Из письма к Р. К. Таманцевой

 

15/VII 1926 г.

15 июля 1926

Дарьино

...Из вопросов, которые приходят в голову, следующие:

1) Дали ли Булгакову аванс (1000 р.), я дал ему обещание. А свои обещания я держу во что бы то ни стало ¹. Поэтому, если Дмитрий Иванович ² захочет меня в этом корректировать, мы можем с ним жестоко поссориться, тем более что я ему еще не простил того унижения и глупого положения, в которое я попал из-за него перед начальством.

2) Лидину (литератор) заказано написание "Хижины дяди Тома" ³. Давным-давно надо было ему дать 400 р. Перед отъездом я узнал, что этого не было сделано. Сделать немедленно, так как с самых первых дней сезона пойдет речь об усиленной работе над пьесой. Она мне очень нужна для Малой сцены, а может быть, и на смену "Синей птицы". С этой пьесой меня тянут вот уже больше года. Если бы наши не были такими лавочниками и не скупились там, где надо быть широким, а скупились там, где зря тратят 40 000, то теперь у нас эта постановка была бы уже готова вместо водевилей⁴. Но главное -- это непонимание режиссерской психологии. Мне страшно хотелось ставить эту пьесу. Как не хотелось со времен "Синей птицы". В прошлом году оттянули, и охота почти прошла. Если и в этом году будет то же, то я уже не смогу больше ею заниматься и пусть ставит кто-нибудь другой, я отказываюсь.

3) Напомните мне при свидании у нас в Дарьине передать рукопись Петрова Н. В. -- переведенный им водевиль ⁵.

4)Еще напомните Дмитрию Ивановичу, что Симов мне очень нужен. Случилось то, что я предсказывал. Он -- конструктор, а Дмитрий Иванович захотел из него делать второго Гудкова. Старик не выдержал и расхворался. Теперь его собираются выпирать. Но я не согласен ⁶.

5) Как Раевская, Соколовская и наши старики? Не обидели ли их?

До скорого свидания.

К. Станиславский

 

Н. А. Семашко

 

4/VIII 926

4 августа 1926

Дарьино

Дорогой и глубокоуважаемый Николай Александрович!

Сообщение с Москвой из того места, где я провожу лето, не налажено. Поэтому я не в курсе последних событий в студии. Но ведь и не они, а самый факт решения Правительства: передать нам Дмитровский театр -- руководит мною теперь, когда я пишу Вам это письмо.

Я знаю, что решение Совнаркома состоялось главным образом под Вашим давлением ¹. Этот факт еще раз подтверждает Ваше совершенно исключительное отношение к нуждам искусства, театра, артистов и, в частности, ко мне и к Оперной студии.

Я хватаюсь за представляющийся мне случай, чтоб сказать Вам, в качестве одного из старейших русских артистов, что все мы, и тем более я и моя студия,-- бесконечно ценим Ваши исключительные отзывчивость, доступность, доброту, любовь, бережную и культурную заботу об искусстве, которое еще не вышло из трудной полосы и кризиса, угрожающего дальнейшей жизни русского театра.

Мне хочется сказать еще, придираясь к выпавшему случаю, что мы нередко болеем душой, когда видим, как некоторые из членов нашей артистической семьи злоупотребляют Вашим отношением к театру ради личных дел ², а не ради идейных и общественных задач театра.

Нам хочется однажды и навсегда отмежеваться от этих людей. Хочется, чтобы Вы почувствовали, что обращения к Вам руководят нами лишь в исключительных случаях, когда того требуют высшие запросы искусства. Несколько недель тому назад я был в Дмитровском театре и подробно осматривал его. В будущем он представляет огромные возможности. Там можно создать замечательный театр. Земли для стройки много. В настоящем виде самое больное место здания -- сцена и закулисы. Они находятся в таком виде, что даже американские театры после него кажутся благоустроенными. Ломаем голову, как выходить из положения, так как, пока дело не станет крепко на ноги, нельзя расходовать деньги на капитальный ремонт. Меня волнуют в ближайшем будущем два вопроса: первый -- здоровье нашей туберкулезной труппы и второе -- как пойдут дела в К. О. без Владимира Ивановича ³.

Наша студия еще не в состоянии художественно, а не халтурно заполнить все дни недели. Обдумывая нашу совместную жизнь двух коллективов и многие другие условия, я прихожу к заключению, что нам не обойтись без красного директора. Если в Художественном театре я энергично восставал против него, то в нашем деле я держусь обратного мнения.

Конечно, речь идет не о Колоскове, который дискредитирует свою должность. С ним и ему подобными дело заранее обречено на погибель. Но если б возможно было иметь красным директором такого милого и культурного человека, как Ф. К. Лехт (из Главнауки), казалось бы, это было полезно ⁴. При свидании разрешите поговорить на эту тему. А пока -- крепко жму Вашу руку, низко кланяюсь и прошу передать мое почтение Вашей супруге, дочке и семье от искренно преданного и благодарного

К. Станиславского