

они есть - they are

они имеют - they have

они делают - they do

он есть - he is

он имеет - he has

он делает - he does

она есть - she is

она имеет - she has

она делает - she does

это есть - it is

это имеет - it has

это делает - it does

Чтобы что-то узнать, надо задавать вопросы. Поэтому освоим главные вопросительные слова:

кто? - who?

что? какой? - what?

где? куда? - where?

когда? - when?

почему? зачем? - why?

как? - how?

Добавим ещё четыре слова: here - здесь, сюда; there - там, туда; well - хорошо, в порядке; и hello (hi!) - привет, здравствуйте.

Итого у нас 20 слов, но как много мы уже можем сказать!

Кто ты?

Кто там?

Кто они?

Я -?(имя)

Что это?

Мы делаем это там.

Привет, как дела? (Как ты?)

У кого это есть?

Как у неё дела?

Она здесь.

Кто делает это?

Почему они там?

У них это есть.

Кто это?

Почему вы здесь?

Это здесь.

Они там?

Это -?(имя)

Где они?

Как они?

2. Местоимения в косвенных формах и предлоги:

I - me (мне, меня и т.д.)

to - к, в (направление)

you - you

from - от, из

we - us

with - с

they - them

without - без

he - him

for - для

she - her

about - o, обо

it - it

in - в

Несколько следующих по важности глаголов:

to go - идти, ходить, ехать

to want - хотеть

to speak - разговаривать

to know - знать

to see - видеть

to hear - слышать

can - могу, можешь

(I, you, we, they want, he, she, it wants)

That - это соединительное "что" (I know that - Я знаю, что…)

Ещё 20 слов - и количество предложений, которые мы можем составить, возрастает на порядок:

Я вижу тебя.

Ты слышишь меня.

Они говорят о нас.

Я хочу пойти туда.

Мы знаем их.

Она хочет поговорить с тобой о нём.

Он хочет сделать это без нас.

Вы знаете об этом.

Я знаю об этом от них.

Я вижу, что ты хочешь поговорить со мной об этом.

Ты можешь сделать это без меня.

Они знают, кто может сделать это для них.

Она может пойти туда с ним.

Ты можешь сделать это для меня?

Кто хочет поехать туда с нами?

 

3. Чтобы что-то сказать или спросить о любом действии в будущем, настоящем или прошлом, посмотрим (с помощью единой схемы), какие формы принимает глагол.

Будущее время

Вопрос

Утверждение

Отрицание

Will I, you, we, they,

he, she want?

 

I, you, we, they, he,

She will want