Первым не маргинальным изданием, в котором я начал публиковать свои статьи, стала газета «Сегодня». Это была очень влиятельная общественно-политическая газета в то время, нечто вроде «Коммерсанта» или «Ведомостей». Принадлежала она Гусинскому. А рулил ей одиозный ныне Михаил Леонтьев. «Сегодня» славилась своим отделом культуры, которым руководил блестящий литературный критик Борис Кузьминский, в то время очень известный. Я обозревал современную музыку, что по тем временам было делом ещё не привычным, а классической занималась замечательная Юлия Бедерова. Потом Гусинский решил, что отдел культуры ему не нужен и ликвидировал его, так же, как потом Кремль ликвидировал самого Гусинского вместе с газетой.
«Сегодня» была газетой читаемой, и мои статьи сразу были замечены. Со всех сторон ко мне стали обращаться и просить: «Сделайте нам так же!». Так что писал я для разных изданий, включая «Матадор», который издавал Константин Эрнст, и, конечно, «Птюч», когда он появился. С главными людьми «Птюча» я дружил (и дружу до сих пор), а сотрудничал активно только первый год, пока не начался «ОМ», который стал забирать всё моё время и энергию. Их начало было эффектным, невероятно вдохновляющим и интересным. Очень запомнилось, как — поскольку я был их почетным подписчиком и членом клуба — ко мне в мою тогдашнюю хрущёвку на Октябрьском поле очередной номер привозил курьер в специальной шапочке с огромным клювом и мешком маленьких презентов. Журнал был огромного размера с нечитабельной авангардистской версткой, сплошное произведение искусства, артефакт. Их ещё будут на выставках выставлять и научные работы по нему писать, — впрочем, это уже и происходит.
2015, на Винил Гараж крыше
Именно тогда, в «Коммерсанте», в таких журналах, как «Птюч» и «ОМ», ковалась новая журналистика. Наверное, с точки зрения старых «известинских» профессионалов она была смешная и неуклюжая, сводящая их с ума, ведь для них мы были полными дилетантами. Наверное, сейчас я так же непонимающе смотрю на новую сетевую журналистику. А тогда мы умели и знали то, чего не было и не могло быть у старых советских журналистов при всём их профессионализме.
Я запомнил один показательный случай. Прихожу я как-то к их главному редактору, Игорю Шулинскому с большой статьей про «Coil». В ней я в том числе рассуждаю о магии места, которая их волновала при создании альбома «Horse Rotorvator». И привожу пример из практики Андрея Тарковского, когда он снимал «Жертвоприношение» в Швеции, то искал сцену для изображения конца света. Выбрал определенное место — мост в центре Стокгольма. Этот мост очень трудно было перекрыть, но он настоял, сказав, что будет снимать только там. Ему всё-таки разрешили, он провел съемки, а спустя некоторое время на этом мосту был застрелен премьер-министр Швеции Улоф Пальме. Прочитав, Шулинский мне говорит: «Андрей, прекрасная статья, я хотел бы сделать только одно: «Тарковского убрать вообще». Я понял, что он имеет в виду: Тарковский – это старая культура советской интеллигенции, а тут создавалась новая, идеологически Тарковский оказался чужд этому. Для меня же, поскольку я был старше, Тарковский очень много значил, ещё в 1979-м году я ходил на премьеру «Сталкера» и получил колоссальное впечатление. Он для меня очень важная фигура, это один из тех режиссёров, фильмы которого вошли в моё ДНК, стали неким импринтингом, впечатанным в основу моей личности. То есть, я могу сказать, что Тарковский есть во мне, так же, как, скажем, Дэвид Боуи.
Помню потрясающее открытие «Птюча». Они сняли для этого станцию метро «Красные Ворота», — можно сегодня себе такое представить? Станция была закрыта на вход и поезда просто проезжали мимо. Ты входил в метро и уже перед эскалаторами тебя встречали девушки с шампанским, а там внизу ты уже видел, что называется, «всю Москву». Были времена, когда на ключевых событиях – светских тусовках, значительных концертах, ты и правда мог увидеть всю контркультурную Москву, потому что, как говорил художник Сергей Шерстюк: «В Москве живет двести человек, и из них половину я знаю лично». То же самое было двумя годами раньше на эпохальном концерте Марка Алмонда в театре Эстрады, идеальном месте для этого артиста. Что же касается «Птюча», да и любых других вдохновенных, артовых проектов, изданий и затей — всё это слишком прекрасно, чтобы выжить. Рано или поздно суровая и скучная коммерческая реальность берёт своё.
